Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 21. К вечеру у Ольги поднялась температура
К вечеру у Ольги поднялась температура. Она страшно удивилась и даже немного испугалась: вдруг зараза какая-нибудь, а она с Чижиком целый день была… Долго рассматривала в зеркале собственное горло, но ничего особенного не высмотрела – горло как горло, никаких признаков воспаления. И вообще никаких признаков никакой заразы. Она совсем не чувствовала себя больной. Она вообще никогда не болеет. А что температура так с каждым может случиться после купания в холодной воде, да еще и с полной выкладкой. – Ничего не знаю, – безапелляционно заявила Катерина Петровна. – Болеешь не болеешь – твое личное дело. А раз температура – ложись и лежи. Сейчас дам тебе таблеточку. К утру как новая будешь. – Не буду я таблетки глотать, – возроптала Ольга. – Я никогда таблетки не пью… И что за манера у людей такая: чуть что – сразу таблетку суют… Не буду я таблетку! – Будешь, будешь. – Катерина Петровна вытряхнула из темного пузырька пару мелких желтеньких таблеток и зловеще добавила: – А то Анну к тебе не пущу. – Наверное, Чижику ко мне так и так нельзя. – Ольга послушно проглотила лекарство, а потом уже поинтересовалась: – Что это я съела? – Валерьянку. Все болезни от нервов… – Катерина Петровна подтолкнула Ольгу к дивану. – Давай ложись. Вон как шатает тебя… Совсем на ногах не держишься. Ольге казалось, что она вполне уверенно держится на ногах, только вот трясет ее почему-то и очень плакать хочется. Катерина Петровна вышла, плотно прикрыв дверь, а Ольга, не раздеваясь, хлопнулась на диван поверх покрывала и тут же заревела. Реветь было ужасно стыдно. Но еще стыдней вспоминать, как она спасала Чижика. Вот, правда, утонула бы, и Чижик без нее осталась бы… И Игорь Дмитриевич нашел бы Чижику другую няню. А другая няня называла бы Чижика Анной Игоревной, заставляла бы носить очки, разрешала бы есть колбасу, а может быть, даже и против операции не возражала бы. Ольга аж задохнулась от ненависти к этой дуре, к этой гипотетической другой няне, и от страха заплакала еще сильнее, сунув голову под подушку, чтобы за дверью никто не услышал ее рыданий. Кажется, она все-таки уснула, потому что вдруг почувствовала, что в комнате не одна, но не слышала, чтобы кто-нибудь входил. Чижик, наверное. Никого другого Катерина Петровна к ней не пустила бы. Ольга повертела под подушкой головой, вытирая о простыню мокрое лицо, и вынырнула на свет божий. В кресле рядом с диваном сидел Игорь Дмитриевич и смотрел на нее. Очень печально смотрел, как показалось Ольге. – Ты опять плакала. Почему ты плакала? У тебя болит что-нибудь? – Ничего не болит, – сипло отозвалась Ольга и закашлялась. – И я не плакала. Я никогда не плачу. – Да, я знаю. – Игорь Дмитриевич вздохнул. – Ты никогда не плачешь и никогда не болеешь. – Никогда, – подтвердила Ольга хмуро. – Во всяком случае, раньше никогда не болела. Что ногу ломала – это ведь не считается, это с каждым может случиться. А сейчас это просто недоразумение. Ерунда какая-то, не понимаю, с чего Катерине Петровне вздумалось меня от людей изолировать. Игорь Дмитриевич опять вздохнул, поднялся и пересел к ней на диван. Ольга сжалась, невольно отодвинулась, и на его лице мелькнуло какое-то странное выражение – не то обида, не то неудовольствие, не то печаль. – Только не говори, что ты меня боишься. – Игорь Дмитриевич наклонился ниже, положил ладонь ей на лоб и близко заглянул в глаза. – Как мы уже выяснили, ты вообще ничего не боишься – ни ноги ломать, ни в воду прыгать… Даже если не умеешь плавать. Даже если в воде такие страшные зубастые звери, как бедная старушка Дафна… Ольга вспомнила свой позор с несостоявшимся спасением утопающих и даже зажмурилась от стыда. – Перестань. – Он осторожно погладил ее влажную щеку, висок, волосы, а потом он вдруг слегка дернул ее за ухо. – Перестань, Оленька… Ну что ты как маленькая… буквально. Знаешь, что я думаю? Ольга открыла глаза и встретилась с его задумчивым взглядом. Он улыбнулся, опять положил ладонь на ее лоб и убежденно сказал: – Ты – совершенно героическая личность, вот что я думаю. Даже Пашка сказал, ни за что в море не сиганул бы, если бы плавать не умел. А он у нас вообще бесстрашный рыцарь. Что уж обо мне говорить. Я и в лужу бы не полез, если бы плавать не умел. – Глупости какие. – Ольга попробовала вывернуться из-под его прохладной руки, но Игорь обхватил ее лицо уже обеими руками, не давая отвернуться. Ольга слегка запаниковала и быстро спросила: – Даже ради Чижика не полезли бы? Так не бывает. – Ну… некорректная постановка вопроса. – Игорь неожиданно для себя смутился, убрал руки и даже отвернулся. – Ради Чижика я… В общем, я имел в виду, что ради чужих людей никто бы ничего подобного… – Он вдруг опять запнулся, быстро глянул на нее и испуганно произнес: – Оленька, я чушь какую-то говорю, ты не обращай внимания! Конечно, ты Аньке не чужая, и Анька тебе… Я совсем другое сказать хотел! – Я понимаю. – Ольга не смотрела на него. – Я все понимаю, Игорь Дмитриевич, не беспокойтесь. – Нет, ты, наверное, не понимаешь. – Он отвернулся, помолчал и выдавил напряженным, чужим голосом: – Наталья… ну, моя бывшая жена… она бы ради Чижика и в лужу не шагнула. Чтобы туфли не испачкать. Ольга ему не поверила, но возражать не стала. Если мужик что в голову взял, это потом и колом не выбьешь. Мужик всегда все лучше всех знает и лучше всех во всем разбирается. А если и не разбирается – все равно во всем прав потому, что мужик. Молчание становилось тяжелым, и Ольга от неловкости спросила: – А бедная старушка Дафна – кто? Игорь Дмитриевич повернулся к ней и заулыбался облегченно: – Дафна – та самая дельфиниха, которая тебя из воды вытолкнула. Самая умная во всем дельфинарии. Этери даже считает, что Дафна умнее очень многих людей. И характер у нее замечательный – такая веселая, и добродушная, и игривая, как котенок… Ты ее испугалась, да? Признайся. – Да, – призналась Ольга. – Ну и что? Они все такие большие, и зубы как у крокодилов… Мало ли что… – Не обманывай. – Игорь Дмитриевич погладил ее по голове и вздохнул. – Ничего ты не испугалась, ты вообще ничего не боишься. Завтра в Геленджик поедем, там платный дельфинарий есть, для туристов. Посмотришь, сколько народу с дельфинами хотят поиграть и даже деньги за это платят. И никто не боится, даже совсем маленькие дети. Поедем? – Поедем, – рассеянно согласилась Ольга. Чего ж не поехать… Ведь не будут же ее заставлять играть с дельфинами в этом их платном дельфинарии? – Только я думаю, Катерина Петровна меня не пустит, если температура не упадет. – Упадет, – успокоил ее Игорь Дмитриевич. – Это не простуда, это шок. Поспишь – и все пройдет. Он наклонился, взялся за подушку, собираясь поправить ее, и вдруг замер, изумленно подняв брови и открыв рот. – Что это? – Игорь Дмитриевич вынул руку из-под подушки и выпрямился. В руке тускло блеснул кинжал в чеканных серебряных ножнах. – Это что ж такое, а? Ты что – всегда оружие в постели хранишь? И он стал хохотать. Смеялся и смеялся, и никак не останавливался, а потом вынул кинжал из ножен, увидел тонкое деревянное лезвие и захохотал еще сильнее. Ольга сжимала зубы, хмурила брови, морщила нос, но ничего не помогало, и она тоже засмеялась. – Это Павел подарил, – смущенно призналась она. – Нож для разрезания бумаги. Я увидела, сказала, что очень красивый, а он сразу подарил. Говорит – такой закон. Так неловко получилось… Игорь Дмитриевич перестал смеяться, вложил деревянный кинжал в роскошные серебряные ножны, сунул ей под подушку и опять низко склонился к ней. – Оленька, а что-нибудь мое тебе нравится? – очень серьезно спросил он, глядя ей в глаза. Ольга опять запаниковала и, наверное, от этого ляпнула не подумав: – Конечно. Мне все нравится, абсолютно все. Только… – Хорошо, – перебил ее Игорь Дмитриевич решительно. – Очень хорошо. Я на это надеялся… Все твое. Дарю. – В каком смысле? – испугалась Ольга. – Мне ничего не надо… Я же совсем не поэтому сказала! – Поздно, – еще решительнее перебил Игорь Дмитриевич. – Такой закон. Спроси у Пашки, если мне не веришь. Все, что нравится, – положено дарить. Оленька, я что-то не понял: а я-то тебе нравлюсь? Ой, ну вот зачем он так шутит? То есть нет, не похоже, что шутит, но это еще хуже… В любом случае она не умеет вести легкий разговор в таком ключе. Она вообще не умеет вести легкие разговоры. Каждый раз ей так безумно неловко, каждый раз она так теряется, будто оказалась на сцене в разгар незнакомой пьесы, а роли своей не знает, а софиты в глаза, а темная яма зрительного зала насмешливо и ожидающе молчит, а поджилки трясутся, а плакать- это уже и вовсе позор… Ольга зажмурилась и, не выдержав, всхлипнула. – Понял: я тебе не нравлюсь, – очень ненатуральным веселым тоном произнес Игорь Дмитриевич и поднялся. – Но из милосердия ты не хочешь обидеть меня честным ответом. Или наоборот? Может, ты боишься сказать, что я тебе нравлюсь, потому что не можешь принять такой дорогой подарок? Так не бойся, для меня это пустяк… Самое дорогое, что у меня есть, – это Анна. Оленька, тебе Анна нравится? Ольга открыла глаза и перевела дух. Игорь Дмитриевич стоял над ней и смотрел на нее сверху вниз напряженным, серьезным, ожидающим взглядом. – Перестаньте, – выдавила Ольга с трудом. – Разве можно такими вещами шутить? Перестаньте, Игорь Дмитриевич. – А с чего ты взяла, будто я шучу? – Он повернулся и пошел к двери. – Сейчас я к тебе Чижика пришлю. Уже час скандалит, требует, чтобы к тебе пустили буквально немедленно. – Игорь Дмитриевич задержался на пороге и оглянулся. – Она без тебя тоже жить не может. Он вышел, а Ольга опять собралась заплакать, но не успела. Дверь распахнулась, и в комнату влетела Анна. За ней едва поспевала Катерина Петровна, которая несла поднос, накрытый салфеткой. Катерина Петровна строгим голосом выговаривала Анне что-то в том смысле, что нельзя беспокоить человека, когда он болеет, а Анна убедительным тоном обещала, что она нисколько не будет беспокоить Оленьку, а только буквально немножко посидит рядышком, чтобы Оленьке скучно не было. Ольга вдруг почувствовала, как сильно забилось сердце и от радости даже голова закружилась. Если бы она и так уже не валялась пластом, то от этой мощной волны радости точно на ногах бы не устояла. С какой стати она собиралась плакать? «Ах, Игорь Дмитриевич, вы даже представить себе не можете, до какой степени мне нравится самое дорогое, что у вас есть. Самое дорогое, что у вас есть, – это самое дорогое, что есть у меня». Анна влезла к ней на диван, свернулась у Ольги под боком, привычно обхватила ее всеми лапами и шепнула в ухо: – Я ведь тебя не беспокою, правда? – Нет, Чижик, – шепнула Ольга в ответ. – Ты меня никогда не беспокоишь. Мне с тобой всегда хорошо, а без тебя всегда плохо. – И мне с тобой всегда хорошо, – шепнула Анна, щекоча дыханием Ольгино ухо. – А как без тебя – я уже и не помню. Катерина Петровна демонстративно звенела посудой, расставляя на прикроватной тумбочке чашки с какао и вазочку с печеньем. – Хватит шептаться, – со всей возможной суровостью заявила она, но получилось у нее почему-то жалобно. Женщина даже носом шмыгнула и поспешно отвернулась. – Перекусите быстренько – и спать. Обе! И никаких протестов. А никто и не думал протестовать. Ольга и Анна послушно выпили какао, сгрызли по куску пахлавы, которую Этери специально приготовила к приезду дорогих гостей, и опять свалились на диван, не разбирая постели и не раздеваясь. Крепко обнялись и зашептали друг другу в ухо какие-то глупые, бессмысленные, случайные, какие-то необходимые, единственные, самые важные слова. – Ладно, – вздохнула Kaтерина Петровна, собирая посуду на поднос. – Бог с вами, поваляйтесь пока так. Через полчаса приду и разгоню по своим местам, так и знайте. Она вышла, а Ольга и Анна даже не заметили, продолжая рассказывать друг другу что-то очень важное. И обе потихоньку уплывали в сон, и на самом пороге забытья Ольга услышала невнятное бормотание тоже уже засыпающей Анны: – Оленька, а почему ты не хочешь быть моей мамой? Ольга почти уже спала. И к тому же у нее температура. Иначе она никогда бы не брякнула то, что брякнула: – Чижик, я очень хочу быть твоей мамой. – Я так и знала, – удовлетворенно пробормотала Анна. И они обе уснули. Наверное, Ольга никогда в жизни не спала так крепко и спокойно. И Катерина Петровна не разогнала их по своим местам. И сны никакие Ольге не снились.
|