Кое‑что о голоде

Существует великое множество способов избавления от лишнего веса, и один из самых радикальных, но в то же время и самых спорных – это голодание. До тридцати пяти лет у меня не то чтобы не было опыта голодания, я даже не задумывался о нем как о средстве похудения. Единственная вещь, которая меня всегда удивляла: почему животные во время болезни отказываются от еды. Мне казалось, что пища, наоборот, дает силы, энергию, а жившие у нас на даче собаки, отравившись или заболев чем‑то, по неделе воротили нос от самых вкусных яств, которые мы в детстве таскали им с общего стола, и через какое‑то время выздоравливали. Потом я в принципе понял идею голодания: это своего рода детоксикация организма, проводимая естественным способом. А уже в 1991 году я прочитал книгу Поля Брэгга «Чудо голодания», в которой он описывал чудесные случаи излечения граждан Соединенных Штатов от различных хворей. Описания были более чем впечатляющие. Судя по книге, автору удавалось вылечивать самые тяжкие заболевания, которыми страдает человечество, причем без особых усилий: попил себе недельки две‑три дистиллированную водичку – и здоров! Именно «чудесность» всего описанного Полем Брэггом и насторожила меня – в чудеса я не особенно верил. Поэтому книжка эта хоть и заняла почетное место среди имевшейся у меня литературы, но не стала руководством к действию.

Интересно было и изучить статистику рекордов голодания. Я засел в Библиотеке иностранной литературы и выяснил, что, оказывается, в двадцатом веке было достаточно много людей, которые сделали публичное голодание своим бизнесом. Были те, кто голодал и сорок пять, и пятьдесят, и шестьдесят дней. Но рекорд, как утверждалось в одной из статей, установил в 1969 году бразильский факир Аделину Да Сильва, который проголодал сто одиннадцать дней!

А на голодание меня «подсадил» отнюдь не Поль Брэгг, а простой официант из ресторана «Пекин» Володя Тихонов. Мы были с ним знакомы еще с начала восьмидесятых годов, но до некоторого времени наши отношения ограничивались схемой «съел – заплатил». Взаимная симпатия у нас возникла по двум причинам. Во‑первых, Володя всегда честно рекомендовал, что не нужно заказывать в тот или иной день и не был склонен к мелкому жульничеству, свойственному официантам вообще, за что и получал от меня щедрые чаевые, а во‑вторых, он был большим человеком. Ну, конечно, не таким большим, как я, но тоже крупным, килограммов эдак сто сорок. От чего и страдал. Неписаные ресторанные правила требуют, чтобы официант был шустрым, аккуратно одетым и не привлекающим излишнего внимания. Когда же в зал чинно и вальяжно вплывал (иного слова не подберешь) Володя, наряженный в специально сшитый для него (таких размеров в продаже не было) смокинг, белоснежную рубашку с галстуком‑бабочкой и брюки с шелковыми лампасами, признать его за официанта несведущему человеку было крайне трудно. Ну, оперный певец забежал покушать китайских пельменей, или кинорежиссер какой прибыл прямо с фестивального банкета, где не успел наесться‑напиться вдоволь. Какому‑нибудь изможденному мелкому официантику рука сама тянулась дать денег, хотя бы для того, чтобы отъелся, а солидный Володя производил впечатление человека, у которого уже и так все есть. И щедрые чаевые получал он только от тех, кто знал его лично. От чего страдал вдвойне. Если бы не его жена Лида, работавшая там же в «Пекине» администратором, он, наверное, бросил бы все к чертовой матери, но творческий тандем обязывал его продолжать нелегкий труд. Я заметил, что пару раз Володя куда‑то пропадал на месяц примерно, а потом возвращался изрядно похудевшим, с замечательным цветом лица и удвоившейся подвижностью. А когда я поинтересовался причинами столь разительных перемен, он под большим секретом рассказал мне, что на три недели ложился в больницу и голодал. Мне, как человеку пытливому, стало интересно, как можно выжить, употребляя три недели одну только воду, и я попросил своего товарища по несчастью (или по счастью) поведать мне детали замечательного метода, избавляющего от жировых отложений. Вот так я и узнал про московскую больницу № 68, в которой тогда (дело было в 1991 году) работал старенький, но бодрый основатель отечественной школы голодания, или как ее научно именовали – «разгрузочно‑диетической терапии», профессор Юрий Сергеевич Николаев. О голодании как лечении он узнал от своего отца Сергея Дмитриевича, который переписывался в начале прошлого века с автором книги «Лечение голоданием» американским писателем Эптоном Синклером, а также дружил со Львом Толстым. Мать Юрия Сергеевича, Лариса Дмитриевна, в свое время основала первую в России вегетарианскую столовую и являлась автором книги «100 вегетарианских блюд».

Свой метод, названный им «разгрузочно‑диетическая терапия», Николаев придумал в далеком 1935 году, чтобы лечить людей от шизофрении. Он – человек наблюдательный – заметил, что если буйного шизофреника какое‑то время не кормить, то он может превратиться в тихого, а затем даже испытать ремиссию. В том смысле, что некоторое время будет почти нормальным человеком. К тому же выяснилось, что голодание имеет целый ряд положительных побочных эффектов и способствует лечению множества болезней.

1999 год. Я – вице‑президент Хоккейного клуба МГУ. Вес около 200 кг

Но почти полтора десятилетия Николаеву приходилось лечить своих пациентов практически «подпольно». Лишь в 1948 году он получил разрешение на использование своего метода в одном отдельно взятом медицинском учреждении – Психиатрической клинике им. Корсакова Первого Московского медицинского института. И тогда же Николаев обобщил свои идеи в первой книге о разгрузочно‑диетической терапии. Но его метод остался бы малоизвестным и ограниченно используемым, если бы не алкоголики. Да‑да, именно так. Супруга Юрия Сергеевича занималась реабилитацией людей, страдающих этим распространенным в нашей стране недугом. И использовала метод Николаева. А одним из ее пациентов в пятидесятых был сын почти всесильного маршала, министра обороны, а потом и главы правительства СССР, члена политбюро ЦК КПСС Николая Булганина – Лев Николаевич. Супруга Николаева столь успешно лечила этого гражданина, что в результате «разгрузочно‑диетическая терапия по Николаеву» была рекомендована Минздравом как метод лечения ряда заболеваний. Путь вперед был открыт! И метод не запрещали, хотя сам Булганин‑старший уже в 1957 году попал в опалу и был «сослан» возглавлять Госбанк.

Своего собственного отделения у Николаева не было довольно долго. И это несмотря на то, что он в 1960 году стал доктором медицинских наук, а вышедшая в 1973 году его книга (в соавторстве с Е. И. Ниловым) под названием «Голодание ради здоровья» разошлась тиражом в двести тысяч экземпляров. Лишь 1 марта 1981 года, когда самому Николаеву было семьдесят пять лет, в 68‑й городской клинической больнице было открыто отделение разгрузочно‑диетической терапии. Туда часто укладывали на лечение высокопоставленных больных. И они выздоравливали. Кто‑то терял килограммы, другие справлялись с астмой, радикулитом, даже сердечными и легочными заболеваниями. Когда я лежал там (меня осматривал и сам создатель метода), то насмотрелся всякого. Кто‑то может назвать это чудесами. Но я лично видел людей, которые страдали бронхиальной астмой и не могли нескольких часов прожить без ингалятора, а после трехнедельного курса ограничивались таблетками, а то и вовсе отказывались от лекарств. Правда, эффект был не всегда очень длительным – от нескольких месяцев до года, но, поверьте, несколько месяцев нормальной жизни для тяжело больного человека – это очень много. А еще там лечили ишемическую болезнь сердца, гипертонию, мигрень, сахарный диабет, атеросклероз сосудов головного мозга, облитерирующий эндартерит, вегетососудистую дистонию, артрозы и артриты обменного характера, остеохондроз позвоночника, хронические гастриты и колиты, хронический холецистит, пиелонефрит, панкреатит, даже болезнь Бехтерева… Но о практике лечения – немного позже.

В общем, закончилось все тем, что я, набравший к тому времени уже около ста семидесяти килограммов живого веса (а он мешал моей активной журналистской работе), повелся на уговоры Володи «полечиться вместе». Письмо с работы, флакон духов даме‑доктору, которая организовала наше зачисление в больные, – и мы стали обитателями четырехместной палаты в отделении разгрузочно‑диетической терапии 68‑й городской клинической больницы Москвы. Вместе с нами лежал еще один «толстенький» (так нас ласково именовал медперсонал) – Володя Тельнов, работавший водителем и не вмещавшийся за руль, и один «нормальный». Звали его, по совпадению, тоже Володя, был он совершенно обычной комплекции, но его привезли к нам в инвалидном кресле. Ходил он с трудом, а нагнуться для него вообще было проблемой. Выяснилось, что у этого тридцатипятилетнего мужчины – остеохондроз в запущенной форме. Каково же было наше удивление, когда он на третий день начал самостоятельно передвигаться, на седьмой – стал вместе с нами ходить гулять в парк, а к концу срока проходил по десять‑двенадцать километров в день и, нагибаясь, доставал пол ладонями. Возможно, у него была какая‑то форма остеохондроза, особенно подверженная излечению голодом. Но то, что я видел, впечатляло.

Это я в Венеции. 2008 год. Почти максимум – 215 кг

Кстати, попасть в это отделение, чтобы лечиться от ожирения, было крайне сложно. Для этого нужно было иметь целый «букет» сопутствующих заболеваний либо направление Минздрава. Но сам Николаев, как основатель отделения, имел право выбора больных. Он рассказывал нам, как в свое время к нему привели двух братьев невиданных в те времена размеров. Старший, которому было двадцать два года, весил двести одиннадцать килограммов, а младший, шестнадцатилетний – сто семьдесят четыре. Николаев провел с ними по девять курсов разгрузочно‑диетической терапии и достиг положительных результатов. Старший сбросил восемьдесят шесть килограммов, младший – семьдесят. Оба они, бывшие инвалидами 2‑й группы по ожирению, были переведены в 3‑ю, самую низшую группу, а потом вообще вышли из «инвалидной» категории. И, главное, сумели сохранить новый вес и работоспособность.

А вот молодым женщинам, набравшим вес после родов либо просто растолстевшим, как правило, вообще отказывали. Это, как говорил профессор, «пустая трата времени, сил и казенных денег». Похудев, девушки и не думали продолжать ограничивать себя в питании и отъедались, набирая больше килограммов, чем скинули. Так что ради кратковременного эффекта, считал Юрий Сергеевич, голодать вообще не стоит.

Метод профессора Николаева прост до безобразия, но при этом весьма действен. У него есть три отличия от классического голодания «по Брэггу». Во‑первых, Николаев, как истинный советский гражданин, ратующий за экономию государственных средств и удешевление метода, заявил, что пить дистиллированную воду, как это призывал его американский коллега, – баловство и расточительность. В отделении разгрузочно‑диетической терапии стояли огромные чайники и «титаны» с тепловатой кипяченой водой. Ее‑то все и пили. Во‑вторых, Брэгг призывал во время голодания больше отдыхать, лежать в постели и думать о вечном. Николаев же заставлял всех пациентов ходить, причем чем больше, тем лучше. А в одной из своих книг даже привел пример, как пациенты его отделения, увидев, что рабочие не справляются с ремонтом трамвайных путей, с кувалдами и ломами вышли им помогать. Вот она – суть социалистического метода голодания: не валяться в постели, а трудиться на благо общества! И третье: Брэгг почему‑то был против очищения кишечника слабительным и клизмами. А Николаев все это использовал. Кстати, весьма успешно.

Голодание «по Николаеву» начинается с того, что ты, нормально позавтракав дома последний раз, приезжаешь в больницу. Оформление, получение белья и необходимых аксессуаров, краткая лекция о курсе лечения, а потом, часика эдак в три, дают тебе выпить стакан концентрированного раствора слабительного – сульфата магния. После этого, понятное дело, унитаз становится на время твоим ближайшим другом. Во всяком случае, до вечера. Вместо обеда и ужина – теплая кипяченая водичка. Главное в методе – вода и клизмы. Клизму, так называемую «кружку Эсмарха» (такой резиновый мешок красного или синего цвета с выходящим из него шлангом) каждый должен был привезти с собой. К ней в аптеке прилагалась довольно сложная система из пластикового кончика и краника, которые следовало присоединять к шлангу. Но умные и человеколюбивые доктора вместо пластикового выдавали стеклянный наконечник, правда, без краника. Очень гуманно, поскольку толкать себе, извиняюсь, в известное отверстие необработанный шершавый пластик – удовольствие на любителя.

Следующий день, как и все будущие три недели, начинался с того, что после обязательного измерения пульса, температуры и давления, народ по очереди направлялся в туалет для «самостоятельных процедур». Заведение было достаточно обширным, и в нем даже стояла скамья, на которую можно было прилечь. На стене висели штук десять клизм с пометками или фамилиями, чтобы не перепутать. Ну а дальше все было просто…

Сам Юрий Сергеевич Николаев говорил нам, что примерно три‑четыре дня у нас будет длиться стадия так называемого пищевого возбуждения. Нас должны были раздражать любые сигналы, исходящие от пищи: ее запах (а в отделении еще и готовили для тех, кто выходил из голодания), вид, даже звон столовой посуды. У нас должен был ухудшаться сон, что, собственно, и последовало; иногда урчало в животе, или, как говорят, «сосало под ложечкой». В общем, хотелось есть, и это раздражало. Зато сбрасывали мы по килограмму‑полтора в сутки. И это немного успокаивало – не зря страдаем!

Физическое желание что‑нибудь поесть сохранялось у меня примерно три дня. Потом неприятные ощущения в животе пропали, и казалось, что оно, собственно, так и нужно – пить воду и все. Профессор Николаев предупредил нас, что может начаться стадия нарастающего ацидоза. Он говорил, чтобы нас не пугала общая заторможенность, налет на языке, слизь на зубах, запах ацетона изо рта и некоторые другие неприятные явления. Все это до седьмого‑десятого дня голодания считалось в порядке вещей и было изучено врачами за долгие годы практики.

Физически‑то есть не хотелось, но вот воспоминания о еде волновали нас. Сразу вспомнил классический анекдот: «Врач спрашивает: «Больной, скажите, вас мучают эротические сны?» Тот отвечает: «Доктор, ну почему же мучают?» Человек тем и отличается от животного, что, кроме физической потребности, у него есть еще потребность психологическая. Тут и начинались моральные страдания. К примеру, лежим мы вечером у себя в палате, готовимся ко сну. И тут Володя Тельнов говорит: «А у меня жена такие шкварки готовит, язык проглотить можно…» Соседи присоединяются: «Гусиные или свиные? Подсушенные или жирновлажные? С вареной картошкой или жареной?» Ну, и начинаются «охотничьи рассказы» о том, кто, что и когда ел вкусненькое. Тот же наш коллега Володя Тельнов буквально через день рассказывал нам о том, что самые вкусные пельмени в Москве – в пельменной на Большой Ордынке. И не успокоился, пока не взял с нас слово по окончании голодания и выхода из него совместно посетить это заведение. Самое интересное, что через месяц после выхода нашей четверки из больницы мы и впрямь собрались в этой пельменной! Заказали по двойной порции пельменей. Съели. Пельмени оказались самыми обычными. Неплохими, конечно, но «в пределах нормы». Во всяком случае, с китайскими из «Пекина», которые так любили мы с официантом Володей, их было не сравнить. Но вот ведь психология человека: нашему другу в больнице эти пельмени казались деликатесом, а воспоминания о них и предвкушение встречи грели ему душу.

Время «до обеда» (пишу в кавычках, поскольку пол‑литра воды обедом назвать трудно) было занято медицинскими процедурами. Они включали в себя душ Шарко, циркулярный душ (это когда ты стоишь внутри специальной трубочной конструкции, а тебя со всех сторон поливают водой под давлением, которая бьет из дырочек, в этих самых трубках и проверченных) и массаж. Массировали почему‑то только верхнюю половину тела, причем со спины. А жировые отложения нужно было как‑то сбрасывать самим. Еще брали всякие анализы, чтобы, не дай бог, чего‑то экстремального не пропустить, а также заставляли высовывать язык. Язык на третий день у меня покрылся каким‑то желтовато‑серым налетом. Осматривавший нас профессор Николаев, глядя на него, удовлетворенно говорил: «Работает язычок‑то, работает!» Оказалось, что этот налет был чем‑то вроде индикатора. Через неделю‑другую он становился менее плотным и безобразным, а в конце срока язык вообще был розовый, как у младенца.

«Послеобеденное» время начиналось с того, что мы шли в расположенный рядом с больницей Кузьминский лесопарк и гуляли. Скажу честно, в первый день я с трудом осилил километр. А затем постепенно появилась некоторая легкость. Сначала прошел два, потом три, потом пять… К концу срока я даже установил личный рекорд – за два часа преодолел ровно двенадцать километров (и это зимой по снегу)! Были во время прогулок и забавные ситуации. Например, я иногда предпочитал гулять не в парке, а просто по улицам. Примерно через две недели полного голодания я прошелся до метро «Кузьминки» и неожиданно для себя обнаружил, что держу в руке аппетитный пирожок с мясом. Как он ко мне попал, я не помнил, скорее всего, я бессознательно купил его где‑то в киоске и долго нес. Зачем? Трудно сказать, но как только я его заметил, сразу же отдал первой попавшейся бродячей собаке, поскольку понимал, что в ином случае серьезного конфликта с желудком и прекращения курса мне не миновать. Кстати, все мифы о том, что голодание под наблюдением медиков может принести здоровью непоправимый вред, не имеют под собой никакой основы и распространяются конкурентами‑диетологами. На самом деле, из почти пяти тысяч больных, прошедших через отделение разгрузочно‑диетической терапии больницы № 68, за 1981–1991 годы умерли всего несколько человек, в основном от тяжелых сопутствующих заболеваний. Лишь одна пациентка в начале восьмидесятых погибла, объевшись пельменей по возвращении домой. У нее произошел так называемый заворот кишок.

Я же переносил голодание довольно легко. Даже кризис (он научно именуется «ацидотический криз»), который бывает у всех на восьмой‑одиннадцатый день голода, обошел меня стороной. Ни запаха ацетона изо рта, ни слабости… Скорее всего общее физическое здоровье и спортивная подготовка позволили моему организму пройти вторую – самую сложную стадию, довольно легко. А ребята, конечно, мучились. У Володи Тельнова прыгало давление, а Тихонов впал в легкую депрессию и два дня не выходил из здания, хотя врачи заставляли его ходить внутри. Просто выгоняли из палаты и все. Последние десять дней голодания (Николаев называл это стадией компенсации, или выравнивания) проходили вообще замечательно. Ощущался прилив сил, давление стабилизировалось, даже у сердечников, работа сердца улучшалась – нам это показывали на наших же кардиограммах. А сигналом к тому, что пора заканчивать голодание, было появление сильного аппетита и окончательная очистка языка от налета. В общем, вышел я из больницы преображенным, похудевшим за три недели со ста шестидесяти девяти до ста сорока четырех килограммов.

Потом, борясь с диареей, я еще две недели выходил из голодания, сначала с помощью разбавленных соков, затем натуральных. Интересно было наблюдать за своим организмом: вроде бы жутко хочется есть, а выпил сто граммов сока, разбавленного водой, и чувствуешь, что абсолютно сыт. Но проходит полчаса, и ты снова обретаешь «волчий аппетит». Выпиваешь сто граммов – и снова насыщение. Юрий Сергеевич Николаев, инструктируя нас (а мы с Володей Тихоновым решили, что у нас хватит сил и возможностей, чтобы выйти из голодания дома), говорил, что стул (а его, понятное дело, не было довольно долго), восстановится со второго‑третьего дня питания. У меня лично – с четвертого. Ну а далее пошли овощные салаты, вареные и тушеные овощи, протертое куриное мясо, яйца и прочее. Общее ощущение было такое: обретение потерянной свободы. Я стал ходить в те магазины, которые из‑за расстояний мне были недоступны. Для меня теперь не было проблемой отстоять пару часов на митинге, записывая выступления ораторов. Январь я провел в восстановительном режиме.

Я внял и еще одному важному предупреждению Николаева. Он считал свою разгрузочно‑диетическую терапию не методом похудения, а способом лечения, и говорил, что после третьего‑четвертого дня вес начнет возвращаться теми же темпами, что и уходил. Поэтому я практически сразу сел на довольно жесткую диету и через десять дней приступил к интенсивным хоккейным тренировкам, которые забросил почти два года тому назад. И как здорово все пошло! Летом в Лужниках я даже устроил феерическое шоу «Непробиваемый вратарь». Читатели «Московского комсомольца» выходили на лед катка «Кристалл» и бросали мне штрафные броски – буллиты. Из двадцати пяти выходов один на один я пропустил лишь два, о чем свидетельствует сохранившаяся запись телетрансляции. А потом команда, в которую входили мои соратники по разным клубам Володя Крутов, Иван Авдеев, Сергей Гимаев, Борис Александров, Владимир Лаврентьев и другие, играла против сборной ветеранов СССР с тройкой братья Голиковы – Мальцев во главе. Основное время закончилось вничью – 3: 3, а в серии послематчевых буллитов я пропустил лишь шайбу от спартаковского защитника Куликова. Мой же оппонент Саша Павлов целых три раза выгреб шайбу из своих ворот.

Скажу более, голодание оказало на меня мощное оздоровительное воздействие. Несмотря на полное отсутствие диеты, постоянные стрессы (взять хотя бы август 1991 года, когда мы метались от Белого дома к Новоарбатскому тоннелю, чтобы описать происходящее) и очередной перерыв в тренировках (Хоккейный клуб МГУ, с которым я тогда тренировался, был на время ликвидирован), за три года я ни разу ничем не болел. Даже обычным гриппом или простудой. Вес же возвращался медленно, но верно, и к 1994 году я снова весил сто шестьдесят восемь килограммов. Но при этом сохранял подвижность и практически не обращался к врачам. Так что о голодании могу сказать только хорошее. Иногда и сейчас его практикую, когда нужно сдвинуть потерю веса с «мертвой точки», но это голодание от двадцати четырех до семидесяти двух часов, которое переносится легко, если привыкнуть, конечно. Я хочу порекомендовать читателям, которых заинтересует этот метод, предельно внимательно изучить по имеющейся медицинской литературе его особенности и ни в коем случае не нарушать правил. Если один‑три дня можно без проблем голодать дома, то голодание больше недели лучше проводить в стационаре под наблюдением врачей, благо сейчас найти и больницу, где практикуют этот метод, и специалистов – не проблема.

Вообще, в советские времена вопросами похудения занимались различные научно‑исследовательские институты, например Институт питания АМН СССР, ЦНИИ курортологии и физиотерапии, Клиника неврозов, некоторые медицинские учреждения эндокринологического профиля. И достигали в этом определенных успехов. В некоторых практиковалось лечебное голодание, разгрузочно‑диетическая терапия, а другие просто запирали пациентов (обычно на три недели) и сажали на ту или иную жесткую диету. Даже упорядочение образа жизни, вкупе с ограничением питания, приносили результаты. Но как только человек возвращался домой, к привычному образу жизни, его сложившиеся десятилетиями пищевые привычки брали верх над эпизодическим вмешательством извне.

По этому поводу я вспоминаю свою учительницу русского языка и литературы Нину Александровну Берман, в шестидесятые‑семидесятые годы – репетитора номер один в Москве. (На вступительном экзамене в МГУ, к примеру, можно было лишь обмолвиться, что ты занимался у Нины Александровны, – и пятерка была обеспечена.)

Была она женщиной немолодой, очень большой, но буквально источала оптимизм. И время от времени «худела». Сбросив в каком‑нибудь санатории ЦК килограммов пять, она возвращалась к работе, чтобы набрать их в ближайшие две недели. Как‑то раз она посадила меня на кухне своей квартиры (в двух комнатах занимались другие абитуриенты) и сказала: «Лешка, мне тут привезли новый хлеб, называется «Барвихинский». На нем все политбюро худеет. – Она достала «кирпичик» тогда еще невиданного диетического хлеба с отрубями. – А теперь и мы с тобой худеть будем». И отрезала два огромных ломтя, намазала их толстым слоем масла, а сверху уложила на каждый по куску воронежского окорока, весом граммов в сто пятьдесят. «Вот так они в ЦК и худеют, – сказала Нина Александровна, – давай быстро ешь и пиши сочинение».

А ведь Нина Александровна Берман, как сказали бы сейчас, пользовалась услугами ведущих диетологов страны…

Многие звезды советской эстрады тоже пользовались услугами отечественных медицинских учреждений для похудения. Александр Стефанович, бывший муж Аллы Пугачевой, которая в те времена еще не была Примадонной и Живой Легендой, но все равно считалась первой на музыкальном Олимпе, рассказывал, как она решала свои проблемы с весом. «Как только наступал период подготовки к каким‑нибудь съемкам, Алла отправлялась в Центральный научно‑исследовательский институт курортологии и физиотерапии, располагавшийся на улице Чайковского (сейчас это Новинский бульвар). В этом институте еще в 1952 году было открыто отделение лечебного голодания. Там ее на срок от одной до трех недель сажали на строжайшую диету, а то и на голод, исключали алкоголь, запрещали курить, к тому же заставляли регулярно делать гимнастику, гулять, принимать сеансы массажа и водные процедуры. Поскольку женщиной она была молодой и активной, ни о каких там липосакциях или хирургических вмешательствах в те времена речи не шло. Возвращалась она легкой, подвижной, красивой и отправлялась на съемки. А как только они заканчивались, начинала снова «отъедаться». До следующего предложения…»

По традиции дам несколько советов:

1. Внимательно перечитайте то, что написано выше.

2. Прежде чем решиться на такое радикальное средство похудения и оздоровления организма, как голодание, тщательно изучите всю литературу по проблеме.

3. Если вы уже решили, что будете практиковать голодание, рекомендую вам не начинать сразу длительный курс. Попробуйте не есть сутки, потом сорок восемь часов, потом семьдесят два. При нормальной переносимости можно задумываться о длительном голодании.

4. Настоящий эффект принесет только голодание сроком не менее двадцати одного дня. Это связано с тем, что организм перестраивается на «внутреннее питание» примерно через десять дней. А потом уже «съедает» самые маловажные для него запасы, в том числе и жировые.

5. У голодания много противопоказаний. Обязательно посоветуйтесь с врачом, прежде чем начинать этот процесс.

6. Любое голодание длительностью больше недели должно проводиться в стационаре! Только врачебное наблюдение может гарантировать вам успех лечения и его безопасность.

7. Заранее выберите для себя лечебное учреждение, в котором будете проходить курс. Встретьтесь с врачами, посмотрите отзывы о больнице, и лишь потом принимайте решение.

8. Не старайтесь быстро выходить из голодания. Каждое нарушение предписанного режима будет чревато сильными болями в желудке и диареей.

9. Даже при краткосрочном голодании не забывайте о физических нагрузках и восстановительных процедурах (душ, ванна, массаж).

10. Самое главное при голодании – психологический настрой. Если вы чувствуете, что можете «сорваться», воспользуйтесь услугами психолога.