Запад в ходе глобализации: его самооценки и наши оценки

Американский политолог Фрэнсис Фукуяма (р. в 1952 г.) в 1989 г. написал статью «Конец истории?», а в 1992 г. — книгу «Конец истории и последний человек». Другой американский политолог Самюэль Хантингтон (1927-2008) возразил Ф. Фукуяеме в статье «Столкновение цивилизаций?» (1993 г.) и в книге «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка» (1996 г.). После этого термины «конец истории» и «столкновение цивилизаций» вошли в мировой политический лексикон, хотя названных работ обоих авторов большинство из тех, кто мыслит в русле обеих стратегий, не читали.

Если же обратиться к самим произведениям, то выяснится, что между обеими стратегиями нет каких-либо существенных разногласий, но каждый из авторов акцентировал своё внимание и внимание читателей на двух разных аспектах одного и того же глобального исторического процесса. А если обратиться к реальной политике, то выяснится, что оба термина стали лозунгами, которые оказывают воздействие на психику политиков разных стран мира и интегрируют их деятельность в определённую эгрегориальную алгоритмику, которая одновременно работает и на достижение «конца истории» (в смысле торжества принципов западного либерализма), и на столкновение цивилизаций, которое может привести ко вполне реальному концу истории нынешней глобальной цивилизации. Вопрос только в том, какая из тенденций возобладает:

· состоится ли «конец истории» в смысле глобального торжества западного буржуазного либерализма,

· либо тупая настырность Запада в этом направлении приведёт к столкновению цивилизаций с перспективой реального конца истории нынешней глобальной цивилизации,

· либо некая третья тенденция погасит обе названные выше.

Однако третьей возможности оба автора не увидели и рассматривать её не стали.

С точки зрения обоих авторов высшая форма организации человеческого общества может быть реализована только на основе идеалов либерализма. Так Хантингтон цитирует Фукуяму:

«Видимо, мы становимся свидетелями, — утверждал Фукуяма, — конца истории как таковой: это означает конечную точку идеологической эволюции человечества и универсализацию западной либеральной демократии как конечной формы человеческого правления. Конечно же, кое-где в третьем мире могут иметь место конфликты, но глобальный конфликт позади, и не только в Европе. Именно в неевропейском мире произошли огромные изменения, в первую очередь в Китае и Советском Союзе. Война идей подошла к концу. Поборники марксизма-ленинизма могут по-прежнему встречаться в местах типа Манагуа, Пхеньяна и Кембриджа с Массачусетсом, но победу с триумфом одержала всемирная либеральная демократия. Будущее посвящено не великим битвам за идеи, но скорее решению приземленных экономических и технических проблем. И все это будет достаточно скучно».

При этом обратим внимание на то, что Фукуяма пишет об этом не как о свершившемся факте, а только утверждает, что в сфере борьбы идей западный либерализм уже победил, поскольку «фашизм» и «марксизм» продемонстрировали свою жизненную несостоятельность, что выразилось в разгроме гитлеровской Германии, Италии и империалистической Японии в 1945 г., и спустя 40 лет — в том, что СССР и Китай начали социальные реформы, в ходе которых в организацию жизни их обществ (включая и организацию экономики) проникают принципы западного либерализма. Как следствие, по его мнению — в силу отсутствия каких-либо иных конкурирующих идей и ориентации широких масс населения пока ещё не либеральных государств на потребление в западном стиле — это вопрос времени, когда все государства станут унифицировано по-западному либеральными и исчезнут мотивы к каким-либо международным конфликтам. Сценаристику же дальнейшего осуществления процесса глобальной либерализации Фукуяма не рассматривает.

Хантингтон нигде не оспаривает утверждения Фукуямы о превосходстве западной либеральной демократии над прочими исторически известными организациями жизни обществ, но указывает:

«Суть западной цивилизации — это Magna Carta [1], a не Magna MacDonald's. Тот факт, что жители не-Запада могут укусить гамбургер, не подразумевает, что они примут первое».

Вследствие принятия «гамбургера» (символизирующего потребительское изобилие Запада), и неприятия в иных регионах планеты западного либерализма (следствием которого является по мнению обоих потребительское изобилие развитых стран), — по мнению Хантингтона, — процесс экспансия западного либерализма может привести не к его торжеству в глобальных масштабах, а к мировой войне, которая даже в неядерном варианте её течения способна отбросить человечество в его экономическом и общекультурном развитии на многие десятилетия назад.

При этом Хантингтон указывает на тот факт, что относительная мощь Запада в сопоставлении её с мощью других региональных цивилизаций, прогрессивно снижается с начала ХХ века, что только нагнетает потенциал такого рода конфликта цивилизаций. И для него смысл предстоящего периода истории не в том, чтобы активно либерализовать общества в других регионах на западный манер, а в том, чтобы избежать конфликта цивилизаций и спасти Запад, дав ему время осознать и преодолеть некий свой внутренний кризис. В рассмотрение существа этого кризиса Хантингтон не вдаётся, но подразумевая его наличие, даёт следующие рекомендации на ближайшую историческую перспективу:

«Чтобы оберечь западную цивилизацию, вопреки ослаблению могущества Запада, в интересах США и европейских стран:

• добиться большей политической, экономической и военной интеграции и координировать свою политику таким образом, чтобы помешать странам, принадлежащим к другим цивилизациям, воспользоваться разногласиями между западными странами;

• принять в Европейский Союз и НАТО западные страны Центральной Европы, а именно: страны Вышеградской группы, прибалтийские республики, Словению и Хорватию;

• поддерживать “вестернизацию” Латинской Америки и, насколько это возможно, тесное блокирование латиноамериканских стран с Западом;

• сдерживать развитие военной мощи исламских и синских[2] стран — как обычных видов вооружения, так и средств массового поражения;

• замедлить “дрейф” Японии от Запада в сторону приспособления к Китаю;

• признать Россию как стержневую страну православной цивилизации и крупную региональную державу, имеющую законные интересы в области обеспечения безопасности своих южных рубежей;

• сохранить западное технологическое и военное превосходство над другими цивилизациями;

• что наиболее важно, осознать, что вмешательство Запада в дела других цивилизаций является, вероятно, единственным наиболее опасным источником нестабильности и потенциального глобального конфликта в полицивилизационном мире (выделено жирным нами при цитировании)».

Но поскольку различие региональных цивилизаций по их идеалам и традициям — объективная историческая данность, а те кто мыслит в терминах «конец истории», «столкновение цивилизаций» в своём большинстве этих рекомендаций Хантингтона не читали, то мышление в этих категориях и проистекающая из него политическая практика работают именно на осуществление того глобально-политического сценария, от самореализации которого Хантингтон попытался предостеречь, прежде всего, западных политиков, а так же и прочих своих читателей.

Фукуяма характеризует культуру Запада как культуру изощрённого потребления и видит в потребительском благополучии опору либерализма и смысл бытия человека и человечества:

«Но поскольку само человеческое восприятие материального мира обусловлено осознанием этого мира, имеющим место в истории, то и материальный мир вполне может оказывать влияние на жизнеспособность конкретного состояния сознания. В частности, впечатляющее материальное изобилие в развитых либеральных экономиках и на их основе — бесконечно разнообразная культура потребления, видимо, питают и поддерживают либерализм политической сфере. Согласно материалистическому детерминизму, либеральная экономика неизбежно порождает и либеральную политику. Я же, наоборот, считаю, что и экономика и политика предполагают автономное предшествующее им состояние сознания, благодаря которому они только и возможны. Состояние сознания, благоприятствующее либерализму, в конце истории стабилизируется, если оно обеспечено упомянутым изобилием. Мы могли бы резюмировать: общечеловеческое государство — это либеральная демократия в политической сфере, сочетающаяся с видео и стерео в свободной продаже — в сфере экономики».

И в последнем абзаце статьи рисует перспективу:

«Конец истории печален. Борьба за признание, готовность рисковать жизнью ради чисто абстрактной цели, идеологическая борьба, требующая отваги, воображения и идеализма, — вместо всего этого — экономический расчет, бесконечные технические проблемы, забота об экологии и удовлетворение изощренных запросов потребителя. В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории».

Хантингтон, как в прочем и другие западные мыслители, пишущие на темы перспектив глобализации, и политики, осуществляющие экспансию либерализма на практике, Фукуяме не возражают. В этой ориентации на потреблятство цивилизации как норму жизни выражается непонимание приверженцами либеральной культуры сути человека и сути религии.

Это ярко выразилось в определении цивилизации как специфически человеческого явления Хантингтоном:

«Цивилизация, таким образом, — наивысшая культурная общность людей и самый широкий уровень культурной идентификации, помимо того, что отличает человека от других биологических видов. Она определяется как общими объективными элементами, такими как язык, история, религия, обычаи, социальные институты, так и субъективной самоидентификацией людей»[3].

Здесь важно сопоставление человека с другими биологическими видами. Как можно понять из этого, если животные в дикой природе потребляют только, что даёт им среда обитания, то цивилизация обеспечила человеку возможности потребления не только сырья, но и всего того, что люди производят из добываемого ими в природе сырья.

В действительности же, всё то, что, по мнению Хантингтона, отличает человека от других биологических видов, не выражает суть человека, а представляет собой следствие иных — более глубоких — действительных отличий человека от представителей фауны. Как показали исследования западных же зоологов, культура свойственна не только человеку, но и другим достаточно высокоразвитым биологическим видам[4]. Иными словами, наличие культуры и (или цивилизации, несущей культуру) не является характеристической особенностью человека.

Человек от всех прочих биологических видов в биосфере Земли отличается тем, что информационно-алгорит­ми­ческая стру­к­тура его психики генетически не запрограммирована однозначно, а представляет собой результат личностного развития, протекающего как под воздействием внешних обстоятельств, так и на основе его собственного разумения.

Если вспомнить общешкольный курс биологии, известный всем, и заглянуть в собственную психику, то можно утверждать, что информационно-алгорит­ми­ческое обеспечение поведения пред­ставителя биологического вида «Человек разумный» включает в себя: 1) врождённую компоненту — инстинкты и безусловные рефлексы (как внутриклеточного и клеточного уровня, так и уровня видов тканей, органов, систем и организма в целом), а также и их оболочки, развитые в культуре; 2) традиции культуры, стоящие над инстинктами; 3) собственное ограниченное чувствами и памятью разумение; 4) «инту­и­цию вообще» — то, что непроизвольно «всплывает» на уровень сознания из бессознательных уровней психики индивида, приходит к нему из коллективной психики, является порождением наваждений извне и одержимости в инквизиторском понимании этого термина, а в момент появления не находит себе объяснения на основе осознаваемых индивидом причинно-следственных связей; 5) водитель­ство Божье в русле Промысла, осуществляемое на основе всего предыдущего, за исключением наваждений и одержимости как прямых вторжений извне в чужую психику вопреки желанию и осознанной воле её обладателя.

В психике всякого индивида есть возможное или действительное место всему этому. И в зависимости от того, что из перечисленного обладает наивысшим приоритетом в психике индивида, взрослый человек является носителем одного из четырёх типов строя психики:

· животный тип строя психики характеризуется тем, что всё поведение подчинено инстинктам и им служат все способности человека, включая и творческий потенциал;

· тип строя психики зомби (биоробот) характеризуется тем, что инстинкты подчинены программам поведения, которые были внедрены в его психику обществом, пока он рос, и из алгоритмики которых индивид самостоятельно выйти не может в силу разного рода причин.

· демонический тип строя психики характеризуется тем, что индивид живёт по принципу «что хочу — то и ворочу», отвергая Божье водительство либо безсознательно, либо осознанно.

· человечный типстроя психики—это свобода, понимаемая как аббревиатура — С‑овестью ВО‑дительство БО‑гом ДА‑нное. Иными словами, человечный тип строя психики — диктатура совести на основе веры Богу (а не веры в Бога).

Демонический и человечный типы строя психики невозможны без наличия воли, понимаемой как способность подчинять самого себя и течение событий вокруг осознанной целесообразности.

Тип строя психики взрослого индивида, преобладающе устойчивый в меняющихся обстоятельствах его жизни, — продукт воспитания. Недостижение индивидом человечного типа строя психики к началу юности[5] — следствие остановки или извращённости развития в более ранние периоды жизни. Культуры, в которых достигшие человечного типа строя психики хотя бы к старости составляют статистически незначимое меньшинство, — дефективны. Но таковы культуры всех региональных цивилизаций: Запада, России, Мусульманской, Ведической и прочих.

Проблемы Запада состоят в том, что либерализм — это не свобода личности и не общество свободных людей в указанном выше смысле аббревиатуры «свобода», а культура узаконенной вседозволенности[6] и бессовестности. Это — следствие того, что Запад цивилизация рабов, искусственно созданная в ходе осуществления библейского проекта порабощения человечества от имени Бога. Именно это и вызывает неприятие западного либерализма приверженцами идеалов всех иных региональных цивилизаций планеты, хотя сами обыватели Запада этого не понимают, хотя Зантингтон и напоминает им:

«Запад завоевал мир не из-за превосходства своих идей (выделено нами жирным при цитировании: это — единственный пункт, по которому Хантингтон и Фукуяма расходятся во мнениях), ценностей или религии (в которую было обращено лишь небольшое количество представителей других цивилизаций), но скорее превосходством в применении организованного насилия. Жители Запада часто забывают этот факт; жители не-Запада никогда этого не забудут».

И какими бы собственными пороками ни были отягощены другие цивилизации, до тех пор, пока западный либерализм не начнёт понимать свободу как диктатуру совести на основе веры Богу помимо церквей и «священных писаний» [7], Запад будет переживать обостряющийся кризис, поскольку Бог не безучастен к тому, что происходит на Земле.

Россия

Но и Россия (многонациональная цивилизация Руси) тоже переживает кризис, суть которого — неспособность её традиционной культуры дать жизненно состоятельный ответ на глобальную экспансию западного либерализма и потреблятства. И у России в современном мире выбор не велик: либо осознать и осуществить альтернативу западному либерализму, либо погибнуть в попытке стать частью Запада.

Т.е., как и в начале ХХ века она сможет преодолеть свой внутренний кризис лишь тогда, когда осознает и примет большую идею — идею глобальной значимости. Тогда это была идея построения общества справедливости, в котором нет места паразитизму каких бы то ни было меньшинств на труде и жизни большинства. И хотя идею справедливости России в ХХ веке не удалось реализовать полностью и Советский Союз рухнул (идея была упакована в ложную оболочку материалистического атеизма — марксизма), но русский опыт для человечества не пропал напрасно, а стал новой ступенью на пути преодоления самой главной проблемы человечества — проблемы атеизма. И эта проблема — основная причина кризиса всех региональных цивилизаций.

На этот раз миссия России будет состоять в том, чтобы показать миру развитие культуры на основе искренней веры Богу и диалога с Ним по жизни каждого человека. Т.е. предстоит перейти от веры в бога, к вере Богу, ибо всякая «вера в бога» — всего лишь разновидность идеалистического атеизма.

Кажется чего проще — убрать только предлог «в» в привычном вопросе: «Ты в бога веришь?» и выразить его иначе: «Ты Богу веришь?». Но это — два совершенно разных вопроса, и ответы на них — ведут к жизни в одном из двух разных миров. Диалектика Жизни такова, что в каждом вопросе в некоторой скрытой форме содержится и ответ на него. То есть в самой постановке первого вопроса «В бога веришь?» по умолчанию скрыто утверждение «Бог может есть, а может его и нет, в том смысле, что достоверного знания об этом быть не может». А в постановке второго вопроса «Богу веришь?» вопрос о бытии Бога уже не стоит — это уже не вопрос предположений, а вопрос обретения достоверного знания о том, что Бог есть. Это знание предоставляется Богом каждому персонально тем, что Бог отвечает сокровенной молитве в соответствии с её смыслом, известным только тому, кто с доверием обращается к Богу, и неизвестным никому из других людей. Но обретение знания о том, что Бог есть, ставит индивида перед другим вопросом: «А доверяю ли я Ему своё земное и посмертное бытие, либо нет?». В нежелании поставить вопрос таким образом и дать ответ на него — вся проблема атеизма человечества.

Пока всё это выражено в прямой форме только в России в материалах Концепции общественной безопасности, но благодаря интернету это знание, старое как мир, сегодня лавинообразно распространяется по всему свету — и никто и ничто не сможет противостоять этому. В силу этого обстоятельства сегодня качественное изменение Мира — дело вступающих в жизнь новых поколений людей. Да, эта информация правящим кланам пока не понятна в силу их порочной нравственности, и потому они не помогают её распространению в обществе, но и не мешают этому. И это — хорошо, ибо если эта информация будет ими понята, то уж точно придётся им не по нраву, после чего они встанут на позиции открытого противодействия ей и, следовательно — на позиции богоборчества, что само по себе чревато гибелью для них и неприятностями для многих других, кто может стать жертвой их политики.

Это означает, что России Свыше дано время для формирования устойчивого слоя сторонников альтернативно-объемлющей Библию концепции общественной безопасности (КОБ) — без какого-либо давления сверху (СМИ, ТВ, вождей, правителей, в том числе авторитетных), которые могли бы эффективно ответить на любые попытки извращения содержания КОБ.

Если новые поколения людей действительно захотят изменить жизнь к лучшему — они смогут её изменить. Не захотят — их мучения, мучения их детей, внуков, правнуков могут длиться столетиями — вплоть до гибели глобальной цивилизации, упорствующей в богоотступничестве. В чём специфика XXI века? — В том, что впервые в истории человечества сложилась такая ситуация, что от правящих кланов при всём их видимом могуществе (финансовом и управленческом) — зависит далеко не всё.