Глава 7. Ранним утром Тол’чак шагал через завесу дождя под унылыми серыми небесами

Ранним утром Тол’чак шагал через завесу дождя под унылыми серыми небесами. Его спутники – усталые, промокшие – упрямо следовали за ним. Промозглая погода, казалось, вытягивала силы и из тела, и из сердца. Они взобрались на последнюю гряду, чтобы оказаться у самого начала длинного спуска.

Отряд остановился передохнуть на вершине. Фардейл рыскал позади, охраняя друзей с тыла. Прямо перед ними расстилалась долина, заросшая скрюченными деревьями и густым кустарником, загроможденная острыми скалами. А между ними зеленела трава. Тол’чак успел позабыть, насколько красива бывает его родина весной. Ярко полыхали цветы – желтая жимолость, синие ирисы, алые горные маки… Воспоминания затопили сердце.

В конце долины путь преграждала отвесная стена – основание самого Великого Клыка. В нем виднелось черное отверстие пещеры.

– Дом, – выдохнул огр.

Зарычал Фардейл.

Тогда Тол’чак тоже увидел, что те, кто раньше казался гранитными валунами, вдруг отрастили конечности и побежали, тревожно вскрикивая. Даже под дождем Тол’чак учуял мускусный запах испуганных женщин‑огров. Гораздо мельче своих соплеменников‑мужчин, они, по всей видимости, собирали коренья и плоды, а теперь спешили к пещере, рассыпавшись по долине, словно стадо коз.

Тол’чак первым пошел вниз, жестом подзывая товарищей. У входа в пещеру он заметил какое‑то движение.

– Держитесь поближе ко мне, – задержавшись на миг, сказал он. – Избегайте угрожающих движений.

Из расщелины выбежала целая толпа огров‑мужчин, охотников и воинов. Они мчались к пришельцам, угрожающе размахивая руками.

Земля дрожала под могучими ногами. Большинство огров были вооружены дубинами или обломками камней.

– Позвольте, я с ними поговорю, – зачем‑то попросил разрешения Тол’чак.

– А кто еще… Только ты знаешь их язык, – Магнам встал у его плеча.

– А они послушаются? – Джастон замер с другой стороны.

В их голосах Тол’чак уловил нотки страха. Остальные прятались у него за спиной, напуганные приближающейся ордой.

Любимец Мамы Фреды скулил на ее плече:

– Большие, большие, большие…

Джеррик взял за руку старую знахарку.

Топот бегущих огров эхом отражался от скал, усиливаясь и множась, будто на подходе была целая армия. Тол’чак шагнул вперед. Из сумки на поясе он вытащил кусок сердце‑камня и поднял его над головой, выпрямив спину, чтобы казаться еще выше.

– Я – Тол’чак, сын Лен’чака из клана Токтала! – провозгласил он на родном языке, бросая вызов грозному эху собственным громовым голосом. – Я вернулся исполнить обещание, данное Триаде!

Его слова, похоже, не подействовали на лавину, катящуюся на них. Тол’чак слышал, как его спутники теснее сгрудились у него за спиной и стоят, будто скала, готовые встретить атаку.

– Не двигайтесь, – негромко проговорил он друзьям на всеобщем языке.

Волна огров поравнялась с ними, растекаясь в стороны, окружила маленький отряд и замерла, держа оружие наготове. Наступившая тишина казалась страшнее, чем топот мгновение назад.

Тол’чак стоял лицом к лицу с огром, похожим на уродливый каменный валун. Жесткая щетка шерсти вздыбилась на его согнутой спине, а миндалевидные глаза угрожающе щурились. Тол’чак узнал его, и он узнал Тол’чака.

– Ты убил моего сына, – прорычал огр, чьи глаза пылали яростью.

Это был Хун’шва, отец Фен’швы, молодого огра‑забияки, которого Тол’чак случайно убил накануне церемонии мангра. Когда Тол’чак видел Хун’шву последний раз, старый огр выглядел раздавленным горем и отчаяньем.

Теперь же он говорил, как боец. Ни малейшей печали не звучало в его голосе – позор открыто показывать тоску по умершим. Но гнев пылал в его глазах так же ярко, как вспышка молнии в ночи.

– Да, я убил твоего сына, – согласился Тол’чак.

Он даже не пытался объяснить, что всего‑навсего защищался от предательского нападения. Отец не должен этого знать, и слова прощения не вернут мертвого сына.

– Тогда почему бы мне не убить тебя и не раздробить твои кости в труху?

Ответ пришел не от Тол’чака, а с небес. Одеяло бесконечных облаков разошлось, и яркий солнечный луч ворвался в прореху, освещая зеленую долину, вызывая радугу в туманной дымке.

Но все это выглядело бледной тенью по сравнению с красотой солнечного света, отразившегося от поднятого вверх сердце‑камня. Кристалл сиял внутренним огнем. Глубокий теплый жар разогнал утреннюю сырость и открыл глаза всем присутствующим на величие жизни вокруг. Сердце горело, и все живое сверкало собственным светом и силой.

Восторг охватил готовых к бою охотников и воинов. Оружие опустилось. Многие пали на колени.

Тол’чак шагнул вперед, удерживая камень в солнечном луче, и протянул его Хун’шве. Кристалл пылал, подтверждая свое наименование – Сердце племени огров. Даже жаждущий мщения отец не мог отрицать открывшуюся ему истину.

– Вот почему я возвратился! – заявил Тол’чак. – Я принес доказательства того, что твой сын и души всех наших погибших соплеменников смогут войти в следующий мир! И я выполнил поручение Триады! Прошу вас пропустить меня!

Старый огр глядел на кристалл. Его когтистая рука протянулась к сверкающим граням.

– Фен’шва, – с болью в голосе произнес он.

Кое‑кто из его соратников отвел глаза. Негоже пялиться на скорбящего отца. Но Тол’чак смотрел прямо.

– Он ушел за край.

Хун’шва держал ладонь у камня, будто согревая ее магическим теплом.

– Я чувствую его. – Слезы катились по щекам старого огра, словно высеченным из гранита. – Фен’шва…

Тол’чак не двигался, давая отцу возможность подольше чувствовать близость сына. Все стояли неподвижно и молчали.

Наконец ветер затянул разрыв в облаках, и свет сердце‑камня потускнел и исчез. Зарядил мелкий дождь, долину заволокло туманом.

Хун’шва убрал руку. Багровая ярость в его глазах потухла. С ворчанием старый огр отвернулся. Он не простил Тол’чака, но признал его право на жизнь. Остальные огры последовали примеру вожака.

– Это не опасно – идти с ними? – спросил Джастон, сильно побледнев.

– Нас приняли, – кивнул Тол’чак. – Но идите осторожно и не отходите от меня.

– Присосемся, как пиявки, – пообещал Магнам.

Он, как и все, настороженно следил за ограми, но долину маленький отряд пересек без приключений.

Оказавшись неподалеку от входа в пещеру, Фардейл принюхался. Тол’чак тоже уловил запахи. Дымок от очагов, утренняя каша и все забивающий дух самих огров. Обоняние будто вернуло Тол’чака в прошлое. Он припомнил счастливое время, когда был жив отец, когда еще находились друзья, согласные играть с «неправильным» огром, малышню у ночного костра. Но к ним примешивались и темные воспоминания: осознание положения полукровки, насмешки, гонения и самый худший день, когда мимо пронесли пробитое копьями, истекающее кровью тело отца. Никогда он не ощущал себя столь одиноким, как тогда.

Его ноги сами собой замедлились у порога пещеры. Внутри пылали очаги, но после долгого путешествия Тол’чак боялся сделать последний шаг.

Он почувствовал прикосновение к локтю.

– Ты не один, – глядя вперед, произнес Магнам, повторив ранее сказанные слова.

Тол’чак огляделся и понял, что д’варф прав. За время странствий по землям Аласеи, в мире, гораздо большем, чем его родная пещера, он обрел новую семью. И набравшись силы и смелости от друзей, он положит конец своему изгнанию.

Огр прошел под гранитной аркой.

После дневного света снаружи потребовалось несколько мгновений, чтобы приспособиться к полумраку пещеры. Маленькие костры, окруженные сложенными друг на друга камнями, украшенные резными костями, отмечали очаг каждой семьи. Позади них темные проходы вели в убежища – пещеры размером поменьше.

Судя по тому, что возле огня почти никто не сидел, дети и женщины наверняка спрятались при приближении чужаков. Только несколько закаленных жизнью стариков с заостренными палками, опытных охотников, охраняли свои логовища, поглядывая на вновь прибывших с неослабевающим подозрением.

Хун’шва повел их глубже в пещеру. Тол’чак успел заметить вход в убежище своей семьи – опустелое и холодное. Лишь малая искра проскочила в его душе при виде оленьих рогов над низким проемом в скале, но он знал, что обозначают свисающие с них крысиные черепа, – жилище проклятого.

Даже укрытие рядом оставалось пустым. Никто не хотел навлечь на себя проклятие опасным соседством.

Тол’чак никого не собирался винить. Клятвоотступник принадлежал к их роду. Разве удивительно, что гибельная судьба преследовала их?

Стараясь не подходить близко, Хун’шва указал на вход:

– Останетесь здесь!

Кивнув, Тол’чак вышел вперед, снял оленьи рога, вызвав легкое постукивание крысиных черепов. Краем глаза он заметил, что ближайший к нему огр отступил. Не обращая на соплеменников внимания, он махнул товарищам, указывая на вход.

– Они отдали нам эти пещеры, – сказал он на всеобщем языке. – Можем располагаться лагерем.

– Мы принесем вам дрова для костра, – прорычал Хун’шва, в то время как другие огры расходились.

Как только они убрались, старый огр приблизился к каменной ограде.

Тол’чак ожидал, что отец Фен’швы заговорит с ним или бросит вызов, но вместо этого ладонь Хун’швы легла на верхний камень ограды. Тол’чак выпучил глаза: коснуться проклятого жилища – очень смелый поступок.

– Фен’шва ушел за край, – голос Хун’швы напоминал пересыпающийся гравий. – Ты освободил его дух. Отец чувствует это… – Тол’чак склонил голову. – И хотя я не могу простить, что ты отнял у меня сына и лишил радости мой семейный очаг, я благодарен тебе за то, что ты вернул мир в наш дом.

В голосе огра слышалось страдание. Эти слова дались ему нелегко. Как и те, что последовали за ними.

– Добро пожаловать домой, Тол’чак, сын Лен’чака, – проворчал Хун’шва и заковылял прочь, растворяясь во мраке.

Тол’чак смотрел ему вслед, чувствуя, как в душе растекается тепло.

– О чем это вы? – подошел Магнам.

– О том, что призракам нужен покой, – пробормотал огр и принялся помогать товарищам разбивать лагерь, чтобы вернуть жизнь пустому и холодному обиталищу.

У него не осталось кровных родственников, но семья была. Может быть, ему удастся снять проклятие и еще с кое‑кого.

По пещере племени начали сновать огры, вернувшись к очагам и стряпне. Две женщины подошли и бросили через ограду охапку хвороста, страшась все‑таки приблизиться.

Когда Тол’чак собирал рассыпавшиеся сучья, вставшие дыбом волоски и озноб во всем теле подали ему тревожный знак. Протяжный гул прокатился по пещере, эхом отражаясь от стен и куполообразного потолка, вызывая дрожь в костях. Даже костры, казалось, потускнели.

Огры замерли.

Мама Фреда находилась ближе всех к Тол’чаку. Тикал оставил груду костей, которую увлеченно исследовал, и вспрыгнул на плечо знахарки.

– Что это? – удивилась она. Звук все продолжался.

– Это зов, – прошептал Тол’чак.

От гула, казалось, задрожал камень под ногами. Будто кто‑то ударил в гору чудовищным каменным молотом.

Мама Фреда погладила сжавшуюся в комок зверушку.

– Зов? Чей? Кого он зовет?

– Триада сзывает всех огров.

Джастон и капитан‑элв’ин подошли к ним.

– Зачем это? – болотник нервно озирался. – Большинство и так уже здесь.

– Нет, – пояснил Тол’чак, – ты не понял. Это зов для всех огров. Для каждого клана и для каждого огра, молодого и старого, мужчины и женщины.

– И часто это случается? – поинтересовалась целительница.

– За всю мою жизнь зов звучал лишь однажды, когда я еще был малышом, – покачал головой Тол’чак. – Это произошло во время великой войны огров, когда клан бился с кланом. Триада созвала всеобщий сбор, чтобы начать переговоры о мире.

– А сейчас?

– Не знаю… – Тол’чак подумал о столкновении с ограми из клана Ку’укла. Неужели Триада уже прознала об этом?

Очень медленно гул стихал, пока не прекратился вовсе. Никто в пещере не сдвинулся с места. Только некоторые огры негромко бормотали что‑то себе под нос.

– Смотрите! – воскликнул Магнам. – Кто‑то идет.

Он ткнул пальцем в глубину большой пещеры.

Там клубился голубоватый свет, позволяя различить длинную трещину в задней стене. Сияние делалось все ярче, будто приближалось.

Его заметил не только д’варф. Стих негромкий ропот, смолкли даже испуганные голоса женщин.

Очерченная голубым свечением, из трещины выбралась, волоча ноги, одна фигура, за ней вторая и, наконец, третья. Три древних огра, обнаженных и сгорбленных. Их глаза в темноте пылали зеленым.

– Триада, – охнул Тол’чак.

Он смотрел, как обтянутые кожей скелеты ковыляли по гранитному полу. Огры при виде их падали на колени и склонялись, чтобы спрятать лица. Старцы Триады являлись духовными наставниками всех огрских кланов, ходячими мертвецами. Они редко покидали собственное обиталище, но теперь молча шагали по главной пещере, будто имели вполне определенную цель.

Тол’чак не склонился, когда к нему приблизились. Ведь он прошел путь мертвых до конца – к Вратам Духов. Он по‑прежнему уважал Триаду, но не трепетал перед ней. Очистив сердце‑камень своего племени, он исполнил их пожелание. Искра огня поселилась в его сердце. Они так много утаили, отправляя его в большой мир, знали, что он отыщет правду, но не подготовили к ее тяжести.

Три старца остановились у входа в его жилище и заговорили, хотя незаметно было, чтобы кто‑то из них шевелил губами.

– Теперь ты знаешь истину.

Глаза Тол’чака сузились, а искра в его сердце стала жарче.

– Вы должны были предупредить меня…

– Нет, не должны, – голос клубился над Триадой, словно туман. – Сердце твоего народа вело тебя… и твое собственное.

– И что дальше? Я избавил сердце‑камень от Погибели. А как насчет Клятвоотступника?

Глава Триады протянул костлявую руку. Без слов было ясно, что он просил.

Тол’чак вынул сердце‑камень из сумки. Даже в полумраке пещеры кристалл вспыхнул внутренним светом. Когтистые пальцы сомкнулись вокруг протянутого камня.

– Наконец‑то, – с облегчением вздохнул старый огр.

Он повернулся спиной к Тол’чаку и показал сердце‑камень остальным. Триада сдвинулась плотнее. Окруженное ими сердце мгновенно вспыхнуло ярче.

– Мы так долго ждали, – голос казался усталым и несчастным. – Так пусть же свершится…

Красный свет стал ослепительным. Три огра превратились в черные тени.

По пещере прокатились испуганные возгласы.

– Что происходит? – шепотом спросил Джастон.

Тол’чак просто смотрел, омываемый зыбкой границей света, вбирая в себя красоту жизни, заключенной в кристалле. Он стоял выпрямившись, возвышаясь над всеми, и не чувствовал угрызений совести.

И вдруг, мигнув, свет исчез. Воцарилась тьма. Тол’чак почувствовал пустоту в сердце, откуда ушел жар. Пещеру окутала гнетущая тишина.

В слабых отсветах очага было видно, что Триада по‑прежнему стоит вокруг сердце‑камня. Глубоко в горе прозвучал повторный зов – единственная нота, которая на сей раз казалась жалобной. Три тела рухнули на каменный пол у порога жилища Тол’чака под перестук и шорох костей. Погасшее Сердце упало посреди путаницы рук.

Бросаясь к телам, Тол’чак уже знал правду. Древние огры умерли.

Когда он встал на колени, его соплеменники ринулись вперед с Хун’швой во главе. Старый вождь глядел на трупы и на Тол’чака, и его глаза пылали яростью.

– Ты убил Триаду!

Касса Дар сидела в книгохранилище замка Дракк. Сердцем она ощущала опасность, грозящую Джастону и его спутникам. Хотя она не могла достичь своей магией Клыка Севера, все‑таки узы, связывавшие ведьму с болотником, которого она любила, оказались сильнее, чем обычная стихийная магия.

Переживая за Джастона, она рылась в книгах, в беспорядке загромождавших стол. Лишенная сторонних наблюдателей, она не стала использовать волшебство для поддержания красоты, а работала в истинном облике – старуха‑д’варф, морщинистая, согнутая столетиями жизни. Уткнув палец в страницу, где подробно повествовалось о связи между двумя пиками, она задумалась. Новые опасения родились в ее груди. Выпрямившись, она поманила еще одного болотного ребенка.

– Принеси‑ка карту во‑он оттуда!

Маленький мальчик вскарабкался на стол. Мгновение спустя он вернулся, волоча за собой длинный свиток. Касса выхватила карту у него из рук и развернула перед собой изображение Аласеи. Вновь перечитала отрывок из книги и сверилась с вычислениями и заметками, записанными на полях. После этого она расслабилась и опустила веки.

Клыки являлись не чем иным, как источниками стихийной магии земли. С их склонов потоки силы растекались по Аласее, словно тающие снега. Одну из этих серебристых жил Темный Властелин пытался перерубить, когда вторгался в эти земли. Причиненный ущерб привел к частичному провалу поверхности земли, из‑за чего равнины превратились в болота, а остров А’лоа Глен наполовину затонул.

Но это был не тот поток, который устремлялся в ее земли и поддерживал жизнь болотной ведьмы, а один из тех, что пролегли между пиками. Касса Дар провела пальцем по карте, бормоча под нос: «Там, где текущие на север реки силы от Клыка Юга сливаются с текущими на юг реками от Клыка Севера, существует водоворот, средоточие силы между этими двумя горами…»

Она нашла на карте эту область – Зимний Айри. И маленький городок в его тени – Уинтерфелл, родина ведьмы Элены.

Сильнее, чем Джастона, Касса Дар любила только землю. Она знала: какая бы причина ни ослабила ее магию, она прибыла именно оттуда. Прикасаясь к карте, она едва не ощущала порчу, исходившую из этих земель.

– Зимний Айри… – прошептала она.

Жительница болот встала из‑за стола. Она просто обязана дать знать ведьме, что вновь зашевелилась какая‑то мерзость. Касса поднялась на главную башню, чтобы послать ворона в А’лоа Глен. И она молилась, чтобы ее весть поспела вовремя.

Пока она взбиралась по лестнице, страх за Джастона вспыхнул с новой силой. Она прижала кулаки к груди:

– Будь осторожнее, любовь моя…

Джастон и его товарищи стояли, укрывшись за широкой спиной Тол’чака. Огр все еще оставался на коленях около тел трех стариков. Кусок сердце‑камня покоился в переплетении их рук, будто яркое яйцо в ужасном гнезде.

А вокруг уже собралась толпа огров во главе с тем, кто бросил им вызов ранее. Джастон не понимал его речи, она для него состояла из рычания и рева. Но ярость гиганта и ноты обвинения в его голосе были понятны без слов. Ошеломленный смертью Триады, Тол’чак молчал, скорбя над их телами.

Фардейл ткнулся в ногу Джастона. Болотник чувствовал, что огромный волк приготовился к драке. Чуть дальше Джеррик одной рукой полуобнял Маму Фреду, а между кончиками пальцев второй плясали искры. Ладонь Магнама лежала на рукоятке топора. Все были готовы сражаться за себя и своего друга.

Свирепый огр‑вожак, накопив достаточно ярости, чтобы переступить через мертвые тела, шагнул к Тол’чаку. Но едва он занес ногу, как кристалл ярко вспыхнул, будто предостерегая его. Из ослепительного света потянулся темный туман.

Огры отпрянули. За исключением Тол’чака, который продолжал следить за развитием событий.

Загадочный туман, клубясь, поднялся вверх, растекаясь на три языка, а потом опустился к гранитному полу. Каждое из трех облаков приняло очертания огра, худого и согбенного. Даже Джастон узнал Триаду. Выглядело так, будто тени их вернулись к жизни.

При виде старейшин огры пали на колени. Даже вожак опустился на землю с негромким возгласом удивления.

Послышались слова, хотя трудно было сказать, кто из призрачной троицы говорит. Но еще удивительнее показалось то, что огры изъяснялись на своем наречии, и тем не менее Джастон все понимал.

– Теперь мы с‑с‑свободны, – дребезжащий звук шел как будто бы издалека. – Веками мы с‑с‑стерегли проход, пока С‑с‑сердце не будет очищено и не откроется путь в призрачные земли за чертой. Теперь мы оставим наши с‑с‑слабые тела. Пришла пора нового духовного вождя, который будет защищать кланы. Было время для трех, с‑с‑стало – для одного. – Размытая рука указала на Тол’чака. – Вс‑с‑стань и возьми с‑с‑сердце‑камень. Теперь это твоя ноша.

Глаза Тол’чака расширились. Он протестующе вскрикнул на огрском наречии.

– Полукровка ты или нет, но ты – огр, – печально прошелестела Триада. – Отринь с‑с‑страх и возьми С‑с‑сердце. Мы останемся в камне между двумя мирами, чтобы провести тебя, куда с‑с‑сможем.

Но Тол’чак все еще протестовал, качая головой.

– Ты пренебрежешь долгом, как и твой предок? – едко осведомились призраки.

Тол’чак вскинул голову.

– Правда в том, что Клятвоотступник некогда отказался защищать с‑с‑свой народ. Ты пойдешь по его с‑с‑стопам или изберешь с‑с‑свой путь?

Тишина вновь повисла в пещере. Тол’чак поднялся на ноги и, потянувшись, принял самоцвет из переплетенных рук старцев. Сердце‑камень вспыхнул ярче, будто бы признал его.

– Этой ночью объявлено собрание, – продолжала Триада. – Пойди туда и займи место вождя. Темные времена ждут наш народ. Даже мы не можем провидеть этот извилистый путь. Позволь Сердцу вести тебя.

Три тени расползлись и всосались в камень, как дым камина втягивается в трубу. Но слова все еще звучали.

– Как и перед твоим последним путешествием, ты знаешь, с чего начать… Ты знаешь, куда пойти…

Лицо Тол’чака напряглось.

Джастон прочел в его янтарных глазах понимание… и страх.

Тол’чак не отрывал взгляда от сверкающих граней рубинового самоцвета, пока последний из Триады не исчез. Глубоко в своем сердце он ощутил давно укоренившиеся чувства. Этот камень вел его через всю Аласею к изрезанной ходами горе Гал’готе. Но на сей раз огр не почувствовал никакого принуждения, никакого верховенства. Отныне, даже связанный с сердце‑камнем, он сам будет выбирать, каким путем идти.

Судьба племени огров была теперь в его руках.

«Темные времена ждут наш народ…»

Относительно последних слов Триады он не испытывал ни малейших сомнений. Клятвоотступник все еще жив. Черный Зверь не оставит в покое их племя, особенно если один из его потомков участвует в заговоре против него.

Тол’чак опустил камень и посмотрел на стоящих на коленях соплеменников: мужчин и женщин, стариков и детей, сильных и слабых. Они ничего не знали о мире, лежащем за пределами их долины, не знали, что за опасность подступила к их порогу.

Он выпрямился, не стыдясь больше внешности полукровки. То, что когда‑то волновало его, сегодня не имело значения. После преступных и героических поступков, которые он наблюдал за время долгих странствий у народов всех земель, такая мелочь, как смешанная кровь, казалась сущей безделицей.

Триада заявила, что он огр. И это – его народ. Пришла пора пробудить их к действию.

Его взгляд задержался на Хун’шве. Вождь все еще склонял голову.

– Хун’шва! – приказал Тол’чак. – Встань!

Огр повиновался, но отводил глаза.

– Мне потребуется три твоих охотника, чтобы отнести умерших в пещеру духов.

Вожак рыкнул на огров, стоявших по соседству, и они принялись поднимать тела старцев.

– А что насчет зова к сбору? – спросил Хун’шва.

Тол’чак нахмурился. Опытный воин был прав. Другие кланы соберутся у Черепа Дракона, не ведая о том, что произошло здесь. Значит, его родной клан Токтала тоже должен прийти.

– Собери наших, – сказал он. – На закате мы должны быть готовы к пути.

– Но Триада созвала сбор, а теперь их нет, – сверкнул глазами Хун’шва. – Кто будет говорить?

Тол’чак не знал ответа, но вместо него на вопрос ответил сам же Хун’шва:

– Старейшины назвали тебя вождем. Ты должен возглавить сбор.

Сын Лен’чака хотел было возразить, но не нашел мало‑мальски весомых доводов. Казалось, сама Триада не дала Тол’чаку возможности уклониться от обязанностей духовного вождя кланов, и ему придется принять на себя тяжелый долг.

– Я… я должен буду говорить перед всеми, но мне нужно время, чтобы подготовиться, – ответил он, сжав сердце‑камень в кулаке.

Тол’чак проводил взглядом тела старейшин, которых уносили к освещенной факелами трещине в дальней стене пещеры. И вспомнил последние слова Триады: «Ты знаешь, с чего начать… Ты знаешь, куда пойти»…

Тол’чак вздохнул. Когда‑то давно он нес безжизненное тело Фен’швы через разлом в Пещеру Духов. Там он встретился с Триадой и пустился в путь, который, завершив полный круг, привел его обратно.

Прижимая самоцвет к груди, он вышел из ворот своего жилища, отмеченного знаком проклятия.

– Куда ты? – спросил Магнам.

Огр указал на голубоватое сияние и проговорил, не останавливаясь:

– Я должен пройти по пути мертвых.

Глазами своей зверушки Мама Фреда смотрела, как гигант шагает прочь. Прочие огры расступались перед ним, в их мускусном запахе смешивались страх и уважение. Это распознавал Тикал, обладавший чутьем, которое значительно превосходило человеческое. Знахарка дождалась, пока огр скроется в расселине, а потом приказала Тикалу повернуться к остальным.

Она подозревала, что ее спутники поняли далеко не все из произошедшего здесь разговора, тогда как она сумела распознать все тонкости. Мама Фреда хорошо знала гортанный язык огров, но предпочитала помалкивать об этом. Их речь состояла не только из слов и звуков. Жесты, позы, запахи – все имело значение. И чутье Тикала помогло ей как нельзя лучше.

– Не хочешь отдохнуть, Фреда? – спросил Джеррик, намереваясь отвести ее к удобным для сидения камням около очага.

Д’варф как раз начал разжигать огонь, а Джастон помогал ему, расщепив ножом сухие палочки и высекая искру.

Знахарка погладила руку капитана‑элв’ина.

– Я в порядке, Джеррик. Пойди лучше поищи в мешках немного хлеба и сыра. Наверное, все проголодались.

Он не сдвинулся с места, глядя на нее с беспокойством.

– Фреда?

– Я в порядке, – повторила она с нажимом.

Старая женщина понимала, чем озабочен Джерри. Она, конечно, постаралась скрыть от него те боли в сердце, что поселились там несколько дней назад. Но разве такое утаишь? Пришлось признаться. Даже ее чудодейственные травы не помогали, но они хотя бы давали возможность спокойно дышать.

Узнав о болезни, Джеррик рассердился на то, что знахарка отправилась с ними. Но в глубине души Мама Фреда точно знала – выбора у нее не было. В течение бесчисленных зим она жила одна – слепая калека, чужая среди зрячих людей. И только теперь, на склоне отведенной ей жизни, повстречала кого‑то, с кем ощутила духовное родство. Теперь их связывают тесные узы, и они знают друг о друге все. Знахарка не смогла бы жить вдали от капитана. Она с признательностью пожала ему руку.

– Иди, помоги остальным.

Джеррик кивнул и удалился. Мама Фреда следила за его все еще сильной и стройной для его возраста фигурой, снежно‑белыми волосами, что разметались по плечам, и улыбка против воли возникла на ее губах, когда она отвернулась. Джеррик носился с ней, будто волчица с больным волчонком. Но почему‑то на закате лет Мама Фреда чувствовала себя удивительно спокойно – хорошо, когда кто‑то о тебе заботится.

Она подошла к обломкам сланца, из которых была сложена изгородь жилища Тол’чака. Фардейл охранял вход, но ее интересовали несколько огров, стоявших неподалеку. Знахарка выглядела старой и дряхлой, опиралась на клюку, поэтому никто не обращал на нее внимания.

Самый крупный огр по имени Хун’шва стоял в окружении сородичей, могучих и покрытых шрамами. Он глянул в сторону Мамы Фреды, но не увидел ничего угрожающего – человеческая женщина, слабая, да еще и слепая, старуха.

Она прислушалась к их беседе.

– Так ты отказываешься? – рычал один огр, обращаясь к Хун’шве.

Он казался самым уродливым из огров, которого когда‑либо видела целительница, похожим на искореженный пень гигантского дерева, и носил волчью шкуру, наброшенную на одно плечо, как плащ.

– Не дави на меня, Крэй’нок! – рокотал в ответ Хун’шва.

– Ты дал слово клану Ку’укла! – незнакомец кивнул на освещенную трещину. – Этот выродок‑полукровка убил моего брата! – Он приподнял край волчьего плаща, чтобы показать шрам на могучем предплечье.

Мама Фреда видела, что очертания шрама не соответствуют принятым в местном клане.

– Да, я пообещал Ку’укла… – сердито проворчал Хун’шва.

– Пусть тебя не обманет его колдовство! – Крэй’нок плюнул на землю. – Он легко провел тебя, показав тень мертвого сына.

– Не смей трепать имя моего сына! – Хун’шва впился взглядом в корявого огра.

– А Триада? – Крэй’нок сморщил нос, не обращая внимания на угрозу. – Ты в самом деле думаешь, что их смерть никак не связана с его злым колдовством?

– Но их духи…

– Колдовские уловки! – снова плюнул Крэй’нок. – Охотники, бывшие с моим братом, рассказывали, что Тол’чак вызвал демонов прямо из воздуха. А тут самая малость дыма и голосов. Сплошная ложь, говорю я тебе!

Каменное лицо Хун’швы исказилось гримасой сомнения.

– Он убил твоего сына, – настаивал Крэй’нок. – Убил Фен’шву!

– Не смей упоминать моего сына! – Вождь рванулся вперед с громовым рыком, но чужак уже спрятался за спины своих соплеменников, также одетых в волчьи шкуры. – Предупреждаю в последний раз! Не смей тревожить его дух!

– Ты обещал принести новому вождю Ку’укла голову этого пса‑полукровки! – выкрикнул Крэй’нок, продолжая укрываться за своими воинами. – Я спрашиваю тебя вновь – ты отказываешься?

– Я подумаю над твоими словами, – отвечал Хун’шва.

– Только побыстрее! – издевательски произнес Крэй’нок. – Или война придет к твоей пещере. Тогда красная кровь твоего клана потечет по скалам. Клянусь тебе! – Он отвернулся, бросив напоследок: – И клан Ку’укла раздумывать не будет!

Когда пришлые огры убрались восвояси, с Хун’швой остались трое его воинов.

– И что ты решил? – спросил один из них.

– Я приму свое решение к началу сбора, – вождь вздохнул, глядя на светящуюся трещину. – Если Триада говорила правду, Тол’чака нужно защитить.

– А если все это магические уловки?

– Тогда я убью его на входе в Череп Дракона! – с яростью выкрикнул Хун’шва. Он пошел прочь, кивнув своим воинам: – Следите за ними!

Мама Фреда оперлась на палку, размышляя над последними словами огра. Он отдал весьма мудрый приказ. За уходящими воинами клана Ку’укла в самом деле стоило проследить. В их появлении крылось нечто большее, чем казалось на первый взгляд. С чего бы это у них возникли сомнения в словах Триады? Сила сердце‑камня проникала в душу каждого огра.

Она видела, что Хун’шва принял правду в свое сердце. Хотя ему очень не хотелось отказываться от слова, данного раньше, он верил всему, что увидел. Но как вождь племени, он должен был учитывать и угрозу со стороны клана Ку’укла.

Представители враждебного клана были здесь, видели чудо появления Триады, слышали их слова о необходимости избрания нового духовного вождя, но отрицали истину. Почему? Здесь крылась какая‑то тайна… Нечто, что требовало более глубокого изучения.

Знахарка тронула Тикала, сидевшего у нее на плече.

– Иди следом за ними, – прошептала она и одновременно добавила мысленно: «Незаметно».

Тамринк дрожал, опасаясь покинуть ее. Его чувства передались хозяйке. Она погладила пламенеющую гриву зверька.

– Следуй за ними… Но не попадайся никому на глаза.

– Дикая коза! – глаза Тикала расширились. – Осторожная…

– Да, будь осторожным, – знахарка тронула губы зверька пальцами. – И тихим.

Он задержался на миг, отыскивая глазами уходящих огров, потом обвил хвостом ее шею на прощание и перепрыгнул с плеча на каменную ограду. Скользнул в тень и исчез. Но Мама Фреда оставалась с ним, видя глазами тамринка, как он мчится, укрываясь в тени и оставаясь незаметным.

Старуха вздрогнула, когда чья‑то рука коснулась ее плеча.

– Огонь разведен, – сказал Джеррик. – Подходи, будем греться.

На сей раз Мама Фреда не противилась. Она оперлась на руку возлюбленного, позволяя себя вести. Изображала она слабость, а не слепоту. Дорогу к костру она не видела и видеть не могла, так как ее глаза в это самое время бежали через темные закоулки к выходу из пещеры. Знахарка скрыла от всех, какое задание дала Тикалу. В пещере слишком много лишних ушей и очень хорошая слышимость. Вначале нужно попытаться обнаружить какие‑то доказательства.

Подойдя достаточно близко к огню, она почувствовала тепло и проковыляла, опираясь на клюку, к каменному сиденью. Джеррик устроился рядом. Никто и не заметил исчезновения тамринка – Тикал часто спрыгивал с плеча хозяйки и шастал по округе.

Сидя у огня, Мама Фреда изо всех сил показывала, что наслаждается отдыхом и приятным жаром, а внутренним взором следила за ограми через мерцающую тьму. Ее глаза и уши напрягались в поисках опасности, ноздри втягивали запах уходящих великанов. Тикал подобрался достаточно близко к ограм, чтобы она могла различить их рокочущую речь.

– Все готово? – спрашивал Крэй’нок.

– Да, все ловушки расставлены, – заверил другой огр.

– Хорошо! – Крэй’нок оглянулся. Тикал нырнул в заросли ежевики. Глядя на выход из пещер Токтала, огр втянул воздух ноздрями. – В сумерках весь Клык будет нашим.