Да было ли такое?

Самолет летел над Центральной Камчаткой. Под крылом проплывали горные цепи. Величественные, острые, как иглы, пики сменялись оранжевыми конусами умерших вулканов. В долинах - ядовито-зеленые пятна тундры, на взгорьях - дремучий лес. Ни дорог, ни тропинок...
- В этом краю только и остается что летать, - заметил я вслух.
- Думаете?.. У нас, на Партизанской, проживает чудак этакий Травин. Он пытался тут на велосипеде путешествовать, - усмехнулся мой сосед, старый петропавловский житель.
Краем уха пойманная фраза запомнилась. Захотелось увидеть этого человека, поговорить с ним. Как и многие из пишущих, я очень ценю встречи с так называемыми чудаками, с теми, кого молва нередко характеризует как людей странных, непрактичных лишь потому, что берутся они, казалось бы, за невозможное. В таких, к примеру, чудаках долго ходил Поликарп Михайлович Агеенко, тоже петропавловский житель, пенсионер, "свихнувшийся" на камчатском фруктовом саде. Он все свои сбережения вложил в выписку бесчисленного множества саженцев, которые испытывал годами.
- "Крайний Север - и фруктовый сад?.. Чудачество",- говорил кое-кто. А вот минувшей осенью Поликарп Михайлович угостил меня с одного деревца настоящим яблоком, а с другого - горстью вишен. Вызрели-таки фрукты на камчатской земле!..
Да кого обыватели всех времен и народов не называли чудаками-фантазерами? И все лишь оттого, что мерили человека на свой аршин...
Я долго кружил, поднимаясь по крутым переулкам на последнюю улицу, венчавшую Петровскую сопку, где жили Травины.
Ленивому, даже просто толстому гипертонику от многолетнего сидения за канцелярским столом тут не ужиться. Надо определенно иметь крепкие ноги, - думал я, вытирая обильно струящийся пот. - Верно, энергичный старик..."
Портрет вырисовывается задолго до встречи. Что-то создаешь сам, другое, уже известное, усиливаешь. Свыкнешься - и трудно разочаровываться... Разочароваться, впрочем, не пришлось.
- Да, я Травин.
Чисто выбритое с крупными чертами загорелое лицо. Среднего роста, но, судя по широкой груди, очень сильный человек выжидательно смотрел на меня. То, что это именно тот Травин, о котором шла речь в самолете, было уже ясно: в глубине комнаты, на стене я успел заметить большой фотографический портрет - голову с гривой густых волос, перехваченных не то лентой, не то блестящим обручем. Фотография вмонтирована в кусок карты Северного Ледовитого океана. К рамке прибита костяная пластинка с надписью "Турист - путешественник" и т. д. с изображением моржей, белых медведей...
После приветствия и предварительного объяснения мы сели за стол. Документы, старые пленки фотоаппарата "кодак", почетные грамоты - все это Глеб Леонтьевич приносил из разных мест. Рылся в шкафах, в сундуке. Видимо, о "реликвиях" личной славы в доме вспоминали нечасто.
- На чердаке остатки, точнее, останки велосипеда, - с улыбкой заметил он. - Можете посмотреть.
Больше всего меня заинтересовал паспорт-регистратор - пухлая книжка в черном кожаном переплете. В паспорте гербовыми печатями государственных учреждений, главным образом исполкомов Советов, подтверждалось прибытие велосипедиста в каждый населенный пункт на огромнейшей трассе от Камчатки до... Камчатки по югу, по западу и, наконец, по береговой полосе Северного Ледовитого океана.

"Г. Л. Травин с 10.Х.1928 по 24.Х.1931 года совершил переход на велосипеде вокруг СССР в 85000 километров, включая Великий Северный путь до мыса, Дежнева, где и установлен знак в ознаменование данного перехода.
Областной комитет по делам физкультуры и спорта".

Так сообщала итоговая запись в паспорте.
...Велосипед и Заполярье! Изящный лаковый параллелограмм дутых трубочек, тонкие никелированные струны спиц - и ни одного километра дорог! Что это за человек Глеб Травин, выбравший столь странный способ передвижения по Крайнему Северу, Да было ли все же такое?
Мне еще раз пришлось задуматься над этим вопросом весной 1957 года, оказавшись на дизель-электроходе "Енисей". Мощный ледокольный корабль спешил в пролив Литке, где застрял в торосистом льду небольшой старенький ледокол "Добрыня Никитич".
Воспользовавшись любезностью капитана дизель-электрохода Анатолия Матвеевича Кашицкого, я отправился из Петропавловска в эту спасательную экспедицию.
Слева по борту мелькнули огни на мысе Африка, справа, где-то вдали, осталась каменная громада Командорских островов. "Енисей" вошел в Берингово море. Штормовой ветер гнал навстречу тяжелые льды, шугу. Постепенно снежно-ледяная каша густела и, наконец, вовсе сомкнулась. Вблизи острова Карагинского перед кораблем вырос барьер тяжелого всторошенного льда. Но недаром судно минувшей осенью завершило куда более сложное плавание - пересекло за одну навигацию дважды - туда и обратно - Северный морской путь! Экипаж смело пошел на штурм барьера. Прочный стальной корпус дрожал. Для того чтобы пробиться вперед на метр-другой, приходилось отступать и снова, и снова таранить с разбегу ледяную преграду. Свирепствовал норд-ост, над судном все чаще проносились плотные снежные заряды, шквальный ветер поднимал в воздух водяную пыль, брызги. Эта влажная масса облепляла корабль и тотчас схватывалась морозом. В лучах прожектора сверкали побелевшие палуба, мачты, надстройки, покрытые лохматым инеем отяжелевшие тросы.
Корабль принял сказочный вид, но внутри все по-обыденному. Вахтенные в штурманской рубке, в машинном отделении и на других постах делали свое дело. На электроходе собраны воедино многие достижения науки в борьбе с извечным врагом мореходов - полярным льдом; массивный, особо прочно сконструированный корпус, мощные двигатели, комплекс совершеннейших навигационных приборов - все это было сейчас пущено в действие...
Лучи прожекторов настойчиво прокладывали через торосистые поля световую линейку, по которой врубался форштевень. Бегавший по темному экрану радиолокатора тонкий луч вырисовывал искрящимся потоком точек дальнейший путь, своевременно предупреждая об опасностях.
Прорывом руководил сам капитан. Отдавая спокойным голосом указания рулевому, он одновременно поворотами ручки машинного телеграфа посылал электро-сигналы на двигатель. И по этой автоматической команде тысячи лошадиных сил, скрытые где-то в недрах стальной коробки, крошили двухметровый лед.
Я глядел через окно закрытого от ветров и морозов корабельного мостика на бесконечное, уходящее во мглу нагромождение торосов и вдруг представил среди них крошечную одинокую фигурку человека с велосипедом...
Позже в кают-компании удалось завязать разговор о Травине. Опытные полярные моряки, не "раз пересекавшие Северный Ледовитый океан, восприняли рассказ как "охотничью историю" - и решительно заявили, что проделать такой маршрут вообще одному человеку не под силу; что же касается велосипеда - знака на мысе Дежнева, то это легенда.
Надо полагать, мои доводы, основанные только на устном и довольно общем рассказе самого путешественника, звучали недостаточно убедительно. В 1937 году сестры Глеба Леонтьевича сожгли все его записи, которые он отправлял им с дороги: на всякий случаи подальше от греха. Памяти же не всегда можно довериться, тем более что речь шла об истории тридцатилетней давности.
Вот тогда-то мне стало ясно, что не поверят и другие. В самом деле, поверить нелегко. О трудностях походов в Арктике дает представление любая из книг полярных исследователей. Нередко это были дневниковые записи, найденные на могилах смельчаков.
Можно сослаться на пример экспедиции датского путешественника Кнута Расмуссена. Он пересек на собачьей упряжке Северо-западный проход по берегу Северной Америки. На маршрут протяженностью 18 тысяч километров, названный Великим санным путем, специально снаряженная экспедиция, в которой участвовало несколько человек, потратила четыре года (1921 - 1924). Правда, это научное путешествие. Но все же коллектив и плюс четыре года!.. А Травин был один. Кто видел его во время путешествия по тяжелому северному пути? Помнят ли о нем? С такими вопросами я обратился к ряду уважаемых полярных деятелей.
Первое письмо пришло от летчика Чухновского. Борис Григорьевич сообщил следующее:

...Травин был на Диксоне, очевидно, в 1930 году, но не позднее 1931 года. Это я могу подтвердить, так как в эти годы базировался на острове Диксон".

Затем был получен ответ от командующего полярной авиацией Героя Советского Союза Марка Ивановича Шевелева.

"...Помню, что в 1930 году кое-кто из полярных исследователей рассказывал мне о т. Травине, который пытался проехать на велосипеде вдоль побережья Северного Ледовитого океана. Товарищи, рассказывавшие мне о нем, видели его в устье Енисея. Где-то в архивах Комсеверпути должен был сохраниться фотоснимок Травина тех времен. Сам я, к сожалению, с т. Травиным не встречался и более подробных сведений сообщить не могу".

Из Ленинграда прислал письмо доктор географических наук профессор Николай Иванович Евгенов.

...Исполняю вашу просьбу о подтверждении моей встречи с т. Глебом Травиным. Мы с ним встретились в Югорском Шаре - бухте Варнека. Он приехал по мне с велосипедом на ледокол, где я находился как руководитель морской Карской экспедиции...
Я обеспечил Травину переезд на одном из судов экспедиции через Карское море до Диксона. Дал Травину, сколько помню, рекомендательные письма, бегло ознакомил его с условиями и обстановкой, которую он встретит на пути на восток от Енисея, пояснив при этом, что намечавшееся им продвижение по морскому побережью Таймырского полуострова невозможно. Указал также, что ему следует продвигаться от низовьев р. Енисея (Дудинка) на нижнее течение р. Хатанги, сообщил коротко о дальнейших путях к устьям рек Оленека, Лены, Яны и затем в Индигирско-Колымское Приполярье...
Прошу передать ему мой поклон".

Одновременно у меня завязалась телеграфная переписка с Уэленом. В надежде на любознательность молодежи телеграмму направил Чукотскому райкому ВЛКСМ. Вот ответ:

"Местных жителей есть фотография Глеба Травина которую он подарил память тчк Старожилы подтверждают пребывание Травина сентябре 1931 года селе Наукан тчк Секретарь райкома Кузнецов".

Пришло сообщение от работников полярной станции:

"Очевидцы местные старожилы наличие знака подтверждают тчк Медведев".

Вопрос о сохранности памятного знака позволил уточнить старший инженер Камчатского управления рыбной промышленности О. И. Орехов:
- В 1952 году мне случилось поехать в командировку в Уэлен. Там я и услыхал о любопытном памятнике велосипедисту и захотел взглянуть на него, - рассказывал тов. Орехов. - Памятник находится на возвышенной части мыса Дежнева, в полутора-двух километрах от поселка, собран из металла и довольно хорошо сохранился. Только железный флажок погнут. На знаке нацарапано много автографов. Видимо, его посещали и раньше.
Бывшая уэленская учительница, ныне пенсионерка Анастасия Семеновна Абрамова вспомнила о пребывании Травина в Уэлене, о том, как уэленская молодежь установила в честь его достижения памятный знак. Видел этот памятник и полярный капитан Яков Михайлович Карташев, с которым я познакомился на ледоколе "Адмирал Макаров".
Удалось разыскать и Евдокию Арефьевну Каменеву, встретившую путешественника вблизи мыса Биллингса. Михаил Гаврилович Аристов, с которым Травин столкнулся в Чукотском море, тоже поведал много интересного.
Любопытный разговор произошел с инспектором Камчатского облфинотдела Серафимом Николаевичем Вахомским - другом и сослуживцем Травина по полку имени С. Воскова. Он подробно рассказал о поездке восковцев на Камчатку. Двое из них - геолог Михаил Быстров и строитель Василий Барболин - тоже долго работали на Севере и оба погибли в Великую Отечественную войну.
Так шаг за шагом я заручился свидетельствами живых людей об отдельных северных этапах незаурядного похода. Южная же часть трассы, от Владивостока до Баку, столь подробно отражена в паспорте-регистраторе, что, на мой взгляд, не требовала каких-либо дополнительных сведений, подтверждений.