Записки о феномене невидимости

(письмо Кросби Бампусу)

Здравствуйте, Кросби, это опять я. Сначала я хотела передать вам эти записи как приложение к сопроводительному письму, потом подумывала добавить в виде приложения к книге. Однако Джон советует включить их в текст книги как отдельную главу. Но, может, это будет ошибкой? Боюсь, это повредит «ткани повествования» (как сказали бы вы). Однако Джон уверяет, что эти записи как раз очень важны для повествования, потому что многое объясняют. Что вы об этом думаете? Мы коротко обсудили это по телефону, но мне хотелось бы конкретного совета. Интуиция подсказывает мне, что в таких вещах Джон обычно оказывается прав.

Понятно, что самое интересное об Игреке – независимо от того, что он видел, делал (или говорил, что делал), – это его способность становиться невидимым. Если изучением этого случая займутся серьезные специалисты, самое большое внимание они уделят именно этому моменту. Лично мне так и не удалось полностью понять этот феномен, поскольку Игрек практически ничего не объяснял.

Напомню, что он настоял на своем праве определять правила игры и всего три раза соизволил объяснить, как ему удается становиться невидимым для окружающих, но, к сожалению, два из них не были записаны на магнитофон. После третьего разговора на эту тему он решительно заявил: «Больше никаких объяснений!» – и твердо выдержал свою линию, полностью игнорируя мой интерес к этому феномену, который казался мне ключом к его личности и занятиям.

Почему Игрек так упорно избегал разговоров на эту тему? Тысячу раз я задавала себе этот вопрос. Если верить его же объяснениям, то, главным образом, потому, что он платил мне за консультации (и, следовательно, был вправе сам определять темы наших разговоров). Еще он постоянно внушал мне, что я не обладаю необходимыми научными знаниями, чтобы понять суть его изобретения, а он не намерен тратить время на мое «просвещение». Сыграл свою роль и тот факт, что 9 мая он убедил меня в своей способности становиться невидимым – он считал, что больше я не должна ни о чем спрашивать, а просто признать существование этого феномена и двигаться дальше. Что я и сделала. Как часто бывает в отношениях между психотерапевтом и пациентом (и, пользуясь любимым словом Игрека), наше общение стало «самостоятельной реальностью» – что бы Игрек ни говорил, это считалось неоспоримой истиной. В какой‑то момент я перестала замечать странность наших с ним разговоров.

Но продолжала записывать любое упоминание Игрека о его ощущениях, когда он становился человеком‑невидимкой. Он говорил об этом мельком, обычно когда хотел сменить тему или объяснить, как он оказался в том или ином месте. Полностью его высказывания можно найти в отделе рукописей психологической библиотеки Техасского университета. Прошу иметь в виду, что нижеприводимые отрывки не имеют тематической связи и хронологической последовательности, так как записывались на протяжении всего нашего общения. Если у вас будут какие‑то соображения относительно введения их в книгу, пожалуйста, пришлите их мне по электронной почте или позвоните. Благодарю вас, В. В.

Относительно того, каково это – не видеть своего собственного тела. «Я довольно долго не мог к этому привыкнуть. Попробую объяснить. Представьте, что вы пытаетесь включить настольную лампу в совершенно темной спальне. Это трудно, и, естественно, вы думаете, что это из‑за того, что вы не видите лампу. Но это трудно еще и потому, что вы не видите свою руку – вы не можете определить свое местоположение относительно объекта, то есть лампы. Вы чувствуете свою руку и имеете представление о том, где стоит лампа. Но протягиваете руку к выключателю и… промахиваетесь. Когда я только начал осваивать костюм, я постоянно попадал в такие ситуации. Мне приходилось представлять в воображении свои руки и ноги, которых я не видел. Подниматься или спускаться по лестнице стало настоящим мучением. Даже теперь я не решаюсь взбежать хотя бы на один пролет. Это слишком опасно».

О самом костюме. «Через какое‑то время костюм начинает доставлять мне ужасные неприятности, поскольку я не люблю смывать крем. Чем больше слоев аэрозоля, тем сильнее и надежнее эффект невидимости – слои застывают и превращаются в некое подобие лака, который отлично отражает свет. Каждый раз, когда я стираю костюм, мне приходится практически заново покрывать его слоями аэрозоля. Но, естественно, в нем я отчаянно потею. Чтобы скрыть запах пота, я сбрызгиваю костюм изнутри специальным средством, которое разъедает мне кожу».

Об использовании его способности становиться невидимым на благо людей наподобие супергероя. «Это просто смешно. Мне это и в голову не приходило».

О неприятностях. Изредка случались мелкие неприятности. Человек же непредсказуем. Однажды недалеко от Хьюстона я попал в смешную и вместе с тем опасную ситуацию. Я наблюдал за весьма нервным пожилым человеком – он ни минуты не мог просидеть спокойно, постоянно ерзал и дергался, будто его донимали муравьи. Я сидел в уголке его гостиной, как вдруг он направился прямо в мой угол, чтобы поправить провод своей стереоустановки, которая все время то включалась, то отключалась. Во всяком случае, так я подумал. Когда он двинулся в мою сторону, я встал, шагнул вправо, чтобы освободить ему место, и замер в полусогнутом положении. Но в последний момент он вдруг круто сворачивает влево, и в следующую секунду врезается своей тупой башкой прямо мне в голову, да с такой силой, что мы оба падаем на пол. Он тотчас вскочил на ноги, замахал руками, заколотил кулаками по воздуху, что‑то возмущенно вопя в адрес невидимого препятствия. Я почел за лучшее остаться на полу, казалось, это безопаснее. Но вдруг этот тип идет в спальню и выходит оттуда с оружием! Это была большая винтовка «магнум» калибра 357 или 44. Настоящая винтовка Грязного Гарри! И вот этот старина Муравьи‑в‑штанах останавливается в середине гостиной и заряжает винтовку патронами. Он весь подбирается, пыхтит и буквально обливается потом. Ничто не сравнится с этим зрелищем – когда человек заряжает оружие. Понятно, он ничего не видит, а тем временем я потихоньку пробираюсь на кухню. И теперь наблюдаю за стариной Муравьи‑в‑штанах, высунув голову в дверной проем. Он водит дулом по сторонам, пытаясь сообразить, что, черт возьми, случилось. Он точно знает, что в комнате кто‑то есть. Знает, что ударился головой о чью‑то голову. В этом он не сомневается. Но ему не хочется палить по всему дому. Он обшаривает взглядом всю комнату. Тут ему приходит в голову, что вторгшийся в его дом чужак прячется в подвале. Понятия не имею, почему он так решил, думаю, просто ничего другого не мог придумать. Он открывает дверь в подвал и медленно крадется вниз по лестнице с винтовкой в руке. Я слышал, как под ним скрипят ступеньки. Когда он спустился вниз, я просто выбежал через входную дверь. Я не стал играть с этим психом в прятки. Наличие оружия не способно защитить человека от опасности, разве только от меня.

О страхе. «Единственное, что меня постоянно пугает, – это переход через улицу. Потому что, если меня собьют, мне останется только лечь на асфальт и умереть. Каждая вторая машина проедет прямо по мне. Можно надеяться только на то, что одна из них размозжит мне голову и избавит от мучений. Хуже всего было в Западной Флориде – там просто невозможно перейти улицу. Нет пешеходных переходов, старики за рулем ни черта не видят, да и вообще нет пешеходов. Насколько лучше было в Детройте!»

О преодолении технических ошибок. «Весь коллектив лаборатории, включая меня, допустил грубую ошибку в рассуждении о тени, которую будет отбрасывать человек в маскировочном костюме. Мы исходили из того, что здесь не возникнет проблем, поскольку – теоретически – свет, перемещенный кремом, нейтрализует отсутствие света, который, собственно, и есть тень. Но не тут‑то было. Костюм поглощает немного света, поэтому отражает не все сто процентов остатка. Я это понял только тогда, когда стал постоянно ходить в этом костюме. Люди не могут меня видеть, но меня видит солнце! Я по‑прежнему отбрасываю тень в виде смутного размытого силуэта, которую можно сравнить с тенью, отраженной кривым зеркалом в комнате смеха. Но я нашел выход – стараюсь выходить ночью или в полдень либо в пасмурную, облачную погоду. Находясь в помещении, я всегда отмечаю для себя те окна, которые выходят прямо на восток или на запад, а днем стараюсь не проходить мимо окон, смотрящих на юг. Это нетрудно, просто приходится об этом помнить. И я уже говорил – просто поразительно, сколько людей смотрят, но не замечают. Я частенько об этом думаю. Вы слышали о мексиканском племени гуичоли?[35]Их еще называют племенем бегунов. Об этих чудаках написана целая книга. Это таинственное племя известно двумя особенностями. Во‑первых, как вы наверняка догадались, это бег – они самые быстроногие спортсмены во всей Северной Америке. Эти ребята регулярно пробегают по сорок, пятьдесят и даже сто миль, босиком, по всяким там колючкам и острым камням, подкрепляя силы только кукурузным пивом и мясом мышей, и, главное, – исключительно для собственного удовольствия. Никто не знает, как им это удается. Во‑вторых – и это главное – они способны становиться невидимыми. Они живут в пещерах вокруг Сьерра‑Мадре и буквально на глазах исчезают в скалах. Когда один исследователь в девятнадцатом веке наткнулся на это племя, он прошел прямо через их деревню и никто не увидел. Они были там, прямо перед ним, а он не увидел ни одного человека. Так что, если исследователь может не заметить целое племя, которое он, собственно, и искал, представьте себе, насколько труднее нетренированному человеку увидеть одного незнакомца, которого он не ожидает застать в каком‑то конкретном месте».

О том, кто может носить костюм. «Вас интересует, можете ли вы носить костюм? Нет, не можете. Кроме меня, никто не может его носить. Простите, что разочаровал вас, но с этим ничего не поделаешь. Вы не можете носить мой костюм. Не можете». (Примечание для Кросби. Я никогда не выражала желания носить этот костюм. До сих пор не понимаю, почему вдруг Игрек решил, что меня это интересует.)

О побочных эффектах и привыкании. «Поскольку у меня не было возможности провести медицинский тест крема, я не могу сказать, заболею ли я из‑за того, что буду постоянно наносить на себя этот аэрозоль. Конечно, это вредно, но я не знаю насколько. Сначала я ощущал жжение в носоглотке, потом это прошло. Кроме того, я часто и помногу принимал возбуждающие средства. Правда, приобрести зависимость я не опасался, так как знаю свой организм. Постепенно я и к ним привык и теперь пользуюсь ими совершенно уверенно. Наркотики представляют опасность только для тех, кто не умеет с ними обращаться. Как там говорил старина Ричард Прайор?[36]„Я знаю людей, которые на протяжении десяти лет ежедневно употребляли кокаин, но наркоманами не стали“».

О природе этой способности. «Эффект моей невидимости не имеет ничего общего ни с метафизикой, ни с оккультизмом. Он только производит впечатление чего‑то потустороннего, так как кроме меня этого никто не может воспроизвести. Не сомневаюсь, что человек, который первым добыл огонь с помощью кремния, тоже казался окружающим чародеем. Мой же феномен ближе к иллюзии. Я подобен Дэвиду Блейну.[37]Мы оба делаем то, что сбивает людей с толку и требует от нас огромной физической выносливости. Разница лишь в том, что мои цели исследовательские, а иллюзионисты проделывают свои трюки и фокусы для того, чтобы произвести впечатление на зрителя».

О его желаниях. «Вы называете меня невидимкой, потому что иначе не в состоянии этого постигнуть. Ну да бог с вами. Вы неверно это определяете, но я понимаю, почему вы снова и снова прибегаете к этому слову. Для вас любой человек, которого нельзя увидеть, будет невидимкой. Но, Виктория, вот мы смотрим на людей, но не видим, не понимаем и не знаем их, так что они‑то и есть для нас невидимки. И большая часть окружающего нас мира невидима, недоступна нашему пониманию. А я хотел Человека Видимого – естественного, настоящего, реального. Вот о чем я говорю. Только это меня и интересовало».