Просвещение и наука 6 page

Этот мотив получил дальнейшее развитие в «Книге эскизов» (1819—
1820), «Рассказах путешественника» (1824), «Брейсбридж-Холле» (1826)
и «Альгамбре» (1832). В жанровом отношении эти книги представляют
собой смесь новелл (среди них ставшие классическими рассказы «Рип
Ван Винкль», «Легенда Сонной Лощины», «Дом с привидениями», «Дольф
Хейлигер», «Жених-призрак» и др.), путевых заметок, бытовых и нра-
воописательных очерков. Но гораздо больше сближает эти произведения
единство исходной авторской позиции. Независимо от того, где происхо-
дит действие — в Америке, Англии или Испании,— прошлое неизменно
выступает антитезой действительности. Ему, безусловно, отданы симпа-
тии автора. Вместе с тем дает себя знать и демократизм Ирвинга, а доб-
родушный юмор смягчает резкость противопоставления.

Именно это позволило Ирвингу создать по возвращении на родину
после 15-летнего пребывания в Европе такие книги, как «Астория, или
Случаи из истории одного предприятия по ту сторону Скалистых гор»
(1836) и «Скалистые горы, или Сцены происшествия и приключения на
Дальнем Западе» (1837), где романтическая оппозиция писателя амери-
канскому обществу заметно ослаблена. В них фактически снимается про-
тивопоставление естественного состояния и цивилизации. Вместе с ним
уходит игравшая существенную роль в ранних книгах Ирвинга тема ин-
дейцев и одновременно возрастает значение достоверности изображения,
точности зарисовок быта и нравов фронтира.

В последние годы жизни Ирвинг отдал много сил работе над исто-
рическими сочинениями, начало которым положила трехтомная «Исто-
рия жизни и путешествий Христофора Колумба» (1828). Завершил он
свой творческий путь публикацией пятитомной «Жизни Джорджа Ва-
шингтона» (1855—1859), но подлинную славу принесли Ирвингу «Исто-
рия Нью-Йорка» и романтические новеллы, прочно закрепившие за ним
почетное место в истории отечественной литературы.

На годы наивысшего расцвета таланта Ирвинга приходится начало
творчества Джеймса Фенимора Купера (1789—1851). Дебютировав в
1820 г. откровенно подражательным романом «Предосторожность», он
уже на следующий год выпустил одну из лучших своих книг — роман
«Шпион» (1821), посвященный эпохе Американской революции и слав-
ному подвигу одного из тысяч безвестных патриотов, в жестокой стватке
завоевавших независимость своей страны. Теме революции посвящены
романы Купера «Лоцман» (1823) и «Лайонель Линкольн, или Осада
Бостона» (1825). Особенно замечателен «Лоцман», в котором романтика
борьбы за исторически правое дело и патриотический пафос соединяются
с романтикой морских странствий. «Лоцман» положил начало одному из
излюбленных жанров американской литературы прошлого столетия —
«морскому роману».

Но отношение Купера к демократии, за которую сражались его герои,
было далеко не однозначно. Он отдавал предпочтение демократии перед
сословно-иерархическими принципами феодального общества, влияние ко-
торых в Европе было в его время еще сильно. Демократизм был одним
из живительных истоков куперовского патриотизма. Впоследствии это

IV. НАУКА И КУЛЬТУРА

ЗАРОЖДЕНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВА

нашло отражение в цикле европейских исторических романов Купера
(«Браво», 1833, и др.), где он обрушивался не только на аристократию,
но и на сам феодальный уклад как источник человеческих страданий и
несправедливости. Однако стихийно-эгалитарные устремления низших
слоев американского общества отпугивали Купера. Из противоречивости
его отношения к американской демократии вырос цикл романов о Ко-
жаном Чулке, острая политическая сатира «Моникины» (1835), трак-
тат «Американский демократ» (1838). В цикле поздних романов, напи-
санных в защиту земельной ренты («Сатанстоу», 1845, и др.), возобла-
дали антидемократические тенденции.

Лучшее из всего, что создал Купер,— это цикл романов о Кожаном
Чулке, в который входят «Пионеры» (1823), «Последний из могикан»
(1826), «Прерия» (1827), «Следопыт» (1840) и «Зверобой» (1841). Их
объединяет вынесенная в центр повествования фигура Натти Бумпо, охот-
ника и зверолова, топором прокладывающего путь сквозь непроходимые
чащи девственных лесов. Он чужд корысти и не стремится ни к достат-
ку, ни к комфорту. Натти привык к суровой кочевой жизни и более все-
го дорожит красотой непокоренной Природы, своей свободой и истин-
ной дружбой. Купер наделяет героя открытым, мужественным нравом,,
благородством и искренностью чувств, верностью данному слову. Егo
лучшие друзья — индейцы: мудрый вождь Чингачгук, благородный юный
Ункас.

Однако цельность пенталогии держится не только единством героя,
судьба которого прослежена в них. Она основана на общей социально-
философской проблематике, не утратившей значения и поныне. В сущности
писатель поставил в ней одну из коренных проблем американской цивили-
зации, не только не получившую до сих пор разрешения, но и пре-
дельно обострившуюся со времен Купера. Суть ее в том, что законода-
тельно возвратив человеку отторгнутые у него естественные права, осно-
ву всего просветительского учения, американская цивилизация на деле
безжалостно отняла их. Эту трагическую историческую метаморфозу и
воплощает судьба Натти Бумпо. Едва ли он хоть отдаленно знаком
с теориями просветителей, но его стремления в полной мере соответство-
вали просветительскому идеалу «естественного человека».

Более всего на свете Натти хочет жить в единстве с природой, вдали
от людской суеты и корысти, в окружении верных друзей, готовых прий-
ти на помощь по первому зову. Но цивилизация, от которой он бежит,
неумолимо, словно рок, преследует его. Расстояние не спасает: чем дальше
уходит Натти, тем неизбежнее развязка. Не он уходит — его гонят и в
конце концов непременно нагонят. Так завершается роман «Прерия», со-
ставляющий по времени действия финальную часть цикла. Здесь Натти —
беспомощный старик. Могучий вал движения пионеров вынес его туда,
где нет девственных лесов. Он чувствует себя чужим среди людей, но
уже не в силах жить в одиночку и влачит жалкое существование, созна-
вая свое бессилие перед наступлением цивилизации. Парадоксальность
его положения заключается в том, что он сам прокладывал ей путь, был
ее первым гонцом и орудием. Та же участь постигла и «благородного
дикаря», первообраз «естественного человека» — индейца. Возросшее
на собственнической основе общество опрокинуло и растоптало просвети-
тельскую мечту, под флагом которой утвердилась американская демо-
кратия.

Трагическое решение философ-
ского конфликта Природы и цивили-
зации, воплощенное в образе Натти,
было подсказано Куперу американ-
ской действительностью. Но многое
было и предугадано писателем, по
существу предвидевшим судьбу пио-
нерства задолго до того, как это вы-
явила история. Романы о Кожаном
Чулке, исполненные силы, которая
придает им необычайную притяга-
тельность и полтора столетия спустя,
вошли в золотой фонд американской
литературы.

Купер и Ирвинг представляли
ранний период американского роман-
тизма. Второй его период, когда в
результате развития и укрепления
буржуазных отношений в Америке
обострились социальные противоре-
чия, связан с творчеством писателей,
выдвинувшихся в середине 30-х го-
дов XIX в., особенно в Новой Анг-
лии. В известном смысле их можно
рассматривать как группу, поскольку

мировоззрение этих писателей складывалось под влиянием трансценден-
тализма, а некоторые даже входили в кружок трансценденталистов.

Главным идеологом трансцендентализма был Ралф Уолдо Эмерсон
(1803—1882). Он был воспитан в традициях новоанглийского пуритан-
ства, что заметно сказалось на формировании его взглядов. Стремясь пре-
одолеть ограниченность пуританской мысли, зависимость философии от
теологии, Эмерсон оставался все же на позициях идеализма. Другим ис-
точником его учения была посткантианская немецкая философия. В то же
время идеализм Эмерсона был реакцией на засилье грубо материального,
торгашеского духа, характерного для стремительно набиравшего силу
американского капитализма. Это определило критическую направленность
его творчества. Философия Эмерсона исходила из примата духа над ма-
терией. Над миром видимым и вещным, открытым познанию посредством
чувственного восприятия, возвышается мир идеальный, трансценден-
тальный, воплощающий высшие истины и доступный лишь интуитивно-
му познанию. Разум, опирающийся на чувственное восприятие и логику,
бессилен перед ним. Подобная трактовка познания и разума говорит о
том, что Эмерсон разделял общую для романтизма «реакцию на Про-
свещение».

Выступал Эмерсон в основном в жанре философско-публицистического
эссе, уделяя внимание главным образом нравственно-этической проблема-
тике. Особенно выделяются по своему значению эссе «Доверие к себе»,
«Американский ученый», «О литературной морали», «Природа», «Молодой
американец». Впоследствии они послужили основой книг Эмерсона, наи-
большей популярностью из которых пользовались два сборника «Эссе»
(1841 и 1844) и том «Представители человечества» (1850).

IV. НАУКА И КУЛЬТУРА

ЗАРОЖДЕНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВА

57$

Выражая недовольство американским обществом, погрязшим в утили-
таризме, уродующим человеческую личность, которая представляет для
этого общества ценность исключительно как объект извлечения пользы.
Эмерсон считал необходимым изменить существующее положение вещей
и даже выдвигал это перед молодым поколением американцев как самую
насущную задачу. Возможность ее осуществления он связывал с мораль-
ным и — шире — духовным самосовершенствованием личности. Начинать,
полагал он, нужно не с изменения внешних условий, в результате чего
изменилось бы содержание общественной жизни, а, напротив, с трансфор-
мации духа, которая в конечном счете приведет к изменению общества.
Истины, которыми оно руководствуется, ложны, подчинены власти чисто-
гана, поэтому опору для своего преобразования человек может найти
только в самом себе.

Так родился знаменитый тезис Эмерсона «доверие к себе». Человек
должен отринуть все принятые обществом понятия и. прислушаться к
тому, что говорит его внутренний голос. Таким образом совершится его
приобщение к высшим, трансцендентным истинам и ценностям, непод-
властным растлевающему воздействию общества. Разрыв с идеологией
накопительства и утилитаризма приведет, в свою очередь, к более глу-
бокому разрыву с обществом: духовно преображенная личность выклю-
чится из процесса приумножения богатства. Согласовался с этой доктри-
ной и тезис о необходимости единства человека с Природой, которое
Эмерсон понимал как условие духовного раскрепощения личности, по-
скольку лишь она не подвержена уродующему влиянию торгашеских от-
ношений. Являясь воплощением высшей трансцендентной идеи, Природа
заключает в себе те истины, постижение которых составляет смысл че-
ловеческого существования.

Неприятие американской действительности не толкнуло Эмерсона на
поиски идеала в далеком прошлом, как нередко наблюдается в романтиз-
ме. Он был убежден, что демократические институты Америки позволят
ей избежать общей печальной участи. Однако предложенные им средст-
ва разрешения социальных противоречий не отражали сущности сложив-
шихся в обществе отношений и ограничивались лишь сферой действий
индивидуума.

Так как согласно доктрине «доверия к себе» личность выступает не
только источником высших истин, но и единственным критерием истин-
ности, философия Эмерсона в конечном счете явилась проповедью бур-
жуазного индивидуализма. Она носила положительный характер в той
мере, в какой поддерживала человека в его неприятии законов и ценно-
стей буржуазного общества, но вместе с тем вопреки воле ее создателя
выражала устремления самого этого общества, требовавшего полной сво-
боды от моральных норм и провозглашавшего благом все, что соответст-
вовало извлечению максимальной прибыли. Внутренняя двойственность
учения Эмерсона определила ограниченность его воздействия, особенно
когда с ходом времени обнажилась буржуазная природа американского
общества.

Поздние американские романтики, Н. Готорн, Г. Д. Торо, Г. Мел-
вилл, Э. По, в творчестве которых американский романтизм достиг своей
вершины, по-разному относились к трансцендентализму. Ни для кого из
них учение Эмерсона не исчерпывало сущности представлений о мире,
а Э. По вообще отверг его. Однако многие положения трансцендентализ-

ма находили отклик в их произведе-
ниях. Нередко они служили объектом
острой полемики, в которой выдви-
гались иные сравнительно с эмерсо-
новским решения узловых вопросов.
Это и неудивительно — философия
Эмерсона рассматривала проблемы,
имевшие кардинальное значение для
романтического мышления и эстети-
ки (соотношение действительности
и мечты, свобода личности и возмож-
ность ее максимального самоосуще-
ствления, Природа как антитеза об-
ществу, естественное и социальное
в индивидууме и т. д.).

Связь позднего американского ро-
мантизма с трансцендентализмом
безусловна. Однако она носит диа-
лектический характер, т. е. включает
как моменты общности, так и спора,
неприятия. Не разделяли эти писате-
ли, кроме Торо, и социального опти-
мизма Эмерсона, хотя их вера в
исключительность судеб Америки
оставалась непоколебимой, но и оптимизм Генри Дэвида Торо восходит
к иному истоку.

Генри Д. Торо (1817—1862) родился в Конкорде, где и прожил почти
всю жизнь. Мир Конкорда, его нравы и общественный климат, красота
суровой природы во многом определили духовное развитие будущего пи-
сателя. Существенное влияние оказала на него, в частности, давняя пу-
ританская традиция, отмеченная этическим ригоризмом и склонностью к
метафизике. Торо был родом из ремесленно-фермерской семьи и на всю
жизнь сохранил привязанность к демократической простоте ее уклада.
Можно говорить, что она послужила своего рода первоосновой собствен-
ной этики Торо. Здесь же, в Конкорде, он познакомился и сблизился с
Эмерсоном, на правах ученика которого Торо несколько лет прожил в
его доме. Между учителем и учеником сложилась естественная бли-
зость взглядов, однако Торо никогда не довольствовался лишь перепе-
вами учения Эмерсона. Он шел своим путем, хотя исходно во многом
опирался на достижения предшественников и старших современников.
Натура деятельная и радикальная, он преодолел умозрительность и докт-
ринерскую ограниченность философии своего учителя, которому, несом-
ненно, был многим обязан.

Подобно другим романтикам, Торо не принимал современного буржу-
азного общества с его меркантилизмом и утилитаризмом. Ему оказались
созвучны идеи европейских романтиков, выступавших с критикой капи-
тализма. Но Торо не столько увлекала критика существующего положе-
ния сама по себе, сколько поиски возможностей преодоления всего, что
мешало достижению подлинной духовной свободы, которая, естественно,
понималась им как свобода индивидуальная. Особенно вдохновляла его
восходящая к Руссо идея единения человека и Природы. Однако то, что

IV. НАУКА И КУЛЬТУРА

ЗАРОЖДЕНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВА

на протяжении десятилетий оставалось лишь идеей, Торо решил вопло-
тить в действие, подвергнуть испытанию опытом.

Как и для многих романтиков, Природа была для Торо вместилищем
мировой души, символом духовного единства всего сущего. Его отноше-
ние к Природе заметно окрашено пантеизмом. Трансцендентное не столь-
ко вознесено над миром, сколько разлито в нем. Природа божественна
во всем, обнаруживая это не только в признанных величественных карти-
нах, но и в самых привычных и скромных проявлениях: в обычном пейза-
же окрестностей Конкорда, в лесах и полях, в полевом цветке и снующей
в прозрачных водах плотве.

Эти идеи нашли глубокое выражение уже в первой книге Торо —
«Неделя на Конкорде и Мерримаке» (1849), в основу которой легли лич-
ные впечатления автора. В ней Торо не просто ярко воссоздает увиден-
ное, живописует красоту родного края. Все, что он видит и слышит —
одинокая хижина, лай собаки, стайка серебристых рыбок,— служит сту-
пенькой для перехода к размышлениям о бытии и предназначении чело-
века, от сугубо конкретного и частного — к универсальному. Естественно
возникает в книге идея единства человечества, скрытого, по мысли Торо,
различием господствующих в мире философских идей и верований. Лю-
дям еще предстоит открыть для себя это единство, прийти к пониманию
единой «священной книги», фрагментами которой ему представляются
почитаемые у разных народов Библия, Коран и т. д. Точность зарисовок,
лирическая приподнятость, философски-созерцательный настрой опреде-
лили как своеобразие книги, так и художественную манеру Торо. Ярче
всего она воплотилась в его крупнейшем произведении — «Уолден, или
Жизнь в лесу» (1854).

В основу «Уолдена» Торо вновь положил собственный опыт, но на
этот раз это был сознательно проведенный эксперимент. Он ставил целью
не просто доказать возможность гармонии человека и Природы. Торо ви-
дел вокруг себя людей, задавленных нищетой и непосильным трудом, ско-
ванных социальными узами, закабаленных собственностью. Удаляясь в
леса, где он два года жил в построенной собственными руками хижине
на берегу прекрасного пруда, Торо решил проверить, насколько в силах
человека отстоять свою свободу от посягательств буржуазного общества.
Первое условие его свободы — собственный труд. Но этого еще мало.
Если не ограничить желаний и потребностей человека, труд вместо сред- '
ства освобождения станет средством закабаления. В этом Торо откровен-
но полемичен по отношению к буржуазно-торгашеской Америке, искус_т
ственно раздувавшей стремление к роскоши и комфорту, обременявшей
человека собственностью, делавшей его рабом вещей.

Уолденский эксперимент Торо утопичен, потому что был реально осу-
ществим, пока оставались незанятые земли, а также потому, что он пред-
полагал существование индивида фактически вне рамок общества. Книга
отразила утопичность, свойственную демократической американской мыс-
ли того времени. Однако это не умаляет художественного значения
«Уолдена». В нем нашла отражение как критика общественных отноше-
ний, так и высота нравственных критериев, которые, по мысли писателя,
единственно способны обеспечить подлинную свободу.

Радикализм Торо этим не ограничивался. Он одним из первых понял
захватнический характер Мексиканской войны и свое осуждение выра-
зил отказом платить налог, за что был заключен в тюрьму. Размышления,

вызванные этим эпизодом, Торо изложил в эссе «Гражданское неповино-
вение» (1849), где впервые сформулировал принципы «пассивного сопро-
тивления», получившие отклик в политических движениях XX в. Однако
впоследствии эти принципы были в значительной мере пересмотрены
Торо в связи с вопросом о рабстве. Он был всегда противником рабства.
Введение закона о беглых рабах подтолкнуло его к более активному со-
действию делу освобождения негров; он принимал участие в переправке
беглых рабов в Канаду по «подземной дороге». Следующим толчком для
развития его взглядов послужила встреча с Джоном Брауном, в котором
Торо увидел подлинного героя своего времени. Выступление Брауна с
оружием в руках в защиту рабов привело писателя к признанию право-
мерности насилия, направленного против социальной несправедливости.
Малопопулярный среди современников, Торо ныне признан одним иа
оригинальнейших художников американского романтизма. Его произве-
дения стали драгоценной частью классического наследия американской
литературы, с которым она и по сей день обнаруживает живую связь.

Общность истоков служит соединительным звеном между творчеством
Торо и Эмерсона и творчеством Натаниэля Готорна (1804—1864). Оно
также восходит к пуританским традициям Новой Англии. Ни у одного
из романтиков сознательное стремление преодолеть влияние пуританской
мысли и мышления не сказывалось столь отчетливо, как у Готорна,
и вместе с тем ни для кого из них осмысление пуританского наследия
не было столь плодотворным. Писатель обращался к нему на разных
уровнях: и на уровне тематики (недаром столь важное место в его твор-
честве заняла тема исторического прошлого Новой Англии), и на уровне
идеологии — предметом рассмотрения стали многие краеугольные поня-
тия и категории пуританства, сконцентрированные, как и в самом пури-
танстве, вокруг нравственно-этических проблем. Отчасти это сказывалось
в морализаторской окраске отдельных произведений Готорна, но лучшие
из них лишены узкого морализаторства.

Основа творчества Готорна, как и других романтиков,— неприятие
буржуазного общества, где низкоматериальное грубо вытеснило идеаль-
ное. Этот общественный конфликт писатель передал через столкновение
добра и зла, ареной которого было человеческое сердце. Нередко он вы-
ражал этот конфликт посредством аллегории, переводя абстрактные по-
нятия в план конкретных образов, благодаря чему действие приобретало
фантастический характер.

Своим первым романом Готорн остался недоволен и сам изъял его из
продажи. С конца 20-х годов он начал публиковать рассказы в различ-
ных периодических изданиях. Но лишь в 1837 г. ему удалось выпустить
их отдельным сборником. Это были «Дважды рассказанные истории»,
вышедшие повторно расширенным изданием в 1842 г. В него вошли,
в частности, рассказы, отразившие интерес автора к исторической теме.
Поразительна при этом объективность Готорна в подходе к отечественной
истории. Он с любовью воссоздает моменты, говорящие о мужестве и не-
сгибаемой воле предков («Седой заступник», «Эндикотт и красный
крест»), однако отнюдь не приукрашивает их, показывая крайнюю нетер-
пимость, узость мышления и жестокость пуритан («Кроткий мальчик»
и др.).

Широко представлена в новеллистике традиционная пуританская тема
греха, но она получает далеко не традиционную трактовку: грехом ока-

IV. НАУКА И КУЛЬТУРА

ЗАРОЖДЕНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВА

зываются у Готорна забвение человечности, эгоизм, подчинение умозри-
тельной идее. В том же русле следовали и рассказы второго сборника Го-
торна — «Мхи старой усадьбы» (1846), где особенно выделяются «Моло-
дой Браун», «Родимое пятно», «Дочь Раппачини», «Эгоизм, или Змея в
груди», «Небесная железная дорога» и др. Этот сборник показал, что в
творчестве Готорна нарастали трагические мотивы. Противоречия дейст-
вительности приобретали в его понимании все большую неразрешимость
и придавали трагический масштаб его видению.

Этим ощущением проникнуты и романы Готорна. Среди них особо вы-
деляется «Алая буква» (1850), в которой гений писателя нашел наибо-
лее полное и свободное выражение. Он создан на хорошо освоенном к
тому времени писателем материале новоанглийской истории. Исходя из
обычных романтических антиномий: противопоставления сердца и разу-
мa, «естественного» и «искусственного» в человеке и т. д., Готорн рас-
сказывает историю Эстер Принн, осужденной согласно обычаям того вре-
мени вечно носить на груди алую букву, символизировавшую ее грех —
прелюбодеяние. На этом материале он ставит такие волновавшие всех ро-
мантиков вопросы, как свобода личности, свобода воли и сознания, крите-
рии и сущность добра и зла, соотношение видимого и сущего.

Образы центральных персонажей, характер пуританской общины
очерчены ярко и выразительно, и все же, как справедливо заметил аме-
риканский исследователь Ф. О. Матиссен, «даже в „Алой букве" абстрак-
ция, идея часто представляет больший интерес, нежели ее конкретное
воплощение» ⁶.

Трагическим ощущением проникнут и роман «Дом о семи фронтонах»
(1851), хотя Готорн и попытался отчасти снять его счастливой развяз-
кой. В центр поставлена тема родового проклятия, обретавшая в трак-
товке писателя явное социальное звучание. Проклятие, тяготеющее над
родом Пинченов, восходит к тому моменту далекого прошлого, когда все-
сильный судья Пинчен послал на виселицу одного из самых бедных жи-
телей колонии, Мола, обвинив его в колдовстве. Истинной же причиной
было то, что Мол не согласился уступить судье приглянувшийся тому
участок. Их столкновение Готорн передает в романе как легенду, вводя
соответствующую такому типу повествования символику и аллегорию.
Однако направленность этой легенды очевидна — писатель безоговороч-
но осуждает своекорыстие и стяжательство, воплощая их в символиче- -
ском образе родового проклятия.

В том же, 1851 г. был опубликован третий сборник рассказов Готор-
на — «„Снегурочка" и другие дважды рассказанные истории», куда вошли
принадлежащие к числу его лучших творений новеллы «Итен Бранд»,
«Мой сродственник, майор Молино», «Снегурочка» и др. Последние за-
конченные романы писателя, «Роман о Блайтдейле» (1852) и «Мрамор-
ный фавн» (1860), свидетельствовали об укреплении его трагического ми-
роощущения.

Первый был создан на основе собственного опыта Готорна — участия
в фурьеристской колонии «Брук-Фарм». В нем писатель открыто вступил
в полемику с Эмерсоном и трансценденталистами, отвергнув их прекрас-
нодушные теории относительно возможностей преобразования общества,

6 Matthiessen F. О. American Renaissance. Art and Expression in the Age of Emerson
and Whitman. L. etc., 1941, p. 250.

исходя лишь из сознательного волевого усилия личности. В «Мраморном
фавне», где основу вновь составляла диалектика добра, зла и познания,
ощутимо сказались мрачные предчувствия, вызванные конфликтом Севе-
ра и Юга по вопросу о рабстве и предощущением надвигавшегося нацио-
нального кризиса, который в следующем году вылился в гражданскую
войну. Готорн, веривший в превосходство американской демократии, тя-
жело переживал этот кризис. Он не находил в себе сил для подлинной
творческой работы, и его последние произведения остались незавершен-
ными.

К трагическому воплощению конфликтов эпохи пришел в своем твор-
честве и Герман Мелвилл (1819—1891). Будущий писатель был вынуж-
ден рано оставить учение и зарабатывать себе на жизнь. Он сменил не-
сколько профессий, из которых наиболее плодотворной с точки зрения его '
творчества оказалась служба матросом на торговых и китобойных судах,
а также на военном фрегате. Она дала Мелвиллу большой фактический
материал и опыт, положенный им впоследствии в основу многих произ-
ведений.

Его первые книги— «Тайпи» (1846) и «Ому» (1847) —носят по пре-
имуществу приключенческий характер. Однако даже в ранних произведе-
ниях писатель обращался к вопросам, волновавшим его современников.
Так, описание жизни дикарей Полинезии и Южных морей, занимающее
важное место в структуре обеих книг, явно говорит о стремлении автора
разобраться в дилемме «цивилизация — естественное состояние», которая
играла существенную роль в системе взглядов романтиков. В романе
«Марди» (1849) Мелвилл уже выносит эти вопросы на передний план,
однако сложная повествовательная форма, основанная на аллегории, при-
водит к творческой неудаче писателя. В последовавших затем «Белом
бушлате» (1849) и «Редберне» (1850) Мелвилл как бы вновь возвраща-
ется к строго «документальной» манере, характерной для его первых по-
вестей. Но по существу эти романы представляют заметный шаг вперед:
тема социальной несправедливости и отчуждения личности, общефило-
софская проблематика имеют в них гораздо больший удельный вес. Эти
книги явились необходимой ступенькой перехода к величайшему творе-
нию Мелвилла — роману «Моби Дик» (1851).

«Моби Дик» необычайно сложен и по содержанию, и по композиции.
Он соединил в себе все повествовательные стихии, в которых работал
писатель: жанры морского, приключенческого, социального и философско-
го романа. В нем органически сочетаются документальная точность изоб-
ражения и символика. Характеризуя идейно-художественное своеобразие
романа, Ю. В. Ковалев писал: «Он не принадлежит ни к одному из этих
жанров, и в то же время — ко всем. Его невозможно расчленить, не
умертвив художественной ткани (...) Его синтетизм обладает монолит-
ностью, и элементы разных типов повествования спаяны в нем стилисти-
ческим единством» ⁷.