Глава 17. Ласситер и Бепи обменялись прощальными рукопожатиями у входа в «Хасслер»

Ласситер и Бепи обменялись прощальными рукопожатиями у входа в «Хасслер». Еще в машине они договорились, что Бепи, соблюдая максимальную осторожность, продолжит расследование. В частности, ему предстояло найти «потерянных» членов семьи Гримальди, упомянутых в досье Государственного департамента. Не исключено, что они снова где-то возникли.

Что же касается Ласситера, то он решил лететь утром в Швейцарию, если, конечно, сможет купить билет.

– Проверять банковский счет Гримальди? – спросил изумленный Бепи и с безнадежным видом покачал головой.

– Конечно, нет, – ответил Ласситер не совсем искренне. – Но Гримальди купил там дом.

– Ах да, – согласился Бепи, вниманием которого завладела премиленькая девица, собирающая подписи в защиту лестницы на площади Испании. – Я помню. Около Санкт-Морица. А что потом?

Ласситер ответил, что пока не знает.

Девица, нещадно флиртуя, потянула Бепи за рукав к молодому человеку с подписными листами. Итальянец бросил на Ласситера веселый взгляд и, пожав плечами, ухмыльнулся.

Перелет до Цюриха занял всего час, и столько же времени Ласситер потратил, чтобы найти себе временное жилище. Все наиболее известные гостиницы были переполнены. В конце концов он сумел получить номер во «Флориде» – старом, потрепанном, но все же довольно приятном отеле, расположенном на улочке рядом с набережной Лиммат. Джо останавливался здесь однажды, когда «Ласситер ассошиэйтс» вела дело, связанное со спором между профсоюзом металлургов и алюминеплавильным заводом, которым владел таинственный миллиардер из Швейцарии.

Комната была очень похожа на ту, в которой Джо останавливался прошлый раз. Неожиданно большая, с огромным окном, выходящим на Цюрихское озеро, расположенное в нескольких кварталах от входа в гостиницу. Из номера, наверное, открывался великолепный вид, однако сейчас стекло запотело, а за окном кружились снежинки.

Ласситер любил Цюрих, хотя и не мог объяснить причину этой любви. Серый, каменный и высокомерный город стоял на берегу темного озера, холодные воды которого подпитывались ледниками Альп. Город навсегда породнился с высокой культурой и был создан для пеших прогулок. Забросив багаж в шкаф, Ласситер вышел из гостиницы, чтобы пройтись по набережной. С бесцветного неба сыпался легкий снежок, и снежинки оседали на плечах прохожих. Двигаясь в направлении старого города, Джо наблюдал за парой лебедей, скользящих по темной холодной реке. Может, он просто забрел в такой район, но, судя по витринам магазинов, жители Цюриха занимались в основном книгопечатанием, торговлей цветными литографиями, антикварными музыкальными инструментами и производством лекарств из целебных трав.

Миновав Мюнстерский мост, Ласситер очутился на узеньких, мощенных булыжником улицах старого города, славившегося своими сверхъестественно дорогими магазинами. Ласситер надеялся, что прогулка улучшит его настроение. Так и случилось, но, к сожалению, очень ненадолго. В итоге он остался в подавленном расположении духа и вдобавок еще сильнее замерз. Магазины были прекрасны, но в данных условиях бесполезны: Джо ни в чем не нуждался, а под боком не имелось никого, кому можно было бы сделать подарок.

Ласситер свернул на Банхофштрассе и, прошагав несколько кварталов мимо великолепных, ярко освещенных рождественских витрин, оказался у входа в здание, которое бессознательно искал, – цюрихское отделение «Швейцарского кредита», откуда четыре месяца назад Франко Гримальди получил телеграфное подтверждение.

Он не знал, почему ему так хотелось взглянуть на здание, – обычный банк. Но пребывание на темной цюрихской улице, которая была частью мира Гримальди, осознание того, что Гримальди проходил через эти двери, пробудило в душе Ласситера надежду. Такое же чувство он испытал в пустой комнате на виа Дженова – ему казалось, что он приблизился к убийце своей сестры.

В ресторане отеля Джо проглотил безвкусный ужин и спросил у портье, как лучше всего добраться до Цуза. Тот не рекомендовал ехать на машине.

– Поездом вы доберетесь быстрее, по крайней мере до Шура. А там пересядете в автомобиль.

Портье был готов взять на себя организацию всей поездки вплоть до возвращения арендованного автомобиля. Швейцарцы славятся отсутствием любопытства, но на сей раз, возможно под влиянием щедрых чаевых, Ласситера осчастливили беседой.

– Цуз – очень живописное место. Вы хотите покататься на лыжах?

– Да. – Что еще он мог сказать?

– В этом году у нас выпало мало снега, но неподалеку от Цуза, в Понтрезине, есть ледник.

Они побеседовали еще несколько минут, после чего Ласситер вернулся в номер. Открыв мини-бар, он достал миниатюрную бутылочку шотландского виски и вылил ее содержимое в стакан для воды. Затем сел в кресло и набрал номер Макса Ланга.

Макс был президентом «Международного братства банковских клерков и финансовых служащих», насчитывающего свыше двух миллионов членов в разных концах мира, и утверждал, что его жизнь «в основном состоит из ночных перелетов между выступлениями».

Дело металлургов, которым когда-то занимался Джо, носило несколько иной характер. Макса тогда попросили не толкать очередную речь, а помочь положить конец войне, результатом которой было увольнение полутора тысяч рабочих на заводе в Равенсвуде. Профсоюз поручил «Ласситер ассошиэйтс» выяснить, кто владеет предприятием. Из западной Виргинии, где располагался завод, бумажный след вел в Швейцарию, что уже само по себе было странным. Дальнейшее расследование показало, что заводом владеет швейцарский делец – плейбой, обожающий истреблять профсоюзы.

Организация Ланга, представлявшая интересы банковских клерков, кассиров, финансовых статистиков и страховых агентов, не имела никакого отношения к металлургии. Однако, действуя в духе братской помощи, Ланг не поленился вступить в контакт с банкирами миллиардера и сумел убедить их, что изничтожение профсоюзов наносит ущерб престижу банков и противоречит их долгосрочным стратегическим интересам.

Банкиры прислушались к голосу председателя профсоюза своих работников и решили вмешаться. Конфликт был исчерпан, рабочие вернулись на завод, а Макс Ланг прославился как герой.

– Макс, говорит Джо Ласситер.

– Джо! Привет!

– Как ты?

– Отлично. У тебя новое дело? Как в Paвeнcвyдe?

– Нет.

– Плохо. Мы тогда здорово ткнули его рожей в дерьмо.

– Да.

– Я хочу сказать, что мы его классно поимели.

– Вот-вот.

– Он это заслужил! Разве не так?

– Верно.

– О’кей! Трахни его!

Ласситер рассмеялся. Он совсем забыл, что Макс обожал изображать персонаж, сыгранный Аль Пачино в «Лице со шрамом».

– Да, Джо, – сказал Макс, похохатывая от воспоминаний, – хорошее было дело. Со счастливым концом.

– Мне нужна твоя помощь.

– Все что угодно…

– Дело серьезное. Ты можешь отказаться.

– Слушаю тебя.

– Это нечто такое, о чем нельзя говорить по телефону.

– О’кей.

– Ты еще пользуешься PGP?

– Пока ничего лучшего не придумали, – буркнул Макс.

– Тот же ключ?

– Абсолютно.

– Я хочу направить тебе послание. Адрес не изменился?

– Нет.

– Отлично. А затем мы можем встретиться в Женеве.

– Превосходно! Когда?

– Через пару дней. Я предварительно позвоню.

– Хорошо.

– И как я уже сказал… если тебе что-то не понравится, откажись, хотя для меня это очень важно…

– Да шли ты мне этот чертов файл!

– Итак, я посылаю.

– Посылай!

Повесив трубку, Ласситер включил портативный компьютер, создал файл, озаглавив его «Гримальди», и напечатал короткое письмо:

«Макс, дело трудное, но мне нужна история одного счета в „Швейцарском кредите“ – отделение на Банхофштрассе в Цюрихе. Я думаю, ты мог бы получить эти сведения. Счет открыт на имя итальянца Франко Гримальди. Номер счета Q6784—319. Особенно меня интересует телеграфный перевод, сделанный в июле. Сумма $ 50 000. Мне надо знать, кто его послал.

Джо».

Ласситер сохранил файл «Гримальди» на жестком диске и перешел в другую директорию, подключившись к шифровальной программе с практически не поддающимся расшифровке кодом. Ведь то, о чем он просил Макса Ланга, было не просто преступлением. Подобное действие граничило с объявлением войны: покушением на священные устои Швейцарии, на самый смысл существования страны – тайну банковских вкладов. Даже разговор на эту тему мог стоить Максу его работы, и Ласситер зашифровал послание на жестком диске. Заботясь о безопасности Макса, более чем о своей, он снабдил зашифрованный файл примечанием «Только для чтения». Это означало, что Макс не мог по ошибке забыть текст в компьютере, такое послание можно было прочитать с экрана, но переписать на жесткий диск или на другой носитель нельзя.

Приняв меры предосторожности, Ласситер отправил файл. Когда он приедет в Женеву, его уже будет ждать ответ. А может быть, и нет, ведь дело очень серьезное.

На следующее утро, завтракая в своем номере, Ласситер позвонил Риордану.

– Мог бы и не звонить, – заворчал Риордан. – Что значит ввести в курс дела? Вводить-то некуда. У меня ничего нет. Ноль! Могу лишь сказать, что машину медсестры нашли в кювете к северу от Хагерстауна.

– А Гримальди?

– Растворился. Это слово использовали газетчики, и теперь использую я. О’кей? И это полная катастрофа. Полицейский убит при исполнении служебных обязанностей – второй за неделю. Рождество, а у нас похороны. Двое похорон! Подумай только, у нас имеется «мужественная вдова» номер один, «мужественная вдова» номер два и куча сирот. И кого мы ищем, спрашивается? Преступника с мордой как шкура запеченного поросенка. И его, представь себе, никто не видел. Не видел, и все. – Риордан фыркнул и после короткой паузы спросил: – А что у тебя? Может, хоть ты немного разгонишь тучи? И где ты, дьявол тебя побери?

– В Швейцарии.

– Ха!

– Только что приехал из Рима.

– Без шуток? Ну и что ты разнюхал в Риме?

– Я узнал, что Гримальди претерпел некую религиозную трансформацию. Ликвидировал все свои активы. Пожертвовал деньги на благотворительность.

– Ты издеваешься?

– Вовсе нет.

На другом конце провода воцарилась тишина, затем детектив присвистнул:

– Религиозная трансформация. Охренеть!

Цуз оказался на удивление красивым городом – этакий денди, небрежно прислонившийся к горе. На узких улочках стояли добротные дома шестнадцатого века, окрашенные в кремовые, светло-коричневые или серые тона, каждый украшали массивные деревянные двери. По тротуарам под мелким дождем торопились щегольски одетые люди.

Обратившись к подробному плану города, Ласситер с трудом нашел нужный дом, от него до центра было минут десять хода. Однако, несмотря на план и небольшие размеры города, Ласситер дважды терял направление, и ему приходилось расспрашивать прохожих, путаясь в огрызках своего немецкого. Он прошел через площадь с простым, абсолютно квадратным фонтаном, разительно отличавшимся от фонтанов Рима. Единственным его украшением было скульптурное изображение медведя с отрубленной лапой – эмблема одного из старинных швейцарских родов.

Наконец Ласситер увидел дом, который искал. Трехэтажное шале с бронзовой пластинкой, прибитой к дверям, наверняка более древним, чем Соединенные Штаты. На пластинке было начертано:

Гюнтер Эглофф, директор

Salve Caelo

Северное отделение Католического

сообщества Пия VI.

Ласситер постучал, и из домофона рядом с пластинкой послышался голос, спросивший по-немецки: «Кто там?»

Ласситер назвал себя, и через несколько секунд дверь открыл средних лет человек, на вид весьма преуспевший в жизни. Умеренное брюшко, дорогой кашемировый свитер, меховые шлепанцы на ногах. В одной руке человек держал очки, а в другой – бокал красного вина. Из глубины дома доносились оперная музыка и легкий запах горевших в камине поленьев.

– Что вам угодно?

Ласситер не знал, как начать. Его история на фоне здешнего буржуазного покоя казалась совершенно нелепой. Убийства. Поджог. Бездарный фильм ужасов.

– Вы говорите по-английски?

– Немного.

– Потому что мой немецкий…

– Да-да. Чем могу быть полезен?

– Речь идет о владельце этого дома – мистере Гримальди.

На лице человека промелькнуло выражение неподдельного изумления, затем он улыбнулся и, открыв дверь пошире, сказал:

– Проходите, пожалуйста. Вы, наверное, замерзли.

Ласситер поблагодарил и, переступив порог, еще раз представился.

– А я – Эглофф, – ответил мужчина, провожая его в огромную комнату, где господствующее положение занимал массивный, сложенный из известняка камин. – Не желаете вина?

– Большое спасибо. Не откажусь.

Хозяин тем временем выключил музыку Пуччини, взял кочергу и, поковыряв ею пылающие поленья, произнес:

– Боюсь, вы ошиблись. Вот уже несколько лет мистер Гримальди не является владельцем этого дома.

– Вот как?

– Да. Позвольте задать вопрос. Вы – американец или канадец?

– Американец.

– Скажите, вас интересует дом или мистер Гримальди?

– Гримальди.

– Понимаю. – Эглофф наполнил бокал вином и протянул его Ласситеру.

– Я – детектив.

Хозяин вскинул брови и переспросил удивленно, но весело:

– Детектив?

Внимание Ласситера привлекла висящая на стене карта какой-то горной страны. Эглофф, перехватив взгляд гостя, спросил:

– Вы можете догадаться, где это?

– Наверное, в России, – пожал плечами Ласситер. – Возможно, в Грузии.

– Это Босния. В последнее время мы работали там очень активно. С беженцами.

– Мы?

– Salve Caelo.

– Простите, но… – покачал головой Ласситер.

– Благотворительность. Дела милосердия. Мы весьма активно трудимся на Балканах.

– Понятно, – пробормотал Ласситер, припомнив паспорт Гримальди и его многократные посещения Загреба и Белграда.

– Вы что-нибудь знаете о Боснии, мистер Ласситер?

Американец беспомощно развел руками:

– Достаточно, чтобы понять сложность ситуации.

– Ничего сложного. Все – просто, и я могу объяснить положение двумя словами.

– Неужели?

– Да. Исламский империализм, – кивая, ответил Эглофф. – В Боснии мы столкнулись с политической опухолью, зародышем чего-то ужасного. Что вы думаете?

– Думаю, что в два слова вы не уложились.

– Верно! – рассмеялся Эглофф. – А теперь скажите, что вы расследуете? Цуз – последнее место, где можно что-либо расследовать!

– Убийство. Вернее, убийства.

– О! Вот как? Воистину, мистер Ласситер, вы преподносите мне сюрприз за сюрпризом!

– Были убиты женщина и ее сын.

– Понимаю. А при чем здесь герр Гримальди?

– Он – убийца.

– О… – Эглофф откинулся на спинку кресла, отпил вино и сказал: – Я думаю, это не он.

– В таком случае вы заблуждаетесь, – пожал плечами Ласситер.

– Ну, если вы так уверены. А что в таком случае вы хотите узнать?

– Я надеюсь узнать, почему он это сделал.

Эглофф прищелкнул языком и недоумевающим тоном спросил:

– Вы приехали из Америки только для того, чтобы взглянуть на его бывший дом?

– Я был в Риме. Узнал, что у Гримальди здесь дом и…

– Да. Хорошо. Дом. Он действительно принадлежал Гримальди, но это было много лет назад.

– Вы встречались?

– О да.

Еще один глоток вина.

Из стоящего на столе динамика раздался шорох. Это был интерком, которым пользовалась Кэти, чтобы следить за Брэндоном. Когда он засыпал, она клала микрофон у его подушки, чтобы услышать, если малыш вдруг заплачет.

– Моя жена, – пояснил Эглофф. – Она очень больна.

– Весьма сожалею.

– Я вернусь через минуту. Позаботьтесь о себе. – Он указал на графин и поднялся.

Когда хозяин вышел, Ласситер принялся рассматривать развешанные по стенам акварели. На них с большим мастерством были изображены библейские персонажи, перенесенные в современную обстановку. На «Благовещении» коленопреклоненная дева в современной ночной рубашке с веселеньким рисунком внимала мускулистому, похожему на Сталлоне архангелу, смотрящему на нее с экрана телевизора. «Тайная Вечеря» происходила за большим столом в кафетерии. Направляющийся в Дамаск Савл преобразился в туриста с огромным рюкзаком, дорога кишела автомобилями, а потоки света над головой странника напоминали водопад. Неслышно ступая в меховых шлепанцах, подошел Эглофф.

– Потрясающе, – сказал Ласситер.

– Благодарю вас. Это работы моей супруги. – Эглофф уселся в кресло и сменил тему разговора: – Итак, что касается мистера Гримальди. Впервые увидев этот дом, я подумал: евродерьмо. Сплошная кожа и хром. Черная кожа! В таком шале! Но когда я встретил хозяина, то он… Одним словом, я ожидал иного. Скромно одетый. Спокойный. В общем, джентльмен.

– И он продал вам дом за хорошую цену?

После недолгого колебания Эглофф ответил:

– Да. Цена немалая, но справедливая.

– Он не объяснил вам, почему хочет продать шaлe?

– У меня создалось впечатление, что он испытывает финансовые трудности, – пожал плечами Эглофф.

– Странно, – заметил Ласситер. – Я слышал, будто он потратил все деньги на благотворительность.

– И кто же вам это сказал?

– Его сестра.

– Понимаю, – пробормотал Эглофф, первый раз за время беседы утратив душевное равновесие.

– Возможно, ваша организация… Ведь вы сказали о ее благотворительной деятельности.

Эглофф неожиданно всплеснул руками, вскочил и с улыбкой сожаления проговорил:

– Все это интересно, но боюсь, меня ждет работа. – Взяв гостя под локоть, он провел его к двери, где они обменялись прощальным рукопожатием. – Может быть, вы оставите мне свою визитную карточку? – предложил он. – Если я что-нибудь припомню…

– Хорошо, – ответил Ласситер, доставая карточку из внутреннего кармана пиджака.

– А где вас искать здесь, в Швейцарии, мистер Ласситер? – спросил Эглофф, бросив взгляд на визитку.

– Я остановлюсь в «Бо Риваж» в Женеве.

– Прекрасно. А затем?

– А затем назад, в Вашингтон, – ответил Ласситер, осознав, что говорит неправду.

Лицо Эглоффа озарилось улыбкой. Дверь широко распахнулась, и они снова пожали друг другу руки. Ласситер вышел на холод и плотнее запахнул воротник пальто.

Эглофф прощально взмахнул рукой, после этого дверь захлопнулась, и Ласситер остался на ступенях один. Он задержался на мгновение, чтобы получше запомнить незнакомые словосочетания: «Salve Caelo. Северное отделение Католического сообщества Пия VI». Когда он поворачивался, чтобы уйти, его взгляд скользнул по двери, и в этот момент глазок на ней явно мигнул. Так затягивается пленкой глаз ястреба.

Но Ласситер знал, что это всего лишь его разыгравшееся воображение. Дверь как дверь. А если на него и смотрела птица, так это был всего-навсего Эглофф.

Вообще-то Ласситер действительно собирался, как и сказал Эглоффу, в тот же вечер отправиться в Женеву. Он даже купил у консьержа билет на поезд, идущий из Кура. Однако, стоя на холодной платформе и внимательно изучая расписание поездов, он бросил взгляд на аккуратную, чистенькую карту Швейцарии, предназначенную для пассажиров, и принял другое решение. Никакой необходимости спешить в Женеву не было, а здесь, в Куре, у него появилось неотложное дело. И Ласситер снял номер на одну ночь в небольшой гостинице напротив вокзала.

Беседа с Эглоффом посеяла в нем некоторые сомнения. Этот человек не только выступил с заявлением об «исламском империализме», но и не задал ни одного вопроса об убийстве Кэти. Последнее было чрезвычайно странно. Ласситер по опыту знал, что людей всегда волнуют убийства. При этом Эглофф весьма живо интересовался его дальнейшими планами и тем, где он собирается остановиться в Женеве.

«Но и это еще не все, – думал Ласситер, глядя в окно на здание вокзала. – Встреча с Эглоффом была пронизана целой серией совпадений».

Конечно, надо признать, что в самих совпадениях ничего страшного или удивительного не было. Эглофф занимался благотворительностью – Гримальди тоже. Последний, правда, только в роли жертвователя. Одна из организаций Эглоффа весьма активно действовала на Балканах, так же как и Гримальди, судя по отметкам в паспорте. В общем, ничего особенного. Множество людей участвуют в благотворительности, значительная часть которой направляется в Боснию. Ничего удивительного, что у Эглоффа и Гримальди есть нечто общее. Гораздо более подозрительными выглядят противоречия в информации о передаче дома. Был ли дом продан, как утверждает Эглофф, или передан безвозмездно, как сказала Анджела? Или, иными словами, не соврал ли Эглофф? Вопрос представлялся Ласситеру очень важным, и в отличие от других загадок на него можно было найти прямой ответ… И именно здесь, в Куре – столице кантона.

Утром он спросил портье, где располагается кантональное ведомство, регистрирующее операции с недвижимостью. Контора находилась в нескольких кварталах от вокзала, и, оказавшись там, Ласситер объяснил служащему, что интересуется недвижимостью в Цузе. Ответив энергичным кивком, служащий куда-то отбыл и через минуту вернулся с древним гроссбухом, похожим на географический атлас, переплетенный в сафьян. Открыв увесистую книгу, Ласситер обнаружил перечень всех сделок с недвижимостью, имевших место в городе Цуз начиная с 1917 года. Записи были сделаны десятками разных каллиграфических почерков, и при этом все как одна – синими чернилами. Джо неторопливо листал страницы, пока не наткнулся на адрес: «Хайлесштрассе, 49».

В гроссбухе была зарегистрирована продажа дома религиозной организации «Salve Caelo». Сделка датировалась 1991 годом. Дом был оценен в один швейцарский франк, или чуть меньше доллара. Под записью о продаже стояли подписи Франко Гримальди (Итал.) и Гюнтера Эглоффа. Склонившись над «Указателем недвижимости», Ласситер машинально водил пальцем по строчкам, пытаясь понять, почему соврал Эглофф.

За окнами «Альпийского экспресса», сменяя друг друга, проносились виды с цветных открыток, но наконец поезд, скрипнув тормозами, остановился у перрона женевского вокзала. У Ласситера было полчаса на поиски отеля. Какой угодно, только не «Бо Риваж». Обосновавшись, он пешком отправился в ресторан «Перл дю Лак», где за столиком с видом на озеро его уже ждал Макс Ланг.

Президент «Международного братства банковских клерков и финансовых служащих» напоминал маленького игрушечного тролля, вроде тех, что в детстве коллекционировала Кэти. У него была такая же пухлая физиономия с несколько отвислыми щеками, плотное короткое тело и в довершение всего такая же, как у куклы, взлохмаченная огненно-рыжая шевелюра. Макс походил на эльфа или, скорее, на одного из помощников Санта-Клауса. Вскочив со стула, он широко улыбнулся и радостно потряс ладонь Ласситера, обхватив ее двумя лапами. Когда они уселись, американец попытался сообразить, достают ли ножки его приятеля до пола. Скорее всего – нет.

Однако этот лилипут обладал аппетитом титана, и вскоре Ласситер с восторгом мог наблюдать, как Макс поглощает двойную порцию окуней в кляре.

– Они утверждают, что у меня обмен веществ, как у колибри, – сказал он, не переставая работать челюстями.

– Естественно. Тебе приходится все время порхать.

Макс усмехнулся и подмигнул:

– Вот именно. Я только и делаю что порхаю. – Он захихикал. – Порхаю. – Ему, видимо, очень понравилось это слово. – Как ты, наверное, уже заметил, капитализм сейчас в самом расцвете и шагает под развернутыми знаменами. Казалось бы, должно появляться все больше мест для банковских служащих и кассиров. Так нет же. Эти дерьмовые банкоматы понатыканы даже там, где год назад не слышали о телефоне. Они стоят на Целебесе и в Пномпене, где совсем недавно не имелось ни единого приличного банка! Когда-то клиенты платили за телеграфные переводы, теперь им приходится нести дополнительные расходы за то, чтобы пообщаться за стойкой кассы с человеческим существом! Скоро все мои ребята окажутся без работы. Я окажусь без работы! И отсюда следует вопрос: у кого в таком случае найдутся деньги, чтобы открывать счета? Да ни у кого. Таким образом и банки останутся без работы! И наступит конец света! Знаешь, что я тебе скажу, Джо? Когда мир погибнет, на небо попадут не кроткие и смиренные, как говорится в Священном Писании. На небо попадут банкоматы! Что может быть трагичнее?

Официант убрал со стола, и, как только он приступил к ритуалу подготовки бифштекса «в пламени», Макс начал с шумом рыться в своем портфеле. Сравнительно скоро он извлек оттуда рекламный конверт, который перебросил Ласситеру. Конверт был красным с надписью белыми буквами и грубо имитировал швейцарский национальный флаг. Надпись гласила:

ТАЙНА.

НАДЕЖНОСТЬ.

ВЫ ПОЧУВСТВУЕТЕ СЕБЯ УВЕРЕННЕЕ,

ИМЕЯ СВОЙ ЛИЧНЫЙ ВКЛАД

В ЛЮБОМ

ШВЕЙЦАРСКОМ БАНКЕ

Увидев, как вытягивается физиономия Ласситера, Макс залился краской, радуясь своей веселой шутке.

История счета оказалась компьютерной распечаткой на длинном перфорированном рулоне бумаге, и Ласситер ознакомился с ней в уединении своего номера. В некоторых местах Макс отметил звездочками собственные примечания.

Гримальди открыл счет двенадцать лет назад и долгое время снимал с него деньги редко и разными суммами. По цифрам Ласситер мог определить, когда Гримальди купил апартаменты в Риме, шале в Цузе и автомобили. Однако весной 1991 года все изменилось. В апреле на счет Гримальди поступил телеграфный перевод из римского отделения «Банко ди Лацио». В примечании Макса говорилось, что это была оплата по сделке с недвижимостью, означавшей, видимо, продажу пентхауса в Риме. После этого на счете Гримальди образовалось без малого два миллиона швейцарских франков. Но двумя днями позже посредством нескольких сертифицированных чеков Гримальди опустошил свой счет, низведя его до тысячи франков. Три чека были сравнительно мелкими. 10 000 франков в «Кровельный фонд Капеллы Чичилии», 5000 франков в пользу Африканского национального конгресса и 5000 франков для какого-то образовательного фонда в Сан-Себастьяне, Испания.

Однако четвертый чек на некоммерческую организацию «Умбра Домини» (Неаполь) изымал почти всю оставшуюся часть вклада Гримальди, а именно 1 842 000 швейцарских франков.

Ласситер разглядывал распечатку, пытаясь осмыслить увиденное. Два мелких чека были не чем иным, как платой за кровь, жестами в сторону АНК и басков, за лидерами которых охотился Гримальди. Что касается «Кровельного фонда»… то это скорее всего и был фонд для починки кровли, или, как говорят в Америке, «иногда сигара – не что иное, как просто сигара». И вот среди мелких тварей появляется горилла весом в 800 фунтов – чек почти на два миллиона франков.

Ласситер нахмурился. Его познания в латинском языке были весьма ограниченны. Однако, несмотря на это, он знал, что означает «умбра домини». Тень Господа. Под сенью Господней! Ласситер вспомнил, где видел эти слова. Они были начертаны на брошюре в унылой норе Гримальди на виа Дженова.