Белые люди, черные тени 4 page

Все старые люди рассказывали, что дом солнца находится на востоке. Там завершают свое подземное странствие солнце и души умерших, и там же бессмертное светило снова восходит каждое утро. Островитяне помнили древних мореплавателей, которые ходили в дальние плавания на легендарную родину первых богов-королей. Души-то, чтобы попасть туда, следовали за солнцем на запад, но живые путешественники предпочитали более короткий путь, плыли прямо на восток. Восточную часть горизонта здесь называли «верхним концом» океана, потому что течение и облака всегда шли с той стороны. Кроме неподвижных островов, все находилось в вечном движении «вниз», на запад. Океан, облака, солнце, звезды в ночном небе — все. Тиоти предупредил: если грести до самого вечера, мы выйдем из-под защиты северного мыса, и нас тоже понесет на запад, тогда уже нам не вернуться на Фату-Хиву.

Солнце висело прямо над головой, когда перед нами наконец развернулись сказочные декорации долины Ханававе. Широкая сцена с множеством пальм и высеченные в красном камне складчатые боковые кулисы поразили нас больше прежнего теперь, когда мы шли на крохотной долбленке, наслушавшись рассказов Тиоти про демонов, духов и предков. Могучие кулисы смахивали на хоронящихся друг за другом огромных чудовищ, и мы почувствовали себя лилипутами в заколдованном царстве. Не трудно понять, почему суеверия и черная магия так прочно владели душами людей, заточенных между этими грозными скалами.

В верховьях долины голубела горная гряда и сквозь отверстие в горе светил, будто лампа, клочок неба. Ветер и дождь прогрызли туннель. Тиоти рассказал, что в старину людоеды из долины Ханахоуа на восточном побережье пробирались через этот ход и нападали на жителей Ханававе. Люди той поры лазили по горам не хуже коз, да еще они вырубили себе ступеньки на отвесных склонах. Теперь туннель с мудреным названием «Техавахиненао» с этой стороны совсем недоступен, и говорят, будто он набит человеческими костями… Если бы тропа не осыпалась, мы могли бы проникнуть из Ханававе в таинственные пещеры Вео в Ханахоуа Перед грозной полосой пенистых бурунов, которые рокотали над отмелью у входа в залив, Тиоти приметил косяк серебристых рыб, по его словам, удивительно вкусных. Встав во весь рост, он метнул острогу, она описала в воздухе высокую дугу и упала в середину косяка. Торчащее древко затрепетало, говоря о точном попадании.

В деревне Ханававе нас встретили улыбки и обычные приглашения зайти перекусить. Мы вежливо отвечали положенной формулой — спасибо, сыты — и показывали свой улов. Здесь явно никто не был настроен против нас, но искалеченное проказой ухо одного островитянина напомнило нам слова капитана Брандера о том, что в этой долине распространены всякие заразные болезни. Ну да мы ведь и не собирались здесь жить, высадились только затем, чтобы посмотреть на обитель настоящего демона, с которым Тиоти так хотел нас познакомить.

Пономарь зашел к своему местному приятелю, тощему фатухивцу по имени Фаи, и уговорил его помочь нам нести рыбу и бананы. Сам Тиоти нес на плече острую палку, на которую наколол хлебный плод. Потом друзья о чем-то пошептались, и сразу Фаи пошел медленнее. Ему явно расхотелось идти с нами, и я на всякий случай забрал у него рыбу. Тут Тиоти принялся высмеивать его за то, что он испугался демонов. В конце концов Фаи все-таки решился нас сопровождать. Если уж мы непременно хотим, он покажет нам обитель нечистой силы, одно из немногих мест, до сих пор охраняемых табу. Из нынешних фатухивцев никто туда не ходит. Прежде было много всяких табу, теперь они почти все забыты или ими пренебрегают. Но кое-какие запреты остаются в силе. Например, не положено проходить там, где другой стоит и кормит кур. Может случиться несчастье. Еще хуже, если поставишь на голову деревянную миску вверх дном. До сих пор кое-где в лесу заправляют злые духи и демоны; забредешь туда — жди беды в ближайшие три дня. Фаи обещал показать такое место.

И когда мы вышли на берег каменистой речушки, он поднял руку, указывая направление на заколдованный участок. Тотчас Тиоти повернул назад. Ему вдруг страшно захотелось есть и загорелось найти подходящее местечко, чтобы изжарить рыбу. Чуть не бегом вел он нас по тропе обратно. Снова показалась большая светлая роща, сплошь состоящая из множества апельсиновых деревьев. Апельсины, кругом апельсины — на деревьях, на земле. Некоторые деревья, словно плакучая ива, склонили до самой травы ветви, увешанные зелеными и желтыми плодами. Мы наелись, утолили жажду да еще набрали всего впрок. В жизни нам не доводилось есть такие сочные и вкусные апельсины, как в Ханававе.

Выведя нас на опушку леса, Тиоти достал спички и, махая своей неизменной соломенной шляпой, развел костер из сучьев апельсинового дерева. Вскоре кругом распространился сладковатый запах печеного хлебного плода. Почерневшая корка лопнула, обнажив белую, как мука, мякоть. Тем временем Фаи выгреб из углей жареную рыбу и омара. К черту демонов! Могут и подождать. С каким блаженством набросились мы на жертвоприношение не демонам, а самим себе, обыкновенным людям!

Фаи рассказал, что в лачугах у моря живет всего с полсотни человек. Один из них китаец, он держит лавчонку и ведет меновую торговлю с фатухивцами, совсем как Вилли в Омоа. А некогда в долине Ханававе жили могущественные племена, возглавляемые тремя королями. Одно королевство находилось у самого подножия гор, другое — посередине длинной долины, третье

— внизу, у моря. Все три племени вместе воевали против жителей Ханахоуа по ту сторону горного туннеля. В дебрях все еще стояли каменные сиденья, с которых караульные постоянно наблюдали за проходом. Если общий враг не показывался, три короля сражались между собой. Шаманы, состоявшие в связи с демонами, умели предсказывать, — когда противник готовит нападение. К ним часто обращались за советом в немирные времена. В состоянии экстаза, одержимые тем или иным демоном, они плясали с подвешенными к поясу черепами и говорили чужими голосами. Каждое слово, слетавшее с их губ, толковалось как совет и предупреждение.

Основательно подкрепившись, мы встали и вдруг обнаружили, что нас осталось только трое. Фаи исчез. Тиоти хотел бежать вдогонку, но я вернул его и напомнил, что он ведь сам вызвался показать нам демона. Место теперь известно, обойдемся без Фаи.

Тиоти засмеялся: ему не страшны никакие табу, он пономарь, протестант. Против него демоны бессильны.

Мы вернулись к ручью, откуда Фаи показал нам заколдованное место, и перепрыгнули на другой берег. Дальше пошла такая чаща, что никак не продраться, даже ползком. Здесь явно не один десяток лет не ступала нога человека. Пришлось прокладывать себе путь с помощью моего мачете.

Вот уж правда заколдованное место. Мрак, духота, кругом густые дебри. Но нам доводилось преодолевать заросли похуже. Здесь хоть под ногами твердая опора.

Наше продвижение кончилось, когда мачете ударил о камень. Листва и вьющиеся стебли скрывали замшелую стену с меня высотой. Мох почти совершенно скрывал швы между огромными прямоугольными блоками. Теперь мы уже все трое волновались. Я влез на стену, Лив и Тиоти последовали за мной. Мы очутились на большой платформе из плотно пригнанного камня. Под сплошным лесным пологом царил угрюмый сумрак.

Мы с Лив недоумевали: как это древние строители сумели доставить сюда базальтовые глыбы, ведь все ближайшие скалы состояли из рыхлого туфа. Внезапный возглас Тиоти дал нам понять, что он что-то обнаружил. Раздвинув ветки, он показал на прислоненные косо друг к другу, наподобие двускатной крыши, большие красные плиты, наполовину заросшие корнями и дерном.

Осторожно мы принялись их расчищать. Плиты были величиной с толстый матрац, но с острыми углами и с рельефными фигурами на плоскостях. Ничего подобного до сих пор не находили не только на Маркизских островах, но и во всей Полинезии вообще.

На одной плите выстроились в ряд семь гротескных человеческих фигур. Одни словно размышляли, подперев рукой подбородок, у других обе руки были сложены на животе, третьи подняли руки над головой, подобно изображениям, виденным нами вокруг кладбищ. Огромные торчащие уши придавали некоторым из них сходство с животными. В окружении этих демонов было высечено двойное изображение: бок о бок два маленьких человечка, руки на животе, ноги на общем цоколе. На второй плите — только три фигуры, все в танцевальных позах: одна рука на бедре, вторая плавно изогнута над головой.

Обтесанная поверхность плит выветрилась меньше, чем рельефные фигуры, и мы различили врезанные линии, образующие прямоугольные лабиринты.

Тиоти избегал близко подходить к этим «тики». На Маркизских островах все древние человеческие изображения называли «тики». У предков это слово означало «бог», у Тиоти — «демон».

Проливной дождь загнал нас под широкие листья.

К великому облегчению Тиоти, ливень кончился так же внезапно, как начался. Вернувшись к плитам, мы увидели, что с одного конца между ними вставлен белый треугольный камень. Противоположный просвет был плотно замурован. Осторожно отодвинув «дверь», я увидел темную яму. Интересно! Лив затаила дыхание, когда я ногами вперед полез внутрь. Тут Тиоти не выдержал.

— Ты можешь разогнать демонов моей лампой! — предложил он, приготовившись бежать к лодке, где лежал его керосиновый фонарь.

Я сказал, что обойдусь спичками. Тиоти подал их мне, соскочил с платформы и исчез.

Вытянув руки вверх, я протиснулся через входное отверстие, нащупал босыми ногами опору, отпустил руки и приземлился на мягком полу. Ощупью я убедился, что нахожусь в маленькой камере с гладкими каменными стенами. Чтобы не заслонять вход, я продвинулся дальше вглубь, но светлее от этого не стало. Мои ступни уперлись во что-то твердое. Чиркнул спичкой — она тут же погасла в сыром воздухе, и стало темнее прежнего. Я успел разглядеть лишь кусок стены около моего локтя.

Следующая спичка вовсе не хотела зажигаться. Вся коробка намокла. Я присел на корточках и чиркнул снова, защищая пламя ладонями. На меня глянуло оскаленное белое лицо, и опять воцарился мрак. Новая спичка. Черт, не тем концом! Еще одна. Наконец-то. И снова моим глазам предстало оскаленное лицо. Я стоял на покойнике.

Присыпанный перегноем, у моих ног лежал желтоватый скелет. Не слишком древний, судя по тому, что рядом с черепом стоял европейский аптечный пузырек из цветного стекла. Вероятно, здесь был погребен последний шаман Ханававе; когда на остров впервые прибыли миссионеры, они вполне могли застать его в живых. Подобно Тукопане в долине Омоа, он призвал на помощь тики и табу, чтобы отпугивать от могилы злых духов. Самым злым духом, какой когда-либо являлся в Полинезию, был белый человек. И я выбрался наружу из заколдованного склепа, предоставив шаману спать спокойно.

Найти Тиоти не представляло трудности, он ждал нас по ту сторону ручья. К нашему удивлению, мы застали здесь и Фаи. Он заявил, что и не думал удирать, просто ходил разведать еще одно заколдованное место. Фаи указал на высокий лавовый монолит, который, словно огромный палец, торчал над лесом поблизости. Моту-нуи — «большая скала».

Подойдя к скале, мы убедились, что ее отвесные стены отшлифованы дождем и ветром. В поисках питательной почвы несколько кустиков на высокой полке опустили вниз длинные, тугие лианообразные корни. Эти корни заменили веревки троим мужчинам, которые задумали карабкаться вверх на заколдованную скалу. Как Лив ни дулась, а пришлось ей ждать внизу, на дереве, чтобы не опасаться диких свиней и собак. Скалолазание — дело мужское.

Только унизительная перспектива остаться в обществе вахины заставила Тиоти и Фаи лезть вместе со мной. Высота их не пугала, они боялись последствий нарушения табу.

Взявшись за корни, Фаи полез первым, за ним — я, последним — Тиоти. У меня кружилась голова, и я старался прижиматься плотнее к скале. Да-а, это и впрямь не девичий спорт.

Из-под моего колена сорвался камень и полетел вниз. Я увидел у себя под ногами соломенную шляпу Тиоти, крикнул, чтобы он поберегся, и зажмурился. Быть беде, конец пономарю… Не открывая глаз, я тихо спросил, как он там. Спросил просто так, не рассчитывая на ответ.

— Камень разбился о голову Тиоти, — донесся снизу спокойный голос.

Пономарь успел увернуться.

И вот мы достигли полки, которую приметили снизу. Бросив на нее один взгляд, Фаи тут же захотел спускаться. Пришлось мне протискиваться мимо него.

Уступ был заполнен скелетами. На него выходила небольшая пещера; в ней лежали истлевшие лубяные веревки, черепа и кости. Многие кости были обернуты белой тапой-материей из луба хлебного дерева или вымершего дерева эуте. Под сводом висели длинные человеческие косы. Среди выдолбленных деревянных корыт стоял сколоченный из самодельных досок ящик. Останки в этом ящике были облачены в европейскую одежду с пуговицами. След меновой торговли? Или здесь погребен потерпевший крушение моряк, который кончил свои дни среди каннибалов Фату-Хивы?

Фаи скрылся из виду, и снизу донесся отчаянный крик: он столкнулся с Лив, которая все же решила в одиночку лезть на скалу. Эта неожиданная встреча могла стать роковой. Фаи был вне себя от волнения и страха, пока не поменялся местами с Лив и продолжил спуск.

В один день столько переживаний! Я облегченно вздохнул, когда мы все четверо собрались внизу и направились в деревню. Мысль о нарушенных табу привела наших друзей в такое смятение, что от них можно было ожидать самых нелепых поступков. На каждом шагу им чудились всякие страсти. Табу нарушены

— кары не избежать…

Не очень-то крепко спалось нам в ту ночь на полу лачуги Фаи. Доносился глухой кашель из соседних хижин, слышался лай раздраженных собак, сквозь щели в стене просачивался тошнотворно-сладкий запах копры, и Тиоти вертелся юлой.

Рано утром мы спустились на черный галечный пляж. Пришла пора уезжать. Спустить лодку на воду даже с подветренной стороны острова было делом непростым. Океан никогда не успокаивался совсем. Катящие на запад валы засылали в обход северного мыса лазутчиков в открытую бухту. Здесь возникали длинные ряды бурлящих волн, которые одна за другой разбивались о черную гальку в туче соленых брызг. Полинезийцы маневрировали долбленками в полосе прибоя не хуже, чем европеец маневрирует автомобилем на оживленной улице. Подняв на руках лодку, они выжидали нужный момент и бежали вперед. Мы так и не научились определять подходящую волну. То ли она была пониже других, то ли просвет между нею и следующей был чуть больше.

И вот Тиоти, Лив и я стоим, держа на руках долбленку, и ждем подходящей волны. Слабый пловец, я чувствовал себя далеко не уверенно. Сжимая в руках поперечные жерди, готовые ринуться вперед, мы стояли на береговом валу, куда долетали только брызги. По знаку Тиоти вбежали в пенящуюся воду, вскочили в лодку и начали грести, как одержимые, чтобы перевалить через следующую волну прежде, чем она вздыбится отвесной стеной.

Несколько гребков, и вдруг я увидел нечто такое, что заставило меня живо отложить весло и упасть на четвереньки у ног Тиоти. Из круглого отверстия в дне пироги фонтаном била вода! Чертов пономарь! Когда мы вчера причалили, он вытащил пробку, чтобы вытекла накопившаяся в лодке вода, а сегодня в суматохе забыл закупорить отверстие. Пробка осталась на берегу. Волна за волной подбрасывали нас кверху; Тиоти в одиночку старался направлять нос лодки вразрез накату, чтобы нас не опрокинуло. Работая одним веслом, он уводил долбленку подальше от берега, от коварного прибоя, который норовил завлечь нас в ревущие каскады у скал. Лив схватила черпак — половину скорлупы кокосового ореха — и лихорадочно принялась вычерпывать воду, меж тем как я одной рукой зажимал дыру, другой искал что-нибудь взамен пробки. Пономарь лихорадочно перебрасывал весло с борта на борт.

Лодчонка была наполовину заполнена водой, когда полоса прибоя осталась позади и Тиоти наконец получил возможность отложить весло. Сняв свою соломенную шляпу, он стал ею помогать Лив вычерпывать воду. Тем временем я законопатил дыру пучком кокосового волокна. Опасность миновала, мы мерно покачивались на длинных валах среди открытого, дружелюбного моря. Берег — вот где сосредоточилась угроза, мы все еще слышали, как галька и прибой рычат и ревут, будто разъяренные львы. Прежде я как-то не задумывался над тем, что море всего опаснее и коварнее у берега. А ведь именно эту полосу большинство из нас видит и по ней судит о нраве всего моря в целом.

Я покачал головой, осуждая забывчивость Тиоти. Он встряхнул соломенную шляпу, надел ее на голову и пробормотал в свое оправдание:

— Табу.

Но мы не спешили возвращаться домой. Нам хотелось осмотреть берег дальше на север, вплоть до безлюдной долины Таиокаи. Там, согласно легенде, находилось подземное озеро, которое Фаи называл ВаиПо — «ночная вода». Иностранцы до сих пор даже не слышали об этом озере, а из фатухивцев только двое — Капири и Кеакеа из долины Ханававе — проникли в пещеру и видели теряющуюся во мраке гладь, Снова занавес закрыл величественную сцену Ханававе, и дальше на север мы пошли вдоль сплошной стены, над нами словно нависали небоскребы без окон. Следом, качаясь на валах, на еще меньшей долбленке шел Фаи. Мы задумали, если найдем пещеру, внести его лодку внутрь.

Близился вечер, когда мы достигли цели. Перед нами открылась небольшая долинка Таиокаи. Здесь надо было пристать к берегу, и мы знали, что это не легче, чем отчалить. Когда причаливаешь, тоже следует на почтительном расстоянии ждать надлежащей волны. Снова между нами и сушей рычала галька и ревел прибой. Вспомнилась барабанная дробь, которую исполняют в цирке перед особенно рискованным номером. Мы уповали на опыт Тиоти. Он уже доказал, что умеет справляться с волнами.

Но сегодня у него что-то не ладилось. Невероятно: в решающую минуту, когда мы мчались, будто доска для серфинга, на гребне блестящей водяной стены, весло Тиоти вхолостую промелькнуло в воздухе. Аутриггер, прикрепленный на концах поперечин для устойчивости долбленки, вдруг поднялся из воды. Я успел еще увидеть между задравшимися кверху поперечинами, как Фаи выскакивает на берег и вытаскивает за собой свою лодчонку. В ту же секунду аутриггер описал дугу у нас над головой, долбленка опрокинулась, и мы все трое, очутившись в воде, завертелись мячиками среди каскадов. Возможно, какой-нибудь мастер серфинга лучше совладал бы со стихией, нас же выкатило кубарем на баррикаду из обкатанных морем камней. Несколько секунд пальмы Таиокаи стояли в моих глазах вниз макушками в вихре звездного фейерверка, наконец голова перестала кружиться, и я увидел, как Лив и Тиоти с трудом поднимаются на ноги рядом со мной. Мы отделались синяками и ссадинами. Фаи помог вытащить на гальку опрокинутую долбленку Тиоти; потом мы общими усилиями отнесли обе лодки подальше от воды.

Уже темнело, когда мы принялись выжимать соленую воду из наших пледов. Волны все доставили на берег, даже шляпу Тиоти.

— Табу, — коротко заметил он, надевая ее на голову.

В темноте все попытки проникнуть в заросли оказались тщетными; не помог и керосиновый фонарь, который Фаи привез с собой, чтобы светить в пещере. Поэтому мы разожгли костер на самом верху каменного вала, сооруженного прибоем. Приложили к ссадинам и ушибам кору гибискуса и листья, просушились у костра сами и осторожно, чтобы не спалить, подсушили пледы. Постарались сделать каменное ложе возможно более удобным и уснули на пляже. Если бы не усталость, мы, наверно, и глаз не сомкнули бы.

А среди ночи меня разбудили жалобные крики и сердитые возгласы моих спутников. В первую минуту мне показалось, что из черных зарослей на берег вышел миллион духов и демонов. Я видел только звезды да тлеющие головешки угасающего костра, но со всех сторон доносился стук костей. Что-то холодное царапало мне острыми ногтями шею, ступню, пояс. Я отбрыкнулся одной ногой, но никого не задел. Тогда я начал беспорядочно отбиваться руками, колотя себя там, где меня щипали незримые гости. Задел рукой что-то противное, какие-то суставы и костлявые пальцы с когтями посыпались на меня и скатились на гальку, когда я сел. Каждая кость отдельно продолжала ползать по камням, цепляясь острыми когтями, и все вместе они с жутким сухим стуком норовили снова взобраться на меня.

Судя по тому, что крики остальных я услышал в ту самую секунду, когда костлявые пальцы начали щипать меня, нападение произошло одновременно со всех сторон.

Тиоти несколько раз выкрикнул какое-то имя, которого я никогда раньше не слышал, а Фаи ощупью нашел фонарь и зажег его. Тотчас сон как рукой сняло. Нас окружали сотни белых суставов величиной с куриное яйцо; они передвигались на крючковатых пальцах, напоминая огромных пауков. В свете фонаря я рассмотрел большие, выбеленные солнцем старые раковины, которые присвоил один из самых удивительных представителей ракообразных — рак-отшельник, прячущий в передвижных крепостях свое мягкое брюшко.

Я в жизни не видел столько раков-отшельников одновременно. Да и наши друзья фатухивцы были поражены их размерами и количеством. Самые маленькие — с рисовое зерно, самые большие — с куриное яйцо, даже с детский кулак. Казалось, это галька ожила.

И снова мы вынуждены прибегнуть к мало что говорящему слову «инстинкт» для обозначения волшебства природы, которая с детства нашептывала этим созданиям, чтобы они подыскивали себе раковину подходящего размера и прятали брюшко в ее броне. Крохотная тварь, явившись на свет в большом мире, точно знала, что ей делать. Ползая по берегу, она исследовала старые пустые раковины, пока не находила подходящую. Затем брала ее клешнями и аккуратно надевала на себя, так что раковина мешком облекала брюшко. Природа позаботилась о том, чтобы брюшко изгибалось в соответствии с извивами раковины, а также чтобы одна клешня была больше другой и служила дверью, плотно закрывающей вход в присвоенный домик. Подрастет рак-отшельник — начнет искать квартиру попросторнее. Расхаживает на длинных ногах по берегу или по дну и проверяет пустующие жилища. Найдет недовольный жилец домик, устраивающий его на следующий срок, осторожно извлекает уязвимое брюшко из старой квартиры и забирается в новую. И так из поколения в поколение. В целом мире ни одно другое тонкокожее животное не додумалось до столь гениального способа защищать свое тело, а вот раки-отшельники во всех морях не сомневаются в его правильности.

Есть не менее хитроумные крабы, которые придумали свои способы защиты. Крабы не умеют думать? Значит, кто-то подумал за них и подсказал, как надо делать. Ведь знает же краб дромиа, что всем представителям его семейства положено надевать для маскировки на свой панцирь определенного вида живую губку. Эта губка, напоминающая картофелину, очень легкая, и маленький хитрец может спокойно расхаживать по дну моря, полагаясь на камуфляж, ибо несъедобная губка отпугивает любителей крабьего мяса.

Крабу орегониа кто-то подсказал другой, столь же остроумный способ. Представители этого семейства снимают клешнями с прибрежных камней молодые водоросли и с ловкостью искусного садовника сажают их на свой твердый карапакс. И достигают желанной цели: где бы они ни ходили, их практически невозможно распознать благодаря колышащимся водорослям.

Не берусь сказать, что побудило раков-отшельников устроить такое нашествие и нарушить наш сон. Скорее всего эти местные жители бродили каждый по своим делам: один искал корм, другой — партнера, третий — отвечающее возросшим требованиям новое жилище. Мы восприняли их как дикую, неорганизованную банду, одержимую страстью метаться и ползать взад-вперед, щипать нас просто так, протискиваться под нами от нечего делать. Когда мы стали их прогонять, чтобы оставили нас в покое, они живо укрылись в своих убежищах, захлопнули дверь и откатились прочь. Через минуту, прикрываясь бронированной варежкой, высунули глаза на стебельках, чтобы проверить обстановку. Все спокойно? Можно высовывать ноги и шагать дальше.

В этом многочисленном береговом сообществе ни одна собака не уснула бы как следует. Все же я, видно, под конец задремал, потому что, когда открыл глаза, увидел, что наши друзья уже встали и Фаи выбирается из зарослей с грузом хлебных плодов и апельсинов. Он сразу же сходил за новой партией плодов и погрузил их в лодку Тиоти; сам пономарь в это время бил рыбу острогой. На пляже мы нашли крупных морских улиток, еще не покинувших свои раковины. Раки-отшельники терпеливо ждали, когда раковины освободятся, но мы повели себя более, бесцеремонно. Испекли улиток в их домиках и съели на завтрак.

Хотя руки-ноги закоченели от твердого каменного ложа, мы пошли искать вход в пещеру. Дорога туда вела вдоль крутого обрыва, в который одним концом упирался пляж.

Долину Таиокаи никак нельзя было назвать уютной. Некогда она была густо населена, но затем произошла катастрофа. Целый горный отрог обрушился, и деревни со всеми домами и жителями исчезли под грудами камня. Вызванная землетрясением волна прокатилась далеко по океану. И теперь горы нависали над Таиокаи, грозя обвалиться в любую минуту. Большая часть долины представляла собой поросшее кустарником чудовищное нагромождение обломков. На краю осыпи мы увидели следы кладки, наполовину погребенной обвалом. И ночью, воюя с беспокойными гостями, мы то и дело слышали стук падающих камней.

Низкий, но широкий лаз в пещеру находился у подножия скальной стены и был частично завален здоровенными глыбами. Мы пробрались внутрь, и в полумраке нам открылась огромная подземная полость. Каменистый откос привел нас на окаймляющий озеро чудесный белый пляж. Свет проникал только через расселину за нашей спиной, и большая часть пещеры была окутана темнотой. С разных сторон доносился звук капающей в озеро воды. Без керосинового фонаря и лодчонки Фаи невозможно было толком что-нибудь рассмотреть, и мы сходили за ними.

Ваи-По — «ночная вода»… Мы зажгли фонарь и увидели низкий волнистый свод; как будто над гладким, словно замерзшим озером простерлось опрокинутое окаменевшее море. Блики света от фонаря лежали неподвижно на воде, но по неровному своду бегали сотни беспокойных теней.

Мы спустили лодку на воду и затаили дыхание. Хрустальные звуки, точно от ксилофона или серебряного колокольчика, поплыли над озером и наполнили пещеру. Кликк-клакк-клюкк-клокк-кликк. Рябь от лодки покатилась по темной глади и родила волшебную музыку, ударяясь о невидимые стены.

Я прыгнул в лодку, где уже сидела Лив, и оттолкнулся от берега. Тиоти и Фаи застыли, будто каменные изваяния, сидя на корточках на каменистом откосе. Озаренные со спины призрачным светом из расселины, их фигуры казались неестественными. Серебристые полоски дневного света, дотягиваясь до озера, плясали на небесно-голубой поверхности воды и смешивались с теплыми, красно-желтыми бликами от фонаря, который держала Лив.

Я начал грести, и тотчас со всех сторон опять зазвучали серебряные колокольчики. Незабываемая музыка, незабываемая игра света… Работая веслом, я направил лодку в густой мрак. Небольшой мысок заслонил от нас пономаря и Фаи, и погасла феерия красок. Тусклый фонарь обступили мрак и тишина. Хотя наши друзья пропали из поля зрения, мы слышали, как Тиоти спрашивает Фаи, заколдовано ли это место, есть ли в озере опасные течения или чудовища. Фаи ответил, что не знает.

Взяв цветок тиаре, который был заткнут у нее за ухом, Лив положила его на воду. Никакого течения… Я зачерпнул ладонью немного воды и попробовал. Неожиданно холодная и вкусная, с едва заметным солоноватым привкусом. Еще несколько гребков веслом — и что-то больно ударило меня по голове. Свод опустился. Мы пригнулись и продолжали движение, пока нос лодчонки тоже не уперся в свод. Дальше продвигаться можно было только вплавь. «Ночная вода» уходила под скалу.

Фаи слышал предание, будто в глубине пещеры есть еще проход, но чтобы найти его, надо нырять. Проплывешь через подводный ход — окажешься в другой, совершенно сухой пещере. До того, как жители долины Таиокаи были погребены обвалом, местный шаман обитал в этой потайной пещере. Говорили, что его скелет до сих пор сидит там в каменном кресле рядом с алтарем.

Нам с Лив очень хотелось нырнуть и проверить правдивость этой истории, но фонарь Фаи не мог гореть под водой, к тому же у нас не было с собой веревки. В это время из-за мыса донесся взволнованный голос Фаи. Выйдя наружу, он обнаружил, что погода меняется. Мы быстро вернулись к белому пляжу и поднялись по откосу к выходу из пещеры. Наши друзья стояли и смотрели на выплывающие из-за нависающих гребней тучи. Тиоти почесывал спину

— явный знак тревоги. Его беспокоила погода. Направление и сила ветра изменились. Кончилось затишье, когда можно было спокойно выходить в море. Надо поторапливаться, если мы не хотим застрять здесь на неопределенный срок.

Первым делом мы вынесли лодки на крутой галечный вал. Потом забегали взад-вперед, высматривая, где легче проскочить через ревущий прибой. Я проверил, на месте ли пробка в днище. И вот уже, вбежав по пояс в бурлящую воду, мы вскакиваем в лодки. Кричим, гребем, смотрим вправо-влево, не подкрадывается ли коварный гребень, мокрые насквозь одолеваем препятствие за препятствием на маленькой деревянной лошадке, совершая лихие прыжки между небом и водой. И наконец выходим в море, где катят длинные ленивые валы.

Фаи держался ближе к берегу, направляясь домой, в долину Ханававе, мы же решили срезать дугу, идти прямо в Омоа. Шел третий день после того, как было нарушено табу, и наши друзья не сомневались, что теперь-то уж непременно что-нибудь стрясется. Если Тиоти вообще отважился отойти далеко от берега, то лишь потому, что нависающие скалы Таиокаи пугали его еще больше, чем море.

Вскоре мы убедились, что волны стали круче и пошли чаще, чем накануне. Нас то и дело захлестывало, пришлось даже, чтобы уменьшить осадку, выбросить за борт хлебные плоды. Тиоти оставил только рыбу.