Вика. Кто там?

Голос Искры. Это мы, Вика.

(Вика открывает дверь. Входят Искра и Зиночка.)

Искра. Извини, мы по важному делу.

Вика. Раздевайтесь, проходите.

(На голоса девочек выходит папа Вики – Леонид Сергеевич Люберецкий.)

Люберецкий. Здравствуйте, девочки! Наконец-то и у моей Вики появились подружки, а то все с книжками да с книжками. Очень рад, очень! Проходите в столовую, я сейчас подам чай.

Девочки проходят в столовую, садятся за стол. Люберецкий накрывает на стол.

Люберецкий. Вот, девочки, угощайтесь. Чай, кому покрепче? Может быть, кто-то любит зеленый?

Зиночка. Нет-нет, спасибо, я такой.

Люберецкий. Берите пирожные, конфеты. Не стесняйтесь, пожалуйста. Попробуйте картошку-тошку-тошку, «пионеров идеал». Или вот, наше с Викой любимое – называется «Буше».

Искра и Зиночка берут пирожные и пьют чай.

Люберецкий. Рассказывайте, как идут дела комсомольские?

Искра. Комсомольские дела идут хорошо, а вот классная наша, Валентина Андроновна, может вызвать тебя на беседу, Вика.

Вика. А что такое?

Искра. Она меня сегодня допрашивала. Кто читал Есенина на дне рождения Артема. Мол, Есенин – запрещенный поэт, и Шефер собрал нас под предлогом дня рождения, чтобы познакомить с пьяными откровениями кулацкого певца.

Вика. А ты что?

Искра. Я сказала, что Есенина читала ты, и она сразу примолкла. Но допрашивать тебя, думаю, будет.

Люберецкий (погрустнев). Девочки, это все несерьезно. Никто Сергея Есенина не запрещал, и в стихах его нет никакого криминала. Надеюсь, что ваша учительница сама все понимает, а этот разговор, что называется, под горячую руку. Если хотите, я позвоню ей.

Искра. Нет! Извините, Леонид Сергеич, но в своих делах мы должны разбираться сами.

Люберецкий. Молодец! Должен признаться, я давно хотел с вами познакомиться, Искра. Я много наслышан о вас.

Вика. Папа!

Зиночка. Нет, искусство должно будить чувства.

Искра. Зинаида!

Люберецкий. А что, Искра? Зиночка права: искусство должно идти к мысли через чувства, тревожить человека. Растревоженный человек тонок и любознателен. Вот почему мне так дороги Есенин и Блок, если говорить о поэтах современных.

Искра. А Маяковский? Маяковский есть и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи.

Люберецкий. В огромном таланте Маяковского никто не сомневается.

Вика. Папа был знаком с Маяковским.

Зиночка. Знаком? Не может быть!

Люберецкий. Почему же? Я хорошо знал его когда учился в Москве. И мы с ним отчаянно спорили. То было время споров, девочки. Мы спорили ночи напролет, до одури.

Искра. А разве можно спорить с… гением?

Люберецкий. Спорить не только можно, но и необходимо. Истина не должна превращаться в догму, она обязана все время проверяться на прочность и целесообразность.

(За окном слышится автомобильный гудок.)

Это за мной.

Вика. Ты надолго, папа?

Люберецкий. Раньше трех с совещаний не отпускают. Всего доброго, девочки. Пейте чай, болтайте, слушайте музыку, читайте хорошие стихи. И, пожалуйста, не забывайте нас с Викой.

(Люберецкий улыбается на прощание девочкам и уходит).

Искра и Зиночка на улице.

Зиночка. Я же говорила, что Вика – золотая девчонка! Ведь говорила же, говорила! Господи, восемь лет из-за тебя потеряли. Какая посуда! Нет, ты видела, какая посуда?

Искра. Истина. Зачем же с ней спорить, если она – истина?..