Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Воскресник
Дядя Леша удивленно озирался: — Народу! Стар и млад. — Ну-ка, братья Родионычи, — по-свойски призвал на помощь дворник Федор Иванович. И ему в одиночку не управиться с железным ломом. Втроем совместными усилиями приподняли и опустили тяжелую пику. Блестящее острие вонзилось в серую глыбу, выклюнуло мутную ямочку. — Выше, выше поднимай. С маху чтоб! С четвертого удара ледяная глыба раскололась, обнажилось чистое голубое нутро. Но и половину не поднять. — Еще р-разок, Родионычи. Дядя Вася ловил раскрытым ртом морозный воздух. Да и напарникам уже требовалась передышка. Мама совковой лопатой накладывала ледяные осколки и крошево на фанерную волокушу. Бригада ребят отвозила нелегкую поклажу к пандусу у сфинксов, к удобному и посильному спуску. Сотни штатских и военных расчищали набережную. На людей в черных бушлатах и шинелях смотрели с любовью и благодарностью. Защитники и помощники. Когда в январе хлебозавод остался без воды, боевые экипажи включились в ремонт, проложили временные шланги и провода, качали воду из Невы, давали энергию от судовых электростанций. Опорожнив волокушу, ребята присели отдохнуть. Таня приблизилась к сфинксам. Мартовское солнце освободило каменные статуи от наморози, человеко-львы, блаженно прикрыв глаза, беззаботно дремали, будто с поста сменились. Караул несли военные моряки. «Замечательно, когда совсем-совсем есть не хочется, — позавидовала сфинксам Таня. — Были бы люди из сиенита, тоже обходились бы без пищи. Живешь себе и все». — Полундра, — подражая морским командирам, поднял свою бригаду Борька Воронец. Ребята поволокли фанерный лист за очередной грудой. Каждая возка отнимала все больше и больше времени и сил. После пятой или шестой доставки без посторонней помощи не сумели бы сбросить груз. Спасибо, моряк выручил. Высокий, тощий, из-под распахнутого бушлата тельняшка выглядывает. Он же и сухариком Таню угостил. — Спасибо, — смутилась она. — Я не хочу… — Хочу не хочу, — матрос улыбнулся. — От подарков нос не воротят. Это тебе, сестренка, по случаю Международного женского дня. Грызи на здоровье. Флотские сухари калорийные. — Бери, — сказал Борька, но когда Таня попыталась угостить товарищей, решительно возразил: — Мы же мужчины. Коля Маленький, сглотнув слюну, самоотверженно поддержал его. Шапка сползла к затылку, шарф развязался; на разгоряченном лице нос никак не был похож на мышонка. Остальные промолчали, даже длинный, как жердь, парнишка в большой заячьей шапке. Таня не сразу узнала в нем рыжего Павлика. Все считали, что он эвакуировался, а Павлик, как выяснилось, переселялся с мамой и младшим братом к бабушке на Лесной проспект. Когда остались вдвоем, Павлик и мама, жить на Лесном потеряло смысл. Тем более что старший брат Павлика воевал и в любой момент мог вдруг объявиться на Васильевском острове. — Полундра, кончай ночевать, — приказал Борька Воронец. Ребята опять впряглись в волокушу.
Клюква
Удары ломов, шарканье лопат, глухой перестук и шлепки заматерелого снега перерезал разбойный свист. — Ложи-ись! — Не наш… Фронтовикам и блокадникам известно: свой снаряд не услышишь, свой, в тебя летящий, обгоняет звук. Рвануло на соседней улице. Потом еще и еще. «Артиллерийский обстрел, артиллерийский обстрел!» — закричали уличные динамики. Дежурные с повязками и милиционер, угрожая штрафом и военным трибуналом, загнали людей в укрытия. Таня очутилась в темном подъезде и по керосиновому запаху поняла, что это соседний дом. Сейчас вонь керосина была даже приятной: из мирного, довоенного времени. Обстрел района длился минут двадцать или тридцать. Наконец кто-то приоткрыл наружную дверь, в подъезд проник дневной свет, люди потянулись к выходу. Работа возобновилась. Стало известно, что близ Тучкова моста двоих убило, четверых ранило. — А все от недисциплинированности, — сурово разъяснил милиционер. Он был прав и не прав. — Тревогу-то, мил человек, — выступила от имени народа женщина в бараньей выворотке, — уже опосля того, как стрёлят, по радио кричат. Немец, он же загодя предупреждение не делает. — Деревня, — безобидно обозвал спорщицу милиционер, но нравоучения свои прекратил. Борька Воронец накинул лямку на плечо: — Поехали. Фронт уборочных работ переместился в другое место, маршрут к Неве проходил левее прежнего. Напротив сквера упряжка остановилась. — Что там? — спросил рыжий Павлик. Они с Таней шли по бокам, придерживали кучу, чтоб не разваливалась. — Кровь. Красные капельки, затуманенные морозом, перегораживали широкую тропу. Свернусь некуда, давить это волокушей, растаптывать ногами… Павлик протиснулся вперед, наклонился низко, изучая кровавый след, и вдруг выколупнул из снега красную горошину, еще посмотрел — и сунул в рот. Коля Маленький выпучил глаза: — Ты что?! — Клюква, — проглотив ягоду, сказал Павлик и наклонился за следующей. Все начали отковыривать примерзшую к снегу клюкву. «Рассыпал какой-то бедняга», — сочувственно подумала Таня. — Поехали, — скомандовал Борька, когда подобрали все ягоды. Успели сделать две ездки. И опять — артналет. — Не дают работать, гады, — возмущался милиционер. — В укрытия, в укрытия, граждане! Прошу и умоляю. Полчаса спустя или чуть дольше по радио весело запел рожок и диктор объявил на весь Васильевский остров:
«Внимание! Артиллерийский обстрел района прекратился. Нормальное движение транспорта по району восстанавливается».
Дворник Федор Иванович сказал озабоченно: — Все равно и сегодня не кончим. Неделю, поди, вкалывать надо. Такая многоснежная зима была…
Баня
В переулок Декабристов отправились заблаговременно, хотя на талонах в баню, как на билетах в кинотеатр, точно указаны часы и минуты. В первые дни, когда заработала ближняя баня, такая очередь образовалась — не попасть, не помыться.
* * *
Многие уходили ни с чем, а то и падали в очереди. Теряли сознание, умирали и в самой бане — от пагубной для изболевшегося сердца парильни, от ужасающей картины. На улице, в очереди, все выглядели привычно одинаково. Сто одежек на каждом, укутаны до глаз, а разделись донага, разоблачились — страхолюдие! Пугала, мощи еле живые, обтянутые землистой кожей скелеты, головастые уродины со вздутыми животами и тонкими жердочками ног. Будто с церковных фресок спустились в серое влажное облако замученные грешники, ожили картины ада из книги Данте. Жутко было видеть других, понимая, что и сам ты такой же. Тень человека, кошмарное видение, призрак, наводящий страх.
* * *
— По-мо-ги… — еле различимым голосом попросил кто-то. Сгорбленная патлатая старуха никак не могла оторвать от скамьи под кранами тазик с водой. Мама помогла ей, и немощная стала мыться рядом. Таня старалась не смотреть на нее, но так и тянуло на это. Что-то знакомое или запомнившееся было в той женщине, но что конкретно — никак не удавалось восстановить в памяти. Да и некогда отвлекаться. Время ограниченное, надо успеть отмыться от въевшейся копоти и грязи. Нет-нет а взгляд опять обращался к соседке. Где же все-таки она видела ее? Когда-то, до войны еще, женщину с бородавкой на щеке? И вдруг Таня вспомнила, вспомнила. Продавщица газированной воды на Большом проспекте у Андреевского рынка! Толстая, жирная, весь халат в буграх и складках…
|