Глава 12. В среду, когда Риордан собирался допрашивать Джона Доу, Ласситер явился в свой офис, уселся за стол и

В среду, когда Риордан собирался допрашивать Джона Доу, Ласситер явился в свой офис, уселся за стол и, объявив всем, что страшно занят, принялся ждать звонка детектива.

Его кабинет был роскошным – с действующим камином в георгианском стиле и окнами, смотрящими на Капитолийский холм. На стены, обитые панелями каштанового дерева и украшенные первоклассными литографиями, падал мягкий свет. В одном углу стоял прекрасный резной письменный стол, а в другом – два широких кресла и кожаный диван. Здесь царила атмосфера солидности и доверительности, призванная успокоить богатых и осторожных людей, являющихся в агентство за помощью.

«Ласситер ассошиэйтс» занимала весь девятый этаж здания. Это означало, что, помимо кабинета человека, чье имя носила организация, там было еще три угловых помещения. В одном из них размещался конференц-зал, в двух других – офисы исполнительных директоров Джуди Ривкин и Лео Болтона. Между ними располагались еще восемь комнат с окнами, предназначенных для старших следователей и руководителей программ. Оперативники, сотрудники информационной службы, секретари и мелкие клерки занимали выгороженные в центре этажа клетушки. Здесь, в головной конторе, помимо Ласситера, трудились еще тридцать шесть человек, остальные сорок работали в отделениях фирмы в Нью-Йорке, Чикаго, Лондоне и Лос-Анджелесе.

Вопросам безопасности в «Ласситер ассошиэйтс» придавалось подчеркнуто первостепенное значение. Начиналось все с наружной приемной, оборудованной самыми совершенными телевизионными камерами, фиксирующими передвижение посетителей и сотрудников. Из приемной в офисы с окнами вел отдельный вход, который контролировался сенсорным биометрическим устройством, сканирующим узор папиллярных линий большого пальца. Попав во внутреннее помещение, посетитель видел, что все окна закрыты тяжелыми прорезиненными, поглощающими звуки занавесями на тот маловероятный случай, если кто-то рискнет считывать информацию со стекла лазерным прибором. Металлические ящики, в которых хранились дела, были снабжены сейфовыми замками с цифровой комбинацией, а рядом с каждым столом размещалась машина для уничтожения документов. Поскольку «Ласситер ассошиэйтс», как правило, имела дело с руководителями фирм или ведущими адвокатами, отчеты копированию не подлежали. Если особых указаний не поступало, они печатались в единственном экземпляре на пропитанной особым фосфорным составом бумаге, которая при попытке копирования (любым способом, за исключением переписывания от руки) чернела.

Компьютеры в «Ласситер ассошиэйтс» снабжались запорными механизмами, но с точки зрения безопасности гораздо важнее было то, чего они не имели. А не имели они драйверов для дискет. Это означало, что хранящиеся в компьютерах данные никто не мог перенести на внешний носитель. В винчестеры были встроены приборы, контролирующие электронную почту. Но если бы хакер каким-то способом все же умудрился залезть в систему – специалисты утверждали, что подобное невозможно, – его ждало большое разочарование. Специальный код гарантировал, что на расшифровку информации при современной технологии потребуется миллион лет.

Все эти ухищрения стоили чрезвычайно дорого и, по мнению многих специалистов, являлись излишними. Но Ласситер знал: система безопасности окупает себя с лихвой. Это происходило потому, что большую часть доходов фирма черпала из двух источников – участия в судебных спорах между крупными корпорациями или очень богатыми людьми и от содействия в корпоративных слияниях и поглощениях, именуемых на профессиональном жаргоне «СиП». Шла ли речь о ждущей развода (и соответственно половины состояния) супруге коммерсанта или о недружественном поглощении (с последующими увольнениями) – ставки оказывались чрезвычайно высокими. Очень часто на кону стояли сотни миллионов долларов, и секретность – абсолютная секретность – была просто необходима. В идеале, по мнению Ласситера, противная сторона (а противная сторона всегда имелась) не должна была даже подозревать, что его фирма вовлечена в дело. Исключение составляли лишь чрезвычайные обстоятельства или те случаи, когда информация об участии «Ласситер ассошиэйтс» сама по себе могла принести определенную пользу. Тогда расследования велись «шумно», с утечками в прессу, открытой слежкой и вызывающими интервью.

Кроме того, Ласситер не сомневался, что атмосфера тайны импонирует клиентам. Ее обожали директора и президенты компаний, любили юристы и биржевые брокеры. Скрытые камеры, секретные коды, хитроумные запоры придавали им чувство уверенности и убеждали в том, что они не зря тратят свои деньги. Не на последнем месте стояло и удовольствие от ощущения участия в опасной игре. Как однажды выразился Лео: «Да хрен с ними! За две сотни баксов в час я и унитаз поставлю на пружинные подвески».

Но даже имея в своем распоряжении целый мир, Джо Ласситер не мог заставить Джимми Риордана позвонить. Еще утром он велел своей секретарше не соединять его ни с кем, кроме детектива, и в результате в юго-западном углу девятого этажа царила необычная тишина. Время неторопливо перевалило за полдень, но телефон молчал. Ласситер заказал себе сандвичи на вынос из забегаловки, именуемой «Ле бон аппети» («Бонны» – как именовали ее студенты Джорджтаунского университета), и проглотил их перед горящим камином, лениво перелистывая «Информационную войну». Так же неторопливо день начал клониться к вечеру, и Ласситер подумал о возвращении домой.

«Скорее всего возникли какие-то сложности», – сказал он себе. Возможно, Доу потребовал себе адвоката, и его не сразу нашли, или возникла проблема с языком. Хотя вряд ли. Риордан говорил, что захватит с собой переводчика, владеющего испанским и итальянским. Не исключено, что состояние Джона Доу ухудшилось или…

Телефон зазвонил в пять пятнадцать, когда солнце уже тонуло за Арлингтонским кладбищем.

– Я только вернулся, – сказал Риордан.

– Ну и?..

Последовала пауза.

– Значит, хочешь знать, что я выяснил? Отвечаю. Я не выяснил абсолютно ничего, – наконец произнес Риордан.

– Что?!

– Подожди, – сказал детектив и заорал кому-то: – Да, да! Дай мне пять минут! Хорошо? Итак, он устроил мне полную обструкцию, – продолжил Риордан уже в трубку. – Не произнес ни единого слова.

– Как насчет адвоката? Ты спросил парня…

– Похоже, ты не понял. Говорю же: он ни слова из себя не выдавил. Ничего. Мы зачитали ему его права на всех языках и…

– А ты уверен, что он все понял?

– Да, да, понял. Это было видно по его глазам. Он понял каждое наше слово. И что из этого?

– Ему надо было предоставить адвоката.

– Конечно! После пары часов пустого времяпрепровождения я попросил назначить адвоката. Подумал, вдруг тому удастся что-нибудь из него вытянуть? Хотя бы имя. Значит, еще пару часов мы ждали адвоката. А затем еще полчаса протирали штаны, ожидая конца их беседы. Угадай, что из этого вышло? Правильно, ни-че-го. Говорил только юрист, Джон Доу как дерьма в пасть набил. Поэтому я снова взял слово и произнес речь о том, в какой великой стране он находится. Сказал, что у нас все равны и не имеет значения, кто ты, важны лишь твои поступки. Добрые или злые. Я заявил, что нам не требуется его имя, чтобы судить или даже казнить. Он может предстать перед судьей под именем Джона Доу, и приговор будет абсолютно тот же. Если же он откажется с нами сотрудничать, то может уже считать себя трупом.

– Ты это сказал?

– Да, и добавил, что его обвиняют в убийстве первой степени и поджоге, и у нас достаточно доказательств, чтобы добиться его осуждения. Я перечислил все факты, которые мы собрали, и продемонстрировал кинжал.

– Ты принес нож в больницу?

– Я принес не только нож, однако не волнуйся, я за них расписался.

– И как он прореагировал?

– Да никак. Ты сфинкса когда-нибудь видел? – Риордан издал характерный резкий смешок. – Кое-какая реакция последовала лишь тогда, когда я показал парню бутылочку.

– Какую еще бутылочку?

– Флакон от духов или еще хрен знает чего. Тот, что нашли в его карманах.

– Что же он сделал?

– Ничего, но я почувствовал: эта штука для него что-то значит. Его глаза немного округлились.

– Округлились глаза?

– Ага.

– Хм-м…

Детектив проигнорировал сарказм Ласситера.

– Я вполне серьезно. Вид бутылочки его поразил. Закажу в лаборатории повторный анализ. Может, они что-нибудь упустили? Наркотик или что-то еще.

– А затем?

– Одним словом, сидя с ним и его адвокатом, я упомянул о том, что пока не знаю, что может потребовать обвинитель – смертной казни или пожизненного заключения, это будет зависеть от его поведения. Я сказал, что мы располагаем доказательствами предумышленности содеянного, и доказательства эти прочны как скала. Затем я рассказал ему о спирали, по которой он будет катиться вниз. Через несколько дней мы отправим его в защищенное помещение больницы Фэрфакса, после чего…

– Что значит «защищенное помещение»?

– Больничная палата с пуленепробиваемыми окнами. Ты не представляешь, сколько подозреваемых получают травмы во время совершения преступления. А узнаешь – не поверишь. Одним словом, в каждом административном округе имеется защищенное помещение. В Вашингтоне оно расположено в Генеральном госпитале округа Колумбия. И здесь, в Фэрфаксе. Обходится страшно дорого. Когда подозреваемый обретает более или менее сносную форму, его переводят в защищенное помещение. Решетки, стальная дверь, замки снаружи и все такое.

Ну ладно. Я объяснил, что дальше дела пойдут еще хуже. Когда он немного поправится, ему будет формально предъявлено обвинение, и из больницы его перевезут в тюрьму графства. Не исключено, что поместят в тюремный лазарет, но в любом случае это будет тюрьма. Тот самый путь вниз, о котором я уже говорил. Доктора, насколько мне известно, сегодня уменьшили Доу дозу болеутоляющего, чтобы он не был таким обалдевшим и я смог с ним потолковать. Я видел, что ему не по себе и он ждет укола. В присутствии адвоката угрожать ему было глупо, но все же я дал понять, что медицинский персонал в тюрьме графства выдрессирован, как служебная собака.

– Господи, что ты несешь, Риордан!

– Брось, я сказал ему правду. Они действительно заняты, и он скорее всего не получит того лечения, которое имеет сейчас. И я не вру. Я сказал ему, что год назад – ты можешь проверить это по подшивке «Пост» – был скандал. Страшное дело. Получилось так, что ни один из больных в тюремном лазарете не получал никаких лекарств. Сестра пичкала их пустыми таблетками из тех, что дают просто для утешения, продавая медикаменты на сторону.

– Джим…

– Итак, я сказал ему, что если он станет более покладистым, то, может быть, проведет в защищенном помещении больницы неделю. Не исключено, что две. Одним словом, достаточно долго для того, чтобы встать на ноги.

– Ну и?..

– Ничего.

– Ты уверен, что он понял?

– Да.

– Почему ты так уверен, если он не произнес ни слова?

– Потому что он владеет английским – объясняется с сестрами: я хочу пить, голоден, мне больно. Парень прекрасно говорит с ними. Кроме того, я еще кое-что заметил. Мне довелось допрашивать около двух тысяч человек, и я могу составить определенное мнение. Этот парень – крепкий орешек. Уверяю тебя, полиция допрашивает его не впервые.

Ласситер поверил.

– И это все?

– Более или менее. Доктор вышвырнул нас. «Пациенту необходим отдых», – певуче прогундосил Риордан. – Доктор посылает сестру сделать пациенту вливание димедрола, мы поднимаемся на ноги, а Джон Доу выглядит действительно скверно. Он испытывает сильную боль – это видно невооруженным глазом. Он потеет и время от времени мычит, словно ему уже невмоготу. Итак, я сурово взглянул на него и заявил, что еще вернусь, а он посмотрел на меня, ухмыльнулся и знаешь что выдавил из своей набитой дерьмом пасти?

– Что?

– «Чао».

– Чао?

– Точно. Это звучало как «сукин ты сын» или что-то вроде того. Если бы он уже не был в лечебнице, я бы его туда отправил.

Ласситер помолчал немного и спросил:

– И что же ты теперь намерен предпринять?

– Все, что ему обещал, – мрачно ответил Риордан. – Начнем с перевода в защищенное помещение. Доктор сказал, что если ничего не случится, мы сможем переправить его уже на следующей неделе.

В День благодарения Ласситер выбрался из постели около восьми и увидел, что погода намеревается взять реванш. За окнами атриума кружились крупные красивые снежинки. Такой снегопад обычно показывают в начале рождественского кинофильма.

Джо быстро оделся, вытащил из холодильника пару банок консервированного тунца и пошел к машине. Консервы должны были послужить платой за участие в «индюшиной пробежке» – забеге на пять миль, который каждый год собирал не менее двух тысяч бегунов. Машина пробивалась сквозь водоворот снежных хлопьев, и Ласситер, чтобы лучше видеть, почти лег грудью на руль. Видимость была настолько скверной, что идущие впереди машины превратились в огоньки хвостовых фонарей, то и дело пропадающих в снежных вихрях. Во время такого снегопада все почему-то твердят, что «он скоро кончится» или «снег долго лежать не будет», однако когда Ласситер отыскивал место для парковки в Александрии, весь мир уже покоился под плотной снежной пеленой.

Многие заявляют, что самые дельные мысли приходят к ним во время пробежек, потому что ритмичные движения тела якобы раскрепощают ум, но Ласситер не принадлежал к таким людям. Во время бега он думал о самых примитивных и сиюминутных вещах: куда поставить ногу, не лучше ли снять перчатки, где повернуть и откуда взялась боль в колене. Что это – настоящая травма или игра воображения?

И в сегодняшнем забеге его мысли крутились вокруг подобных проблем. Он думал о скорости и о том, как далеко до следующей мильной отметки. Он намечал направление, которое позволит с наименьшими потерями обогнать соперников. Он моргал, не позволяя снегу попадать в глаза, вслушивался в напряженное дыхание бегущих рядом людей и восхищался тем, как ему тепло, несмотря на мороз. Его мысли неслись вслед за снегом. Ласситеру даже казалось, что сам он исчез, осталось одно движение.

Перед финишем он обратил внимание на весело и приветственно вопящих зрителей, выстроившихся по обеим сторонам дороги. Они поддерживали выбивающихся из сил бегунов выкриками «Держишься молодцом!» или «Почти пришел!». Когда Ласситер пересекал финишную черту, световое табло было запорошено снегом, но он все же разглядел свое время – 31:02. «Совсем неплохо», – подумал он. Услышав, как кто-то из организаторов забега выкрикивает: «Мужчины налево, женщины направо!» – он помчался в укрытие следом за коротышкой в красных обтягивающих рейтузах. Вокруг него тяжело дышали люди, лица их раскраснелись, а от плеч и голов поднимался пар. Снег продолжал падать большими невесомыми хлопьями.

Ласситер был готов поклясться, что во время бега ни о чем не думал. Его разум наконец-то освободился. Но отрывая листок со своим номером и вручая его судье, он с удивлением сообразил, что еще на дистанции принял важное решение. Лавируя между столами, уставленными банками с апельсиновым соком и разнообразной калорийной пищей, он снова прокручивал в голове свое решение. Он возьмет отпуск. Неделю, две, месяц – одним словом, сколько потребуется для того, чтобы выяснить, почему были убиты Кэти и Брэндон и кто за этим стоит. Именно такое решение Ласситер принял во время бега. Оно было окончательным, и можно считать, что он уже в отпуске, просто в его компании об этом пока никто не знает.

Он вошел в здание школы и обнаружил свою влажную одежду там, где и оставил, – на подоконнике. Одеваясь, Джо покачивал головой, будто удивляясь, как много времени ему понадобилось для принятия столь простого решения. Какой смысл владеть детективным агентством, если его услугами никогда не пользуешься? Если на Уолл-стрит хотят что-то узнать, то обращаются к нему. Так же поступает добрая половина адвокатов с К-стрит в Вашингтоне. Почему же он, Джо Ласситер, бросает близких ему людей – Кэти и Брэндона – на попечение копов?

Машину запорошило снегом. По возможности счистив его рукавом, Джо влез внутрь. Пока он искал ключи зажигания, стекла совсем запотели, и отопителю потребовалась целая минута, чтобы их осушить. Когда видимость стала приличной, он двинулся в путь.

Ветер разошелся вовсю. Светофоры раскачивались как маятники, а дорожные знаки дребезжали под его порывами. Снег бил прямо в фары ровным горизонтальным потоком. Город за серой рекой оставался невидимым, лишь красные маячки на вершине памятника Вашингтону светились недобрым огнем.

Ласситер сразу направился в свою контору на Фогги-Боттом. Проехав по мосту Четырнадцатой улицы и по Индепенденс-авеню, он свернул на запад. Подача электроэнергии в городе прекратилась, и автомобили, уподобившись слепцам, неуверенно ползли через перекрестки.

К счастью, в здании имелся свой генератор, и все оборудование работало. Оставив машину в подземном гараже, Джо быстро пошел к лифтам. Даже здесь, глубоко под землей, он слышал завывание ветра и ощущал пронизывающий до костей холод, однако, поднимаясь на девятый этаж, Джо чувствовал, как по спине ползут струйки пота.

Рядом с его кабинетом находился душ, и Ласситер воспользовался им. Затвердевшие от бега мышцы под воздействием горячих струй расслабились, и он ощутил, как мускулы постепенно освобождаются от молочной кислоты. Поскольку пять раз в неделю Ласситер совершал пробежки вдоль мола, в кабинете в шкафу всегда хранилось несколько комплектов одежды. Хорошенько протерев волосы полотенцем, Джо натянул джинсы и свитер и уселся за стол.

Первый раз в жизни он чувствовал, что кабинет его раздражает. Книжные полки, панели, литографии… На кого он пытается произвести впечатление? В помещении было множество фотографий в изящных рамках, но ни на одной из них не было Кэти и Брэндона. Зато на всех фото Джо находился в компании известных людей. Ласситер совещается с принцем Бандаром; Ласситер пожимает руку советнику президента по национальной безопасности; Ласситер в вертолете с группой генералов из Объединенного комитета начальников штабов; Ласситер в фешенебельном ресторане…

Предметом его гордости была шутливая фотография, сделанная в загородном клубе армии и флота. На ней он валял дурака в компании лидера сенатского меньшинства. Сенатор стоял, горделиво выпятив подбородок, – классический плакатный тип для иллюстрации американских моральных ценностей, а Ласситер со зловещей ухмылкой и округлившимися безумными глазами подкрадывался к сенатору, замахиваясь на него клюшкой для гольфа и изображая, по-видимому, Луисвильского убийцу.

Рядом с этой фотографией висел подарок Джуди – рамка в форме сердца и в ней вырезка из «Вашингтонца» со списком наиболее выдающихся потенциальных женихов округа Колумбия. Ласситер значился в нем под номером 26, что ему иногда льстило, а порой, в зависимости от настроения, – нет.

Когда-то фотографии казались Джо полезными или по крайней мере забавными. Но теперь он не понимал, зачем все это? Чтобы открыть новые отделения фирмы? Построить еще один дом? Все это – сущая чепуха. Кстати, принц Бандар ему никогда не нравился. Спрашивается, почему портрет этого типа торчит на каминной полке?

Сняв все снимки и сложив их в углу, Ласситер вернулся к столу и взял чистый лист бумаги. Разделив лист вертикальной линией, он слева начертал КОМПАНИЯ, а справа – РАССЛЕДОВАНИЕ.

Некоторое время он сидел спокойно, думая, что следует предпринять. Замена самого себя, даже временная, осложнялась тем, что его обязанности в компании не имели определенных границ и были очень широкими. Ласситер делал все, чтобы компания работала, иными словами, он был не только владельцем и управляющим, но и рекламным агентом, «скорой помощью» в случае конфликта, а если требовалось, даже вел некоторые дела. Можно сказать, что он делал все понемногу, а если выразиться точнее, только то, что ему нравилось. «А как поручить кому-то другому то, что вам нравится?» – думал он.

Под словом КОМПАНИЯ он написал: БЕРГ – ВСЕ ПиС, а еще ниже: РИВКИН – ОСТАЛЬНЫЕ ДЕЛА. Лео и Джуди были людьми честолюбивыми и занимали в фирме одинаковое положение. Если он отдаст предпочтение кому-то одному, другой может уйти. Но в любом случае все дела поровну разделить нельзя, так как имелись чисто административные вопросы: финансы, поиски новых клиентов, связи с общественностью. Ласситер решил взвалить все бремя административных забот на Билла Бохакера. Билл возглавлял нью-йоркское отделение, но дела можно вести и оттуда. Половина доходов компании так или иначе поступала с Уолл-стрит.

БОХАКЕР – АДМИН. УПР.

Немного подумав, Джо сделал пометку, призванную напомнить о необходимости пригласить Билла в понедельник в Вашингтон. Если он воспользуется челночным рейсом, то будет здесь к девяти часам. Затем они все четверо встретятся в конференц-зале и обсудят детали.

Обратившись к компьютеру, он ввел пароль и просмотрел все дела, которые находились в производстве здесь, в Вашингтоне. Лично он был серьезно и напрямую вовлечен лишь в два, но зато за каждым из них стоял очень серьезный клиент. Джо не думал, что могут возникнуть проблемы, но даже если возникнут, он без всякой обиды передаст расследование «Кроллу».

На левой половине листка появилась еще одна запись:

А. Ф. Л. Си. Ай. О. (позвонить Ухлайну); АМЕКС (позвонить Рейнольду). Подумав немного и написав еще кое-что, Ласситер встал из-за стола и подошел к окну. Снегопад сменился дождем со снегом, и мостовые покрылись ледяной коркой. Поглазев на развернувшийся поперек Пенсильвания-авеню «линкольн» и послушав, как капли и снежная крупа стучат по стеклу, Джо вернулся к столу.

Под заголовком «Расследование» было пусто. Смежив веки, он откинулся на спинку кресла и задумался. Что придумать? Что упустил из виду Риордан? Может ли он сделать нечто такое, что еще не сделала полиция? Джо просидел в кресле полчаса, прежде чем написал единственное слово: ФЛАКОН.

У Джона Доу нашли лишь два предмета: здоровенный нож и крошечную бутылочку. О ноже полиция узнала все, но флакон для них ничего не значил. Риордан дважды анализировал его содержимое и ничего интересного не обнаружил. Но может быть, стоит заняться самим пузырьком? Он выглядит если не дорогим, то, во всяком случае, весьма необычным. Наверное, надо сфотографировать флакон и попросить одного из работников им заняться.

Затем Джо написал еще два слова. Мотель «Комфорт». Он помнил, что спрашивал Риордана, не звонил ли Джон Доу оттуда кому-нибудь, но ответа детектива припомнить не мог. Скорее всего это означало, что никаких звонков не было, но проверить стоило. «Похоже, дел у меня немного», – глядя на короткий список, подумал Джо.