Глава двенадцатая. Антонелла проснулась, когда самолет начал снижаться над сент‑анджело, столицей Монтероссо

Антонелла проснулась, когда самолет начал снижаться над Сент‑Анджело, столицей Монтероссо. Выпрямившись в кресле, она пригладила волосы. Кристиано сидел чуть поодаль, глядя на экран ноутбука.

Сердце ее щемило от боли. Он не любит ее. Никогда не полюбит. Он не может забыть умершую жену.

Беспокойство Антонеллы усиливалось с каждой минутой. Она никогда не бывала в Монтероссо. Похоже, она станет первой из четырех поколений Романелли, чья нога ступит на монтеросскую землю. Эта мысль не принесла ей утешения. Как и косые взгляды стюардесс. Они не желают видеть ее здесь. Равно как и она не желает быть здесь.

Кристиано постучал по клавишам, закрыл ноутбук. Он принял душ и переоделся в свежий костюм. Наследный принц Монтероссо выглядел очень красивым и царственным. Антонелла разгладила юбку руками, чувствуя себя в простеньком сарафане плохо одетой. Шелк был бы намного предпочтительнее, но ей не хотелось лишиться очередного платья, поскольку его придется гладить. Едва ли она выдержит еще одно открытое проявление враждебности.

– Ты, кажется, нервничаешь, – бросил Кристиано, словно только сейчас заметил ее присутствие.

– Да? Как странно.

Кристиано улыбнулся – лучше бы он этого не делал. Это лишь усилило боль в сердце.

– Тебе нечего бояться, Антонелла. Ты под моей защитой. И Монтероссо – вполне цивилизованная страна.

Хотела бы она разделять его уверенность. Но то, что осталось от шелкового персикового платья, являлось доказательством разногласий между их народами. Может, Кристиано и намерен покончить с войной, но она не сомневалась, что его ожидает сопротивление с обеих сторон. И не потому, что люди хотят воевать. Просто они не верят, что другая сторона выполнит свою часть договора. Вражда пустила глубокие корни.

Встреча Кристиано в аэропорту была организована по высшему разряду. Почетный караул вытянулся по стойке «смирно» по обе стороны красной дорожки, когда они спустились с трапа. Антонелла держалась позади Кристиано, надеясь не привлечь к себе внимание. Было темно, но прожектора освещали летное поле. Она надела солнцезащитные очки с большими стеклами и опустила голову.

Когда они проходили через толпу журналистов, защелкали фотокамеры, замелькали вспышки, посыпались вопросы. Кристиано повернулся и взял Антонеллу под руку, затем помахал журналистам. Вспышки засверкали интенсивнее, толпа зашумела. Секунду спустя они уже были возле «роллс‑ройса» и нырнули внутрь. Шофер в униформе захлопнул дверцу и сел за руль.

– Ты сделал это нарочно, – заявила Антонелла, когда машина двинулась вперед. Где они нашли столько народа в такое позднее время?

Было почти десять – час, когда в Монтеверде все сидят по домам. Ее отец был великим мастером устраивать подобные спектакли. Это отличный материал для первых страниц газет.

Кристиано выглядел озадаченным.

– Что сделал?

– Привлек ко мне внимание. – Она знала, что является пешкой в его игре, но было обидно, что отношение Кристиано к ней не изменилось после всего, что между ними было.

Придется привыкать.

Он вскинул бровь:

– Я вернулся с монтевердианской принцессой. Это сенсация. Куда лучше пройтись под руку со мной, чем трусить сзади, как какой‑нибудь жалкий проситель, не так ли?

– Они бы не узнали, если бы ты им не сказал, кто я.

Кристиано рассмеялся:

– Поверь мне, дорогая, тебя нельзя не узнать. Кстати, я никому не сообщал, что прилечу с тобой, хотя не могу гарантировать, что кто‑то из персонала не сделал этого.

Да, она могла себе представить, какой переполох вызвало ее появление на борту самолета, если не учитывать враждебности. Принцесса Монтеверде – это определенно сенсация.

Антонелла повернулась к окну и смотрела на столицу. Всюду кипит жизнь. Бары, кафе и клубы – в изобилии. Люди сидят за столиками, пьют кофе или вино, на улицах полно машин и мотоциклов. Клаксоны время от времени пронзительно гудят, когда водители теряют терпение. Разговоры, смех и музыка сливаются в приятный, успокаивающий гул.

Сент‑Анджело похож на Париж, на Рим, на Монте‑Карло – всегда полон жизни и энергии. Столица же Монтеверде напоминает смертное ложе.

Способен ли Кристиано и в самом деле спасти ее страну? Поможет ли ее народу вернуться к процветанию?

Антонелла считала, что они богаты, но после свержения отца обнаружился огромный государственный дефицит. Королевство Монтеверде разорено и ослаблено.

Слезы вновь защипали глаза, но она взяла себя в руки.

– Что ты намерен теперь делать? – спросила она.

– Все, что смогу, Антонелла.

– Когда ты встретишься с Данте?

– Как только это можно будет устроить.

– Возьмешь меня с собой?

– А это необходимо?

– Нет, – честно ответила она. – Но я хочу увидеть своих родных.

Он склонил голову:

– Ну, хорошо.

Антонелла не ожидала, что Кристиано так легко согласится, и была благодарна ему за это. Немного погодя «роллс‑ройс» проехал по закругляющейся подъездной аллее и остановился перед высоким зданием. Швейцар открыл дверцу, Кристиано вышел, повернулся и предложил ей руку. Фотографов не было, и она облегченно вздохнула.

– Где мы?

– Дома, – ответил он и повел Антонеллу через двойные двери к лифту.

Еще один швейцар тепло приветствовал их, затем сунул карточку в считыватель. Двери лифта плавно открылись, и Кристиано предложил ей войти.

– Ты не живешь во дворце? – спросила Антонелла.

– У меня есть там апартаменты. Но я предпочитаю уединение.

– Наверное, так легче приводить домой женщин. Родители могут быть старомодными. – Она сказала это в шутку, но взгляд его остался серьезным.

– Я никогда не приводил сюда женщин, Антонелла.

Лифт остановился, двери открылись. Она вошла вслед за Кристиано в просторную квартиру, оформленную в мужском стиле, – гладкие кожаные диваны, современные произведения искусства, стекло и сталь, полы из вишневого дерева.

– Наш багаж скоро прибудет, но персонал появится только утром.

Кристиано на ходу снял пиджак и бросил его на диван. Потом подвигал плечами, разминая затекшие мышцы. Громкое мяуканье донеслось из угла гостиной. Кристиано наклонился, и толстая серая кошка вразвалку подошла к нему. Ком встал в горле Антонеллы, когда он погладил кошку, мягко разговаривая с ней, в то время как та мурлыкала и терлась о его ноги. Это была всего лишь кошка, не ребенок, и все же Антонелла представила себе, как был бы он нежен с ребенком. Кристиано взял кошку на руки и выпрямился:

– Это Скарлетт О’Хара, хозяйка дома.

– Она довольно… крупная.

Кристиано почесал кошачий подбородок.

– Да. Я же говорил тебе, что она будет покрупнее твоего Бруно.

По какой‑то причине то, что он помнил о Бруно, вызвало у нее отчаянное желание убежать куда‑нибудь…

– Которая из комнат моя? Я бы хотела лечь спать.

– Ты предпочитаешь отдельную комнату? Не желаешь делить спальню со мной? – Он опустил кошку на пол, та дернула хвостом и потрусила на кухню.

– Какой смысл, Кристиано? Ты же сказал, что не можешь дать мне то, чего я хочу.

Он подошел, обволакивая ее своим запахом. Если бы она закрыла глаза и дюжина мужчин прошла перед ней, она все равно узнала бы Кристиано по одному только запаху. Его близость возбуждала ее, заставляла тело петь. Заставляла желать его. О, как она мечтала стащить с него брюки, опрокинуть на спину и ласкать до тех пор, пока страсть не поглотит обоих. Она желала его до боли, но не имела на это права.

– Ты хочешь меня, Антонелла. Так же как и я хочу тебя. И все же ты права. – Он погладил ее по голове, отступил назад. – Я не могу дать тебе то, чего ты хочешь, поэтому с моей стороны было бы несправедливо просить у тебя то, чего хочу я.

Ее горло сдавило.

– Да, несправедливо.

Кристиано стоял очень близко, но не попытался прикоснуться к ней. Взгляд его был мрачным, встревоженным. А потом он отвернулся.

– Идем, покажу тебе гостевую комнату.

Кристиано отпил глоток виски и полюбовался ночным городом. Он сидел на диване в гостиной, в темноте. Скарлетт свернулась в клубочек с ним рядом. Он понятия не имел, который час. Он пытался уснуть, но не смог. Постель казалась ему пустой.

Антонелла Романелли любит его. Многие женщины произносили эти слова, но он отмахивался от них. Обычно его любовницы интересовались не им, а его титулом.

«Я люблю тебя».

Три простых слова, которые причиняют столько боли. Джулианна не лгала, когда говорила о любви. Кристиано нисколько не сомневался, что и Антонелла была искренна. Каждый раз, когда они занимались любовью, тело его пылало от наслаждения и страсть была неистовой. Порой он начинал задумываться, не стоит ли ему действительно жениться на ней. Секс с Антонеллой был потрясающим. Они могли бы построить отношения исходя исключительно из физического притяжения.

Но каждый раз, когда все заканчивается, его разрывают противоречивые чувства. Гложет совесть. Ему следовало предвидеть, что она влюбится. Антонелла невинна и сексуальна одновременно. Она настолько полна жизни, что он сходит с ума от желания. Он доставил ей наслаждение, но не подумал, что она может увидеть в этом нечто большее. Кристиано ди Саваре не способен любить. Джулианна была очень дорога ему, но, если бы он любил ее, то никогда не отпустил бы одну в ту опасную поездку.

– Кристиано?

Он повернулся на звук ее голоса, хрипловатого со сна.

– Почему ты не спишь, Антонелла?

Она подошла к дивану.

– Не спится.

Он поднял свой стакан.

– Хочешь выпить?

– Нет.

Скарлетт встала, потянулась, забралась на спинку дивана и мяукнула. Антонелла протянула руку и погладила кошку по голове. Та замурлыкала.

– Ты ей нравишься, – мягко заметил Кристиано. – Большинство людей она игнорирует.

Антонелла взяла кошку на руки и прижала ее к себе, потершись щекой о серую шерсть. У него ком встал в горле. Джулианна делала точно так же.

Кошка замурлыкала еще громче.

– Я хотела тебе кое‑что сказать, Кристиано, – проговорила Антонелла, продолжая обнимать кошку. – Тебе нужно знать.

– Антонелла, если ты о том же…

– Не о том.

Она сделала глубокий вдох, затем посмотрела на него.

– Когда мы были в самолете, я попросила погладить платье. Тот, кто делал это, распорол все швы. Платье распалось на части. – Прежде чем он сказал хоть слово, она поспешила продолжить: – Пожалуйста, пойми, я не пытаюсь кого‑то обвинить. Я просто хочу, чтобы ты знал, как наши народы относятся друг к другу. Я нахожусь под твоей защитой, и все же меня ненавидят.

Гнев забурлил в его жилах. Он найдет виновного и заставит извиниться… Да только какой в этом прок? Это лишь усилит ненависть к Антонелле. Ненависть к Монтеверде. Он далеко не единственный, кто потерял близких. Господи, и он верит, что покончит с войной?

Да, покончит.

– Сожалею, что это случилось, Антонелла. Я куплю тебе другое платье.

– Дело не в платье, – возразила она, – дело в тебе. В том, что ты планируешь делать.

– Если ты пытаешься отговорить меня, то теряешь время.

– Вовсе нет, Кристиано. Я знаю, что ты не остановишься, пока не одержишь победу. Мне импонирует твое желание добиться мира. И я надеюсь, что не жажда мести за смерть Джулианны диктует тебе, что делать. Ненависть и неприязнь имеют глубокие корни в обеих странах, не так ли? Многие люди потеряли любимых в этой борьбе. Уничтожив нас, ты, возможно, и почувствуешь себя лучше на короткое время, но ведь этим никого не вернуть.

Кристиано долго не мог говорить. Гнев и отчаяние кипели в нем.

– Я не ребенок, Антонелла. Я знаю, что не могу никого воскресить. Но надеюсь, это поможет мертвым упокоиться с миром.

– Мне надо кое‑что уточнить, – сказала она. – Ты намерен уничтожить нас или все же окажешь помощь?

Кристиано не стал лгать.

– Я думаю, Монтеверде будет лучше без правления Романелли. Данте останется королем, но лишь номинально. Решающее слово будет за Монтероссо.

Она судорожно вздохнула.

– Да, я так и думала. Ты никогда не намеревался помочь, ты только хотел править нами. – Антонелла опустила голову, словно размышляя о чем‑то. – И ты не собирался жениться на мне, да?

Боль стрелой вонзилась ему в сердце, но он оставил ее без внимания. Не стоит скрывать от нее правду. Какая теперь разница?

– Нет.

Она осторожно посадила кошку на диван, прежде чем встать. Голос ее был тихим, печальным.

– Мне жаль тебя, Кристиано. Да, ты потерял женщину, которую любил, но едва ли она хотела бы, чтобы ты пожертвовал своим счастьем ради мести за ее гибель.

– Я не любил ее так, как она заслуживала, – выпалил Кристиано. – Любая жертва, которую я должен принести, – справедливое наказание. Джулианна умерла из‑за меня. Я не успокоюсь, пока между нашими странами не воцарится мир.

Она потрясенно молчала, обхватив себя руками.

– Иди спать, Антонелла. Прибереги свою любовь для того, кто ее достоин.

– Я не знала твою жену, – сказала она, – и мне жаль, что она умерла, но не ты был причиной ее смерти. Так же как я не виновата в том, что отец бил меня.

– Это другое.

– Нет, не другое. – Голос стал твердым. – Как ты этого не понимаешь? Ты говорил мне, что я ошибалась, полагая, что могу изменить характер отца, если буду хорошо себя вести. А сам считаешь, что, не отпустив Джулианну в ту поездку, смог бы все изменить. Ты ошибаешься, Кристиано. Это не твоя вина.

Антонелла прерывисто вздохнула. Слезы подступили к ее глазам, но она не собиралась плакать.

– Я мог бы удержать ее. Должен был удержать.

– Ты не ясновидящий. Следуя твоей логике, мне следовало остаться дома, а не лететь в Санта‑Парадизо. Тогда я не попала бы в ураган. И мое сердце по‑прежнему принадлежало бы мне.

Кристиано ничего не сказал. Она развернулась и пошла прочь. Какой прок? Скарлетт спрыгнула с дивана и потрусила за Антонеллой. Дверь захлопнулась, потом приоткрылась, когда кошка мяукнула, потом окончательно закрылась. Он остался совсем один. Даже кошка бросила его.