Утро вторника, пятнадцатое декабря. Эрик успел раз десять нажать кнопку, прежде чем двери лифта закрылись

Эрик успел раз десять нажать кнопку, прежде чем двери лифта закрылись. Он понимал, что лифт от этого быстрее не поедет, но ничего не мог с собой поделать. Слова Беньямина, сказанные в темной машине, смешались со множеством странных воспоминаний, поднятых со дна памяти видеофильмом. Эрик все еще слышал слабый голос Эвы Блау, рассказывающей, как мужчина с хвостом забирает человека. Но в ее губах было что-то лживое, углы рта тянулись в стороны.

Кабина с гудением опускалась, в шахте лифта что-то гремело.

– Вороний замок, – произнес Эрик. Ему в который раз страстно захотелось, чтобы это оказалось простым совпадением, чтобы между исчезновением Беньямина и его, Эрика, прошлым не было никакой связи.

Лифт остановился, двери открылись. Эрик почти бегом пересек гараж и вышел на узкую лестницу. Спустившись на два пролета, отпер стальную дверь и по белому подземному коридору дошел до двери с домофоном, потом долго жал кнопку. Наконец ему ответил недовольный голос; Эрик наклонился к микрофону и объяснил, зачем пришел. Здесь не любят гостей, подумал он. На складе хранились истории болезни, результаты всех исследований, всех экспериментов, отчеты по тестам, информация о невроседине и исследования в области здоровья, вызвавшие споры. На полках стояли тысячи папок с результатами засекреченных проб, взятых в восьмидесятые годы у людей с подозрением на ВИЧ, у людей, подвергнутых принудительной стерилизации, данные об экспериментах с зубами дебилов, относящиеся ко времени стоматологической реформы. Детдомовских детей, маразматиков и пожилых людей заставляли держать сахарную массу во рту до тех пор, пока их зубы не разъедало.

Дверь зажужжала, и Эрик вошел в неожиданно теплый свет. В освещении было что-то, отчего хранилище казалось уютным, совсем не похожим на подземелье без окон.

С пропускного пункта доносилась оперная музыка: журчащие колоратуры меццо-сопрано. Эрик собрался с мыслями; идя к будке охранника, он пытался придать лицу спокойное выражение, отыскать в себе способность улыбаться.

Невысокий человек в соломенной шляпе стоял к нему спиной и поливал цветы.

– Привет, Курт.

Человек обернулся с радостно-удивленным видом:

– Эрик Барк, давненько не виделись. Как дела?

Эрик не знал, что ответить.

– Не знаю, – честно сказал он. – В семье сейчас такие сложности…

– Вот как, да…

– Прекрасные цветы, – сказал Эрик, чтобы избежать дальнейших вопросов.

– Трехцветные фиалки. Я на них просто чокнулся. Конни нудел, что здесь ничего не зацветет. Я спрашиваю: не зацветет? Посмотри!

– Здорово.

– Я поставил везде кварцевые лампы.

– Вот это да.

– Солярий так себе, – пошутил Курт и вытащил тюбик с солнцезащитным кремом.

– К сожалению, я ненадолго.

– Все же намажьте нос, – посоветовал Курт, выдавил каплю крема и мазнул Эрику нос.

– Спасибо, но…

Курт понизил голос и зашептал, блестя глазами:

– Иногда я хожу тут в одних подштанниках. Но смотрите не говорите никому.

Эрик улыбнулся ему и почувствовал, как натянулась кожа на лице. Оба замолчали, Курт посмотрел на него.

– Когда-то давно, – начал Эрик, – я записывал свои сеансы гипноза на видео.

– Когда?

– Лет десять назад. Несколько видеокассет, которые…

– Видеокассет?

– Да, они теперь совершенно устарели, – пояснил Эрик.

– Все видеопленки оцифровали.

– Хорошо.

– Они в компьютерном архиве.

– Как мне его посмотреть?

Курт улыбнулся, и Эрик увидел, какие у него белые зубы на фоне загорелого лица.

– Ну вроде как я вам помогу.

Они подошли к четырем компьютерам, стоявшим в нише возле стеллажа.

Курт быстро ввел пароль и стал просматривать папки с перенесенными записями.

– На пленке написали вашу фамилию? – спросил он.

– Да, должны были.

– Не написали, – протянул Курт. – Проверю с гипнозом.

Он набрал слово и начал новый поиск.

– Мало что есть. Посмотрите сами.

Ни один из найденных файлов не касался записей Эрика о терапевтических сеансах. Единственным, что имело отношение к его тогдашней работе, оказались заявки и сведения о разрешенных лекарствах. Он вписал слова «вороний замок» и снова запустил процедуру поиска; попробовал имя «Эва Блау», хотя члены его группы не были пациентами больницы.

– Ничего, – устало сказал он.

– Ну, с перенесенными записями свои трудности, – посочувствовал Курт. – Огромная часть материала оказалась испорчена, все «бетамаксы» и…

– Кто оцифровывал записи?

Курт повернулся к нему и сочувственно пожал плечами:

– Мы с Конни.

– Но ведь исходные пленки где-то остались, – настаивал Эрик.

– К сожалению, даже не представляю себе, где они могут быть.

– Как вы думаете, Конни знает что-нибудь?

– Нет.

– Позвоните ему, спросите.

– Он в Симрисхамне.

Эрик отвернулся, пытаясь успокоиться.

– Я знаю, что многое забраковали по ошибке, – сказал Курт.

Эрик уставился на него.

– Это же уникальное исследование, – тускло произнес он.

– Я же сказал, что сожалею.

– Знаю. Я не хотел…

Курт оторвал от цветка коричневый лист и спросил:

– Вы же покончили с гипнозом, верно?

– Да, но теперь мне надо посмотреть…

Эрик замолчал. У него ни на что не осталось сил; хотелось только вернуться к себе в кабинет, принять таблетку и заснуть.

– У нас всегда были проблемы с техникой, – продолжал Курт. – Но каждый раз, когда мы об этом заговариваем, нам отвечают: вы уж постарайтесь. «Спокойно», – сказали нам, когда мы случайно стерли все исследования по лоботомии за десять лет. Старые записи, на шестнадцатимиллиметровой пленке. В восьмидесятые годы их перевели на видеопленку, а в век компьютеров им пришел конец.