Глава 5 3 page

— О воде не беспокойтесь, — резко оборвал его Толл, но тут же вновь улыбнулся. — Вы знаете, Джон, нам никак тут нельзя задерживаться. Коль скоро намечается успех. Надо немедленно развивать наступление… Что же касается воды, то я уже позаботился. Мы должны получить немного воды минут через… — он взглянул на часы, перевел глаза на небо, — в общем, через пару часов. Я принял меры. Однако задерживаться нельзя ни в коем случае…

— Слушаюсь, сэр.

— Если кто из солдат свалится в обморок, пусть лежит. Тут уж ничем не поможешь.

— Так точно, сэр.

— Если же кто станет спрашивать про воду, передайте ему мои слова… Но сами с этим не вылезайте.

— Конечно, сэр. Да ведь только они и помереть могут. От солнечного удара.

— А от вражеских пуль не могут? — парировал Толл. Он быстро обернулся, не подслушивает ли кто, потом добавил: — Вам ясна задача? Тогда быстро в путь.

Вместе с лейтенантом Эксом из второй роты они сразу принялись собирать солдат, все еще глазевших с любопытством на валявшихся тут и там убитых японцев.

— Успеете еще насмотреться, — торопил их Толл. — Этого добра впереди будет много. Во всяком случае, я надеюсь на это. — И тут же начал громко выкрикивать: — А ну пошли! Пошли! Быстро!

Он давно уже заметил, что буквально все, что было на убитых японцах, — снаряжение, оружие и все остальное, было растащено его солдатами. Равно как и личные вещи. В качестве трофеев, надо думать. У убитых забрали кошельки, бумажники, письма, фотографии, солдаты не стеснялись шарить у них в карманах, за пазухой, а двое добровольцев из группы Гэффа — Долл и Кэш — расхаживали по поляне с болтавшимися у них на боку японскими самурайскими мечами. Они сняли их с убитых офицеров противника. Толлу самому до смерти хотелось заполучить такой меч, однако сейчас ему было не до этого. Других забот хватало. И особенно беспокоило его положение с водой. Тем более что дела с ней были даже хуже, чем он сказал Гэффу. Конечно, легко было бросить, что, мол, не беда, коли кто из солдат свалится в обморок или даже умрет от теплового удара. Практически же все было далеко не так просто. Прежде всего, с кем они тогда воевать будут? Один из строя выйдет, другой, третий… А потом что? Кто в атаку пойдет? Тут уж ни высокий настрой, ни желание не помогут. И это, конечно, важно, но и без воды не обойдешься. Вода нужна просто позарез. И он принял единственное, по его мнению, решение, которое можно было принять в этой вроде бы безвыходной ситуации…

Около часа назад Толл отправил на задание еще одну группу. Правда, эта группа двинулась не туда, где находился противник, а к себе в тыл. Задача ее состояла в том, чтобы любой ценой добыть воду. У Толла в данный момент не было прямой связи с полком, поэтому он имел намерение отправить в штаб пешего посыльного, приказав ему доложить там о крайне тяжелом положении с водой. По правде сказать, он уже отправлял туда посыльных и несколько раз сам звонил, в том числе и по поводу воды. Да только толку от всего этого было мало. Поэтому он и решил создать оперативную группу. А как только решил, так уж ни о чем другом больше не думал.

Группа состояла из батальонного штаб-сержанта и трех еще остававшихся у Толла посыльных. Все они получили пистолеты с патронами и приказ немедленно выйти на поиски и без воды не возвращаться. Им было также сказано, чтобы в штаб полка они не обращались и ни с кем в переговоры не вступали. Толл установил им маршрут через высоту 209, а потом вдоль распадка, чтобы там выйти в расположение ближних тылов дивизии. Там вода должна быть непременно, и ее следовало взять во что бы то ни стало, даже если для этого придется применить оружие. Каждому в группе было выдано по две пустых канистры. Обратно они должны быть доставлены с водой. В противном случае… Толл не стал уточнять, да в этом, наверное, и не было нужды.

Конечно, принимать такое решение было совсем не просто. Но другого выхода Толл не видел. Поэтому он приказал группе не терять времени, как можно быстрее достичь намеченного района, взять там воду и бегом назад. Если кто-то попытается отнять драгоценный груз, прибегнуть к оружию. Приказ был очень серьезный, и Толл отдавал себе отчет, на какой риск идет, под какой удар ставит себя. Шутка ли — послать вооруженный патруль в собственный тыл, да еще и отдать приказ прибегнуть к оружию.

Разумеется, в душе он был уверен, что до применения оружия дело не дойдет — кому там, в тылу, захочется драться со своими из-за какой-то воды? Особенно если парни, требующие воду, выхватывают пистолеты. Ну а коли уж дойдет до стрельбы, значит, так на роду ему было написано. Слишком большую ставку он делал сейчас, слишком заманчиво все складывалось, чтобы отказываться. Он был уверен, что японская оборона в этом районе уже надломлена, значит, необходимо немедленно развивать успех, быстро продвигаться вперед, так, чтобы к полудню выйти уже на высоту 210. Тем более что личный состав явно на подъеме, всех воодушевила удача с этой японской огневой точкой, значит, надо ковать железо, пока горячо. Пока что-нибудь не помешало. Не дай бог еще кому-то там, наверху, взбредет в голову сменить их батальон, поскольку он уже здорово пострадал в боях, или, того лучше, усилить его подразделениями из резерва. Все это ужасно беспокоило Толла, и он готов был на все, лишь бы ему не помешали. Еще бы! Упустить такой шанс! Единственную возможность, о которой он мечтал всю свою армейскую жизнь. Столько учиться, работать как проклятый, столько пота пролить, и вот теперь упустить этот невероятный случай, эту возможность всей его жизни. Ну уж нет! Да он в лепешку расшибется, но своего добьется! Только бы не помешали. И еще эта третья рота. Того и гляди подведет. Не дай бог Стейн там чего напортачит. От этой мысли, от неожиданно вспыхнувшего беспокойства по поводу третьей роты ему стало не по себе. И неожиданно в голове у Толла блеснула мысль.

— Посыльного ко мне! Срочно! — крикнул он в сторону стоявшей неподалеку группы солдат. Но тут же передумал, решив послать кого-нибудь из роты. Он резко обернулся, поглядел туда, где стояли добровольцы из группы Гэффа — сейчас они окружили своего капитана и о чем-то весело с ним беседовали.

— Эй, ребята! — окликнул их Толл. — Не сбегает ли кто в свою роту? Надо бы быстренько догнать их…

— Пошлите меня, сэр, — тут же попросился Уитт. — Я мигом… Разрешите мне, сэр.

— Но это не простое дело, парень. Вон сколько протопать надо.

До той третьей высотки, потом по склону до кромки леса, а там уж через джунгли, пока не догонишь их… И учти, это оч-чень важное задание — им необходимо обязательно передать, какая у нас тут обстановка. Насчет того, что мы взяли блиндаж и все прочее. А теперь, мол, мы продолжаем наступление через высоту и дальше и рассчитываем, что они встретят нас с той стороны. У противника с тыла… Понятно?

— Так точно, сэр! — ответил Уитт. — Все понятно. И передам им, сэр, точь-в-точь, как вы сказали, не волнуйтесь.

— Хочу надеяться на тебя, солдат. — Толл похлопал его по плечу. — И еще о воде. У них ведь ее ни капельки. Так вот ты передай им, что, когда встретимся, мы им этой воды принесем столько, что хоть залейся. Ясно тебе?

— Так точно, сэр!

Краешком глаза Толл заметил, как на лице у Гэффа сперва появилось выражение крайнего недоверия, а потом даже потрясения. Повернув голову, он взглянул Гэффу в глаза и не отводил взгляда до тех пор, пока тот наконец не опомнился и не опустил голову. Толлу даже хотелось подмигнуть ему, но он не решился.

— Да, да. Именно так и передай — столько воды, сколько они смогут вылакать, — повторил он почти торжественно, глядя все время в глаза Уитту. — Именно так! А теперь ступай!

Уитт быстро затрусил по склону.

— Что ж, теперь дело за нами, — скомандовал командир батальона всем стоявшим вблизи него. — Так и будем тут топтаться, что ли? А ну марш! Вперед!

Они двинулись настолько решительно, что даже Толл был удивлен. Через каких-нибудь десять минут, потеряв всего двух человек, группа соединилась с остальными двумя взводами второй роты, и теперь уже довольно внушительная цепь развернутым фронтом наступала вверх по склону высоты, в сторону ее вершины. Именно так, как Толл мечтал вчера.

Японцы, которые теперь попадались им довольно часто (казалось, что вся высота, будто сотами, утыкана их ячейками и пулеметными гнездами), были такими же дохлыми и изможденными, такими же больными и грязными, как и те, которые сидели в блиндаже. Исключение составляли незначительное количество здоровых сержантов, выглядевших довольно свежими. Наступавшие не брали пленных. К сожалению, у японцев тоже не было воды, а та, что иногда попадалась, была грязной и непригодной для питья.

И все же они дождались воды, причем она пришла скорее, нежели Толл предполагал в своих самых оптимистических прогнозах. Но положение все-таки было угрожающим и могло окончиться катастрофой в любую минуту. Наступавшей второй роте и добровольцам из группы Гэффа было буквально рукой подать до вершины холма (оставалось каких-то несколько десятков метров), когда невесть откуда появились три японских пулемета. Они были рассредоточены довольно далеко один от другого, и вдруг как по команде ударили по наступавшим, прижав их к земле. Правда, огонь был не очень плотный, с такими препятствиями они до этого не раз уже разделывались, но тут дело что-то застопорилось. Командиры были не в состоянии поднять солдат с земли, один за другим люди теряли сознание, а поднимавшееся все выше солнце парило просто немилосердно.

Толл сперва был намерен развернуть свой КП на одной из малых высот неподалеку от захваченного блиндажа, но вскоре оказалось, что наступление развивается столь стремительно, что место это уже не годилось, и ему пришлось его поменять, чтобы не потерять управление подразделениями. Для ускорения темпа движения он приказал оставлять раненых лежать там, где они были ранены. Убитых тем более не брали — ведь им было все равно, где лежать, и помочь им тоже уже было нечем. Прихватив двух солдат в качестве посыльных, Толл двинулся вперед, в район большой осыпи, откуда накануне их контратаковали японцы. С этого нового КП он и увидел поднимавшихся вверх по склону солдат той самой «боевой группы», которую он отправил в тыл на поиски воды. Помахав им, чтобы поторапливались, он вместе с посыльными пошел им навстречу, даже подхватил одну из канистр.

Штаб-сержант и трое солдат, ходившие за водой, были уже на пределе, от изнеможения и после тяжелого подъема они еле ноги передвигали. Операция у них прошла успешно, лишь один раз пришлось прибегнуть к оружию — тогда, когда забирали воду. Толл буквально сиял от радости, хлопал всех по спине, помогал поставить канистры.

Канистры с водой были размещены в тени, за большим валуном, и солдаты по очереди стали подходить группами за своей порцией. Каждому наливали половину крышки от котелка. Выпив воду, группа десять минут отдыхала в тени, потом их всех переформировали в три ударные колонны, и, развернувшись, они атаковали японские пулеметы. Дело пошло на лад, пулеметы были подавлены, потери же составили всего шесть человек. Наступление продолжалось.

Тонкая цепочка бойцов — его творение — вновь пришла в движение. Черт побери, подумал Толл, да если и теперь он не схлопочет себе орлов [9], то такого шанса у него больше уже не будет. Только бы третья рота с этим своим Раскорякой Стейном не подвела!

Сперва Толл оставил себе в резерве четыре из восьми принесенных канистр с водой. Но две из них вскоре пришлось израсходовать. Две же оставшиеся он был намерен сохранить во что бы то ни стало. Он ведь не забыл своего обещания третьей роте. Да только из этого благого намерения ничего не вышло, и в конце концов ему пришлось пожертвовать еще одной канистрой. Подходившие к питьевому пункту солдаты были настолько измучены жарой и боем, до такой степени издерганы, что буквально не могли стоять на ногах, и руки у них тряслись, будто в припадке, поэтому, когда дело доходило до питья, половина воды расплескивалась, лилась через край, а люди не могли напиться. Как бывает в подобной сутолоке, кто-то, конечно, ухватывал лишнего, не по половине крышки, а по целой и даже больше. В общем, никто и не заметил, как и последняя канистра оказалась пустой. Толлу было очень неприятно, что третья рота осталась совсем без воды и что он теперь не сможет выполнить своего обещания. Действительно, чертовски неприятно. Но разве сегодня это главное? Конечно же нет. Сегодня их главная задача — вперед к победе!

Хотя он и успокаивал себя этим, но все же попытался что-то сделать для третьей роты. Хотя, конечно, это было и не бог несть что.

— Сержант Джеймс, — позвал он своего донельзя уже измученного штаб-сержанта, как только им удалось подавить последний японский пулемет и они подошли к разрушенной огневой точке. — Сержант Джеймс, я хочу просить вас еще об одной жертве. Надо снова сходить в тыл.

Стоявшим рядом даже показалось, что сержант застонал. Толл словно ничего не заметил и продолжал:

— Вы ведь отлично знаете нашего командира полка. Так вот, я хотел бы, чтобы вы вернулись назад, на высоту 209, и временно поступили в его распоряжение. Доложите ему, как плохо у нас с водой, и постарайтесь ни на минуту не упускать его из виду, все время напоминая об этом. Если поблизости окажется какой-либо генерал, тем лучше. Пора и генералам узнать о нашем положении. И прежде всего — об отсутствии воды. Учтите, что вода мне необходима к тому времени, когда мы выйдем на вершину высоты 210, или, в крайнем случае, через самое минимальное время после этого. И еще напомните полковнику, что, если мы даже и возьмем высоту, удержать ее без воды будет невозможно.

По мере того как Толл давал эти указания, лицо сержанта беспрерывно меняло выражение — чувство ужаса на нем сменилось успокоением, потом появилась нескрываемая радость, а под конец на нем даже появилась сдерживаемая улыбка. Еще бы! Вместо того чтобы мучиться тут вместе со всеми, корячиться на этой проклятой высоте и поминутно рисковать жизнью, ему предстояла легкая прогулка и спокойные часы на полковом КП, находящемся в относительной безопасности. И при этом надо было всего лишь время от времени надоедать полковнику. Тут самое главное было не перестараться, не вывести старика из себя. Однако в этом отношении Джеймс был спокоен — он действительно хорошо знал полкового командира, постоянно игравшего роль эдакого «добренького белого папочки», и был уверен, что сумеет воспользоваться этим.

— Тяжелую задачу задаете вы мне, сэр, — не преминул он, тем не менее, сказать Толлу, хотя при этом слегка ухмыльнулся. — Но я приложу все силы.

Толл молча поглядел ему вслед, потом повернулся к посыльным и сигнальщикам. Нужно было выбирать место для нового КП.

Что ж, для третьей роты он сделал все что мог. Пусть же теперь и они постараются для него.

А третья рота в общем-то и не нуждалась в этой заботе. Сейчас ей не нужен был даже Уитт, которого послал вдогонку подполковник. Зачем солдатам роты была эта информация о чужом успехе, когда они и сами добились успеха — вступили в бой с пулеметной засадой, прикрывавшей тропу в джунглях, и быстро разделались с ней. В засаде был станковый пулемет с расчетом из четырех человек, так что рота быстро навела порядок, потеряв при этом только одного солдата раненным. И теперь она могла спокойно двигаться дальше. Неизвестно почему, — потому ли, что сквозь спертый сырой воздух тропического леса до них все же дошли отзвуки успеха на высоте, потому ли, что они, пережив вчерашний день и став теперь ветеранами, почувствовали какой-то прилив сил и уверенность в себе и немного освободились от того оцепенения и страха, что сковывали их, — но только что-то в них изменилось, тело стало будто невесомым, чужим, за него было уже не так страшно, и теперь они брели по тропе не такие безразличные и подавленные, как прежде.

Разделавшись с японским пулеметом, рота спокойно двинулась дальше, оставив раненого солдата (он шел в головном дозоре и первым напоролся на противника) здесь же у тропы. Его это не пугало, он был даже вроде рад такому повороту и, когда через некоторое время Уитт напоролся на него, даже улыбался. Воды у него, конечно, не было, но здесь, под сводами густых деревьев, царила прохладная тень и было не так нестерпимо жарко, как на открытой местности, особенно на склоне холмов, на припеке. В сыроватой чащобе тропического леса их потерявшие влагу тела, казалось, впитывали в себя эту густую сырость испарений, всасывали ее через поры даже тогда, когда человек потел. Уитт сразу почувствовал это, как только углубился в джунгли, догоняя уходившую роту.

Он все еще ощущал какой-то подъем, который передался ему от подполковника Толла. Всю дорогу, шагая от их старой позиции у отрога высоты и до опушки леса, Уитт не переставая думал, до чего же отличными парнями оказались его товарищи по штурмовой группе, да и все остальные — подполковник, капитан Гэфф (хоть и офицер, а нос не дерет и с рядовыми, как с равными, разговаривает), Белл, Долл, Дейл, Верзила Кэш, Кекк (теперь уже мертвый), Тощий Калн. Сказать по правде, до нынешней встречи Уитт здорово недолюбливал подполковника Толла, считал его книжным стратегом и солдафоном, бумажной душой. Однако теперь он думал, что, пожалуй, все это время был неправ.

По мнению Уитта, главным мерилом офицера непременно должно быть одно — как он относится к солдатам, заботится о их нуждах или нет. Сегодня он убедился, что Толл заботится о солдатах. Уитту даже показалось сегодня, что и на других он стал глядеть по-иному, даже на Раскоряку Стейна и Уэлша, будто действия Толла и их сделали лучше. И вообще он как-то лучше теперь относился ко всей их роте. Потому и вызвался догонять их — а вдруг его опыт пригодится для дела, может быть, даже спасет кого-то.

Так он размышлял, пробираясь вдоль по склону холма в сторону джунглей, и, лишь добравшись до опушки леса, а потом отыскав тропу, вдруг почувствовал какое-то смутное беспокойство.

Он сразу понял, как только углубился в чащу и увидел тропу, что рота прошла именно здесь — это было видно по смятой траве, сорванным с веток листьям, обломанным кустам. Однако когда Уитт вышел на тропу, уверенность вдруг оставила его, он засомневался, в какую сторону идти: направо или налево? Скорее всего, прикинул он, направо идти им было совсем ни к чему, высота 210 находилась в противоположном направлении. Решив так, он бодро двинулся влево по тропе, не забывая настороженно озираться по сторонам. Уитт чувствовал, как полумрак, царивший под огромными зелеными кронами леса, давит на него, в душу закрался неясный страх. Ноги все время разъезжались в жидкой грязи. Ему было непонятно, откуда эта тревога. Видимо, причина в том, что когда он шел сюда, то надеялся сразу же наткнуться на роту, окопавшуюся где-то вдоль тропы или пробивающуюся с боем через джунгли. Вместо этого его встретила мрачная тишина, лишь изредка нарушаемая то легким потрескиванием, то едва различимым скрипом или шорохом. Стиснув зубы, чтобы унять невесть откуда накатившую дрожь, выставив вперед винтовку, Уитт крадучись пробирался по лесу. Именно в этот момент он почувствовал сомнение. Он вспомнил, что еще вчера Раскоряка Стейн хотел выдвинуться к этим джунглям, поскольку, мол, у японцев вряд ли могли быть здесь оборонительные рубежи. Толл запретил ему это. Его сомнения усилились, когда, пробираясь по тропе, он натолкнулся на лежавшего здесь раненого разведчика из третьего взвода — парня по фамилии Эш, который встретил его улыбкой.

— А ведь я тебя давно уже ухлопал бы, парень, окажись ты япошкой! — крикнул он Уитту.

— Чего ж они тебя тут бросили?

— Так я же им мешал. Вон как торопились, а я бы их связал. А мне что… Все равно ведь, где лежать. Санитар все сделал, как надо. Вон патронов сколько оставили. А Уэлш еще и пистолет свой дал. Поваляюсь тут, а там, глядишь, кто-нибудь за мной и придет…

Было видно, что он весь будто пьяный — от шока, укола морфия и нараставшей боли в забинтованной ноге, которую он выставил вперед.

— В самую коленку, зараза, угодила. Так что я, наверное, теперь до конца войны вне игры буду. А ты-то какого дьявола тут очутился?

Уитт рассказал ему о приказе командира батальона, не забыл и о воде.

— Что ж, это дело, — отозвался Эш. — Да только им, я думаю, поторапливаться надо. Если хотят нашу роту обскакать.

— А как там у них дела?

— Нормально. Как пошли отсюда, ни одного выстрела больше не слышал. Да там, наверное, у япошек и нет-то ничего. Оставили вон, на тропе, засаду с пулеметом, вот и все. Ну, мы их с ходу разбили. Я так разумею, что нам бы это еще вчера сделать следовало. Сколько парней сберегли бы…

— Это уж точно.

— Ну что ж, передавай привет ребятам.

— А может, ты со мной пойдешь? Я помог бы, а?

— Не-е. Мне здесь хорошо — тихо да спокойно. А тебе со мной хлопотно будет. Так что ты иди, а я подожду, пока кто-нибудь придет за мной.

— Я напомню там.

— Вот и ладно. — Эш был совсем уже как пьяный.

Уитт оставил его с легким сердцем и тут же начисто забыл. Да и что тут особенного? Столько кругом всякого случается, разве запомнишь.

Пройдя немного по тропе, он увидел рядом с ней в кустах разбитое пулеметное гнездо и четырех убитых японцев, похожих скорее на кучи грязного тряпья, чем на человеческие тела. И в этом тоже не было ничего удивительного — убитые все так выглядят, не только японцы.

Уитт пнул ногой мертвую голову в железной каске, и она несколько раз, словно живая, качнулась туда-сюда. Дойдя до первого поворота, он обернулся, помахал рукой. Эш не смотрел в его сторону, его внимание сейчас привлекло высокое дерево, стоявшее на противоположной стороне тропы. Он глядел на него и пьяно ухмылялся. Пройдет несколько месяцев, и третья рота узнает, что ему все же суждено было умереть — у него разовьется гангрена, в разных госпиталях будут снова и снова резать больную ногу, делать все новые ампутации, но так и не смогут остановить страшный процесс заражения…

За вторым поворотом тропа начала постепенно подниматься вверх по холму и одновременно забирать вправо. «Наверное, обходит сзади высоту 210 — «голову Слона», — подумал Уитт. — А потом выйдет еще дальше по склону — к «туловищу». Хороший путь для отхода, на случай, если понадобится».

Он не спеши тел вперед, иногда ноги скользили в жидкой грязи на тропе. Внимание его было занято наблюдением за деревьями — не прячется ли где японский снайпер. Но все вокруг будто замерло, нигде не было ни души. И от этого покоя мысли Уитта вновь вернулись к вчерашнему дню и к подполковнику Толлу. Этот Эш, пожалуй, в самую точку попал, когда сказал, что, если б разрешил вчера комбат их роте выдвинуться сюда, немало парней осталось бы сегодня в живых — таких, как Кекк, Гроув, Уинн, старый его дружище Кэтч. И Бид, и Эрл, и другие. Теперь их уже не возвратить. А почему так получилось? Этот Толл и такие, как он, они что, считают Стейна всемогущим, что ли? Не мог он ничего сделать, чего там говорить. А уж эти зеленые лейтенантишки, что полегли там!

Горькая, проникшая вдруг в самую душу злоба нахлынула на Уитта, затопила сердце… Подумать только, не дали Стейну, с его опытом и знаниями, провести эту операцию! Негодование было столь сильно, что он даже мысленно не мог подобрать слов, чтобы выразить то, что кипело сейчас в груди. И главным объектом этого возмущения был, конечно, прежде всего подполковник Толл. Уитту даже стыдно стало при мысли о том, что всего лишь час или два назад он перед этим человеком чуть ли не нюни распускал. Эта мысль еще сильнее распалила его, душа так и пылала негодованием. Если бы не Раскоряка Стейн (а ведь он и его раньше недолюбливал, чего греха таить), Уитт ни за что не остался бы в этом батальоне — доставил бы приказ в роту, повернулся налево кругом и только его и видели, направился бы прямехонько к себе в батарею.

Так размышлял Уитт, шагая по тропе, и совершенно неожиданно наскочил на тыловой дозор третьей роты. И странное чувство вдруг овладело им — ощущение того, что вокруг полным-полно его единомышленников, что все они думают так же, как и он. С кем бы он ни заговорил, все сходились на одном и том же — самое поганое дело, что их роте вчера не разрешили произвести этот, такой простой, маневр. Это было ясно всем без исключения, хотя, пожалуй, никто не принимал этого так близко к сердцу, как Уитт. Оттого и было ему сейчас так легко и весело…

Стейн развернул роту в три длинные цепи, вытянувшиеся вдоль открытой части «туловища Слона», и теперь они должны были двинуться вверх по склону этой высоты. Головным шел третий взвод, который накануне понес наименьшие потери, за ним — первый взвод, самый же пострадавший — второй взвод — замыкал боевой порядок. Непосредственно за взводами размещалось управление роты, с которым шли Мактей и Сторм со своими поварами, самым последним двигался тыловой дозор, тот самый, который догнал Уитт. Пока что они продвигались без особых осложнений, никто по ним не стрелял, и от этого у всех стало повеселее на душе. Еще бы! Почти без выстрела они обошли противника, забрались ему в тыл и теперь, можно считать, оседлали его главные пути отхода. Впервые за дни боев им удалось в какой-то мере навязать противнику свою волю, взять верх над ним. А теперь-то уж они своего не упустят!

Далеко внизу растянулся почти лишенный растительности неровный склон, который они для краткости именовали «туловищем». Спуск на склон был довольно покатым, в середине он порос травой, по бокам же на него с двух сторон наступали джунгли. Эти боковые склоны по мере подъема становились значительно круче, что не позволяло джунглям распространиться доверху. Из-за этого открытое пространство в центральной части склона как бы расширялось, достигая в самой широкой части более двухсот — двухсот тридцати метров в длину. Боковые склоны в этом месте были настолько круты, что там невозможно было пробраться даже пехоте. Именно на это Стейн и обратил внимание — ведь если развернуть подразделение вон там, в средней части, упираясь флангами в эти кручи, то можно быть почти гарантированным от возможности флангового обхода противником. Рота может спокойно окопаться, закрепиться на высоте, и тогда ей сам черт не страшен.

Головной, взвод роты Стейна достиг указанного ему рубежа без единого выстрела. Это произошло как раз в тот момент, когда Уитт догнал роту и передал послание от комбата. Вторая цепь, а точнее, первый взвод в это время находился метрах в сорока от первой цепи. Ситуация казалась совершенно невероятной, Стейн просто понять не мог, что творится, неужели же у японцев здесь не создана оборона? С той точки, где он находился, командир роты хорошо видел всех своих солдат: дойдя до указанного рубежа, они не залегли, а продолжали стоять в полный рост, а кое-кто даже руками принялся размахивать. Постояв какое-то время, первая шеренга снова двинулась вперед. Прошла еще метров двадцать, вновь остановилась, синхронно с ней двигался первый взвод. В том месте, которого они сейчас достигли, росла очень высокая трава, солдаты скрывались в ней с головой. А на исходной позиции, там, где был Стейн, все еще находился потрепанный больше всех и от этого самый дорогой ему второй взвод. Солдаты, образовав две шеренги, стояли в траве на коленях с винтовками на изготовку. Командовал взводом бывалый сержант Бек, службист и педант, каких мало. В тот самый момент, когда он взглянул в сторону командира роты, Стейн подал ему сигнал начать движение — закрыть тот разрыв, который образовался сейчас между ними и ушедшими вперед двумя взводами. «Еще один такой маневр, — подумал Стейн, — и третий взвод выйдет к вершине. Поэтому другим к этому времени надо непременно подтянуться поближе, на случай, если потребуется помощь».

Стейн продолжал наблюдать, как солдаты из второго взвода быстро перебегали вперед, согнувшись чуть не до земли — в той странной позе, которая дает человеку ощущение относительной безопасности, хотя на самом деле никакой пользы не приносит. Не добежав метров двадцать — тридцать до первого взвода, солдаты скрывались в высокой траве, и, когда последний из них исчез из поля зрения Стейна, он облегченно опустился на землю. В этот момент он увидел, что рядом с ним стал на колени Уитт.

Когда солдат передал Стейну то, что приказал командир батальона, — о взятом блиндаже и о воде, тот лишь молча кивнул в ответ, раздумывая в это время о том, не послать ли человека вдогонку за продвигавшимися взводами, — хорошие новости, особенно о воде, должны были бы подбодрить солдат, поднять их дух. У него самого давно уже пересохло в горле. Сколько же времени у них не было ни глотка воды? Даже не припомнить.

Приняв решение, он подозвал к себе последнего из еще остававшихся у него посыльных — пожилого писаря по фамилии Уэлд и приказал ему передать первому и второму взводам, чтобы они двигались за головным на дистанции метров пятнадцать, придерживаясь при этом схемы: как только идущий впереди взвод продвинется и займет новый рубеж, следующий должен немедленно занять его прежнее место. Если третий взвод будет продвигаться и дальше, их задача — следовать за ним. Затем он повернулся к Уитту — лицо у него было усталое, осунувшееся, перемазанное грязью.

— Похоже, что у нас нынче удачный день, Уитт.

Он принялся расспрашивать, как был взят японский блиндаж, и Уитт рассказал, что знал, в том числе и то, как Верзила Кэш разделался с пленными японцами. Рассказал он и о своем жирном сержанте, даже показал винтовку с расщепленным цевьем.

— Сколько же их там намолотили?

— Да как бы не соврать, человек тридцать пять, не меньше, — ответил Уитт, зажмурив глаза от непонятно откуда накатившегося смущения.

— Тридцать пять!

— Так точно. Ну, из них человек десять уложили прямо в блиндаже, семерых до этого хлопнули, да еще Верзила из своего дробовика шестерых уложил. Стало быть, остается только девять. Я из них троих шлепнул.