Глава 10. Инна смотрела в иллюминатор самолета и сходила с ума от волнения

Инна смотрела в иллюминатор самолета и сходила с ума от волнения. Сумасшедшие! И Сашка, и Павел! Уж он‑то взрослый человек, должен был понимать, что в Москву нужно лететь немедленно, в тот же день, как ее нашли. А не валяться целых три дня в «Скорой помощи» в Симферополе. Вскрыли бы и обработали чертовы пузыри в столичной больнице! Что врачи в Москве, не знают, как ставить капельницы и накладывать повязки с левомиколем?!

Это нужно было додуматься – рассказать о том, что произошло с Сашенькой, только сейчас! А ведь она постоянно общалась с Павлом. Он только на Рождество уезжал в Ялту. По нескольку раз в день разговаривала по телефону с Сашей. Она делала вид, что ничего не происходит. Но ее, оказывается, каждый день таскают по допросам и настаивают на какой‑то там экспертизе. Хорошо, Люба подключилась и смогла благодаря связям Олежки затормозить этот процесс. Дескать, нужно дождаться возвращения матери девочки – без нее никого к ребенку не подпустят.

Боже! Ни в каком страшном сне Инна не могла себе такого представить! А что, если Павел не знает всей правды? Что, если Сашенька выгораживает Игоря? Инна вздрогнула: перед глазами пронеслась чудовищная картина. Нет! Она должна и обязана верить дочери!

Самолет, наконец, приземлился. Ополоумевшая Инна вскочила с места едва ли не сразу после того, как шасси коснулись земли. Павлу пришлось силой усаживать ее в кресло и пристегивать ремнем, пока нарушительница не ударилась головой о багажную полку при очередном толчке. Как только открыли дверь, Инна, не дожидаясь Павла, пулей выскочила вон. И, проклиная бесконечно длинные коридоры, понеслась к выходу.

– Мамочка! – закричала Сашка на весь аэропорт и бросилась к Инне, не обращая внимания на ленточные ограждения.

Повисла у мамы на шее, прижала ее к себе с такой силой, что дыхание остановилось. У Инны только теперь отлегло от сердца: с Сашенькой, слава богу, все хорошо!

– Сашенька, родная, – повторяла Инна сквозь слезы, – прости меня, доченька!

Сашка вцепилась в нее так, словно боялась, что мама вот‑вот исчезнет. Как будто провели в разлуке не девять проклятых дней, а большую часть жизни. Наверное, так и было. Инна вздохнула с надрывом. Сашка испуганно отстранилась и с беспокойством на нее посмотрела.

– Что у тебя с лицом?

– Ничего страшного, – Инна отмахнулась, не в силах оторвать взгляда от дочери, – папа ведь говорил тебе, я чуть‑чуть отморозила щеки, вот и попала в больницу.

– Как же так можно?! – В Сашкиных глазах стояли слезы жалости. – Надо было одеваться теплее.

– Надо, – Инна растроганно смотрела на своего повзрослевшего ребенка.

– А этот, – Саша, наконец, вспомнила об отце и сжалась в комок, – Павел Семенович с тобой прилетел?

Инна обернулась и увидела смущенного Конунга в теплых брюках, зимнем пальто с облезлым мехом, по которому раскинулась длиннющая борода. Выглядел он в такой одежде странно – Инна успела привыкнуть к его церковным одеяниям, – но перед вылетом твердо решил, что для дочери будет сложно, если в первый же день знакомства она увидит отца в рясе. И так еще неизвестно, как девочка примет чужого, по сути, мужчину; сумеет ли справиться с детской обидой.

Поймав взгляд Инны, он подошел ближе. Волнение читалось на его лице и в каждом движении. Не сумев сразу заговорить, Павел несколько раз кашлянул.

– Здравствуй, доченька, – произнес он тихо, осипшим голосом.

– Здравствуйте.

На Сашу было больно смотреть: она вся дрожала, словно от холода, и старалась отодвинуться от Конунга подальше. Инна переводила взгляд, полный отчаяния, с отца на дочь, не в силах ничего сделать, и ругала себя.

Она одна виновата в том, что ее ребенок не принял отца! Нужно исправлять ситуацию, избавлять Сашеньку от всего, что она считала «правдой о папе» долгих пятнадцать лет. Инна знала: только ради этого Господь спас ей жизнь.

– Пойдемте! – Инна взяла Павла и Сашу за руку и одновременно сжала их ладони. – Возьмем такси.

В машине она села назад рядом с Сашенькой, а Павел расположился в переднем кресле. Повисла тягостная тишина: ни дочь, ни отец не в состоянии были выйти из оцепенения, и Инна могла представить себе, что творится у них в душе. Конунг, несмотря на рассказы Инны, не ожидал, что увидит взрослую девушку. Наверное, в его воображении дочка так и осталась шестилетним ребенком и должна была выглядеть точно как на фотографиях, которые Инна давным‑давно ему посылала. А у бедной Сашеньки и вовсе смешалось все в голове. Она с раннего детства считала отца исчадием ада, и переломить это отношение, каким бы открытым и добродушным Павел ни был, окажется непросто. Пройдет немало времени, прежде чем дочь осознает все и поймет.

И это после того, как Инна совершит самый сложный в своей жизни поступок – признается ей во всем. Как же страшно Инне было даже думать об этом! Она боялась потерять любовь собственного ребенка, представ перед дочерью в истинном свете.

Молча – Инна только попросила таксиста громче включить музыку – они доехали до дома, молча поднялись на второй этаж. Саша открыла дверь в квартиру и, первой проскользнув в нее, спряталась в своей комнате. Павел вошел вслед за Инной.

– Ты голоден? – спросила она.

– Нет, – он оглядывался смущенно, – в самолете кормили.

– Я не заметила…

– Иннушка, не беспокойся, – он поставил чемодан на пол, но пальто снимать не стал, – я в Москве со студенческих лет не был. Поеду, прогуляюсь по городу.

– Куда ты?!

Она выскочила вслед за ним в подъезд, но он повелительным жестом остановил ее.

– Так будет лучше, – Павел посмотрел Инне в глаза, – я скоро вернусь.

Инна, растерянная, захлопнула за Конунгом дверь. Почему она никогда не думала о том, что рано или поздно отец с дочерью могут встретиться?! Не понимала, сколько боли причинит им вся та ложь, в которой они жили долгое время?! Решительно сбросив куртку и сапоги, Инна подошла к двери в комнату дочери, но в последний момент застыла как вкопанная.

– Мама! – услышала она тихий голос Саши. – Что ты там прячешься? Заходи.

Инна вошла. Задыхаясь от волнения, приблизилась к кровати, на которой сидела Саша, скрестив по‑турецки ноги.

– Можно? – робко спросила мать.

– Конечно! – дочь подвинулась.

– Как ты? – спросила Инна и опустилась рядом, осторожно заглядывая ребенку в глаза.

– Все норм.

– Сашенька, – Инна взяла дочку за руку, потом отпустила ее. Схватилась за край покрывала, начала его теребить.

– Да что с тобой? – не выдержал ребенок.

– Мне очень стыдно! – произнесла Инна, пряча глаза, и почувствовала, что перешла Рубикон: назад пути нет. – Если бы люди от стыда умирали, я давно была бы покойницей.

Саша посмотрела на мать с изумлением, и этой короткой заминки оказалось достаточно для того, чтобы решиться: волнуясь, срываясь на каждом слове и сжимая до боли переплетенные пальцы, Инна заговорила. Она рассказывала все, с самого начала – с того счастливого дня, когда повстречала Конунга, и до конца – смерти Елены Андреевны и рождения Саши. Она призналась в самом страшном своем грехе и не остановилась, даже когда Саша закрыла руками лицо, сгорая от стыда за свою сумасшедшую мать, а потом вскочила с кровати и встала к Инне спиной, глядя в окно.

Инна рассказала о письмах. О том, что Павел давно просил о встрече с дочерью, но она не позволяла: боялась, что Сашенька полюбит отца, который никогда не будет жить с ними. И дочь станет метаться меж двух огней, начнет оставлять Инну одну, забудет о матери…

Когда слова иссякли и добавить к ним было нечего, Инна сжалась в комок, предвидя реакцию дочери. Сейчас начнется крик, будет самая страшная в их жизни истерика. Разве можно рассказывать ребенку о таких вещах?! Она только что разрушила до основания мир, в котором жила ее дочь, исказила все, что раньше казалось понятным и правильным!

Саша напряженно молчала. Ее плечи то поднимались, то опускались от прерывистого шумного дыхания, словно она вот‑вот готова была взорваться. И не было ничего страшнее этой паузы в ожидании приговора, после которого, возможно, Инне уже незачем будет жить.

– Мама, – не оборачиваясь, едва слышно произнесла, наконец, Саша, – не бойся! Я все равно тебя люблю.

Не выдержав, Инна уронила лицо в ладони и разрыдалась. Она не могла остановиться: все вздрагивала и вздрагивала. Со слезами сердце оставляла невыносимая тяжесть, с которой она жила все эти годы. Сашенька села рядом с мамой и положила теплую ладошку на исхудавшее плечо.

– Не плачь, – прошептала девочка, – самые большие несчастья порождают самые большие счастья.

Инна вдохнула глубоко и задержала дыхание, пытаясь унять слезы. Не скоро, но ей это удалось: она сумела заговорить.

– Кто тебе сказал?

– Не мне, а тебе, – Сашенька улыбнулась, – твой Лютанс.

– Правда? – Инна, как маленькая, вытерла щеки тыльной стороной ладони. – А я и забыла. Спасибо.

Они еще долго сидели на Сашиной кровати рядом, обнявшись в четыре руки и укачивая друг друга. Инне было так спокойно и хорошо, что она впервые за долгое время не думала ни о чем: наслаждалась драгоценными мгновениями и близостью Саши.

– Мам, – позвала девочка, – откровенность за откровенность.

От этих слов и той интонации, с которой Саша их произнесла, сердце Инны упало в пятки. Она перестала дышать, замерев в ожидании самого страшного.

– Это я утащила у тебя мобильный телефон, – Саша виновато посмотрела на маму, – и сделала так, чтобы вы с Игорем не встречались. Чтобы ты любила только меня.

– Маленькая моя! – Инна, вздохнув с облегчением, прижала дочку к груди.

– А вообще, он нормальный, – Саша улыбнулась, – от «мерседесника» меня спас. Хотя эгоист, конечно, страшный. Но это у него детство просто было тяжелое.

– Какое еще детство? – удивилась Инна.

– Ну, ты даешь! – Саша хмыкнула. – В постель с человеком ложишься, а кто он и что, не знаешь?

– Саша!!!

– Прости‑прости, – извинительным тоном проворковала дочь и сообщила безо всякого перехода: – А мне мальчик один понравился. Наверное, я влюбилась!

– Господи, Сашенька, – испуганно пролепетала Инна, – где ты успела с ним познакомиться?

– Это Ваня, сын Игоря, – Саша опустила глаза. – Прикольный такой! У него все хорошие: папа хороший, мама хорошая. Только, говорит, они не понимают друг друга.

– У тебя папа тоже очень хороший!

– И мама, – задумчиво добавила Саша, а потом хитро прищурилась, – ты же добрая? Да?

– Саша, – Инна улыбнулась, – в чем дело?

– Давай Ритке с Филом поможем, а? Пусть у нас поживут.

– А в чем дело? – Инна не понимала.

– У обоих родители как с цепи сорвались, – девочка тяжело вздохнула, – выгоняют из дома. Говорят: или аборт, или вы нам больше не дети. Но так же нельзя!

– Конечно, нельзя, Сашенька, – Инна замерла, – а Рита… ты хочешь сказать?

– Да! Забеременела, на свою голову! – Саша нахмурила брови. – Как ты: по большой любви и без ведома будущего отца.

Инна молчала, пытаясь сообразить, как она должна действовать в этой ситуации. Поговорить с родителями ребят? Объяснить им, что нельзя отказываться от собственных детей – ничего дороже в их жизни не было и никогда не будет.

– Я Ритке с Филом комнату свою отдам, – Саша опередила Инну с решением, – а мы в твоей пока поживем. Да?

– Да, Сашенька! – Инна смахнула со щеки слезу: какая же замечательная у нее выросла дочь!

– И Игорю надо помочь, – Саша деловито, по‑взрослому, вздохнула, – позвони тете Любе, она расскажет, что надо делать. Там какая‑то дурацкая экспертиза нужна. Ты скажи, я согласна!

Эпилог

Осень в Москве выдалась не на шутку холодной. Инна успела сто раз пожалеть о том, что выбрала нарядное, но слишком тонкое платье. Сашенька оказалась куда умнее – надела серый свитер и джинсы. Сказала, что ей нет дела до всех этих камер, фоторепортеров и прочих глупостей. Если мама попросила быть на презентации, она придет. Но и только.

Дверь в галерею Игоря постоянно хлопала, впуская новых и новых гостей заодно с ледяным ветром. Инна отошла подальше от входа – с прошлой зимы не выносила холода и сквозняков.

– Начнем? – Игорь подошел к ней, когда в галерее уже было яблоку негде упасть.

– Давай, – она пожала плечами.

Инна неторопливо подошла к огромному столу, на котором лежала ее первая книга с огнедышащим драконом на блестящей обложке. «Предсказание Эльзы». Люба успела шепнуть, что роман продается отлично, но Маковецкая не питала на этот счет особых иллюзий: если бы не гениальность Марика, который превращал в деньги любые переговоры, ее бы, наверное, так и не издали. Только после вмешательства агента Игоря все удивительным образом изменилось, и главный редактор издательства дал Любе «добро» на новый проект.

А впрочем, все это не важно. Главным достижением ее жизни было то, что они с Сашенькой не потеряли друг друга; сумели понять.

Инна отыскала взглядом дочь. Саша стояла рядом с Ваней и взволнованно, во все глаза смотрела на маму. Инна улыбнулась ребенку и ободряюще помахала рукой: удивительно, но сама она не чувствовала ни капли волнения.

Игорь уже ждал Инну с микрофоном в руках. Как только она подошла, Варшавский заговорил.

Инна слушала рассеянно, выхватывая из потока слов лишь отдельные фразы. Игорь рассказывал, как прочел несколько романов молодого неизвестного автора, вдохновился идеей Забытого Мира и создал цикл картин в жанре фэнтези. Он увлеченно говорил о параллельной реальности, в которой очутился вслед за писателем, показывал то на одно, то на другое полотно. Публика крутила головами, репортеры фотографировали, Варшавский с удовольствием упражнялся в красноречии.

И все это проходило фоном мыслям Инны, которые были сейчас далеко. Она вспоминала лето. Поездку с Сашенькой в Симеиз, где они провели вдвоем целый месяц. Павел каждый вечер заезжал к ним в гости, и постепенно Саша перестала бояться его и сторониться. Папа с дочкой сдружились: бегали вдвоем на пляж, лазили вместе в горы. А когда Инна собралась все‑таки с духом, привела дочь к бабушке на могилу, которую на этот раз отыскала легко, Елена Андреевна улыбалась им обеим с фотографии на мраморном памятнике.

Игорь, наконец, замолчал и передал микрофон Инне. Посыпались вопросы от журналистов.

– А что для вас стало вдохновением? – выкрикнул кто‑то, упражняясь в банальности. – Или кто?

– Моя дочь Александра, – ответила Инна коротко и, подумав, добавила: – Сейчас мы с ней вместе пишем новую книгу. Думаю, весной «Подвиги Гели» уже выйдут в свет…

Наконец пресс‑конференция закончилась. К столу за автографами стали пробиваться люди. Инна подписывала книгу за книгой и чувствовала на себе взгляд радостной Саши: дочка гордилась своей мамой, и лучше, важнее этого ничего для Инны не существовало.

– Это вам! – Фил пробрался к Инне сквозь толпу и протянул ей букет. – Поздравляю! И спасибо за все!

– Подожди, – Инна попыталась задержать его, но он уже убегал.

– Не могу! – Фил улыбнулся. – Сашеньку надо купать.

Когда очередь за автографами иссякла, подошла сияющая Люба, поближе протиснулись родители Инны. А потом в редеющей толпе Инна заметила смущенного Суслова. Он не решался приблизиться к ней: делал вид, что с интересом рассматривает картины.

Инна выбралась из‑за стола и сама подошла к старому другу.

– Здравствуй!

– Привет! – он широко улыбнулся. – Драгоценная моя женщина!

– Какими судьбами? – Она соскучилась по этому балагуру: не видела его почти целый год.

– Заглянул поздравить тебя.

– А где же так долго пропадал? Мог бы и позвонить, – произнесла она с ласковым упреком.

– Дела‑а‑а, – протянул Суслов, закатывая глаза, – а заодно лечение от зависимости!

– Какая еще зависимость, Мишка? – Инна перепугалась.

– От тебя, – ответил он серьезно, – лечение проходит тяжело. Постоянная ломка.

Она ничего не ответила, подыскивая вопрос, чтобы сменить тему.

– Ты все там же, в журнале?

– Да, – Суслов кивнул, – назначили главным. Так что, если вздумаешь вернуться, добро пожаловать! Буду рад.

– Подожди, а как же Лада?

– Ее уже полгода как сняли, – Суслов прищурился, – до Худодота дошло, наконец, какие у нашей главвредины заработки!

– Сам ты теперь главвред! – Инна улыбнулась. – Сознавайся, твоих рук дело?

– Не без того! – Мишка подмигнул. – Но куда‑а‑а мне до Лады?! Я бы и не тронул ее, если б не узнал случайно, как она тебе отомстила. Это ведь Лада помешала твоим публикациям прошлой зимой.

– Что?! Не понимаю.

– Все просто, – Суслов пожал плечами, – Лада откуда‑то узнала, что у тебя подписан контракт с крупным издательством.

– Это я случайно сказала, – пробормотала Инна.

– Ну вот! Она быстро выяснила, кто заключил с тобой договор, и пообщалась с главным редактором. Он оказался ее давним приятелем – вместе учились.

– И что?

– И все, решила вопрос! – Мишка нахмурился. – Тебя тут же сбросили со счетов. Никому не известный автор, сомнительная прибыль. В общем, для издательства никаких потерь.

– Так, значит, – Инна посмотрела ему в глаза, – если бы не Лада, мои книги давно бы уже опубликовали?

– Конечно! – он улыбнулся. – Ты же у нас талант!

Они еще поболтали – Инна все время прятала глаза от вопросительных Мишкиных взглядов, – а потом распрощались. Удивительно, но Маковецкая не почувствовала ни ненависти к Ладе, ни благодарности к Мишке за его ответную месть. Все сложилось именно так, как и должно было быть: ради их с Сашенькой счастья.

Инна оглянулась по сторонам в поисках Саши и Вани: эти двое были неразлучны, когда сын Игоря гостил в Москве. Последнее время дочка начала даже заговаривать о том, чтобы уехать учиться в Ванин колледж, хотя ей и нравилась собственная новая школа. Инна не отговаривала ее. Но надеялась, что девочка сама все поймет: такая учеба им пока не по карману. Да и не сможет она расстаться с Сашей!

Инна подошла к дочери и обняла ее: никак не могла справиться с постоянным желанием быть ближе. Саша ласково прижалась к маме.

– Сашенька, вам с Ваней было скучно? Устали?

– Ни капли! – девочка поцеловала Инну в щеку. – Ты классно держалась!

– Спасибо. Какие планы на вечер?

– Пойдем все вместе в ресторан, – Александра широко улыбалась, – будем изображать образцовую семью: мама, папа, сестра и братик. Прикольно?

– Не очень, – Инна нахмурилась.

Она заметила краем глаза, что Варшавский, распрощавшись с гостями, подошел к ним и встал рядом.

– Инна, – позвал Игорь тихо, но она услышала, обернулась к нему, – у меня через месяц выставка в Вене. Поедем вместе?

– Я подумаю, – Инна рассеянно кивнула.

– Возьмем Ваню и Сашу, – он заметно нервничал, – они, кажется, нашли общий язык.

Инна ничего не ответила. Она с нежностью смотрела на дочь, весело болтавшую с Ваней. Только теперь, когда они с Сашей стали по‑настоящему близкими людьми, Инна чувствовала, что сумела «перерезать собственную пуповину». И начала жить.

[1]А сейчас запишите этот текст (англ.).

[2]У вас двадцать минут! (англ.)

[3]

Окно распахни, слушай: дождь бьет по лужам.

Он плачет вдовой на могиле о муже,

Смеется ребенком и птицей кричит…

И всем в этом мире «Отстань» говорит (англ.).

[4]Здравствуйте, у меня интервью с Сержем Лютансом (фр.).

[5]Здравствуйте! Номер 353, пожалуйста (фр.).

[6]Третий (фр.).