Вести первого и второго ангелов

Миллер увязывал весть об очищении святилища из Дан. 8:14 и полночный крик из Мф. 25 с первым ангелом из Откр. 14:6, 7, который возвещал «громким голосом» и «вечное Евангелие», и весть о наступлении «часа суда Его». Миллер был уверен, что живет в то время, «когда Ангел, имеющий вечное Евангелие, летит посредине неба и Бог Духом Своим Святым завершает последнее великое дело на Земле» (Vermont Telegraph, Manuscript No. 8). Хотя сам он считал, что весть первого ангела символизировала «миссионеров и библии, рассылаемые во все части света, что началось около 1798 года» (Signs of the Times, July 1,1840, 50), его последова­тели стали рассматривать возвещение «часа суда Его» как судный день, когда Иисус вернется, чтобы совершить жатву из Откр. 14:14—20.

Таким образом, миллериты видели в «часе суда Его» при­шествие, а не суд, который ему предшествует. В результате они начали отождествлять «громкий голос» первого ангела с полночным криком и вестью об очищении святилища. Все эти три понятия указывали на одно и то же событие — Вто­рое пришествие Иисуса Христа на облаках небесных.

Вполне естественно, что, увязав весть первого ангела со своей собственной миссией, некоторые миллериты в конце концов задумались и о вести второго ангела из Откр. 14:8: «Пал, пал Вавилон, город великий, потому что он яростным вином блуда своего напоил все народы». Чтобы понять миллеритское толкование этого отрывка, нам необходимо по­смотреть на динамику отношений между миллеритами и при­верженцами господствовавших в то время постмилленаристских учений.

Оказавшись под сильным влиянием реставрационизма, превалировавшего в протестантской мысли начала девятна­дцатого века, Миллер проникся горячим желанием пропове­довать пришествие, предшествующее тысячелетнему царству, и тем самым восстановить библейское учение по этому вопро­су. Поначалу Миллер по наивности своей полагал, что как ду­ховенство, так и миряне с радостью примут его открытия, оз накомившись с библейскими свидетельствами. Этот первона­чальный энтузиазм, хоть и в несколько приглушенном виде, как будто начал себя оправдывать. На протяжении 1830-х го­дов все большее число церквей большинства протестантских деноминаций открывали свои двери для его проповеди. Едва ли Миллер осознавал, что почти все они интересовались не столько его «частным» учением о Втором пришествии, сколько его способностью привлекать новообращенных и та­ким образом пополнять церковное членство. Лишь спустя ка­кое-то время до него стало доходить, что его просто использу­ют для этой цели. Впрочем, сама суть его вести сделала это осознание так или иначе неизбежным.

Одно дело — проповедовать весть о 1843 годе, когда до него еще несколько лет, и совсем другое — когда срок уже почти на исходе. Весть Миллера, казавшаяся достаточно без­обидной в конце 1830-х годов, к 1843 году стала угрожать церквам развалом. По мере приближения «года конца» миллериты в своей проповеди стали более агрессивны, и многие церкви и их пасторы стали противодействовать их усилиям. Нельзя забывать, что миллеризм в те времена не был каким-то обособленным движением. Верующие в пришествие, предва­ряющее тысячелетнее царство, в подавляющем большинстве своем оставались членами различных протестантских церк­вей. При всем при этом миллериты верили, что Божьи требо­вания имеют приоритет над требованиями церковного сооб­щества. Поэтому у них росло ощущение, что рано или поздно им придется бросить вызов своим общинам, неверно пони­мающим Второе пришествие, и пасторам, не желающим дер­жаться ясно выраженного библейского учения.

Стоит ли удивляться, что подобная атмосфера способство­вала нагнетанию страстей. В результате с приближением «года конца» адвентистам-миллеритам стали запрещать говорить об их убеждениях в их собственных общинах. Если же они стояли на своем, их зачастую просто исключали из церковно­го членства. Кроме того, многие общины изгнали своих пас­торов, сочувствовавших миллеритам, и все большее и большее число церквей закрывали свои двери для адвентистских бого­служений. События быстро двигались к своей кульминации.

Именно в таком контексте Чарльз Фич, один из лидеров миллеритского движения, произнес в июле 1843 года пропо­ведь, ставшую одной из самых знаменитых миллеритских про­поведей. Построив ее на Откр. 18:1—5 и 14:8, он дал ей на­звание: «Выйди от нее, народ Мой». В этих отрывках из Кни­ги Откровение говорится о падении Вавилона и о том, что народу Божьему нужно будет бежать от растленной системы, которую он символизирует.

Вплоть до лета 1843 года миллериты обыкновенно (как и большинство прочих протестантов того времени) отождеств­ляли Вавилон с Римско-католической церковью. Фич пере­смотрел этот взгляд. Проведя знак равенства между Вавило­ном и антихристом, он пошел еще дальше и заявил, что «вся­кий, кто возражает против ЛИЧНОГО ЦАРСТВОВАНИЯ Иисуса Христа над миром на престоле Давидовом, есть АНТИХРИСТ». В эту категорию, по его мнению, входили как римокатолики, так и те протестанты, что отвергают уче­ние о Втором пришествии Христа, предваряющем начало ты­сячелетнего царства. Протестантские церкви пали — в том смысле, что они, подобно их католическим предшественни­кам, стали гонителями и отвергли библейскую истину («Come Out of Her», 9—11, 16).

Затем Фич провозгласил, что «выйти из Вавилона значит обратиться к истинному духовному учению о личном прише­ствии и царствовании Христа». Он считал, что оставаться христианином и одновременно отрицать истину о пришест­вии невозможно. Таким образом, заявил он, «если ты хри­стианин, выйди из Вавилона! Если ты хочешь оставаться хри­стианином, покуда явится Христос, выйди из Вавилона и не медли!.. Доверься Библии» (там же, с. 18, 19).

Прежде чем подвести своих слушателей к этому выводу, Фич заметил, что Книга Откровение учит: те, кто останется в Вавилоне, обязательно погибнут. Поэтому в своем заключи­тельном призыве он обратился к аудитории с такими словами: «Выйди из Вавилона или погибни... Никто из тех, кто оста­нется в Вавилоне, не будет спасен» (там же, с. 24).

Не все были довольны толкованием Фича. Хаймс и некото­рые другие видные лидеры не принимали его взгляды до конца лета 1844 года, а Миллер, считавший их вредными для мис­сии адвентистского движения, так никогда с этим толковани­ем и не согласился. С другой стороны, многие проповедники и простые верующие приняли его с большим энтузиазмом. Ведь им пришлось столкнуться с тем, что их выгнали из их церквей и запрещали говорить на людях о библейском уче­нии, которое занимало центральное место в их системе убеж­дений.

По сути дела Фич обеспечил своих сподвижников по адвен­тистскому движению богословским обоснованием для разме­жевания с существующими церквами. Трудно переоценить то влияние на адвентистское движение, которое оказал призыв Фича выйти из Вавилона. В конце 1843 — начале 1844 годов он стал одной из отличительных черт миллеризма. По некото­рым оценкам к октябрю 1844 года оставили свои церкви бо­лее 50 000 миллеритов (см. G. R. Knight. Millenial Fever and the End of the World, 157).