Глава седьмая. На Собачьей реке

На "Собачьей реке"

В середине января 1931 года в домик Русско-Устьинской гидрометеорологической станции заявился охотник Егор Щелканов. Сказав одно слово "принимайте", он пропустил в дверь незнакомого мужчину. Лицо его, заросшее окладистой темно-каштановой бородой, было в кровавых ссадинах, левая рука полусогнута и висела на ремне, повязанном через шею.
Пока бородатый тяжело усаживался на скамью, Щелканов, щуплый, верткий, успел обернуться и уже тащил в комнату... велосипед.
- Тамотка, возле Яра, нашел его-от, - охотник кивнул на бородатого и стал подробно рассказывать о встрече.
Он направлялся в отдаленные угодья проверять пасти. Перед тем отмела пурга. Снег хорошо держал нарту. Собаки бежали легко и послушно. Близился Яр - высокий обрыв в устье Индигирки, на ее правой стороне.
Внезапно передовик изменил направление. Щелканов увидел впереди, под берегом, черный колыхавшийся предмет. Появление его было неожиданным - охотник знал здесь каждый холмик, каждый кустик...
В снегу, под крутой стеной обрыва, торчала малица.
Человек! Лицом вниз на глыбе рыхлого, разбитого снега.
Щелканов схватил незнакомца за плечи. Тот застонал.
"Жив!"
В нескольких шагах от раненого из-под снега торчала красная машина...
Охотнику пришлось возвратиться и везти вместо песцов побитого путешественника.
Что же произошло?
Травин, добравшись до устья Индигирки, пересек его и вышел на высокий восточный берег. Наст был плотный, и Глеб уселся на велосипед. Но проехал всего ничего. "- Велосипед под ним вдруг повело и накренило. Снег начал оседать. Оглянувшись, увидел позади себя на снегу широкую трещину. Спешился. Но лавина поплыла вниз... Глеб, вцепившись в снег, в страхе закрыл глаза. И оказался как на качелях, Грохот... Удар! Он подсознательно начал крутить локтями, плечами. Сугроб по горло, а перед глазами крутая, метров в семь, стена.
Слетел с обрыва!.. Ветер намел на обрезе берега широкий овальный козырек, очертания которого сливались с застывшим морем. Этот карниз и оторвался от скалы. В момент падения на лед лавина оказалась своеобразным амортизатором: снег разбился, а человек сверху, и ничего - цел.
Да, цел! Теперь Глеб мог подтвердить это. Он сидел в теплой избе и пытался поднять левую руку. Вывихнута или ушиблена?.. Возле него хлопотали работники станции - паренек лет восемнадцати-девятнадцати и другой, постарше.
Через пару часов Глеб уже самостоятельно выбрался на улицу деревушки с многообещающим названием Русское Устье.
Русское! Но перед глазами опять чернеют утопшие в сугробах плоскокрытые срубы. На пригорке деревянная церковь.
Глеб направился по улочке.
Стукнула дверь с нарисованным у самой, притолоки крестом. Навстречу вышла девушка. Глеб уставился на ее костюм: обыкновенная российская кацавейка и длинная широкая юбка. Он настолько привык к одеяниям из меха и ровдуги, что даже растерялся.
- Заходи, странник, гостем будешь, - пригласила хозяйка певучим голосом.
Глеб шагнул по пробитой в снегу лесенке в сени, а затем через порог в избу.
В небольшой единственной комнате горел жирник. По бревенчатым стенам полки с посудой. В переднем углу темная и потрескавшаяся икона очень старого и примитивного письма. Еще стояла кровать, покрытая ситцевым лоскутным одеялом, стол и лавка.
На кровати лежал старик.
Батя, вон он странник-то с колесницей, - представила девушка Глеба.
Нам лонись один якут из Казачьего баил, что темир таба - железный олень - сюда идет, - произнес старик и сел, свесив ноги в теплых оленьих чулках.
Гостя пригласили к столу.
Вскоре в доме нельзя было протолкнуться. Набралось человек двадцать. Все в матерчатой одежде из ситца, сатина и даже из плиса. Ничего типично северного, кроме торбасов. Да и речь настоящая русская, только со старославянским выговором.
- Спрашиваешь, почто так баим, почто такую лопатинку носим? Так мы же Русское Устье, - объяснял дед. - И никому толком неведомо, когда мы пришли сюда. Старики говорили, быдто по Студеному морю на кочах приплыли. И песни знаем про Москву, да про Володимир. Не веришь? Калисса, а ну спой про Володимир. Девушка скинула на плечи пестрый кашемировый платок и, опустив глаза, затянула:

Ой да, солнышко-свет, ясный Володимир-град,
Терема твои из чиста серебра,
На них крыши златокованые.
Ох, да куды девал ты мово молодца,
Мово сокола перелетного?
Уж такая доля разнесчастная,
Сиротинкой я осталась одинокою,
Жалобилася да плакала,
Горючими слезами умываючись.
Ох, как худо мне одинокою,
Без желанного, без мил-дружка.
Ой да, солнышко-свет, ясный Володимир-град,
Уж отдай ты мне мово Иванушку.

Глеб вслушивался в печальный речитатив и представлял себе не бескрайнюю тундру, что раскинулась за.стеной из струганого плавника, а псковские, не то вологодские окруженные дремучими лесами места. И мужики в подпоясанных ремешками широких портах, и женщины в ярких сарафанах - все коренное, русское.
Так Глеб познакомился с хранителем преданий о старине Русского Устья дедом Георгием и его внучкой Калиссой.
В этом русском сельце, закинутом за Полярный круг, сохранилось почти все, как в родном краю. Жители его даже обличьем мало чем разнились от своих далеких земляков. Удивительно! Ведь казакам, которые оседали в северных краях, приходилось, как правило, брать в жены местных женщин. Так, например, появились на Камчатке камчадалы, живущие в прибрежных и центральных частях полуострова. Многие думают, что это особая народность, в действительности же они потомки от смешанных браков русских служивых людей с ительменами. Язык у камчадалов русский со своеобразным цокающим выговором, а внешне они напоминают коренных обитателей - коряков, ительменов. Так и в других районах Севера.
В Русском же Устье жили настоящие русские. Надо полагать, переселенцы, двигавшиеся сюда в старину, перебирались на новые земли капитально, захватив с собой и семьи. А женщины, что ни говори, лучше умеют хранить бытовой уклад, чем мужчины.
В нижнем течении Индигирки таких русских деревушек порядочно. Переселение по тому времени было значительным. Маловероятно, чтобы оно производилось на традиционных телегах, на судах же сюда можно попасть из России лишь Северным морским путем.
Советские гидрографы в 1940 году обнаружили на острове Фаддея и несколько позже на берегу залива Симса, то есть в местах, расположенных юго-восточнее мыса Челюскина, остатки русских старинных судов, потерпевших крушение. Там нашли много вещей, оловянную посуду, пищали, стрелы, компас, шерстяные и шелковые ткани. На берегу залива Симса сохранилась избушка, в которой жили владельцы этого добра. Судя по скелету, среди мореходов находилась и женщина... Короче, задолго до "Веги" путь вокруг Таймыра использовался русскими! Этот северный проход, признанный Норденшельдом в канун XX века "непрактичным", считался вполне практичным еще на Руси до петровско-ломоносовских времен. Возможно, загадочная находка на острове Фаддея как раз и свидетельствует о переселении русских жителей с беломорских берегов на Лену и Индигирку...
В Русском Устье пятнадцать "дымов", окнами все на юг. Вокруг срубов сделаны в сугробе ходы-траншеи. Имелась здесь и школа, в которой занимались двенадцать мальчиков и девочек. Глеб даже преподал им несколько уроков географии - учитель был в отъезде. И не исключено, что кто-то из этих малышей, наслушавшись тогда о стране вулканов - Камчатке, о тайнах озера Байкал, о полуспящих пустынях и тундрах, сейчас сам учит ребятишек увлекательной науке географии.