Глава 14. Продолжительное молчание, после просмотра записи приказа императора, прервал дон Олег

Продолжительное молчание, после просмотра записи приказа императора, прервал дон Олег. Как человек военный, привыкший быстро принимать решения вслед за изменчивой обстановкой на поле боя, он решительно высказался первым:

– Для меня дело ясное. Раньше я мог только предполагать, теперь знаю точно, какая участь нам всем была уготована изначально. Я рад тому, что, соглашаясь на пост главнокомандующего, не ошибся в своих прогнозах. Не сделай я этого, маразматики, командовавшие войсками до меня, наверняка с радостью положили бы три четверти личного состава. Если бы вовсе не сдали крепость и тогда страшно подумать, что бы было с людьми! Я уже принял решение! Я с вами, принц, и полностью одобряю выбор, который вы сделали за нас. Однако, как честный человек, должен предупредить о том, что мое отношение к вам не изменилось, и я по-прежнему считаю свое командование войсками вынужденной мерой.

– Благодарю вас, дон Олег, за прямоту и искренность, – уважительно склонив голову, поблагодарил я нашего командующего и с трепетом ждал, что скажут остальные.

Илона, не спуская глаз с Олега, молча кивнула, присоединяясь к его мнению, потом все-таки добавила:

– Я согласна с Олегом… доном Олегом, но со своей стороны надеюсь, со временем, когда он лучше узнает тебя… вас, мой принц, он несколько изменит свое отношение к вам.

– Спасибо, донья Илона, но меня больше волнует не отношение ко мне вашей(!) команды, а эффективность ее работы. Со своей стороны буду признателен, если вы и ваши сотрудники немного научите меня основам государственного управления.

– С радостью, Ко… ваше высочество. Вам все равно придется делать важный выбор, принимая тот или иной проект, поэтому и мы заинтересованы, чтобы вы делали это с "открытыми глазами".

– Заранее благодарен.

Во время разговора с Илоной я сознательно не смотрел на дона Томаса. Кто его знает, к какому выводу пришел наш мозговед, и мне неосознанно хотелось максимально оттянуть момент объяснений. Но все равно когда-то это делать придется, поэтому, исчерпав все возможности по оттягиванию сложного разговора, я повернулся и пристально посмотрел в глаза доктору.

– Собственно, выбора на самом деле нет, – доктор взгляд свой не отвел и не скрыл в нем свою напряженность. – Я, разумеется, с вами, ваше высочество. Только что мы будем делать в этой ситуации?

– Э-э… я бы тоже хотел заверить высокое собрание, – заговорил дон Абрам, – что присоединяюсь к общему решению. И да. Выбора у нас на самом деле нет. А что делать? Здесь тоже я лично не вижу иных путей, кроме… окончательного захвата баронств и провозглашения нового королевства. Другое дело, как нам оттянуть неизбежную реакцию империи? В первую очередь, ее. Но и Арктур, который тоже с нами граничит в стороне вряд ли останется.

– С нами! – фыркнул Олег. – Нам еще надо зачистить здесь все, а потом удержаться. Только потом мы сможем размышлять с нами или с ними, баронами, граничат эти государства.

– Флот разгромлен. По моим данным большинство баронов с советниками и приближенными погибли в битве, их троны пустуют, а поползновения детей, внуков, племянников и прочих родственников мы пресечем. Моя служба уже работает над этим.

– До-о-он Абрам, вы уже за нас, похоже, все решили? – немного ехидно, но одобрительно сказала Илона. – Может у вас уже и соображение есть как назвать королевство?

– Не думаю, что "королевство" – хорошее название будущей государственной структуры… на сегодняшний день, – вмешался Томас. – Говоря король, мы подразумеваем "суверен" и государственное образование также подразумевается суверенным. Стало быть, даже при самом лояльном к нам отношении со стороны правителей сопредельных государств, что далеко не так, они вынуждены будут адекватно отреагировать хотя бы из соображений престижа власти. Причем немедленно отреагировать. Любая задержка может быть воспринята их оппонентами, как внутренними, так и внешними, как слабость. А время на подготовку нам нужно буквально позарез. Не так ли, дон Олег?

– Совершенно верно. Но что вы предлагаете?

– Назвать наше государство менее претенциозно. Что-нибудь наподобие графства… Нет, графство – мелковато будет, пожалуй. Может, герцогство?

– И графство, и герцогство предполагает вассальную зависимость, – нахмурилась Илона. – Крайне редко в истории мы читаем о каком-нибудь герцогстве, независящем от королевской власти, хотя бы номинально. Это тоже не приемлемо. Если мы присягнем Арктуру, то империя этого так не оставит, если империи – Арктур станет воспринимать нас как потенциальных врагов и сделает все возможное, чтобы развалить нас. Я предлагаю, опять же основываясь на исторических примерах, назвать наше государственное образование великим княжеством. Княжества бывали как независимы, так и в составе империй и королевств. Как вы считаете?

– В этом что-то есть, – сказал дон Томас. – Мне кажется – это наилучший вариант. А вы как считаете, ваше высочество? Последнее слово за вами.

– Я – за Великое Княжество… – я на несколько секунд задумался, как его назвать, и вдруг язык, словно сам собой, повернулся: – Княжество Таллиана.

– Таллиана? – медленно проговорила Илона, словно пробуя слово на вкус. – А что? Мне нравится. Оно что-то означает? Откуда ты… вы его взяли?

Я пожал плечами:

– Да, так. Как-то всплыло это слово. Не помню, что оно значит, но мне понравилось его звучание. Почему бы и нет?

– Действительно. Почему бы и нет? – поддержал дон Томас, снова бросив на меня крайне серьезный и задумчивый взгляд.

– Тогда, если нет других предложений, я утверждаю предложение доньи Илоны! – припечатал я. – Думаю, конституцию, министерские портфели и формирование структур власти мы прямо сейчас обсуждать не будем. Всем надо подготовиться, озадачить подчиненных и только потом внести свои предложения на рассмотрение нашего малого совета. По поводу реакции императора на мой мятеж. Я тут подготовил послание для него. Сейчас продемонстрирую, а вы все посмотрите и выскажите ваши замечания.

Я поставил кристалл с записью собственной речи и все могли наблюдать восторженного принца, который, захлебываясь словами, спешит порадовать дорогого папочку сообщением о полной победе над флотом баронов. Я старался в этой речи, записанной буквально на вдохновении за несколько минут, произвести впечатление полного недоумка, ничего не понимающего во внешней политике, но с усердием маньяка ломающего все планы тех, кто в этом как раз понимает.

Присутствующие не нашли, что добавить или убавить. Все звучало достаточно убедительно. Резюмировал дон Томас:

– Хм. А ничего. Думаю, это должно поставить императора и его советников в тупик – действительно ли принц сдуру одержал победу и готов принести ее к ногам папочки, виляя хвостом? Во всяком случае, предполагаю, что сначала они ограничатся новым приказом и отправкой к нам какого-нибудь советника для исправления сложившегося положения. И только потом, когда поймут, что принц не собирается отдавать, кому бы то ни было, свое приобретение, отправят к нам флот. Пока дойдет послание принца, пока получим ответ императора, пока прибудет советник, а потом соберется флот, должно пройти не менее восьми месяцев. Отлично, ваше высочество. Это была хорошая мысль.

– Не думаю, что флот будет большой, как для полномасштабной войны с крупным государством. Скорее флотилия из пары тройки эскадр или одна из крепостей. В империи должны думать, что наши потери очень значительные и мы ослаблены в результате боя. Дон Абрам, надо бы принять меры, чтобы так там и думали. Чем дольше, тем лучше.

– Сделаем. Никто наших реальных потерь не знает. Мы никому не сообщали. А паре-тройке перевербованных агентов придется поработать. Ничего, если кто и узнает про реальное положение дел. В потоке дезы точные сведения непременно утонут. Да и кто поверит, что принц, способный только развалить порученное дело, сможет победить малой кровью? Простите, дон Олег, все мы понимаем, чья это заслуга. Я говорю о том, как будут анализировать события в империи.

– Все правильно, дон Абрам. Если победили – заслуга самого главного, если проиграли – вина исполнителя. Это нормально и я не претендую на лавры в империи.

На этом мы закончили наше спонтанное совещание. Все кроме капитана разошлись, а у меня с командиром абордажников состоялся серьезный разговор. Прежде всего, учитывая продемонстрированную запись из черного ящика звездолета-убийцы, попросил его прикрыть меня. Для этого переговорить с Нестором, якобы он, увидев на малом тактическом фантоме происходящее, не выдержал и на скейте, включив маскировку – мне еще придется прямо сейчас заняться созданием соответствующего амулета – прорвался на корабль и все там покрошил. А потом столь же незаметно для всех вернулся обратно. Сергей согласился со мной, что такой уровень владения магической энергией непременно вызовет истерику всех без исключения правителей, которые ради уничтожения угрозы могут и объединиться. При этом капитана очень даже вдохновили перспективы самому когда-нибудь достичь такого уровня.

– Имей ввиду, Сергей, – несколько охладил я прыткого абордажника, – мне для достижения такого уровня пришлось упорно заниматься с детства, прячась от всех и прикрываясь личиной недоумка-садиста. Пережить уйму смертельных опасностей, что впрочем, и вам грозит. Поэтому получаться будет далеко не скоро и далеко не у всех. Но если упорно работать над собой и верить в успех, то когда-нибудь непременно… Теперь еще один момент. Информация о возможностях магии должна быть предельно закрытой. Для этого, во-первых, я преобразую подразделение абордажников в полк лейб-гвардии, подчиненный лично мне. Во-вторых, в полк могут быть зачислены только абордажники, имеющие хорошие способности к управлению магической энергией и… ставшие нашими братьями. То есть давшие магическую клятву. Артефакты для принесения клятвы я вам тоже вскоре выдам. Со временем, думаю, принять в братство дона Томаса и дона Абрама. Если, конечно, у них проявятся способности.

– А зачем они, если не секрет? – полюбопытствовал Сергей.

– Не секрет. С помощью знаний дона Томаса нам будет легче совершенствовать искусство управления магией, а дон Абрам должен иметь представление, какие возможности дает наше искусство, чтобы использовать в своей работе. Сам понимаешь – это важный участок. От эффективности работы его службы в условиях враждебного окружения очень многое зависит.

Последующие два года можно охарактеризовать кратко, как работа, работа, бой, работа, политика и снова работа, работа, работа… Империя все-таки прислала крепость и небольшой флот для подстраховки, чтобы наверняка обеспечить свое преимущество. Конечно, это не была полномасштабная война, поскольку никто в империи не верил, что наши скромные военные силы способны будут противостоять хотя бы одной только крепости и, в то же время, оголять свои границы, посылая крупные силы в даль несусветную, империя также не могла себе позволить. Не столь уж большую угрозу мы представляли собой. К тому же, как я подозревал, даже поражение устроило бы императора, показав всему миру, что во всем виноват только мятежный принц и никто другой, поэтому никаких претензий, а тем более требований приструнить своего отпрыска, никто не имел права предъявить его величеству государю-императору, отрекшемуся от своего сына.

В это же время все сильнее и настойчивее стала проявляться личность прежнего носителя тела псевдопринца. И тут с моей точки зрения как раз все было очень даже логично, что бы там ни думал дон Томас. В конце концов, ядро личности, которое можно назвать магической искрой, непременно хранит в себе всю память тела и часть наследуемой. Эта искра передается от родителей к детям и не затухает тысячелетиями. А память тела – есть память тела. По моему мнению, она существует параллельно, как еще один страховочный узел, связывающий магическую структуру и телесную в единый организм. Когда дон Томас потоптался на теле, как слон в посудной лавке, наступил временный коллапс системы, но подспудно и постепенно магическая искра (душа или ядро личности) стала восстанавливать память и саму личность. Я не мешал, а наоборот, помогал ей, поскольку работа по восстановлению дала мне столько, сколько, думаю, и наш мэтр-мозговед Гиттериан не смог бы мне дать даже за десять лет упорных занятий. В частности, я смог существенно повысить надежность клятвы, блокируя только нужные области структуры знаний и при этом никак не затрагивая прочие. Я очень скоро вовсе "отошел" в сторону, разметив свое ядро "в сторонке", подключая по необходимости свои магические способности и знания. Последний год вообще наблюдал за ними, как в тумане. На меня все чаще наваливалась апатия, никак не проявляющаяся внешне, поскольку телом целиком и полностью управлял уже – будем называть его Костей, поскольку хозяин так и не вспомнил многое из своего прошлого и в частности имя. А может имена совпадали и вспоминать было нечего. Наконец, через ретрансляторы пришло сообщение, что мое тело живо, находится в удовлетворительном состоянии, а на мозг ничто не воздействует. Значит, я могу возвращаться домой, о чем и шепнул Косте. Тот быстренько проработал легенду – вот что значит упорно учиться, в том числе и у дона Абрама – согласно которой Великий Князь где-то заразился страшным вирусом, действующим на мозг и должен на недельку – две закрыться в регенерационной камере. Мы с Костей и вправду боялись исхода моего отделения от тела. Вдруг мое ядро перекорежит в результате отделения? А вдруг ядро Константина держалось исключительно на моем, как на прочном стержне, и, если теперь его вынуть, все рухнет? Страхов, короче, была тьма и все обоснованные. Но если не рискнуть – ничего и не получится. Я на всякий случай попрощался со всеми и лег на ложе камеры. Прозрачный колпак надвинулся, тело облепили датчики, в вены воткнулись иглы, катетеры… тоже нашли свое место. Теперь от истощения тело не умрет и в нечистотах не утонет.

Ну что ж, Костя-Филин, с Богом?!

Эпилог

"…не за страх, а за совесть! Не за страх, а за совесть! Не за страх, а за совесть…", – слова кружились осенними листьями, путались, исчезали в никуда и снова приходили из ниоткуда. Они гремели колоколом и шептали тихим лесным ручейком. Они могли начать свою надоедливую песню шепотом и закончить громом. Могли наоборот обрушиться лавиной звуков и снизойти до исчезающего в ватном пространстве шелеста. Разум пытался зацепиться за них, остановить, не отпускать, вникнуть, но сами по себе, вне контекста, смысла они не имели, оставаясь просто набором звуков, которые через некоторое время стали звучать незнакомо и даже чуждо. Это продолжалось мучительно долго и больно. Некоторые пациенты рассказывали, как в бреду они снова и снова должны были решать математические задачи или сдавать экзамены, сознавая, что либо не готовы, либо напрочь забыли необходимые формулы, и это было настолько мучительно и тяжко, что однозначно воспринималось как самый тяжелый кошмар. Кстати сказать, через некоторое время они по своим снам научились определять приход болезни, даже если видимых симптомов пока не ощущалось.

"…не за страх, а за совесть! Не за страх, а за совесть! Не за страх, а за совесть…". Что это? Откуда? Стоп! А кто такие больные? Почему я знаю про них? Я доктор?

К звукам добавилось хаотическое мельтешение образов, еще более усугубив мои муки. Времени не было. Его невозможно было измерить, хотя бы "на глазок", поскольку никак не удавалось отделить в танцующем переплетении событий и дел хоть какую-нибудь систему и тем самым хотя бы приблизительную длительность каждого. Сложная задача, требующая решения, связывалась причудливым образом с мучительно медленно проявляющимся на фоне экзаменационной аудитории лицом человека, который должен быть мне знаком, но почему-то не вспоминается. И сама аудитория была похожа одновременно на чем-то знакомую спальню и в то же время на явно казенное помещение, где на кровати с балдахином восседают какие-то строгие люди в мантиях. Самое скверное, что я не боюсь наказания, но мучаюсь от того, что вот сейчас не оправдаю их доброжелательных ожиданий. Но вместо ответа на вопросы я снова возвращаюсь к задаче и одновременно пытаюсь вспомнить, чье лицо проявляется перед взором, и пытаюсь убрать кровать из аудитории, поскольку там ей не место… и стараюсь что-то отвечать и все это одновременно, разом, словно меня раздирают на части множеством свалившихся на меня забот, но я непременно должен навести порядок в хаосе, и решить задачу и ответить на вопросы, и вспомнить, и убрать кровать…

Наконец в мельтешении образов наступает какой-то порядок. Лица, интерьеры и звуки обрели некоторую цельность и связность. Я стал узнавать их, но пока не мог осознать главное – кто же такой я?

– …и благословением Господа нашего, единого для всех человецей. Прими, Великий князь, клятву верности от вассалов твоих преданных, – вещал могучий мужчина с окладистой бородой и одетый в роскошные одежды.

Да! Это же ризы! Это священник! А я… я(?!) Великий князь?! Я стою в огромном зале. Везде хрусталь, мрамор и позолота. Видно мне не очень четко, словно сквозь мутное стекло, залитое дождем.

– …Я, дон Олег, министр обороны и главнокомандующий войск княжества Таллиана, клянусь служить вам, Великий Князь, не за страх, а за совесть!

– … Я, донья Илона, премьер-министр княжества Таллиана, клянусь служить вам, Великий Князь, не за страх, а за совесть!

Картинка сменяется видом огромного кабинета, моего кабинета, это я четко знаю.

– …таким образом, в твоей лейб-гвардии, Костя, на сегодняшний день четыреста девяносто два воина, полностью обученных работать как с абордажным снаряжением, так и управлять нашими торпедами. Контрабандисты Хальсора обещают через полтора месяца поставить еще двести генераторов поля для наших торпед. Мы планируем, в первую очередь, установить генераторы на… специализированные торпеды, годные только для дистанционного подрыва. В этом случае мы сможем довести их количество до тысячи двухсот.

– Сергей, как работает магическая клятва?

– Трудно сказать. Ни один гвардеец не проболтался. Дон Абрам говорит, что его агентура не фиксирует никаких разговоров среди обывателей и не выявила целенаправленного интереса среди шпионов. У нас, абордажников, а теперь лейб-гвардейцев, никогда не было болтунов. Мы всегда умели хранить профессиональную тайну. Поэтому определенно сказать, что здесь работает магическая клятва братства, а не, например, причастность к избранным, я не могу. Кстати, князь, это была великолепная идея, приобщить дона Абрама и дона Томаса. Правда, дон Абрам – еще тот жук и пару десятков наших парней выцарапал к себе на службу, но, думаю, они там больше пользы принесут. Мы же понимаем, что один хороший агент может принести больше пользы, чем десяток абордажников верхом на торпеде.

– А что дон Томас?

– Х-ха… Он всем говорит, что не верит и никогда не поверит, но, я уверен, из чистого упрямства. Я видел, как горели его глаза, когда он, наконец, смог увидеть ауру! Он – наш брат. Это точно. Не сегодня, так завтра непременно. Ему трудно преодолеть стереотип, вбитый в голову поколениям ученых.

– Самые доверчивые люди – это ученые. Запомните, полковник. Это тебе сам же Томас подтвердит.

– А вот спрошу. Прямо сегодня и спрошу! Теперь я хотел бы поговорить о…

Сцена размывается и снова мелькает калейдоскоп лиц, невнятный набор звуков и вдруг проявляется новая картинка. Теплые, карие глаза смотрят на меня с любовью, почему-то с тоской и надеждой…

– Я знаю, Костя, что ты меня не любишь, но я прошу тебя. Нет, молю, только об одном – позволь мне быть рядом с тобой! Оставь мне надежду, что когда-нибудь ты меня простишь, а потом… может быть… "стерпится – слюбится"?

– Все может быть. Я не могу тебе отказать, тем более не знаю, чем закончится моя… "болезнь". Я уже говорил тебе, что не знаю, каким вернусь из регенерационной камеры. Так что будь готова к любому результату.

– Я готова! Я вытерплю все. Я буду ухаживать за тобой, как за маленьким! Я верю, что ты выкарабкаешься! Не может Господь допустить, чтобы едва найдя, я вдруг потеряла…

– У меня есть надежда, что я смогу полюбить тебя по-настоящему, но… к сожалению, велик шанс и неблагоприятного исхода. Я уже много раз тебе говорил об этом…

– Молчи!! Не надо! Ты вернешься!! Костя!! Ты вернешься – я верю!

Костя?! Какой Костя?! Я же Филлиниан деи Брасеро. Барон и целитель. И этот странный титул: "Великий князь"…

Мы пошли в поход в горы с группой студентов. Там у ребят получилось работать с нитями и… Горзион. Коллега-целитель попытался нас всех убить. Но как же так? "Гений и злодейство – две вещи несовместные"! Стоп! А это откуда? Не помню в нашем мире такой фразы, а память выдала, как нечто привычное и знакомое… Дальше. Мы пошли в горы. Лаборатория. Артефакт. Горзион. Под-д-донок! За что он хотел убить ребят? Ни в чем, кроме огромного желания помогать людям и самосовершенствоваться, не виноватых?! Потом. Это – потом. Что дальше? Дальше я связываю нитями артефакт лаборатории и академии. Потом… Они используют мой мозг для объединения. Спасаясь от перегрузки, я выдираю ядро своей личности и с помощью узора Лантиссы отправляюсь на поиски нового тела…

Воспоминания далеко не сразу, но все быстрее и быстрее кристаллизовались в моем мозгу, пока я не вспомнил все. Я – принц… нет уже Великий Князь княжества "Таллиана". Да, так зовут мою дочь в этом мире. Я назвал бывшие баронства именем дочери. Но это сейчас не важно. Важно – где я сейчас? В регенерационной камере? Тогда моего тела больше нет, хотя узор-разведчик сообщил, что оно свободно и находится в удовлетворительном состоянии. Или дома в своем теле? Тогда из камеры скоро выйдет Великий Князь, который будет иметь память принца, зная, что она чужая и мою память. Не всю. Далеко не всю. Я основательно подчистил, вернее, на основе узора Лантиссы свернул и зашифровал, как знания из кристалла, получаемые во сне после прохождения лабиринта около Сербано, оставшуюся прежнему хозяину тела мою структуру знаний и оставил маленький узор-сторож. Этот узор будет регулярно проверять моральные установки и принципы князя Константина и… Если они не будут соответствовать моим представлениям о порядочности и честности, то мозг будет банально уничтожен. В противном случае… хотя правильнее было бы сказать в случае удачи, князю постепенно будут открываться тайны целительской магии. Разумеется, я сделал поправку на политическую необходимость, где ложь и вероломство – качества хорошего политика. Но здесь придется опираться на чувства. Будет ли князь творить подобные вещи с удовольствием или только в том случае, когда без этого невозможно защитить людей, причем большинство людей, а не только аристократию, своего княжества.

Страшно. Страшно открыть глаза и увидеть себя в регенерационной камере, но рано или поздно это придется сделать. Так что же? Открываю?

Вот же ж я болван, как сказал бы Сен. Почему бы мне не попробовать связаться со Свентой? И не надо гадать – это тьма пещеры или регкамеры? Балдахин на кровати во дворце принца или нашей со Свентой спальни?

Я решился и попытался с помощью нити-связи соединиться с любимой. Нет отклика! Нет ответа! Она! Не отвечает!! Вариантов может быть только два. Либо она погибла. Либо я остался в теле принца. Оба исхода мне категорически не нравились.

В панике я неосознанно протянул нить к учителю и… оказался в просторном пустом зале, застеленным травяными циновками. В нем сидели на коленках, как я когда-то, пять человек, и усердно пытались сложить одну из пространственных фигур, которые и мне задавал учитель. Среди них я к немалому облегчению увидел и Свенту.

Финь Ю с невозмутимым, как всегда, выражением лица повернулся ко мне – ну точно строгий наставник, которому мешают вести занятие посторонние личности. В следующий момент я увидел, как его рот в крайнем изумлении открывается и он застывает в ступоре.

– Филлиниан! – выдохнул он с непередаваемым чувством узнавания, счастья и облегчения. – Ты вернулся! А я уж думал, откуда тут еще один полный целитель, что сам на урок заявился?!

Фантомы учеников бросили свои фигуры и вскочили на ноги. С радостным ревом они кинулись обниматься, но впереди всех, просто расшвыряв тех, кто мешал, на моих плечах повисла Свента. Любимая с такой страстью и счастьем бросилась меня целовать, что я даже через фантом отчетливо почувствовал ее слезы на своих губах.

– Милый! Любимый! Филик! Родной! Счастье мое! Вернулся! Ты вернулся!! Как обещал… Вернулся…

Слова ее не блистали красноречием, но я и сам в тот момент не был великим оратором:

– Родная! Солнышко мое! Я так скучал по тебе!

– Та-а-а-ак! Внимание!! – крикнул учитель, хлопая в ладоши. – Я сам безмерно счастлив возвращению ученика, но, думаю, вам лучше встретиться вживую. На сегодня занятия окончены! Филлиниан. Я прошу разрешения присутствовать у тебя, когда будешь рассказывать о своих приключениях.

– Да, учитель, – с удовольствием поклонился я.

Я разорвал связь и открыл глаза. Оглядевшись, увидел, что лежу в комнате деревянного, сложенного из бревен в три обхвата, дома. Широкая кровать стояла впритык к дощатой стенке. Напротив – расположился сундук, рядом с ним массивный резной шкаф и ближе к двери длинная прочная лавка, покрытая красивым ковром. К моей кровати приткнулся маленький резной столик, уставленный склянками с разными зельями, а за столиком я заметил пару стоек с капельницами. Более обстоятельно я оглядеться не успел, как в комнату ворвался вихрь в лице моей жены. Вихрь резко затормозил у кровати и Свента осторожно, даже как-то бережно прилегла рядом со мной и, ни слова не говоря, просто пристально смотрела в мои глаза. Мне не надо было слов. Я и так понимал все, что она хотела сказать. Лежать, и вот так молчать мне было невообразимо приятно.

Потом нас как прорвало. Мы быстро тараторили, перебивая друг друга, пытаясь срочно поведать обо всем, что с нами случилось за время разлуки. Что самое удивительное, успевали понять и осознать рассказы друг друга. Так я выяснил, что всех, кто был с нами в пещерах, генерал приказал спрятать в царстве склавинов на севере от Лопера. Царь с удовольствием принял группу будущих лекарей и целителей, пообещав защиту в обмен на обучение своих людей и работу по лечению своей семьи и ближних бояр. Занимаются ребятами Финь Ю и Лабриано, которому тоже пришлось переселиться сюда. Меня нашли довольно быстро, но пробиться было невозможно – пещера с кристаллами артефакта и моим телом была прикрыта мощным щитом. Финь Ю отсоветовал Свенте, а та – генералу, пытаться пробить щит, поскольку этим можно было навредить мне. Ничего не оставалось, кроме как ждать и надеяться на благополучный исход.

КСОР организовал постоянный пост с тем, чтобы как только щит исчезнет, позаботиться о моем теле. Таким образом, менее чем полгода назад щит исчез и меня смогли перевезти в Склавинию.

В свою очередь я вкратце рассказал, что произошло со мной, пообещав рассказать подробнее позже, когда немного окрепну.

– Понимаешь, соланышко, даже если это была иллюзия, навеянная артефактом, все равно я теперь абсолютно уверен, что путь Горзиона – тупиковый. Есть множество минусов в той цивилизации, но плюсы многократно перевешивают. Еще я смог прочесть множество исторических свидетельств, что происходит с теми государствами, которые застыли в своем развитии. Или опоздали, что ничуть не лучше. Также и мы опоздали по сравнению со звездными империями. Нам нечего будет им противопоставить, если вдруг они найдут нас и захотят завоевать. А ты знаешь, какие вещи мы смогли сотворить, когда объединили магию и технологии? Настоящая сказка! При этом я не самый крупный знаток в области магии. Особенно мозга. Эх, где Гиттериан? Почему он меня не научил… Впрочем, я думаю еще не поздно…

– Милый, а ты действительно веришь, что это не был сон, навеянный артефактом?

– Понимаешь, в памяти принца вбито столько знаний о мировых шедеврах галактики, что я сам даже с помощью артефакта просто не смог бы столько придумать. Стихи величайших поэтов, пьесы драматургов, мелодии композиторов… Нет – это просто невозможно.

– Тогда как же принц? Думаешь, ему удастся восстановиться и не потерять себя? Не сойти с ума?

– Я очень надеюсь, что у него… нет, у нас, все получится и я через пять или шесть лет получу от него сообщение: "Будь здоров, брат!". Все-таки в чем-то мы с ним братья. Хотя и не по крови.

– Отдыхай, милый. Тебе очень досталось. А я… я пока постараюсь не умереть от любопытства, ожидая твоего подробнейшего рассказа, что там у принца произошло после того, как вы разгромили флот баронов. Все равно я не могу себе представить колоссальные махины, летающие среди звезд.

– Я постараюсь к рассказу подготовить хорошие фантомы и показать их тебе как наяву…

– Ма-а-ама! У меня не получа-а-ается! – в комнату ворвалась маленькая копия вихря. Скорее, маленький зеленоглазый ураганчик.

Девочка лет семи, очень красивая, похожая одновременно и на меня и на Свенту, подбежала к кровати и застыла, застав маму за непривычным занятием. Таллиана нахмурилась и серьезно посмотрела на меня. А я жадно вглядывался в каждую черточку ребенка, утопая в волнах нежности и любви к ней, к жене, ко всему миру. Откашлявшись, я несколько раз вздохнул и тихо сказал:

– Ну, здравствуй, доченька.