Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 13. Как это назвать — облом? Шок?





ЗАМЕНА

 

Как это назвать — облом? Шок? Или просто — ужас?

Одно ясно. Она опять неправильно себя вела. Так что же — теперь он испугался ее мнимой доступности? Боже, что за дура?!! Какой нужно быть идиоткой, чтобы мужчина, которому ты, вроде как, даже нравилась, оставил тебя вот так, без объяснений и извинений? Оставил со всеми твоими глупыми надеждами, прозрачными планами и невыполнимыми желаниями. Желаниями, которые стали вдруг так сильны — вероятно, от своей невыполнимости, — что пережить это практически невозможно. Бывают моменты, когда даже выпивка не помогает.

В растерянности, граничащей с оторопью, Юлия спускалась по пологой дорожке, оставляя за спиной таинственное очарование замка. Как хотелось забраться туда, на вершины башен! Стоять там вместе с ним, ощущая себя единственной женщиной в мире. Теперь это казалось жизненно важным. Эти башни манили, как недостижимое счастье, которого она недостойна. Мучительное ощущение. Да, недостойна — она понимает это. Но еще понимает, что жить без этого уже не имеет никакого смысла...

Юлия стала переходить узкую дорожку между замком и тротуаром, озираясь вокруг невидящим взглядом, как потерянный ребенок.

— А-а!! Мама!!

Не удивительно, что чуть не угодила под колеса.

Спасибо Богу и этому мотоциклисту, который умудрился вильнуть в сторону в самый последний момент. Не сбил ее с ног, зато сам с треском впаялся в каменную напольную вазу с торчащими в ней шишечками карликовых пальм.

Из ближайшего к вазе ресторанчика выбежал, громко ругаясь и размахивая руками, встрепанный управляющий, а мотоциклист... О, Боже! — Юлия мысленно застонала. Сейчас он станет на нее орать. Потребует денег или полицию. Может, даже побьет — и правильно сделает. Надо было вообще ее задавить на фиг. Чтоб не мучилась.

Мотоциклист соскакивает с седла, не успев толком припарковаться. Срывает черный блестящий шлем с головы. Волосы темными волнами падают на тонкое, бледное лицо...

— Антонио!!

Они бегут друг к другу, не обращая внимания на редкие машины, вопли управляющего и толпу зевак, медленно собирающуюся вокруг места происшествия.

— Julia!!

Они бросаются в объятия друг другу, словно единственные люди на земле, выжившие после вселенской катастрофы.

— Julia, te he encontrado... Те he encontrado... Mi angel…[14]

Они, словно встретившиеся после долгой разлуки возлюбленные супруги, целуют друг другу плечи. Она смеется и, кажется, сейчас заплачет. Он, кажется, тоже. Прохожие невольно замедляют шаг, смотрят на них так, словно это какой-то невиданный перформанс. «Красивая пара!» — слышится за спиной восхищенно-завистливый шепот какой-то русской туристки.

— Iremos[15], — говорит он, совсем как тогда.

И берет ее за руку. И ведет куда-то, поминутно заглядывая ей в лицо, будто не верит своим глазам. Каждый раз, когда он это делает, Юлия начинает счастливо смеяться. Наверное, он думает, что она помешалась. Впрочем, так оно и есть.

Когда он делает это в следующий раз — они уже в темных переулках городка, в злачном месте, напоминающем в миниатюре Готический квартал Барселоны.

Здесь, совсем мало прохожих. А те, что есть — такие же, как они. Юные, шальные и ничего не видящие, кроме самих себя... И поэтому Юлия вдруг останавливается. И берет в руки его взлохмаченную голову и пытается поверить в то, что с ней происходит не сон, обрывчатый, тревожный и дико возбуждающий.

Антонио стоит, привалившись спиной к прогретой солнцем стене. Юлия припала к его высокому телу, положив ему руки на худые плечи, а он обнял ее за спину под джинсовкой, крепко притиснув к себе — как тогда на «Мерсе».

— Ti mi salvamiento... Quiero vivir... Vivir! No quiero morir! Gracias ti...[16]

Она охотно отвечает ему — раз он говорит, что приходит в голову, не заботясь о том, знает она испанский или нет, то она тоже будет! Зачем сдерживать себя? К тому же он все равно ничего не понимает. А потому не подумает, какая она дура или распущенная, или еще что-нибудь. С ним не нужно дрожать за каждую мелочь, за каждый жест и взгляд. Он хочет ее такой, какая она есть. Это стало абсолютно ясно, когда он, опустив ладони, сильно прижал ее бедра к своим.

— Ты, придурок... на фига, ты мне нужен?!! Не уходи, только не уходи... Я тебя не люблю, не люблю...

 

...Маленький, захолустный бар с привычной вывеской «Бодега» над скромным входом. Там нет яркого света, как в ресторанах для туристов. Там почти нет воздуха и совсем нет свободных мест. Зато там есть таинственный полумрак. И приглушенный хриплый гомон посетителей, которые все друг друга знают, потому что живут в ближайших домах. И огромные куски вяленого окорока, свисающие с потолка. И седой длинноволосый старик в белой рубашке, играющий фламенко на гитаре. И деревянные бочки с краниками, на круглых торцах которых, мелом, от руки, написаны красивые названия: «мускатель», «порто», «херес».

Еще, там есть тесная барная стойка из потемневшего некрашеного дерева. А за ней, самозабвенно виртуозничает с шейкером, удивительно живописный бармен, которого к тому же зовут Ришар.

— Хола, Ришар! — здоровается Антонио, перекрикивая звон гитары.

— О, Антонио, хола! Буэнос ночес, сеньорита...?

— Юлия, — счастливо улыбнулась она.

Ришар пожал ей руку сухими костлявыми пальцами. Это француз — судя по прононсу. Да и по внешности тоже. Потому что испанец-альбинос — это было бы слишком. Белые — почти как у Юлии, только натуральные волосы развеваются вокруг узкого морщинистого лица легким волнистым пухом. Он поставил перед ними две рюмки с чем-то розоватым.

— Esto muscatel, — сказал Антонио. — Los Alcavaranes[17]!

Вино было слишком сладким. Но густым и крепким, в отличие от сангрии, с явственным привкусом живого винограда.

Она тянула его малюсенькими глотками. Щипало горло, как от натурального меда, таким оно было ядреным. Антонио в духоте и темноте бара беспрерывно целовал ей руку. Он не выпускал ее кисть совсем, словно боялся, что она пропадет. Это льстило. Но не только из-за лестного внимания Юлия не отнимала руки, которая скоро затекла и вспотела в его ладони.

Ришар менял перед Антонио третью или четвертую рюмку мускателя, а Юлия все никак не могла осилить свою первую. Слишком сладко. Слишком терпко. Слишком неожиданно и необычно было все это. Голоса вокруг и запах сигар. И почти непрерывный монолог Антонио, который он произносил хрипловатым мальчишеским голосом, глядя ей в глаза. Ему, видно, было все равно, что она ни слова не понимает. А может быть — это даже его устраивало? Потому что, чем дальше — тем больше в Юлии росла уверенность, что он исповедуется ей в чем-то.

— Рогqu no bebes[18]?

Он поднял и поднес рюмку к самым ее губам.

— Не хочу... — она поморщилась, отвернувшись. Антонио провел рукой по ее волосам так бережно, словно боялся помять крылья бабочки, и собрался опять целовать ей руку... Больше такого вынести было нельзя. Сердце билось часто и сильно от духоты, ритма гитары, близости его горячего тела и вида темной вены, пульсирующей у него на шее. И тоска, поселившаяся в ней с уходом дона Карлоса, странным образом только усиливалась от всего этого. Поэтому, она решительно отняла у него свою руку. И не менее решительно, прижавшись губами к губам, просунула сладкий от вина язык ему в рот.

— Tu hotel?..[19] — сказал он хрипло.

— «Дон Жуан», — автоматически назвала Юлия. Антонио усмехнулся. Она уже начала привыкать к такой реакции на это название. Что ж, понятно. Дешево хорошо не бывает. И Ришар, тоже бегло улыбнулся, когда передавал Антонио через стойку связку ключей, после того, как тот что-то прошептал ему на ухо.

Квартира Ришара — как и все здесь — находилась в пяти минутах ходьбы от злачного места. Но они шли несколько дольше.

Потому что через каждые два шага прилипали к стенам домов и друг к другу, принимаясь самозабвенно целоваться... это было сладко и страшно. И — странно. И Юлия смутно догадывалась, что это — и есть первый шаг на пути к женщине-мечте. Женщине-убийце. Женщине — победительнице мужчин.

Лестница, ведущая на третий этаж, была такой узкой и крутой, что невозможно было идти по ней вдвоем. Третьим этажом двухэтажного дома оказалась крошечная мансарда. Всего одна комнатка, метров восемь, не больше. Микроскопический балкончик с такими низкими перилами, что на него страшно выходить. Диван, телевизор, электрическая плитка, стол в центре комнаты, два стула и — все. Хотя, нет! Еще подоконник.

Антонио открыл окно, впустив в комнатку ветер вместе со странным, приятным, но очень резким запахом. Окно выходило во внутренний дворик ресторана-гриль. И дым от горящих дров и прокопченного мяса, поднимаясь вверх почти круглосуточно, пропитал здесь все терпким удушливым ароматом костра.

Подоконник был шириной минимум в метр, и застелен как пледом, мягким махровым полотенцем нежно-голубого цвета. Юлия подумала, что, будь у нее такой подоконник, она тоже использовала бы его и как обеденный стол, и как рабочую поверхность и, главное — как постель. Тем более что за подоконником открывался сказочный вид на черепичные крыши, медные резные трубы и... море!

Пока она любовалась видом из окна Ришара, Антонио стянул с нее джинсовку. А с себя — вообще все. Его нагота смутила и взволновала. Он был так непритворен в своих проявлениях, что это даже немного пугало.

Разумеется, она тотчас оказалась опрокинутой на подоконник. И ветер возбуждающе щекотал обнаженную кожу бедер, когда тонкое бледное лицо с глазами цвета обжигающего кофе медленно склонялось над ней.

Все, чего Юлия жаждала и не смогла вручить загадочному дону Карлосу, она дарила сейчас этому необузданному, открытому, изголодавшемуся юноше. И ничуть не жалела о такой замене.

Он был прекрасен. Нежен, порывист, пылок и еще — ошеломляюще искренен. Он вел себя так, словно живет последние дни на этом свете. А она дана ему, как прощальный подарок, которым он воспользуется по-любому.

Отдаваясь ему, Юлия честно забыла серебряные глаза. Вспомнила только, когда что-то острое больно впилось в кожу на шее — лаская ее, Антонио задел ладонью кулон с летучим мышонком. В этот момент ветер, неожиданно ледяной, заставил покрыться ознобом ее ноги и его спину, уже успевшую повлажнеть.

Звездное небо и море, перевернутое вверх дном, затмила быстрая черная тень. Или — просто потемнело в глазах оттого, что голова свисала с широкого подоконника вниз? Антонио ничего не заметил. Впрочем, сейчас он не заметил бы даже саму смерть, если бы она решила присесть ему на плечи...

Они уснули на неразложенном диванчике, тесно обнявшись, лишь к рассвету. Вернее, это Антонио провалился в сон так, как проваливается крайне уставший человек, словно умер. А Юлия просто впала в невесомое плывущее забытье. В котором сожаление о прошлой несчастной жизни тесно и неразрывно переплелось со страхом будущего. И опустошением в настоящем.

 

...Она чувствовала себя заботливой матерью, хранящей на груди сон утомленного ребенка. Юлии было знакомо это чувство. Слишком знакомо. И с некоторых пор оно было ей ненавистно. Невыносимо. Ненужно. Бережно, стараясь не дышать, она сняла со своего плеча отяжелевшую голову Антонио.

Юлия обернулась на пороге, прежде чем выйти на узкую крутую лесенку, по которой недавно так поспешно поднималась.

Он лежал на животе, обнимая то место на кровати, где только что было ее тело. Спина чуть поблескивала в рассветной дымке капельками испарины. Юлия попыталась представить, как он проснется. Проснется и не увидит ее рядом. Интересно, какова будет его реакция? Он будет неприятно удивлен? Оскорблен? Или, может быть — рад? Что-то подсказывало ей — ничего хорошего из этого не выйдет, но... Он ведь оставил ее тогда одну в незнакомом городе, да еще подвергнув опасности?! Так почему бы и ей не поступить так же?

Отважно и старательно она вызывала в памяти решение, пришедшее в самолете и утвержденное на балкончике «Дон Жуана». И испытала жестокое, незнакомое удовольствие, когда тихо прикрыла за собой дверь мансарды.

В полном одиночестве, продрогнув от росы, Юлия шла по рассветному городу. Ночь уходила. С одной из башен замка у нее за спиной слетела быстрая черная тень.

На табло в холле отеля светилось время — четыре часа утра. Хорошо, хоть знакомого портье не было за конторкой...

Засыпая, Юлия чувствовала — что-то в ней поменяется после этой ночи. Тело ее трепетало от счастья... но почему же тогда, так тоскливо было у нее на душе?

Утопая в глубоком, темном как морская бездна, утреннем сне, она уже понимала, что по уши увязла. Только — в чем? В любви? В тайне? В криминале и мистике? Или в очередных иллюзиях — еще более опасных, чем прежде?

И еще какая-то докучливая ответственность, которой она не хотела и даже страшилась, придавила спину тяжелым одеялом сомнений...

 

Date: 2015-07-11; view: 234; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию