Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Больше книг Вы можете скачать на сайте - FB2books.pw 5 page





Йошт недоуменно перевел взгляд с меча на воскресшего скифа, его глазницы, как угли, тлели ровным огоньком.

– В нем сила Табити.

– Постой, великий Сар, – произнес венед, глаза бегают по сторонам, все еще опасаясь умертвия-охранников. Те стоят, будто каменные изваяния, лишь ровный свет глазниц дает понять – они при деле. – Это ведь… это ведь факел, всего лишь старый факел…

– Этот огонь светит снаружи и внутри, иных – сжигает без остатка, – медленно произнес Кияк-сар. – Он вечен.

– О, великий, но зачем он нам? – не унимался венед, казалось, страх перед мертвыми уже не жалил холодом, не перехватывал горло. – К тому же еще и вечный.

Вдруг Йошт пронзительно ойкнул, осел наземь, лицо сморщилось от боли – Борята пнул его под колено. Венед заохал, стал растирать ушибленное место.

– Не будь свиньей неблагодарной!

– А что я такого сказал? Я просто спросил – зачем нам какой-то вечный огонь. Что с ним делать?

– Помнишь: дареному коню…?

– Ага, тебе дай волю – ты и так все зубы повыбиваешь. – Йошт болезненно морщится, поглаживает колено. – Саданул так, что теперь ковылять мне до самого Кияра. Дури в тебе много, Бор.

Наверху вновь отчетливо раздались конский топот, ругань и звон металла. Глазницы скифского царя вспыхнули багровым огнем. Он грозно процедил:

– Уходите. Проход открыт.

Славяне сбросили оцепенение и двинулись вперед. Йошт, проходя мимо факела, на который все еще указывало умертвие великого предка славян, немного трясущейся рукой дотронулся до древка, глаза в страхе бегают по сторонам. Отполированная тысячами ладоней рукоятка медленно пошла вверх, ржавчина хлопьями посыпалась на пол.

Когда факел с огнем Табити оказался во влажной ладони, Йошт ощутил приятную тяжесть и тепло, которое незримой нитью пробежало по руке к сердцу. Огонь тут же отозвался, пламя стало ровнее. Венед провел рукой по огню, но совсем не почувствовал жара. – Ого-го, – удивленно произнес венед, глаза расширились от удивления. Кияк-сар одобрительно кивнул. – А как же… им и управлять можно…

Широкие от удивления глаза уставились на Кияк-сара. Тот одобрительно кивнул:

– Если понравишься Табити – твоя душа сама подскажет тебе.

Йошт вновь уставился в спокойное ровное пламя факела, оно будто шептало ему что-то. Бор в нетерпении переминается с ноги на ногу, подталкивает вдруг очарованного друга. Тот нехотя подается вперед.

Над их головами вновь раздался конский топот, послышались трескучие славянские проклятья. Наконец Йошт и Бор с Горяной на руках миновали каменную резную арку и попали в коридор, тот, немного петляя из стороны в сторону, уходил во тьму, оттуда веяло холодом. Йошт сглотнул, капелька пота предательски скользнула по виску и устремилась прямо за шиворот. Венед выставил перед собой подаренный мертвым царем-скифом факел, но тот светил тусклым огнем – едва ли дальше вытянутой руки можно было что-то разобрать.

– Вот тебе и царский подарочек, – негодующе произнес Йошт. – Вот тебе и дареное волшебство. Прав был дядя Веслав – задарма даже комары не жалят.

Вдруг яркий свет больно ударил в привыкшие к темноте глаза, брызнули слезы. Факел в руке венеда вспыхнул, разрезая на лоскуты леденящую тьму впереди, огромные тени пронеслись по стенам. Йошт различил чуть слышный женский шепот.

– Приняла… – довольный как кот, произнес рыжеволосый карпенец.

Йошт и Борята с Горяной на руках пересекли очередную арку-врата длинного коридора, под ногами похрустывал песок и глиняные черепки, временами затхлый воздух бьет в нос, взгляд цепляется за странные письмена и узоры на стенах, свет от факелов бросает на застывших, будто каменные изваяния, духов-хранителей жуткие тени, где-то поблизости журчит вода – наверняка подземный родник. Вскоре впереди вспыхнула и стала маячить яркая точка, с каждым шагом она увеличивается в размерах. Славяне облегченно вздохнули – идти по коридорам кургана под пристальными взглядами мертвых – занятие не из приятных.

Кияк-сар не обманул, подумал Йошт, проход и в самом деле открыт. А я думал, глупый мертвяк нас или не выпустит, или отдаст в лапы степняков. Мертвые, – продолжал про себя размышлять венед, – они еще те пакостники: то приснятся под утро, то в темноте пугают почем зря…

В то же мгновение венед вскрикнул и рванул с места как ужаленный – за его спиной раздалось шипение, будто сотни огромных змей ринулись за ним. Бор лишь поморщился, взгляд упал на пугающую бледность Горяны. Он крепче сцепил зубы, и ноги, больше не чувствуя усталости, понесли его вперед.

 

 

Стеной стоит древний лес, словно сжимает небольшую опушку до крохотной полянки. В иных местах поляна походит на узкий проход между нависающими могучими стволами, двое всадников, едущих стремя в стремя, едва ли разъедутся.

В воздухе витает наравне с лесным, полным тяжелой влаги, запахом и аромат сочной степной травы. Пьянит цветочный дух, гонимый легким ветерком с далеких полей.

Неспешным шагом движется узкой лентой сотня гуннов. Опушка то сужается, то расходится вширь, деревья и кустарник не желают уступать ни пяди земли какой-то там хилой траве.

Жаркое предвечернее солнце сильно греет войлочные шлемы всадников, кожаный доспех с редкими бронзовыми пластинками, кажется, насмерть прикипел к влажной от пота коже, лишь прохладный ветерок на мгновенье дарит облегчение.

Желтые лица гуннов серьезные, напряженные, будто вытесанные из камня, ни тени бахвальства и веселья победителей. Вместо походных куплетов и похабных шуток – редкий шепот на трескучем гуннском наречии вперемешку с сопением коней. Даже острия копий и кривых сабель измазаны грязью – ничто не должно сорвать внезапный удар.

Отряд миновал порожистую речушку, едва доходившую до стремени, но такую холодную, что привыкшие к теплу и твердой земле гуннские низкорослые скакуны предпочли одним рывком преодолеть водный рубеж. Дальше, прямо за ручьем змеей убегает вдаль извилистый тракт, протоптанный гружеными турьими повозками купцов, круто поворачивает за дубовую рощу. Сразу за ним на небольшом холме гордо возвышается кумир, привечает гостей, безмолвно гласит проезжающим – здесь начинается земля славянская. От него тянутся поля, начинаются славянские веси.

Молодой крепкий гунн с поднятой личиной и в дорогой кольчуге черного металла резко вскинул руку, останавливая колонну степняков. Движение прекратилось, едва слышные разговоры умолкли, все замерли, лишь фыркают кони, в нетерпении переставляя копытами и мотая гривастыми головами.

– Гонориха здесь ждать будем, – скомандовал гунн в дорогой кольчуге, медленно продвигаясь верхом на гнедом жеребце сквозь передовых во главу войска.

– А если он не явится, вождь Вогул? – произнес невысокий всадник с седой бородой, следуя за вождем. Голову защищал обмазанный серой глиной остроконечный шлем. Все же сквозь глину проглядывалась роскошная инкрустация восточных мастеров – заморский шах позавидует! – утонченной отделки височные пластины с витиеватыми письменами арабов, богато украшенная драгоценными каменьями носовая стрелка, плавно перетекающая в навершие в виде змеи с изумрудными глазками. – Если урусы схватили его или того хуже – он сам переметнулся к ним?

Вогул остановился как вкопанный. Конь гуннского вождя недовольно фырчит, покусывает удила.

– Ты и вправду в это веришь, мудрый советник мой Емшан? – процедил молодой гунн, даже не обернувшись на седобородого степняка. – Я хорошо знаю друзей роксолани, так же хорошо знаю и врагов их. Гонорих – гордый герул, он много воевал на земле урусов, много жизней и трофеев этих пахарей унес с собой.

Вогул наконец обернулся, смерил пытливым взором советника. Взор раскосых глаз будущего вождя остер, будто пика, и в то же время в них можно утонуть, точно в бездонном колодце. Тонкие брови на кончиках разлетались в разные стороны, сходились у переносицы, что придавало вкупе с орлиным носом лицу властное, воинственное, даже немного свирепое выражение. Довершали образ вождя мощные, покрытые жесткой щетиной, скулы. В нем больше от матери-арабки, когда-то угнанной в полон, но сумевшей добиться особого расположения – родить вождю степняков первенца. Отцу Вогула поначалу не нравилось столь явное сходство с матерью, но все же нрав и жестокость сына пришлись по сердцу стареющему предводителю вольного народа Степи.

Он и во времена отца был таким, подумал Вогул, осматривая колючим взглядом от головы до пят советника Емшана. Все та же седая борода серебристым водопадом ниспадает на по-прежнему мощную грудь старца. На переносице белеет шрам в палец толщиной, отчего нос кажется уродливо кривым. Все еще воин, что не раз ходил в походы с отцом, все тот же мудрый, иногда лукавый, но всегда покорный взгляд похожих на спелый миндаль черных глаз.

– Ты не согласен со мной, мудрый из мудрейших, Емшан? – лукаво улыбнулся гуннский вождь. – Враг моего врага – друг. Разве нет правды в этих словах?

– Эти слова подтверждены веками, твоя правда, вождь Вогул, – грустно согласился советник. – Но герулы – пусть и не ближнее, но все же родственное племя урусам. Одного корня. Когда-то они дружили, и очень крепко. Я изучал священные письмена славян, и там много сказано…

– Мой Емшан, ты слишком осторожен для гунна, – раздраженно бросил Вогул. – Странно от тебя это слышать, зная, скольких ты отправил к праотцам этим клинком. – Вогул указал на довольно простенькую с виду саблю, но почерк дамасских мастеров бросался в глаза. При столь хвалебных словах вождя советник поклонился, почтенно по-восточному положил руку на грудь.

– Мы уже били урусов, ведь так?! – воскликнул Вогул, обращаясь уже к своим воинам. В ответ раздались неровным строем одобрительные возгласы, выкрики, ругань в сторону врага. – Разве не грабили мы их деревни, не насиловали их женщин, не убивали их стариков и детей во имя нашего народа?!

Степняки еще громче загалдели, размахивали копьями, мечами, луками, многие стучали оружием о небольшие круглые щиты:

– Да!

– Ты верно говоришь, вождь наш!

– Убивали и будем убивать!

– Так велели отцы наши!

– Ты слышишь, мой Емшан? – с надменной улыбкой спросил Вогул седобородого советника. – Воины говорят, что урусов не нужно бояться – их нужно уничтожать. Мой отец и мой дед думают так же. И я так думаю.

Емшан ничего не ответил, лишь потупил взор и покорно поклонился. Гуннский вождь довольно хмыкнул и направил коня к передовым всадникам.

– Мой мудрый Емшан, ты иногда слишком много изучаешь нравы и обычаи наших злейших врагов. Мои воины не понимают этого, впрочем, как и я, – язвительно бросил Вогул, удаляясь.

– И не поймешь, мой вождь, – грустно подытожил, понизив голос, советник, когда Вогул отъехал чуть дальше и еще раз склонился в почтении.

Ожидание гонца затягивается. Вечереет. Первые звезды загорелись на небосводе, солнце наполовину утонуло за виднокраем, отчетливей проступила луна.

Степняки разбрелись по всей округе: одни спешились и без дела бродят, далеко, впрочем, не забредая, помнят приказ Вогула держаться скрытно. Другие устраивают короткие показательные бои, состязались на мечах и копьях, старались не шуметь, третьи практикуются в стрельбе из лука, метают стрелы с коня в одиноко стоящий дуб в три обхвата, четвертые пасут коней на сочной траве, возле скользящего неподалеку ручья, вычесывают гривы костяными гребешками, отгоняют надоедливых слепней.

Минуты текли медленно, словно густой кисель на морозе. Вогул не находит места, вглядывается в даль. Напряжение нарастает, сковывает тело, под ложечкой противно сосало, чуя неладное. Не раз спешивался, ходит взад-вперед, бормочет что-то под нос, снова вскакивает на спокойно щиплющего дерн гнедого. Все чаще в голове проносилось: «А может, прав мой советник Емшан? Может, герул предал нас и ждет теперь где-нибудь в засаде с трусливыми пахарями?» Но вождю в это верить не хотелось, тем более он так много обещал в дар этому герулу, что вряд ли тот не поддастся искушению.

Советник Емшан в эти минуты не беспокоил молодого гуннского вождя, прекрасно знал его горячность – в сердцах может и голову с плеч долой. Лишь все больше мрачнеет. Более опытные и старшие воины из числа приближенных подметили это, сочувствуют, но тоже не решаются говорить – воля вождя неоспорима. Да и не хочется нелепой смерти.

Когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, разбрызгав по небу кроваво-красный закат, вдали показалось стремительно приближавшееся облачко пыли.

– Впереди!

– Всадник!

Вогул тоже его заметил и быстро устремился к коню.

– Нужно встретить! – бросил он ближним воинам и пришпорил коня, торопясь навстречу долгожданному гонцу.

Герул несется во весь опор, и вскоре можно отчетливо разглядеть высокого, немного худого, но все же крепкого ратника с длинными выгоревшими на солнце рыжеватыми волосами, гордое лицо, ясный взор. Сбоку приторочен длинный меч, круглый щит обит прочной турьей кожей с изображением двусторонней секиры, и короткий лук. Облачен в стеганую куртку с крупными металлическими кольцами, виднелись сколотые края, в двух местах зияли дыры от стрел. Шлема не было.

– Мой мудрый Емшан, я же говорил, что обмана быть не может. Этот герул любит золото, а я не скуплюсь для дела, – с довольной ухмылкой произнес Вогул, когда Емшан и несколько знатных воинов поравнялись с вождем. Вождь с неподдельным интересом разглядывает окутанного клубами дорожной пыли приближающегося герула, хотя видел его и раньше.

– Ох, и силен…

Емшан ничего не ответил, хотя в глубине души был очень рад, что опасения его, похоже, не оправдались.

Герул едва ли не врезался в строй ближних вогуловых воинов, но в последний момент резко натянул поводья, конь заржал и встал на дыбы, передними копытами перемалывая воздух.

Только теперь стало заметно, что у герула не было глаза, бровь и веко, скрывающее темную дыру глазницы, рассекает надвое уродливый толстый шрам, доходивший почти до середины щеки. Однако это не портит Гонориха ни капельки, напротив, придает мужественности, б о льшую воинственность, суровость воина, не раз глядевшего смерти в лицо, пусть и одним глазом.

– Приветствую тебя, сильнейший из вождей гуннских, – торжественно прогремел Гонорих, твердо глядя прямо в глаза Вогулу.

– И тебе больших побед, Гонорих, друг Степи, – нарочито медленно кивнул Вогул.

– Великий вождь, земли русколан лежат перед тобой! Все веси до самой Голуни стоят без воинов – мужчины в полях – пора сенокоса, иные в лесах, по ягоду да грибы, многие по охотному делу. Тебе не составит труда разорить много деревень русских, великий гунн!

В подтверждение своих слов герул достал за волосы из притороченного к седлу мешка мужскую голову, бросил к ногам Вогула и его ближников. Смерть поверженного была быстрой, но отнюдь не легкой: губы в запекшейся крови распухли, как вареники, фиолетовый язык безобразно торчал из жутко ощеренного рта. Вместо ушных раковин торчат окровавленные обрубки, нос переломан и вдавлен глубоко в череп мощными ударами скорее всего носком сапога, сильно раздулся. Один глаз вытек, вместо него зияет черная дыра глазницы, второй закатился, в лиловом зрачке навсегда застыл ужас.

Ветераны одобрительно закивали, шумно загалдели. Вогул хмыкнул, ткнул голову острием короткого копья, будто проверяя, не оживет ли.

– Я благодарю тебя, Гонорих, друг Степи, но и вправду ли в весях русколанских нет ни одного воина? – недоверчиво спросил гуннский вождь, сощурив глаза. – Уже ль враг наш лишился разума?

Он покосился на советника Емшана, тот кивнул.

– Я бы и сам в это не поверил, пока сам не увидел.

– А не солгал ли тебе твой глаз, Гонорих, друг Степи?

Герул недобро хмыкнул, пробуравил надменно ухмыляющегося гуннского вождя вдруг отвердевшим, точно камень, взглядом единственного ока.

– Я немало бил врагов своих. Славян – больше всего, – сдержанно проговорил Гонорих и, чуть помедлив, добавил стальным голосом: – Мои боги еще не лишили меня рассудка, великий вождь Вогул. Или ты боишься горстки крестьян-плугарей с рогатиной, или женщин и дряхлых стариков? Тогда зачем тебе идти в земли славян войной? Не единожды головушки тех храбрецов, кто с мечом сюда жаловал, лисы да волки давно объели…

Вогул встрепенулся, лицо покраснело от злобной натуги, глаза блестят недобрым огоньком. Ближние воины переглядываются, руки с силой сжимают рукояти клинков. Лишь герул остается спокойным и продолжает невозмутимо смотреть в лицо гуннского вождя. Все молчат, в воздухе нависло напряжение, кажется, еще одно дерзкое словцо – и он взорвется: блеснет сталь, посыпятся мириады разноцветных искр, перемешиваясь с кровью. И все же Вогул нашел в себе силы успокоиться и продолжил:

– Ты дерзок, Гонорих, друг Степи. Но ты знатный воин и я верю тебе.

– Благодарю за добрые слова твои, великий вождь храбрых гуннов, – кивнул герул. – Если хотите славы великой сыскать в своем походе, то будет лучше, ежели мы под покровом ночи ворвемся и предадим все огню, напоим наши клинки кровью русов!

Герул еще раз поклонился и отъехал немного в сторону, туда, где бьет из-под земли ключ, давая начало холодному норовистому ручейку.

– Мой мудрый Емшан, правду ли говорит этот герул? – вождь Вогул недоверчиво провожал взглядом пышущую непомерной силой фигуру Гонориха.

– Мне сложно сказать, о, великий вождь… – помедлив, ответил Емшан, поглаживая бороду. – Но мудрость в его словах есть.

– Что с тобой, Емшан? Иль и вправду мы, гордые и бесстрашные дети Степи, стали трусливы, как зайцы? – недовольно выпалил Вогул. – Правда, не правда… Вот мое слово! Сбор! Выступаем! Впереди земли треклятых урусов, так напоим же мечи и стрелы свои кровью врагов наших!

Через мгновенье гуннский стан пришел в движение. Поначалу двигались ровным строем – мешал вставший стеной мощный дубняк да колючий кустарник, почему-то нещадно жалящий конские ноги. Но потом лес отступил, остались лишь небольшие перелески, и гуннское войско растеклось по долине. Передвигаются по-прежнему безмолвно, глядят в оба.

Стало совсем темно, небосвод усеян звездами, ухо ласкает стрекот светляков, впереди сквозь очередной лесок открывается вид на небольшую – в двадцать домов – киевскую весь. Тихо. В оконцах горит тусклый свет лучин, печной дым прямым столбиком тянется ввысь, лениво брешут собаки. Женская фигура с покрытой белым платком головой загоняет свиней в сарай, одного визжащего поросенка, что никак не хотел идти вперед, огрела тростиной. Тот еще громче завизжал, но устремился в сарай по розовым спинам и головам быстрее всех. Другая женская фигура, вытянувшись как струна, гордо несет коромысло с полными ведрами воды. Вода иногда плесками срывается, ударяется оземь, маленькими фонтанчиками разлетается в стороны. На другом конце улицы ребятня, улюлюкая, гоняет заблудшую на чужой огород кошку.

И ни одного воина. Сторожей с колотушками и тех не видно.

Степняки приободряются, шепчутся, лошади ускоряют шаг. Еще немного и славянское поселение сожрет беспощадный огонь, а жителей сразит гуннская стрела и степной ятаган напоит кровью землю. Чтобы пуще росла сочная зелень для гуннских коней.

Вдруг ночной воздух стал наполняться гудящими и воющими звуками. Сперва казалось, что где-то далеко в один голос стонут раненые, потом вмешался нестройный крик то ли сов, то ли иных ночных крылатых охотников, а затем и вовсе вразнобой заверещали сотни детей.

Гунны замедлили шаг, переглядываются, пожимают плечами, совершенно не понимая, откуда взялись леденящие душу гудение, стоны и крик.

Внезапно послышался звонкий стук, клацанье металла, зловещее шипение. И теперь слышны уже настоящие стоны и крики, ибо то гудение было не наваждение, насланное для страху волхвами, а смертоносная «поющая» славянская стрела.

– Урусы! Засада! – в один голос завопили, надрываясь, впереди идущие степняки.

Они спешно пытались прикрыться маленькими круглыми щитами от тучи «мелодичных» стрел, однако откуда стреляют, определить трудно – каленое железо сыплется со всех сторон.

Гуннский вождь Вогул ничего не понимает, растерянно мотает головой из стороны в сторону. С широко раскрытыми глазами наблюдает, как его войско словно в предсмертной агонии мечется по опушке, а смертоносная сталь разит одного степняка за другим. Наконец в его голову ударило, словно молнией в дерево, осознание роковой для него и его войска истины. Стрела сбила с него шлем, отскочила прямо в лицо рядом стоящего приближенного воина, угодив в глаз. Хрустнуло. Тот даже не успел вскрикнуть, свалился с лошади, точно мешок с прелой соломой, зацепился ногой за стремя. Конь заржал, встал на дыбы и устремился прямо в гущу смешавшихся в клубок гордых налетчиков степи, тело хозяина волочилось и подпрыгивало за конем.

В стане гуннов творится хаос: лошади в страхе ржут, всадники орут что-то невнятное – наполовину крепкая ругань, наполовину мольба, стонут раненые. И тщетно многие пытаются прикрыться крашеным деревянным кругляшом или спастись бегством – каленое славянское железо разит с потрясающей точностью, будто разъяренная стая потревоженных ос.

– Вогул! Отступаем в те леса! – заорал герул гуннскому вождю, прикрываясь щитом от визжащих стрел и указывая кивком головы куда-то в сторону темных хмурых деревьев. – Уходим!

Вогул с силой пришпорил своего коня и устремился к лесу, несколько стрел с закладывающим уши визгом и шипением пронеслись мимо. Впереди кто-то вскрикнул, рядом заржал чей-то конь.

Вождь не оглядывается, но чует – советник Емшан и многие воины потянулись за ним, к спасительному дубняку.

«Уйти, уйти в тот дубняк, что совсем рядом, впереди», – билось огромным молотом в голове вождя. Он уже и думать перестал о налете. Какое там! Шкуру бы свою спасти, а уж потом пронесутся горячие степные кони по славянской земле, будь она трижды проклята!

Конь Вогула с треском ворвался в дубняк, спотыкается о крепкие торчащие корни, прядает ушами, надрывно храпит, с разбухших, изодранных губ ошметками слетает желтая пена вперемешку с кровью. За ним едва поспевают ближние воины. Сзади по-прежнему кто-то вскрикивает, ругается, сотрясает ночной воздух проклятьями. Лязгает металл, храпят кони. Раздирающий в клочья уши вой и свист славянских стрел не утихает.

Вперед Вогула вырвался жутко храпящий конь Гонориха. Глаза навыкате, удило страшно изорвало рот, на боку обильно кровоточат порезы от стрел. У всадника лицо свирепое, волосы в крови, слиплись, в плече застрял обломок стрелы.

Вогул не сводит с него глаз. Мощь герула больно колет острой иглой самолюбие гунна. Гонорих ответил вождю налитым сталью взглядом, тому еще больше стало не по себе.

Внезапно вверх взметнулись огни. Свист стал нарастать, в нос ударил острый запах жженой смолы. И в то же мгновение перелесок огласил страшный рев. Ему вторят крики и стоны гуннов. Раздался оглушительный треск. Проклятия и ругань сыплются со всех сторон. Дико ржут падающие кони, вверх взметнулись фонтаны жирной земли, трава, сухие сучья. Вогул краем глаза увидел страшную картину – весь авангард попал в волчьи ямы, дно которых густо утыкано острыми кольями.

Впереди маячат чадящие факелы. Языки пламени зловеще пляшут на столетних дубах.

Вогул вертит головой из стороны в сторону. Справа и слева сыплется визжащая сталь урусов, кони храпят. Из темноты, со свистом вспарывая густой лесной воздух, вылетают длинные клинки славян, разят степняков и бесследно исчезают в лесной мгле. Гунны падают, разбрызгивают в стороны потоки крови. Степнятские копья и ятаганы бьют в сторону только что появившегося смертоносного клинка, но тщетно – гуннская сталь вспарывает лишь воздух.

У Вогула голова пошла кругом. Тошнота подобралась к самому горлу, он едва держится в седле, лицо будто вымазано мелом. Ближние воины взяли его в плотное кольцо, прикрыли собой от зловещих клинков урусов, советник Емшан подставил плечо. Взгляды их встретились. Вождь смотрит на своего советника и старшего наставника как затравленный маленький зверек, с мольбой сокрыть, спасти от варварских псов. Вместо ответа Емшан одним движением обнажил ятаган, лезвие зло блеснуло. Вогул мотнул головой и, будто следуя примеру, медленно потащил из ножен украшенный причудливой оттоманской росписью клинок.

Рядом с вождем мелькнула сталь. Один из ближних успел парировать выпад, однако второй удар пришелся в незащищенный деревянным щитом бок. Степняк жутко взвыл, лезвие секиры прорубило нехитрый доспех и с хрустом вошло в плоть едва ли не по самую рукоять. Гунн дергается, стал заваливаться, нога застряла в стремени, с сухим хрустом сильно вывернулась, обнажилась переломанная кость. Конь дико заржал, встал на дыбы, сотрясает копытами воздух. Через мгновение повалился на бок, увлекая под себя бьющегося по соседству гунна. Тот замешкался, поздно приметил падающую конскую тушу, дико заорал и прикрылся рукой, тут же его насквозь прошили двумя копьями. Конское тело накрыло все еще прикрывающегося локтем гунна.

Послышался треск костей, сильной струей брызнула кровь. Кто-то из гуннов схватился за горло, медленно осел наземь, но бедный степняк даже не достал коленом до скользкой от крови земли – тяжелой секирой снесли голову вместе с кистями рук, она, словно тряпичная, улетела в сторону чернеющих деревьев.

Советник Емшан на удачу рубит туда, где только что появлялся то блестящий в отсветах факелов меч, то секира, то шестопер, однако лезвие всякий раз лишь рассекает воздух. Лишь однажды клинок гунна ударил в чей-то шлем, звякнул металл, со славянина слетел шлем, на Емшана уставилось искаженное яростью лицо, на правой щеке распластался давний уродливый рубец от брызнувшего металла. Глаза славянина зло блестят, он ударил тяжелой секирой на длинном древке наотмашь и тут же скрылся.

Кому-то из вогуловых ближников удалось поразить одного вылетевшего из темноты славянского ратника. Короткое копье гунна с треском прошило кольчугу на груди чуть выше сердца. Рус вскрикнул, дернулся в сторону, разрубил древко, заодно отсек кому-то кисть. В тот же миг чья-то стрела угодила ему в щеку, пробила череп насквозь. Рус инстинктивно ухватил за древко стрелу, хотел переломить, но силы быстро покидали его и он повалился лицом вниз. Гунны довольно заверещали, жадно налетели на еще живого русского ратника, тычут копьями, рубят, с жуткими криками разрывают на части.

Внезапно советник вскрикнул – горящая стрела попала ему в грудь, следом вонзилась вторая, надвое рассекла древко первой, пламя мгновенно перекинулось на бороду. Емшан истошно завопил, выронил меч, бьет руками по лицу и груди, пытается сбить огонь. В то же мгновенье сильный удар пришелся ему в голову. Емшан слетел с коня как подкошенный. Шелом смялся, будто бумажный, врезался острыми краями в череп советника, кровь брызнула мощными струями.

Крик и стоны сдавливают голову гуннского вождя точно тиски. Еще чуть-чуть – и она лопнет, словно скорлупа, сжатая в кулаке. Вогула сотрясает мелкая дрожь, лицо из бледного превратилось в зеленое. Глаза потускнели, в глубине зрачков – безумный страх. Дыхание сперло, стало неровным. Он сильнее сжал рукоять клинка, косточки на руках побелели. Впереди и сзади почти никого не осталось из живых гуннских воинов. Вокруг лежат конские туши, изрубленная на куски человеческая плоть, до дурноты пахло кровью. А факелов впереди становилось все больше. Теперь Вогул с ужасом разглядывает в отблесках пламени свирепые лица русов, они уже не таясь идут на жалкую кучку степняков. Круг сомкнулся.

Последнее, что смог узреть Вогул, – сын и наследник гуннского хана – огромное тело Гонориха. Мощные руки герула стащили с седла вождя и с силой перебросил через седло. Дальше сознание Вогула помутилось, он отрывками видел, как горстка ближников молодого вождя отчаянно рубится с преследовавшими русами, утопающий во мраке лес, грозное лицо герула, слышал его тяжелое дыхание и этот леденящий душу свист славянского железа.

 

 

Славяне углубляются все дальше в лес. Наткнулись на озеро с черной водой. Берег зарос осокой, на воде – ряска. Йошт хотел было умыться, но Борята его остановил – это озерцо, как рассказывал ему волхв Веслав, питается от самой Смородины – реки в загробном мире.

– Перестань сказки рассказывать! – Йошт опять махнул рукой и едва не дотронулся до воды. – Это же просто вода, и никакая она не мертвая, и вообще, разве вода может умереть?

– Не веришь – смотри, – Борята бросил листочек, он закружился и медленно опустился на водную гладь, тут же сморщился и распался в пыль. Венед, открыв рот, резко отполз от озера.

– Теперь-то веришь? – улыбнулся Бор. В это мгновение застонала Горяна. Борята спохватился и бросился со всех ног к раненой девушке.

– Йошт, нам торопиться надо! Веслав тебе не говорил, куда именно идти?

– Не знаю, Бор, он сказал, что лес меня спасет.

– Лес спасет, – недовольно буркнул белоголовый сын кузнеца. – Заблудимся мы и вся недолга, а у нас каждая минутка на счету.

Бор осторожно поднял девушку, та застонала сильнее, он приговаривает ей ласковые слова, старается успокоить, просит, чтоб не волновалась, что обязательно спасет ее.

Йошт озабоченно окинул взором округу, жухлая трава, скорченные деревца, даже птиц не слышно – место и впрямь гиблое. Вдруг взгляд его наткнулся на еле заметные следы какого-то животного, они уводят отсюда. Он пошел по следу и вскоре наткнулся на тропку. На ней отчетливо можно разглядеть оттиски босых ног!

– Бор! Сюда! – радостно закричал Йошт, замахал руками. – Я нашел дорогу! Здесь человеческие следы!

Бор обрадованно кинулся за рыжеволосым другом через кусты, стараясь изо всех сил не тревожить Горяну, но та часто стонала.

Тропа, на удивление Йошта, никуда не скачет, не исчезает, а ровной лентой ползет вперед. Такое впечатление, будто деревья и кусты уступают ей дорогую.

Date: 2015-07-11; view: 384; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию