Полдень вторника, восьмое декабря

Симоне сидела в вагоне метро и смотрела в окно. Она была вся в поту – выскочив из квартиры, она примчалась на станцию метро бегом.

Поезд остановился на станции «Хувудста».

Симоне подумала, что надо было взять такси. Она пыталась уговорить себя: мол, ничего страшного не случилось, она же сама понимает, что волнуется зря.

Снова смотрела на телефон, размышляя, была ли женщина, с которой она говорила час назад, матерью Аиды и действительно ли Аида сейчас делает татуировку в центре Тенсты.

Двери закрылись, но тут же открылись снова, где-то послышалось восклицание, двери снова захлопнулись, и поезд наконец тронулся.

Мужчина, сидевший напротив Симоне, зашуршал газетами. Собрал их, расправил на соседнем сиденье, словно для сравнения, потом снова сложил. В отражении в окне Симоне видела, что он время от времени посматривает на нее. Она подумала, не пересесть ли, но мелодичный сигнал телефона сбил ее с мысли – пришло сообщение. Сообщение оказалось из галереи, от Ильвы. У Симоне не хватило сил прочитать его. Она надеялась, что это от Эрика. Симоне потеряла счет попыткам дозвониться до него, но все-таки попробовала еще раз. Послушала гудки и сигнал голосовой почты.

– Слушайте, – сказал мужчина напротив раздражающе настойчивым голосом.

Симоне попыталась сделать вид, что не слышит его. Она отвернулась к окну, притворяясь, будто слушает, что ей говорят по телефону.

– Эй? – окликнул мужчина.

Симоне поняла, что он не отвяжется, пока она не обратит на него внимание. Как и многие мужчины, он, кажется, не понимал, что у женщин своя жизнь, свои мысли, что женщины не живут с постоянной готовностью слушать мужские речи.

– Вы что, не слышите? Я к вам обращаюсь, – повторил мужчина.

Симоне повернулась к нему.

– Прекрасно слышу, – спокойно сказала она.

– Тогда чего не отвечаете? – спросил он.

– Вот, отвечаю.

Он пару раз моргнул и продолжил:

– Вы ведь женщина?

Симоне сглотнула и подумала, что он из тех, кто хочет вынудить ее назвать свое имя, рассказать о социальном положении, а под конец спровоцировать на грубость.

– Вы женщина?

– Это все, что вы хотите знать? – коротко спросила она и повернулась к окну.

Он поднялся и подсел к ней:

– Вот послушайте… У меня была женщина, и моя женщина, моя женщина…

Симоне почувствовала капли слюны у себя на щеке.

– Она была как Элизабет Тейлор, – продолжал мужчина. – Вы знаете, кто это?

Он подергал ее за руку.

– Вы знаете, кто такая Элизабет Тейлор?

– Да, – нетерпеливо сказала Симоне. – Естественно, знаю.

Мужчина с довольным видом откинулся на спинку сиденья.

– У нее вечно были новые мужики, – заныл он. – Все богаче и богаче, бриллиантовые кольца, подарки, ожерелья…

Поезд замедлил ход. Симоне поняла, что ей пора выходить, это Тенета. Она поднялась, но мужчина загородил ей дорогу.

– Обнимите меня. Я просто хочу, чтобы меня обняли.

Симоне, стиснув зубы, извинилась, отвела его руку и тут же почувствовала ее на своей пояснице. Тут поезд остановился, мужчина потерял равновесие и тяжело шлепнулся на сиденье.

– Шлюха, – спокойно сказал он ей в спину.

Симоне вышла из поезда, выбежала из метро на улицу, одолела крытый плексигласом мост и спустилась вниз. На лавке у торгового центра сидели трое пьяных, переговаривались хриплыми голосами. Симоне вбежала в главный вход и снова попыталась дозвониться до Эрика. Из винного магазина доносился запах старого красного вина – там разбилась бутылка. Тяжело дыша, Симоне пробежала мимо ресторана. Увидела в окно длинный стол с консервированной кукурузой, нарезанными огурцами и высохшими листьями салата. Посреди холла висел большой плакат с перечислением магазинов, которые есть в торговом центре. Симоне пробежала его глазами и нашла то, что искала: «Тенста Тату». Если верить плану, салон располагался довольно далеко, на втором этаже с правой стороны. Симоне кинулась к эскалаторам, обгоняя молодых мамаш, шествующих под ручку пенсионеров и подростков-прогульщиков.

Внутренним зрением она видела, как ребята собираются вокруг лежащего мальчика, как она, Симоне, расталкивает их и понимает, что это Беньямин, что кровь льется из начатой татуировки и не может остановиться.

Широкими шагами Симоне поднялась по эскалатору. Едва сойдя со ступенек, она заметила странное движение в том конце этажа, где не толпился народ. Кто-то как будто повис над перилами. Симоне направилась туда и вскоре увидела, что происходит: двое ребят держали третьего над перилами. Позади них топталась высокая фигура, хлопая себя руками по бокам, будто пытаясь согреться.

Лица у мальчишек, державших перепуганную девочку над пролетом, казались спокойными.

– Вы что делаете? – заорала Симоне, подходя к ним.

Она не решилась бежать, опасаясь, что они испугаются и уронят девочку. До первого этажа было не меньше десяти метров.

Мальчишки заметили ее и притворились, что выпустили девочку из рук. Симоне вскрикнула, но они подхватили девочку и втащили ее на безопасное место. Убегая, один из мальчишек улыбнулся Симоне странной улыбкой. Остался только какой-то рослый мальчик. Девочка, всхлипывая, съежилась у перил. Симоне с сильно бьющимся сердцем склонилась над ней.

– Что с тобой?

Девочка молча мотнула головой.

– Надо пойти к охранникам, – объяснила Симоне.

Девочка снова покачала головой. Она дрожала всем телом, сжавшись в комок у перил. Симоне посмотрела на высокого коренастого мальчика, который просто глазел на них. На нем были толстая стеганая куртка и черные солнечные очки.

– Ты кто? – спросила его Симоне.

Вместо ответа мальчик достал из кармана пачку карточек и стал рыться в них.

– Ты кто? – повторила Симоне громче. – Те мальчишки – твои приятели?

Мальчик и бровью не повел.

– Почему ты ничего не сделал? Они же могли убить ее!

Симоне почувствовала, как в кровь хлынул адреналин, в висках запульсировало.

– Я задала тебе вопрос. Почему ты ничего не сделал?

Она пристально смотрела на мальчика. Он продолжал молчать.

– Идиот! – выкрикнула Симоне.

Мальчик медленно пошел прочь. Симоне двинулась за ним, чтобы не дать ему скрыться; мальчик споткнулся и уронил свои карточки. Быстро пробормотал что-то и помчался вниз по эскалатору.

Симоне обернулась, собираясь помочь девочке, но та уже исчезла. Симоне снова пробежалась по верхнему этажу, где были пустые места, еще не занятые под магазинчики, но ни девочки, ни мальчишек не увидела. Она поискала еще немного и вдруг обнаружила, что стоит прямо перед салоном татуажа. Витрина затянута черной покоробившейся пленкой с большим изображением волка Фенрира. Симоне открыла дверь и вошла. На первый взгляд в салоне было пусто. На стенах развешаны фотографии татуировок. Симоне огляделась и уже хотела выйти, как вдруг услышала тонкий прерывающийся голос:

– Никке? Это ты? Скажи что-нибудь.

Черная драпировка разошлась, и вышла девочка с прижатым к уху мобильным телефоном. Выше пояса на ней ничего не было. По шее стекали капельки крови. Лицо сосредоточенное и встревоженное.

– Никке, – серьезно повторила девочка в телефон, – что случилось?

Грудь покрывали мурашки, но девочке, похоже, было все равно, что она полуголая.

– Можно спросить кое-что? – сказала Симоне.

Девочка выбежала из салона. Симоне бросилась следом за ней к дверям, как вдруг услышала за спиной чей-то голос.

– Аида? – взволнованно позвал какой-то мальчик.

Симоне обернулась и увидела Беньямина.

– Где Никке? – спросил он.

– Кто?

– Младший брат Аиды, у него задержка в развитии. Ты его где-нибудь видела?

– Нет, я…

– Такой высокий, в черных солнечных очках.

Симоне медленно вернулась в салон и села на стул.

Аида вернулась вместе с братом. Он остановился перед дверью, с испуганным видом кивал в ответ на все, что она говорила, потом вытер нос. Девочка вошла, прикрыв грудь рукой, прошла мимо Симоне и Беньямина, не глядя на них, и скрылась за занавеской. Симоне успела заметить, что у нее покраснела шея – девочка сделала татуировку в виде темно-красной розы возле маленькой звезды Давида.

– Что случилось? – спросил Беньямин.

– Я увидела каких-то дураков – они держали девочку над перилами. А брат Аиды просто стоял там и…

– Ты им что-нибудь сказала?

– Они оставили девочку в покое, когда я подошла. Но им как будто нравилось над ней издеваться.

Беньямин очень встревожился. Щеки покраснели, глаза забегали; он заозирался, словно хотел убежать.

– Мне не нравится, что ты с ними связался, – сказала Симоне.

– Я могу делать что хочу.

– Ты еще слишком маленький…

– Перестань, – перебил он сдавленным голосом.

– А что? Тоже собрался сделать татуировку?

– Нет, не я собирался.

– По-моему, это ужас – делать татуировку на шее и на лице…

– Мама, – перебил он.

– Гадость.

– Аида тебя слышит.

– Хотя мне кажется…

– Ты не можешь выйти? – резко перебил Беньямин.

Симоне посмотрела на него. Она не узнавала свой голос, но знала, что она и Эрик все чаще говорят с одинаковой интонацией.

– Поехали домой, – спокойно сказала она.

– Поехали, только сначала ты выйди.

Симоне вышла из салона и увидела Никке – он стоял перед витриной, скрестив руки на груди. Она подошла к нему, пытаясь выглядеть приветливой, и указала на его карточки с покемонами.

– Все любят Пикачу, – сказала она.

Мальчик с отсутствующим видом кивнул.

– Хотя мне больше нравится Мью, – продолжала Симоне.

– Мью учится всяким вещам, – осторожно сказал мальчик.

– Извини, что я накричала на тебя.

– С Вайлордом ничего нельзя сделать, никто с ним не справится, он больше всех, – продолжал он.

– Он правда больше всех?

– Да, – серьезно ответил мальчик.

Симоне достала карточку, которую он уронил.

– Кто вот это?

Подошел Беньямин, глаза у него блестели.

– Арцеус, – ответил Никке и положил карточку сверху.

– Он очень симпатичный, – сказала Симоне.

Никке широко улыбнулся.

– Пойдем, – вполголоса позвал Беньямин.

– Пока, – улыбнулась Симоне.

– Покавсегохорошего, – заученно ответил Никке.

Беньямин молча шел рядом с Симоне.

– Давай лучше поедем на такси, – решила она, когда они подошли к метро. – Надоело ездить под землей.

– Ладно, – согласился Беньямин и повернулся.

– Подожди чуть-чуть, – попросила Симоне.

Она заметила одного из мальчишек, которые издевались над девочкой. Он стоял возле турникетов метро и как будто кого-то ждал. Симоне почувствовала, как Беньямин тянет ее прочь.

– В чем дело? – спросила она.

– Ну пойдем, нам же надо поймать такси.

– Я только поговорю с ним.

– Мама, да ну их, – умоляюще сказал Беньямин.

Он побледнел, явно встревожился, но остался стоять на месте. Симоне решительно направилась к мальчику.

Она положила руку ему на плечо и развернула к себе. Ему было лет тринадцать, но он не испугался и не удивился. Мальчишка ухмыльнулся, словно Симоне попалась в расставленную им ловушку.

– Пойдем-ка со мной, к охранникам, – решительно сказала она.

– Ты чего, старушка?

– Я видела, как ты…

– Захлопни пасть! – оборвал ее мальчик. – Заткнись, если не хочешь, чтобы тебя отымели.

От изумления Симоне не нашлась, что ответить. Мальчик сплюнул ей под ноги, перепрыгнул через турникет и исчез в переходе метро.

Симоне затрясло. Она вышла и подошла к Беньямину.

– Что он сказал? – спросил тот.

– Ничего, – устало ответила она.

Они подошли к стоянке такси и забрались на заднее сиденье первой же машины. Когда машина выезжала из центра Тенсты, Симоне сказала, что сегодня звонили из школы.

– Аида хотела, чтобы я был с ней, когда она будет менять татуировку, – тихо объяснил Беньямин.

– Очень мило с твоей стороны.

Они в молчании ехали по Юльставеген вдоль ржавых рельсов на насыпи из бурого гравия.

– Ты говорила Никке, что он идиот? – спросил Беньямин.

– Я сказала глупость… это я идиотка.

– Как же ты могла?

– Иногда я делаю глупости, Беньямин, – ответила она вполголоса.

Когда проезжали по мосту Транебергсбрун, Симоне глянула вниз, на Стура-Эссинген.^[5] Лед еще не лег, но вода казалась застывшей и бледной.

– Похоже на то, что мы с папой разведемся, – сказала Симоне.

– Вот как… Почему?

– Ты здесь совершенно ни при чем.

– Я спросил «почему».

– У меня нет хорошего ответа, – начала она. – Твой папа… Ну как объяснить? Он – любовь всей моей жизни, но… любовь может закончиться. Об этом не думают, когда встречаются, рожают детей и… прости, не нужно было об этом говорить. Я просто хочу, чтобы ты понимал, почему я сейчас не в себе. И вообще, мы еще не решили наверняка, что разведемся.

– Я не хочу иметь к этому отношения.

– Прости, что я…

– Ну хватит, – огрызнулся он.