Incubus

Как стих сказителя народного,

Из поседевшей старины,

Из отдаления холодного,

Несет к нам стынущие сны,–

Так темной полночью рожденные

Воззванья башенных часов,

Моей душою повторенные,

Встают как говор голосов.

И льнут ко мне с мольбой и с ропотом:

«Мы жить хотим в уме твоем».

И возвещают тайным шепотом:

«Внимай, внимай, как мы поем.

Мы замираем, как проклятия,

Мы возрастаем, как прибой.

Раскрой безгрешные объятия,

Мы все обнимемся с тобой».

И я взглянул, и вдруг, нежданные,

Лучи Луны, целуя мглу,

Легли, как саваны туманные,

Передо мною на полу.

И в каждом саване – видение,

Как нерожденная гроза,

И просят губы наслаждения,

И смотрят мертвые глаза.

Я жду, лежу, как труп, но слышащий.

И встала тень, волнуя тьму.

И этот призрак еле дышащий

Приникнул к сердцу моему.

Какая боль, какая страстная,

Как сладко мне ее продлить!

Как будто тянется неясная

Непрерываемая нить!

И тень все ближе наклоняется,

Горит огонь зеленых глаз,

И каждый миг она меняется,

И мне желанней каждый раз.

Но снова башня дышит звуками,

И чей‑то слышен тихий стон,

И я не знаю, чьими муками

И чьею грудью он рожден.

Я только знаю, только чувствую,

Не открывая сжатых глаз,

Что я как жертва соприсутствую,

И что окончен сладкий час.

И вот сейчас она развеется,

Моя отторгнутая тень,

И на губах ее виднеется

Воздушно‑алый, алый день.

ПОЖАР

Я шутя ее коснулся,

Не любя ее зажег.

Но, увидев яркий пламень,

Я – всегда мертвей, чем камень –

Ужаснулся,

И хотел бежать скорее,

И не мог.

Трепеща и цепенея,

Вырастал огонь, блестя,

Он дрожал, слегка свистя,

Он сверкал проворством Змея,

Все быстрей,

Он являл передо мною лики сказочных зверей.

С дымом бьющимся мешаясь,

В содержанья умножаясь,

Он, взметаясь, красовался надо мною и над ней.

Полный вспышек и теней,

Равномерно, неотступно,

Рос губительный пожар.

Мне он был блестящей рамой,

В ней возник он жгучей драмой,

И преступно,

Вместе с нею я светился в быстром блеске дымных чар.

«Хорошо ль тебе, девица…»

Хорошо ль тебе, девица,

Там глубоко под землей?

Ты была цветок, и птица,

Праздник мой!

Хорошо ль тебе, девица,

Так глубоко под землей?

Ты, как все, лишь день светила,

И ничтожно умерла.

Глубока твоя могила,

Сон и мгла.

Ты, как все, лишь день светила,

Потускнела, умерла.

Твой конец последний близок,

Ты остывший бледный труп.

Терем твой, девица, низок,

Миг твой скуп.

Твой конец последний близок,

Ты посмешище и труп.