Больше книг Вы можете скачать на сайте - FB2books.pw 2 page. Беловолосый ребенок вскрикнул – чьи-то руки с силой сжали бока и отбросили в сторону от накатывающейся смертоносной волны

Беловолосый ребенок вскрикнул – чьи-то руки с силой сжали бока и отбросили в сторону от накатывающейся смертоносной волны, ощетинившейся пиками и клинками. Перед глазами все смазалось: кони, люди, соседский дом, чуть покосившийся забор и трава смешались в серо-коричневую массу. Земля прыгнула навстречу, боль молотком ударила в голову. В это же мгновение где-то рядом вскрикнула мать. Белоголовый мальчуган застонал, с трудом поднял отяжелевшие веки. Сквозь нависшую перед глазами пелену он сумел разглядеть, как два всадника очумело рубились, кривые мечи описывают замысловатые траектории, обрушиваются на беззащитных людей, остро оточенные лезвия врезаются в горячую плоть, рвут сухожилья, крушат кости. Кони, обезумев от крови, топчут раненых. Крик и стоны умирающих наполнили утренний воздух.

Трое мужчин – больше не нашлось – с оружием в руках бросились наперерез гуннским всадникам. Некоторые успели натянуть кожаные безрукавки, у одного – кольчуга из крупных колец, стальной шлем, в руках подрагивает короткий меч с широким тяжелым лезвием. У остальных копья с расширяющимися лезвиями и короткой перемычкой у основания. С такими ходят на крупного зверя.

Гунны разили всех, кто попадался под руку. Один из них подал коня чуть вперед и резким движением прошил насквозь пробегающую в панике молодую женщину коротким копьем. Она вскрикнула, распластала руки в разные стороны, на груди, откуда торчало древко, на белой льняной рубахе стремительно расползается кровавое пятно. Гунн дико заорал и с силой дернул на себя копье. Молодая женщина запрокинула голову, острие с треском пробило грудь, предсмертный хрип вырвался из груди, кровь потоком хлестанула изо рта, белокурые волосы разметались в стороны.

В центре поселения гремит бой. Звяканье металла о металл перебивает истошные крики, крепкую ругань, вопли раненых и умирающих. Двое русов умело орудуют копьями: в тесноте умудряются отбиваться от выпадов гуннских ятаганов, сталь мерцает дугами, цепляется за гуннские клинки, искры разлетаются в разные стороны. Иногда удается и самим атаковать врага. Однако степняки умело маневрируют на коротконогих юрких лошадях – широкие перья копий лишь рассекают воздух. Один из русов – в плечах трое не обхватят – наконец дотянулся до гунна, копье звякнуло о нашитую на коже бронзовую пластину, тот поспешно отпрянул, рубанул по наконечнику, славянин с силой опустил копье. Конь дико заржал – клинок рассек шею, из глубокой раны тугой струей ударила горячая кровь. Животное с выпученными глазами поднялось на дыбы, копыта неистово бьют отяжелевший, пропитанный сладковато-кислым ароматом крови грунт. И тут конь не удержался, повалился вместе с наездником на землю. Гунн неистово заорал, увлекаемый конской тушей, однако в самый последний момент успел освободить ноги из стремян, отпрыгнул в сторону, походя отбился от выпада русского копья.

Славянин, вооруженный мечом, едва сдерживает наседающих степняков. Дыхание с хрипом вырывается из груди, руки, будто налитые свинцом, тяжелеют. Легкая кольчуга огромными каменными глыбами давит на плечи. Рус скосил глаза – соплеменники не в лучшем положении – вдвоем едва сдерживают пятерку степных разбойников. В это же мгновение не замечает хитрого выпада противника, запоздало отвел корпус вправо, гуннский клинок ударил в металлические кольца на предплечье, острая боль пробежала волной по телу, с губ предательски сорвался вскрик, в том месте сразу ощутил мокрое и теплое.

Гунны, будто дикие звери, почувствовали кровь, набросились с удвоенной силой. Удары посыпались со всех сторон. Славянин проседает под каждым ударом, перед глазами лишь мерцание стали и звериный оскал степняков. Широкий меч вертится в мозолистой руке как волчок, отражает шквал ударов, однако рус чувствует, что силы покидают его, еще минута, и он рухнет как срубленное дерево. Он дико заорал, собрал остатки сил и бросился на врага. Первый попавший под руку разъяренному русу гунн опешил от града ударов, всполохи и искры посыпались в разные стороны. После очередного мощного удара степняк заорал: острие меча все-таки достало его, вспороло кожаный нагрудник, а вместе с ним и живот, внутренности кишащим клубком уродливых змей вывалились наружу, безумно вопящий гунн дернулся вперед, но запутался в собственных кишках и рухнул на землю, продолжая верещать и кататься в пыли.

Внезапно рус побелел лицом, изо рта вырвался стон, грудь сдавило невыносимой болью. Сначала одно, а следом и второе копье ударило в живот и в сердце. Остро отточенные наконечники разрывают стальные кольца кольчуги, медленно погружаются в разгоряченную плоть руса, с уголков губ вниз устремились кровавые дорожки. Поверженный славянин рухнул сначала на колени, затем упал лицом вниз в вытоптанный пятачок на траве. Гунны ликуют.

Бой, так же как и начался, кончился внезапно. Нескольких оказавших сопротивление разъяренным степнякам спешно добивали, всюду слышались стоны, в утреннем воздухе висел тяжелый сладковатый запах крови.

Среди разбросанных по маленькой деревенской площади-полянке тел с довольными ухмылками прохаживаются спешившиеся гунны, ногами переворачивают людей, руки брезгливо обшаривают в поисках драгоценностей или хоть мало-мальски ценных вещей. Иногда кто-то вскрикивал от боли, на него тут же обрушивался ятаган или острие короткого степняцкого копья. Стоны резко обрывались. Славянское оружие и доспехи с убитых воинов сняли, кольчуга, широкий меч, копья, несколько шлемов и нагрудников теперь навалены в кучу прямо посреди трупов. Степняцкие лошади прядают ушами, косят карие глаза в сторону мертвых, закусывают от страха удила, потихоньку отходят в сторону.

Белоголовый паренек, весь измазанный в чьей-то крови, из-за кустов остолбенело смотрит, как один из гуннов ногой старается перевернуть почти надвое рассеченное тело молодой женщины, наверняка у нее есть какой-нибудь драгоценный оберег – больно хороша даже на вкус степняка, таких всегда одаривают дорогими побрякушками женихи или молодые мужья. Его носок чуть приподымает плечо, однако тело капризно не желает переворачиваться, степняк раздраженно процедил сквозь зубы трескучее ругательство и с силой пнул убитую.

Вдруг женщина чуть слышно застонала, гунн опешил и отступил назад, но тут же собрался и с рыком обрушил кривой клинок на умирающую, послышался хруст костей, паренек громко ойкнул. Гунн мгновенно вздернул голову на странный звук, хищный взор вонзился в кусты, там что-то шелохнулось. Степняк медленно выпрямился, начал прислушиваться, осторожно шагнул к густым кустам у ограды крайнего дома. Дальше кустарник вырастал живой зеленой стеной, убегал в рощу. Гунн сделал еще несколько осторожных шагов, ножны кривого меча предательски позвякивают, рука степняка с силой прижала их к бедру, теперь едва слышно поскрипывала сыромятная кожа нагрудника. По кустам вновь пробежал шорох, несколько веток заметно раскачиваются, степняк с криком бросился в заросли, ветки и листья больно ударили в лицо, он с силой начал размахивать ятаганом крест-накрест, ветки кустарника и листва разлетаются во все стороны, зеленое крошево хрустит под ногами, мешает обзору.

Гунн на мгновение остолбенел, поднятая рука с ятаганом замерла, перед степняком плотной зеленой стеной возвышались заросли. Дальше – не пройти. С его губ вырвалось проклятье. Он раздраженно ударил клинком по толстым стволам кустарника, послышался треск, несколько веток упали к его ногам. Гунн развернулся и стал спешно выбираться к своим, там его уже звали.

– Слышал что-то? – бросил один из поджидавших его соплеменников. – Зверь или человек?

– Не знаю. Шорох в кустах слышал… – хмуро процедил гунн в ответ.

– Шорох? Ха! Может, тебе послышалось? – спросил другой только что подошедший степняк. Его щека была рассечена, кровь струйкой сбегала вниз, он иногда прикладывал к ране густо пропитанный кровью обрывок льняной материи.

– Может, и послышалось.

– А может, кто из урусов сумел ускользнуть? – бросил один из гуннов. – Хотя… мы ж всех вроде перебили. Вон, – он ткнул пальцем в сторону разбросанных по полянке тел, – всех шакалов, кого видели, перебили.

– Точно, я в оба глаза глядел!

– Дун-ха, ты оба глаза пучил от страха и смотрел, как бы тебе не попасться на копье к урусу, – насмешливо бросил один из гуннов.

– Эй! Лишнего не говори! – обиженно воскликнул степняк, брови на переносице. – Я среди первых начал кромсать этих шакалов!

– Да я видел, как ты бился. Жался в сторону, как баба! Тьфу!

– Что ты сказал?! – гунн, которого винили в трусости, почернел лицом, глаза налились кровью, угрожающе сузились, послышался скрежет металла о металл – из ножен пополз клинок ятагана.

– Аррргх! – опешил степняк, взор скользнул по яркой полоске ятагана. – Смелый, да? Ай, кровь горячая после драки? Никак, тягаться со мной вздумал?

Вжикнул металл. В руке у гуннов подрагивает по клинку, в воздухе нависло напряжение. Названный трусом и уклонистом гунн решительно шагнул вперед к сопернику. Со всех сторон тут же заголосили, посыпались крепкие ругательства. Оскорбленного степняка подхватили за плечи, он резким движением плеча попытался сбросить их, но пальцы цепко держат его за обшитый бронзовыми бляшками нагрудник.

– Хватит вам! – заорал один из гуннов и тут же сморщился от острой боли – из затянувшейся тонкой корочкой раны на щеке хлынула кровь, кусок грязной льняной материи поспешно старается остановить струйку. Он чуть тише добавил: – Разгавкались как собаки! Вам волю дай – перережете себя на радость урусам!

Возгласы и ругань оборвались, все как один уставились в низкорослого гунна с белой перевязью на руке – признак старшего. Он обвел всех суровым взглядом и остановился на соплеменнике, который слышал шорох в кустах.

– Говори, что видел, что слышал? – властно приказал старший. При этих словах он еще раз сморщился от боли – еще одна красная струйка скользнула, прорываясь через напитанную кровью тряпицу.

– Шорох в кустах… Я добивал раненых, вдруг услышал, что в траве кто-то есть. Ну, я бросился туда, но никого не нашел…

– Никого? И следов даже не увидел?

– Никаких…

– Я и говорю – лис или какой еще зверь, – вмешался один из гуннов.

– Молчать! – грубо перебил его предводитель шайки, вмешавшийся в разговор гунн почтительно отступил на шаг. Вожак вновь обратился к услышавшему странный шорох в кустарнике:

– Говори, кто это мог быть? Может… может, рыжеволосого увидел?

– Того самого, за чью голову советник хана золотом платит? – удивленно воскликнул один из гуннов. Старший тут же повернулся к нему, глаза зло блеснули, крылья носа хищно раздулись. Осмелевший вдруг степняк опустил голову и сделал шаг назад, что-то бормоча под нос. Гунн-старшина медленно повернулся к степняку, слышавшему шорох в кустарнике.

– Ну, говори! Огненноголового видел? Или просто почудилось?

– Нет, не почудилось… Но никакого огненноголового я не видел.

– Вспоминай крепко, иначе советник нашего великого хана казнит тебя. И тело бросит на съедение волкам! А заодно и нас! – процедил сквозь зубы старший. – Ну? Видел ли кого? Или почудилось твоей дурной голове?

– Э-э-э! Я говорю: слышал шорох! Но человека я не видел. Может быть, это был дикий зверь…

Старший гунн в тишине медленно, с ног до головы рассматривал нахмурившегося соплеменника, тот спешно отводит глаза, взгляд вожака степняцкой шайки сотнями стрел вонзается в его взор. Он медленно и грозно проговорил:

– Узнаю, что обман, – я первым тебя на ремни рвать буду, потом отрежу тебе язык и брошу собакам! Никто не должен знать, что мы тут сегодня натворили.

Старший гунн медленно развернулся и направился к коню.

– Все, уходим! Нас ждут в лагере советника! – бросил он остальным гуннам, которые стояли как вкопанные и провожали его взглядами.

– Может, сжечь тут все? – торопливо спросил один из гуннов.

– Нет! – отрезал вожак. – Дым будет виден далеко. Нам этого не надо! Урусы не должны прознать, что очередное поселение шакалов мы пустили под нож!

Степняки медленно побрели к своим лошадям. Один недовольно зацикал, другой – вполголоса кого-то то ли ругал, то ли проклинал, лишь гунн, который слышал шорохи в кустах, молчал и с задумчивым лицом осторожно поглядывал по сторонам.

Перед тем как сесть в седло, он в последний раз бросил колючий взор в сторону порубленных им кустов. Хмыкнул, лошадь привычно заржала под его тяжестью. Неровный строй гуннских наездников направился на восток, его из зеленой стены провожали два полные слез глаза-огонька.

Теплая волна разливается по телу. Йошт зажмурился. Солнечные лучи, как заботливые руки матери, поглаживают кожу, она тут же отзывается стайками мурашек. Совсем недалеко раздался звонкий девичий смех. Он будто бьющийся хрусталь переливается на свежем воздухе. Вокруг небольшая полянка, она стелется дальше, пока не упирается в крутые горные отроги. Узенькая ленточка речушки стелется по долине, перепрыгивает холмики и гудящим водопадом срывается вниз с обрыва. Йошт блаженно вздохнул. Сердце часто забилось. Он дома.

Тут же на полянке кружится хоровод молоденьких девчат, тугие длинные косы в воздухе описывают замысловатые фигуры, вплетенные в волосы ленты искрятся разноцветьем, простые платьица лепестками разлетаются в стороны. Венед приметил одну из красавиц-молодух, ее черты показались до боли знакомы. Ну конечно! Это же Горяна! По рукам пробежали мурашки, в животе потеплело, сердце часто забилось. Она перехватила взгляд карпенца, отпустила руки подруг, кружащих в танце, и шагнула к нему. Ветер играет разноцветными ленточками в косе, полупрозрачное платье искрится на солнце, смеющийся ротик обнажает белые зубки.

Йошт приподнялся на локтях, Горяна легкой походкой плывет к нему, иногда останавливается и кружит, смех звоном бьющегося стекла струится в долине. Тепло волнами струится по телу венеда, жар охватывает голову. Голубые глаза Горяны смеются, поблескивают игривыми искорками. Йошт застыл в приятной истоме, глаза немигающим взором уставились на славянскую красавицу.

Вдруг белоснежное лицо девушки задергалось, стало темнеть, широкие глаза сузились до отвратительных щелок, нос впал, губы побледнели, растянулись и стали напоминать крысиные хвосты, через кожу щек, верхней губы и уродливого подбородка пробились клоки черных волос, отдельные пряди сделались седыми. Горяна скрючилась, ее ноги подломились, и она упала в траву, ее тело забилось в судороге, белая пена слюны брызнула в разные стороны. Йошта сковал ужас, рот застыл в беззвучном крике. На него уставилось уродливое лицо одного из степняков, что в перелеске зарубили мать и едва не прикончили беззащитного паренька.

Безобразная харя гунна противно заверещала:

– Уруса рвать конями будем! Дун-ха!

Степняк выставил руки вперед и двинулся на Йошта, из уродливых крючков-пальцев торчат когти, на них грязь вперемешку с кровью.

Венед попытался встать и броситься прочь, но сил не хватало даже чтобы ползти. Противная немота пробила все тело. А жуткие кисти, готовые рвать свежую плоть, приближаются. Йошт пытается сделать хотя бы одно движение, но все безуспешно, со лба мелкими градинками покатил пот. Венед закричал.

Негромко бухнула входная дверь, в комнату вскочил Веслав, теплые руки волхва заботливо ухватили бьющегося в истерике венеда.

– Ну, будет-будет. Это всего лишь сон.

Йошт прекратил кричать, ошалело бегающие глаза остановились на лице старца. Тот продолжил:

– Это сон – не более. Ты смотри на меня, и твое дыхание станет спокойным, а страх уйдет.

Венед послушно кивнул и неотрывно смотрит в глаза Веславу. Старец довольно улыбнулся.

– Как у нас говорят: куда ночь – туда и сон.

Веслав заговорщицки подмигнул и скрылся в проеме соседней комнатушки, оттуда донесся шорох, едва слышно скрипнули половицы.

Опять приснилась галиматья какая-то, молнией пронеслось в полусонной голове Йошта. То баба с крылами, как у орла, то теперь эти паршивые степняки. О боги! Жуткий какой-то гунн был. Эх, надо бы действительно все рассказать Веславу, а то как-то не по себе…

По телу перепуганного карпенца вдруг пробежало тепло. Враз стало уютно и спокойно. Йошт выдохнул:

– Уф и почудилось…

Он огляделся. В избе темно, однако в оконце начинает светлеть.

– Уже… уже утро?

– Почти. Всякая гадость всегда под утро снится.

Веслав привстал, льняная рубаха блеснула серебряными нитями.

– Ну лады, что все в порядке. А я тут кое-куда сходить собрался, не составишь компанию? Будет интересно, обещаю!

– Но я хотел еще…

– Что ж, ну и ладно. В другой раз значится.

Веслав поднялся и беззвучным шагом направился из комнаты. Когда уже переступил порог, посоветовал:

– А ты сил набирайся. Быть может, тебе они вскоре ой как понадобятся.

Йошт с ужасом подумал, что останется опять один в жуткой темноте. Вмиг из угла потянулись скрюченные руки того самого степняка. Венед тут же вскочил с кровати и сбивчиво произнес уже почти скрывшемуся в черном проеме двери:

– Нет! Я хотел сказать… Конечно, пойдем, дядя Веслав. А куда?

– Узнаешь. Только для начала приведи себя в порядок. А то видок у тебя… ну сам понимаешь.

Йошт спешно пошел к колодцу, помылся как следует, вода холодная бодрит тело, как будто приливает новые силы. Он довольно фыркал. Когда закончил, подошел к волхву, тот протягивает ему сверток.

– На-ка, Йошт, примерь.

– Что это?

– Рубаха, новая, твоя уже поди вся в негодность превратилась – негоже гостю волхва Веслава ходить в лохмотьях.

Йошт развернул материю, растянул рот в довольной улыбке. В его руках настоящая льняная рубаха, совсем новая, на ощупь мягкая, как молодая овечья шерстка. У самого сердца огненным пламенем горит красное солнце, под ними две человеческие фигурки и огромный ящер.

– Спасибо, дядя Веслав, мне очень нравится.

– Никогда не говори «спасибо» ни мне, ни кому-то еще, – вдруг грубо отрезал волхв, складки на лбу проступили еще отчетливее, потом добавил мягче: – Мы сильные, Йошт, нам не нужно просить Бога о спасении, мы ведь не его рабы, мы – его дети, притом самые любимые. Нужно говорить «благодарю».

– Благо…дарю, дядя Веслав, – немного смутившись, сказал Йошт.

– Ну что стоишь, примеряй, должна быть впору.

– Но она же совсем новая, может, я ее лучше сохраню да по праздникам буду надевать?

– А чего так? Аль не по сердцу мой подарок?

– Еще как по сердцу! – радостно отвечает Йошт. – Просто жалко ее немного, вдруг заляпаю ее чем, а она такая красивая…

– Будет тебе, заляпаешь! Если хочешь знать, Горянушка несколько ночей не спала – шила специально для тебя, а ты и носить не желаешь! Неблагодарно как-то выходит, Йошт.

– Так это она мне?

– Ага, ведь знаешь уже – у нас, у славян, гость – человек святой, ему самое лучшее подают, ну и конечно, без даров не отпускают. Правда, лучше бы, если про этот подарок Борята ничего не узнает. Ревность – чувство не из лучших. Молод еще да и горяч – дров может наломать…

Йошт мгновенно натянул через голову рубаху, она и в самом деле оказалась впору. Йошт даже удивился, ему показалось даже, что от нее тепло какое-то идет, ему почудилось, что ни дождь, ни жара, ни холод морозный не смогут причинить ему вреда – рубаха оборонит. И как только девушка смогла создать такое? Ведь даже мерок не снимала – очевидно, волхв помог.

– Смотри-ка, сидит как влитая, – довольно говорит волхв.

– Хороша… Только Боряте, наверное, не следует говорить.

– Это почему же?

– Если он узнает, что рубаху эту мне Горяна пошила, завидовать станет.

– Это точно, а зависть – плохое чувство, пусть даже и не со зла…

Волхв задумчиво посмотрел на звезды, что горят ярко.

– Ладно, нам пора, а то опоздать можем.

– Так куда мы идем?

– В Велесово урочище, здесь недалеко.

Йошт и волхв обогнули мирно спящее поселение и спустились к небольшому перелеску. В нем ступили на едва приметную тропинку, что петляет между деревьями словно заяц.

Потом подошли к селению древлян-изгоев, а от него стали углубляться в чащу. По пути приметили нескольких древлян – они почтительно кланяются волхву, тот охотно кивает в ответ.

Дальше в чаще идти стало сложнее, тропы нет никакой, не единожды приходилось обходить поваленные деревья, волчьи ямы. Йошт старается следить за дорогой, но потом сам едва не потерялся, на мгновение упустив из виду волхва. Когда понял, что отстал и остался один, ужас опять потянулся к горлу леденящей лапой. Венед крутит головой из стороны в сторону, но взгляд цепляет лишь стволы дубов да берез, даже тропинку и ту разглядеть сквозь густые заросли кустарника невозможно. Однако волхв внезапно вынырнул откуда-то из-за кустов, чуть не сделав Йошта заикой до конца дней. Веслав заговорщицки подмигнул и бросил с улыбкой:

– Шевелись! Не отставай!

Йошт облегченно вздохнул и пошел за волхвом. Теперь этого старика из виду не выпустит ни за что!

– Дядя Веслав, а мы не заблудимся?

– Конечно, нет! – рассмеялся волхв. – Я этой тропой на протяжении долгих лет хаживаю, каждый кустик знаю, каждую веточку помню.

Вдруг раздался совсем недалеко протяжный вой, у Йошта все внутри похолодело.

– А звери дикие здесь есть?

– А куда ж без них? Чай, лес! Но в эту ночь они предпочитают быть подальше…

– А кто же тогда выл? Волки?

– Ну, не совсем волки… – произнес волхв, обернулся и тут же напоролся на полные ужаса глаза венеда. – Да и далеко они отсюда.

Вновь раздался протяжный вой. Веслав ощутил, как чьи-то пальцы впились в его рубаху.

– Неужели это… это оборотни? – пролепетал задыхающийся от страха Йошт.

Волхв лишь рассмеялся в ответ.

– Ого! Мы уже совсем рядом. Ты чего, испугался, что ль?

– Есть немного. Я не хочу к оборотням идти!

– Перестань! Мы вовсе не к ним идем. И вообще, держись, Йошт, лучше меня, отстанешь, тогда точно нетопыри утянут, сожрут и костей не оставят.

Йошт сглотнул застрявший ком в горле и двинулся за волхвом, сердце его в страхе колотилось, ноги едва слушались.

Наконец деревья перед ними расступились, и они оказались на крохотной опушке. Волхв деловито прошелся по полянке, всматривается то вдаль, то в звездное небо, полная луна ярко освещает округу. Потом умело расчертил концом посоха большой круг и позвал Йошта:

– Парень, подойди сюда.

Венед осторожно подошел к кругу, но дальше ступить за черту не решается.

– Ступай, не бойся, – сказал волхв.

Йошт немного помялся с ноги на ногу, потом задержал дыхание и, закрыв глаза, ступил в круг. Удостоверившись, что ничего дурного не произошло, Йошт вздохнул с облегчением.

– Теперь спокойнее будет, – заверил волхв. – Круг отпугнет злых духов.

Будто подтверждая слова волхва, кусты шевельнулись, что-то недовольно зафырчало, хрюкнуло. Йошт вжал голову в плечи, пододвинулся ближе к волхву.

– Они… они точно нас не тронут?

Веслав рассмеялся в ответ. Йошт насупился, задумчиво почесал затылок – глупо бояться, когда рядом человек, ведающий волшбу. Венед глянул на Веслава, тот сидит и насвистывает какую-то веселую мелодию, глаза полуоткрыты, руки привычно сжимают резной посох.

Минута сменяется минутой. А они все сидят и чего-то ждут. Йошту кажется, что прошли часы. Наконец он не выдержал:

– Чего мы так долго ждем?

– Нужного часа, Йошт.

– А когда он настанет?

– Когда нужно, – ответил волхв спокойно. – Каждому событию – свой час, а часу – свой черед.

Йошт жамкает губами, будто повторяет про себя ответ старца, потом сделал недовольную мину – темнит волхв, слова заумные какие-то…

Они по-прежнему сидят на полянке, очерченный волхвом круг иногда вспыхивает еле зримой нитью голубоватого света. Йошт наблюдает то за кругом, то за волхвом. Но Веслав сидит без движения, веки опущены, дремлет.

Венед от мучительного ожидания не сидит на месте – задницей елозит так, что на траве образовалась плешь. Вновь не выдержал, дернул за рукав волхвовскую рубаху.

– Дядя Веслав?

– Да, Йошт, – не открывая глаз, отозвался волхв.

– Борята мне рассказывал, что грамоту знаете. Не могли бы… в общем, я хочу научиться писать и читать.

– А зачем тебе это? – оживился волхв. – Никак в волхвы решил податься?

– Да нет, я просто… говорят, что эта штука важная очень и что скоро она перевернет мир.

– Вот как? – волхв Веслав открыл один глаз, многозначительно посмотрел на рыжеволосого паренька с далекой Карпени. – Перевернет или изменит?

– А разве это не одно и то же?

– Конечно, нет! – громко отчеканил волхв. – Все течет, все меняется, даже мы с тобой. Ты поначалу таких как я чурался, говорил – раз волхв, то обязательно злобный волшебник, чародей, оборачивающий людей в разную гадость. А теперь ничего, обвыкся, даже трудимся вместе.

– Ну так это я по незнанию брякнул, – отмахнулся венед. – У нас ведь не было ни волхвов, ни других ведунов да лекарей.

– Это верно, – кивнул с улыбкой на устах Веслав. – Не так с… как ты сказал – перевернет мир? Так вот, переворачивают обычно с ног на голову. Сам, наверное, смекаешь уже, как правильно.

Йошт кивнул. Старец продолжает:

– Хотя, может, ты и прав. Это раньше черты и резы могли понимать только люди ведающие. Считалось, что это некое таинство с богами, простому смертному не понять тайного смысла. Теперь азбукой пользуются не только волхвы, но и князья и купцы, да и бояре помаленьку учат. Но пока грамота еще окружена ореолом таинственности, наверное, пройдет еще не одна сотня лет, прежде чем каждый юноша сможет не только читать, но и писать.

– Выходит, это плохо?

– Наоборот, очень хорошо! Люди смогут читать нужные книги, больше приобщаться к богам, да и для народа это очень хорошо. Любой народ, обладающий письмом и речью, – народ сиречь великий. То есть многоликий. Запоминай, коль хочешь грамоту познать, обучение, считай, началось.

Йошт шлепает губами, повторяет. Волхв принялся чертить посохом на земле черточки, поначалу они казались разрозненными палочками, но потом начали приобретать некую форму, Йошт постепенно стал находить некую красоту.

– Все начинается с азбуки. Вот, это буква аз, а это – веди. Каждая, кроме звука, имеет свое, тайное, значение, имя.

– Наверное, это очень сложно?

– Ну почему же? Смотри: аз – означает божественную причастность, искру Рода. Буки – быть, существовать в яви, наяву.

Венед удивленно смотрит то на волхва, то на черты на земле, кончик посоха старательно рисует буквы, они подсвечиваются голубоватым огоньком. Веслав продолжает:

– Это буква «веди» – ведать, знать. Это «глаголь» и «действие», – посох замер, волхв внимательно посмотрел на карпенца. Йошт рядышком пальцем повторяет очертания букв, шепчет названия. Веслав улыбнулся.

– А теперь, мой друг из Карпени, повтори вслух все, что я написал.

Венед немного смутился, начал повторять, запинается:

– Аз – искра Рода, буки – быть… быть в этом мире, веди – означает зна… знать, глаголь – говорить… и…

– Ну, смелее! – подбадривает волхв.

Йошт кашлянул.

– Действие… значит – делать…

– Попробуй прочесть не буквы, а «тайные» значения, смыслы. Что получается?

Йошт шевелит губами, брови понемногу ползут к переносице. Вдруг он оторвался от черт, поднял глаза. Губы дрогнули:

– Я существую, знаю, говорю и действую!.. Ух ты!

– Правильнее будет так. – Волхв начал водить посохом от букве к букве, те от прикосновения вспыхивают, потом гаснут. – Искра Рода существует в теле, и она знает тайны, священные слова, ведущие к совершенству. – Посох вдруг остановился. – Это человек, Йошт! Азбука – это мы, люди!

– Ничего себе!.. – еле выдавил от изумления венед.

В это мгновение совсем рядом раздались вой и жуткое чавканье. Йошт содрогнулся, кожа пошла гусиными пупырышками, кровь замерла в жилах.

Волхв посмотрел на луну, потом привстал. На лице, изборожденном морщинами, ни тени беспокойства.

– Пора, – коротко бросил волхв и пошел на окраину опушки. Йошт немного помедлил, потом направился за волхвом.

Волхв постоял немного перед начинающимся лесом, прислушался и ступил в темноту. Йошт кинулся следом.

Он долго шел впереди, старался не терять из виду волхва. Потом волхв остановился, остановился и Йошт. Волхв нагнулся, руками осторожно раздвинул кусты, юный спутник, внимательно наблюдавший за ним, вдруг прикрыл тыльной стороной ладони глаза – яркий свет больно ударил в глаза.

– Смотри, – шепотом говорит волхв.

– Что это?

– Это папоротник.

– Папоротник? Вот те раз! Не думал, что он может и гореть.

– Светится он всего один раз в год и только одну ночь. Сегодня как раз такая.

Волхв поднялся и медленно, держа перед собой посох, пошел туда, где горит ярким пламенем стебелек папоротника. Он подошел к горящему кустику, нагнулся.

– Папоротник, Йошт, это не простая трава, – шепотом говорит волхв и бережно касается стебелька. – Это растение из подземного мира. Любимый цветок Мары, жены Чернобога.

– Вот это да!

– Ты можешь дотронуться до него, – говорит волхв Йошту, тот в нерешительности протягивает руку, но потом отдергивает руку, будто яркое свечение может обжечь. – Не бойся, он холодный.

Йошт осторожно дотронулся до цветка, и, странное дело, пальцы и в самом деле будто ожгло морозом. Венед с интересом рассматривал кончики пальцев, они будто побелели, покрылись инеем. Внезапно от пальцев вверх по руке пробежал холод, в голове нарастает гул, перед глазами запрыгали чернеющие кусты, дышать стало трудно.