Становление

По возвращении со службы мне полагалось месяц отдыхать. Но я пробыл дома всего неделю, а затем вышел на работу. Очень не хотелось сидеть на шее у родителей, я привык зарабатывать сам. Еще до армии я получал хорошо и мог купить все, что хотел. Кроме того, я был в городе звездой, многие ждали моего возвращения. Сидеть дома положенный месяц просто не имело никакого смысла.

Меня сразу же поставили работать в гостиницу «Усть‑Каменогорск», заведующей в которой работала Римма Михайловна. Это новая центральная роскошная гостиница, современная, с баром и рестораном, огромным холлом и аккуратненьким, очень маленьким салончиком на 3–4 кресла. Там было несколько кафе на разных этажах, шикарный ресторан, и звезды, которые приезжали выступать в спортивных комплексах и огромных залах, селились в этом отеле. Они ко мне приходили в салон обслуживаться, все знали меня. Огромное количество звезд у меня было еще там, до переезда в столицу. Они жили в Москве, а обслуживались у меня в гостинице «Усть‑Каменогорск» после или во время гастролей.

Еще до Польши, в 18 лет меня часто останавливали на улице и все время фотографировали. Ко мне подходили, на фоне меня делали фото. Писали везде в газетах обо мне. Я постоянно принимал участие в конкурсах, в городе был очень ярким человеком. Поначалу меня это немножечко смущало, но я быстро привык. Если ты звезда, то внимание – это естественно. Мир моды он очень рядом с шоу‑бизнесом, но при этом шоу‑бизнес – надувной пузырь из ничего. А тут – в мире моды – яркие интересные личности, те, за кем было увлекательно смотреть. Поэтому слухи, сплетни, внимание прессы – это уже было неотделимо от моей жизни. То, чего не было, все было приписано. То творчество, которым я занимался, никого не занимало. Всех интересовало только то, что они себе представляли. Но меня это устраивало и устраивает. Что ж я за такая звезда, если обо мне никто не пишет или не говорит гадости? Еще Коко Шанель и Марлен Дитрих говорили, что слава и звездность – это такая профессия и никуда от этого не денешься. В общем, тогда еще, в восемнадцать лет, мне это было не интересно, было все равно, что говорят вокруг. Я к этому привык, смирился.

Из Польши я приехал одетый так, как никто не одевался, в такой обуви, которую никто не мог себе позволить. И когда я приехал, в салон все сбежались посмотреть, как я выгляжу.

* * *

Я очень влюбчивый. Хотя из армии и пришел «неголодным» (у меня в Польше были девушки), по возвращении у меня один роман сменялся другим. Я дорвался, тем более звезда – значит долго ухаживать не надо. Намекну, и все без проблем. И было бы странно, если б кто‑то отказал, а мне и не отказывал никто.

* * *

Глядя на все это, у окружающих сложилось такое впечатление, будто бы я был где‑то за границей, но вовсе не служил там, а жил, занимался собой, отдыхал. Я был в очень хорошей форме. И опять начались пресса, внимание фотографов, журналисты вымучивали, откуда, что и как. Многое высасывали из пальца: ходили слухи, что я где‑то был женат на какой‑то богатой женщине. Других объяснений того, почему я так выгляжу, для них не находилось.

Вся моя семья на тот момент не бедствовала, все хорошо зарабатывали: мама, так сказать, не дочь нефтяника; отчим не профессор далеко. Но у нас была роскошная квартира, дорогая мебель, все как у членов местного правительства. Я и брат, мы оба всегда были одеты лучше всех и в школе, и в детском саду. Глядя на это, людей мучил вопрос, откуда у нас взялось это благополучие. Странно, но никто не видел ответ в том, что и мама, и папа в две смены работали, пахали день и ночь. После армии подобный «рабочий график» был и у меня.

У меня в салоне был огромный поток. С четырех утра ко мне уже стояло три очереди. Первая была официальная, вторая не очень. Это были официанты, официантки, бармены, управляющие, директора и замдиректора магазинов закрытого типа, где отоваривались по чекам. Благодаря им скоро для меня были открыты все двери самых элитарных и изолированных мест, доступ был везде. К вечеру собиралась третья очередь, там была местная элита. Наступил период, когда я не знал, куда деньги девать. Вроде все потребности удовлетворены: и оделся, и обулся, и в дом внес свой «материальный» вклад, а дальше‑то что? Я действительно мог себе позволить все: рестораны безумные, машины, вечеринки. Но уже тогда мне эта жизнь была не интересна, хотя звездная жизнь подразумевала многое из этого списка, и иногда мне приходилось ходить в рестораны, приходилось бывать на вечеринках и мероприятиях. Ни наркотики, ни алкоголь, ни сигареты я не употреблял. И из всех доступных мне благ выбрал помощь детям, излишком денег старался помогать детским домам.

К благотворительности приучила Кердывар Мария Ивановна. Она возила нашу группу в детские дома, и мы там стригли детей, причесывали. Когда начали зарабатывать деньги, стали покупать им конфеты, печенье, сладости всякие, мягкие игрушки, одежду. Наревемся, помню, после посещения детей, ведь они все тянут руки и кричат: мама‑мама, возьми меня с собой! И я помню первый мой детский дом, когда я учился по своей профессии в техническом училище № 13. Волновались очень. Дети, после того, как мы их подстригли и причесали, устроили нам концерт, спели песню: «Ты лети, коняжка, шашка на боку, ты не бойся, мама, я с тобой». Преподаватели нам запретили плакать, до сих пор не знаю, как я высидел этот концерт. Я сам тогда еще был ребенок, лет мало, и у меня этот концерт большую душевную травму оставил. С этой травмой всю жизнь живу.