Почва для разногласий

Во второй половине 1880-х годов адвентизм седьмого дня столкнулся с новым кризисом идентичности. Нам будет легче проникнуть в суть проблемы, если мы признаем, что адвенти­стское вероучение состоит из двух категорий взаимосвязан­ных истин. Первая категория включает в себя те доктрины, которые сближают адвентистов с прочими христианами, а именно спасение по одной только благодати через веру, не­преходящее значение Библии и историческая роль Иисуса как Искупителя мира. Вторая категория включает отличительные основополагающие учения адвентизма, которые мы рассмат­ривали в 4-й главе.

Поскольку адвентизм девятнадцатого века существовал и основном в рамках христианской культуры, то адвентисты не стремились акцентировать внимание на учениях, которые они разделяли с другими христианами. В конце концов, зачем проповедовать спасающую благодать баптистам, если они и так в нее верят? Логичнее доносить до них отличительные ад­вентистские истины, дабы эти люди восприняли их и обрати­лись в адвентизм седьмого дня.

Сорок лет подобного благовестия привели к своеобразно­му размежеванию между адвентизмом и остальным христиан­ством. Поэтому Елене Уайт пришлось написать в связи с сес­сией Генеральной Конференции 1888 года (проводившейся в Миннеаполисе, шт. Миннесота), что адвентистам нужно проповедовать «евангельскую весть о Его благодати», дабы «мир не говорил более, что адвентисты седьмого дня все вре­мя толкуют о законе, но не учат и не верят в Христа» (Свиде­тельства для проповедников, с. 92). Короче говоря, к концу 1880-х годов адвентизм встал перед необходимостью внести поправки в свой богословский курс.

Запустили этот процесс два сравнительно молодых проповед­ника из Калифорнии — Алонсо Т. Джоунс и Эллет Дж. Ваггонер. Эти молодые люди стали известны благодаря своим уче­ниям о сущности десяти рогов из 7-й главы Книги Даниила и о природе закона в Послании к Галатам. Президент Генераль­ной Конференции Джордж Батлер и редактор Ревью энд Ге­ральд Урия Смит выступили решительно против их богослов­ского новаторства. Борьба, начавшаяся в середине 1880-х го­дов, достигла своей кульминации на сессии Генеральной Конференции в октябре 1888 года.

В долгосрочной перспективе эти заседания, как мы увидим далее, сказались не столько на выяснении сути закона в По­слании к Галатам или десяти рогов в пророчестве Даниила, сколько на внимании, которое адвентисты стали вновь уде­лять плану спасения. Ваггонер, по сути, воспользовался миннеаполисской кафедрой для того, чтобы выйти за узкие рамки «галатийского» вопроса и дать толкование праведности по вере во Христа в целом. Таким образом, тема, с которой он начал, стала поводом для более широкого обсуждения — чего изначально и не без оснований опасались Батлер и Смит.

Эти пожилые братья боялись, что новые акценты, которые пытались расставить Джоунс и Ваггонер, заглушат, а то и во­все разрушат отличительные доктрины адвентизма. Так что сессию Генеральной Конференции 1888 года нужно рассмат­ривать как кризис идентичности первого порядка. Вопрос: «Что есть адвентист в адвентизме?» оказался под угрозой со стороны вопроса: «Что есть христианин в адвентизме?» (Бо­лее широко в богословском смысле миннеаполисские дебаты освещены в моих книгах User-friendly Guide to the 1888 Message и Angry Saints: Tensions and Possibilities in the Adventist Struggle Over Righteousness by Faith.)

Прежде чем перейти к богословским тенденциям, происте­кающим из заседаний Генеральной Конференции в Миннеа­полисе, нам нужно понять, почему вопросы, поднятые Ваггонером и Джоунсом, были столь взрывоопасны. Основная при­чина заключалась в том, что адвентизм оказался в центре эсхатологического кризиса, не имевшего себе равных за всю его историю. С начала 1860-х годов Национальная ассоциа­ция реформ и другие группы стали усиленно работать над христианизацией Соединенных Штатов. Одна из основных задач, которые поставила перед собой эта ассоциация, со­стояла в том, чтобы защитить святость воскресного дня.

К началу 1880-х годов адвентистов стали рассматривать как препятствие на пути к этой цели. Конфликт выплеснулся на­ружу в 1882 году, когда местные калифорнийские власти аре­стовали У. Уайта (младшего сына Джеймса и Елены) за то, что издательство «Пасифик-Пресс» работало в воскресенье. Ме­жду 1885 и 1888 годами центр противостояния сместился в Арканзас и Теннесси, где правоохранительные органы неод­нократно брали под стражу адвентистов за осквернение вос­кресного дня.

21 мая 1888 года сенатор X. Блэр внес в Сенат Соединен­ных Штатов законопроект, провозглашавший «день Госпо­день» «днем религиозного поклонения». Законопроект Блэ­ра о государственном воскресном дне был первым подобного рода законом, попавшим на рассмотрение Конгресса, с тех пор как в Америке утвердилось адвентистское движение в 40-х годах девятнадцатого столетия.

Адвентисты седьмого дня увидели в этом «воскресном» законопроекте исполнение пророчеств. Им представлялось вполне очевидным, что вот уже близко, при дверях тот мо­мент, когда возникнет образ зверя из 13-й главы Открове­ния, нечестивые будут отмечены начертанием зверя и исто­рия мира сего подойдет к концу. У них не оставалось сомне­ний, что их 40-летняя проповедь, основанная на Книге Даниила и Откровении, вот-вот воплотится в жизнь. Памя­туя об этом, нетрудно понять, почему некоторые церковные руководители столь бурно отреагировали, когда в их среде появились люди, пытавшиеся пересмотреть некоторые ас­пекты принятых в Церкви толкований пророчеств и воззре­ний на закон. Подобные прения, рассуждали они, угрожают самой сущности адвентистской идентичности во время раз­горевшегося кризиса.

Миннеаполисская сессия Генеральной Конференции ока­залась одним из основных поворотных моментов в развитии вероучения адвентистов седьмого дня. Эти заседания привели к переменам в адвентистском богословии по крайне мере по четырем ключевым позициям: 1) были заново рассмотрены вопросы авторитета в решении тех или иных богословских и библейских проблем; 2) было достигнуто более полное пони­мание праведности по вере в ее связи с вестью третьего анге­ла; 3) был достигнут существенный прогресс в адвентистской позиции по вопросам о Троице, Божественной природе Хри­ста и личности Святого Духа; и 4) был изучен вопрос о чело­веческой природе Христа. Именно к этим ключевым позици­ям мы сейчас и обратимся.