Глава 3. Анна Игоревна оказалась замечательной собеседницей

Анна Игоревна оказалась замечательной собеседницей. Совершенно недетская уверенность в себе, совершенно не по-детски обширный словарный запас – и восхитительно детские забавные конструкции, которые она непринужденно лепила из взрослого лексикона. Ольга боялась, что за ее Чижиком придут слишком скоро.

– Они быстро не придут, – будто читая ее мысли, уверенно заявила Анна, когда они устроились за

высоким столиком, взяв две чашки чаю, ватрушки и рулет с орехами. Все равно денег на туфли не хватает, махнула рукой Ольга, а рулет с орехами, как оказалось, они обе сто лет не ели.

– Почему ты так думаешь? – с надеждой спросила Ольга.

Я не думаю, я знаю. – Анна многозначительно поджала пухлые розовые губки. – Папа и Саша-маленький пошли в подвал. А Нина радио не слушает.

– Почему Нина не слушает радио? – удивилась Ольга. – И зачем папа с Сашей пошли в подвал? И почему Саша-маленький? Он кто?

Нина слушает музыку… ну, где продается музыка. Папа с Сашей-маленьким пошли в подвал смотреть, что бы там получше бы посмотреть. Саша-маленький потому, что маленький еще. Большой тоже Саша, но они не братья. Они с папой работают. Я понятно объясняю?

Ольга обнимала Чижика, вдыхала чудесный аромат детского тельца, слушала чуть картавящий детский голос, довольный, негромкий смех и наслаждалась каждой секундой, пока никто не пришел и не вынул у нее из рук Чижика. И так этих секунд осталось мало, незачем тратить их на мысли о расставании.

А что тебе подарят? – поинтересовалась Ольга, вытирая липкие лапы Чижика бумажной салфеткой, смоченной чаем.

– Пианину. – Анна тяжело вздохнула. – Я краски хотела, разноцветные. Чтобы рисовать. А то все рисуют, а я, значит, как дура на пианине играть должна.

– Ну почему, – рассудительно возразила Ольга. – Музыке учиться тоже неплохо.

– Я эту проклятую музыку терпеть ненавижу, – выразительно начала Анна.

Но Ольга уже отвлеклась от темы. Зря она сюда ребенка привела. Лучше бы остаться с той толстой радиотеткой или, например, подождать в комнате милиции на первом этаже. Вон тот черный тип – что ему надо? Минуту назад он тихонько вошел в кафе, как кот в кладовку, взял чашку кофе, устроился через стол от них и уставился в затылок Анне хищным взглядом. Он не похож на человека, который проводит время за чашечкой кофе в паршивой забегаловке паршивого универмага. К тому же к своему паршивому кофе он так и не притронулся.

– Давай-ка, Чижик, мы сейчас пойдем и объявим по радио опять. – Ольга занервничала.

– Зачем? – Анна обняла Ольгу за шею и уткнулась ей в щеку липкими от сладкого губами. – Нам и здесь хорошо. Разве неправильно?

– Правильно, Чижик. Только… – Ольга увидела, что подозрительный тип встал из-за стола, выпрямился и шагнул к ним, не отрывая взгляда от ребенка. Она подхватила Анну на руки, прижала к себе покрепче, загородила ее плечом и, собираясь проскользнуть к двери за высокими столиками, подальше от подозрительного типа, торопливо шепнула: – Там дядька какой-то… Смотрит и смотрит… Давай от него сбежим?

– Это не дядька, это мой личный папа, – безмятежно отозвалась Анна. – Он недавно пришел. Кофе взял. Без сахара.

– Откуда ты знаешь? Ты же не… – Она прикусила язык. – Он же далеко еще.

– Нет, уже близко, – успокоила Анна. – Уже досками пахнет.

– Что? – удивилась Ольга. И тут же уловила отчетливый запах хвойной древесины, когда подозрительный тип оказался в паре шагов от них. Очевидно, это отец девочки. Они даже похожи. Как это она сразу не заметила!… Оба такие смуглые, темноглазые, и совершенно одинаковые разлохмаченные черные буйные кудри.

Бежать Ольга раздумала, но на всякий случай Анну по-прежнему крепко прижимала к себе, закрывая от подозрительного типа плечом. Тип наконец отвел взгляд от девочки, быстро оглядел Ольгу и вдруг разулыбался во всю свою зубастую пасть:

– Это вы от меня ее защищаете, да?

Голос у него негромкий, но довольно противный, решила Ольга. Насмешливый, снисходительный и… самодовольный? Вот именно, самодовольный голос самоуверенного подозрительного типа. К тому же она не любила слишком массивных людей.

Ольга молчала, осознавая, что неприязнь к этому совершенно незнакомому человеку вызвана только тем, что сейчас он заберет у нее ее Чижика. Потому что ее Чижик – это его Анна Игоревна. Господи, когда это кончится? Галка абсолютно права – пора лечиться.

– Па, ты Нину не убил? – громко спросила Анна, продолжая обнимать Ольгу за шею, но чуть поведя носом в сторону отца.

Тот перестал улыбаться, но, как показалось Ольге, стал гораздо симпатичнее. Он смотрел на дочь мягко, задумчиво, нежно и еще как-то так, что Ольга вдруг подумала: он очень хороший отец. Хоть в)том Чижику повезло.

– Нет, я не убил Нину, – ответил тип серьезно. – Ну, разве только чуть-чуть… Она уволилась.

– Какая жалость, – со взрослой неискренностью вздохнула Анна. – И давно?

– Пять минут назад. Ну, иди ко мне. – Тип протянул свои огромные лапы к Чижику.

Ах, вот оно что. Бедная Нина, наверное, была приставлена к дочке начальника, а теперь потеряла работу только из-за того, что ребенок сбежал в переполненном людьми магазине. Интересно, если бы Анна сбежала от самого отца-начальника, он бы себя тоже уволил? Начальнички. Соль и гордость российской земли. Первое впечатление было верным – подозрительный тип.

Подозрительный тип-начальник-отец ее Чижика стоял с протянутыми руками, а Анна все еще крепко обнимала Ольгу всеми четырьмя «лапами» и, кажется, не собиралась отпускать. И Ольге тоже совсем не хотелось отпускать ребенка.

– Смотри, какую Оленьку я нашла. – Анна прижала свои маленькие ладошки к щекам Ольги. – Правда, про-ти-во-ес-тественно красивая? Как последняя Не-фер-ти-ти.

Тип опять разухмылялся во все свои сто сорок восемь зубов и окинул Ольгу откровенно оценивающим и насмешливым взглядом:

– Да уж, действительно. Как последняя… Нефертити.

Ольга почувствовала, как от ярости у нее холодеет затылок и сердце начинает трепыхаться где-то в горле. Все они…

– Иди к папе, – шепнула она Анне и приподняла девочку, освобождаясь от объятий. – Нина, значит, осталась без работы. Ну-ну. А когда Чижик сбежит от вас, вас тоже уволят?

Тип прямо-таки выхватил Анну у нее из рук и перестал улыбаться. То-то. И плевать мне на твои грозные взгляды. Ты не мой начальник. Ты чужой начальник, чужой муж и отец чужого ребенка. Я тебя не боюсь.

– От меня еще никто не сбегал, – процедил тип угрожающе, нависая над Ольгой как мамонт над мышонком. – И запомни на будущее: от меня сбежать невозможно. Я понятно объясняю?

Ольга от страха засунула сжатые кулаки в карманы штанов, задрала подбородок и развернула плечи, изо всех сил стараясь вытянуть свои несолидные метр шестьдесят пять еще хоть на пару сантиметров:

– Да, мой генерал. Запомню на будущее, если вы считаете, что оно у нас есть. Не извольте гневаться. Осмелюсь заметить: мы с вами на брудершафт не пили. Так что без церемоний, пожалуйста, можешь называть меня на «вы»… Например, ваше высочество.

В его глазах появился интерес, лицо смягчилось, и уголок рта дрогнул в улыбке. Но Ольгу уже несла волна ярости, и неизвестно, куда бы она ее вынесла, если бы не вмешательство Анны:

– Па, ты какой подарок мне купил?

Отец помолчал, потерся своей кудрявой головой о кудрявую голову ребенка и почему-то виновато произнес:

– Пианино.

– Ну, что ж теперь, – вздохнула Анна. – Она хоть не черная?

– Оно, – поправил отец. – Пианино – оно. Оно не черное, а… очень красивое.

– Между прочим, Чижик хотел краски. Чтобы рисовать, – злорадно заявила Ольга. И тут же пожалела о сказанном – такой болью исказилось его лицо.

– Саша-маленький идет, – опять вмешалась Анна.

Тут же распахнулась дверь в кафе, и в зал шаг-пул рыжий парень невероятных размеров и почти па голову выше отца Анны, а ведь Ольга едва доставала этому типу до подбородка. Учитывая конечно, шляпу. Если это Саша-маленький, то какой там у них Саша-большой?

Рыжему гиганту хватило трех шагов, чтобы оказаться рядом. Он оказался даже больше, чем смотрелся издалека. Еще он был красив, раскован и доброжелателен. Парень лучился улыбкой, демонстрируя продолговатые ямочки на щеках, сиял ясными светло-карими глазами, хлопал пушистыми рыжими ресницами и пах лавандой. Если бы он уменьшился вдвое, отрастил волосы и стал девушкой, красотка была бы что надо. Ольга залюбовалась его ямочками на щеках и почти простила его габариты, но тут Саша-маленький наклонился к ней, двумя пальцами приподнял поля ее шляпы и заглянул в глаза:

– Ну-ка, кто это Анну Игоревну нашел?

От него пахнуло пивом, и Ольга мгновенно ощетинилась.

– Отлезь, мастодонт, – сквозь зубы прошипела она и подчеркнуто брезгливо отстранилась.

Саша-маленький словно и не заметил ничего. Он повернулся и взял Анну из рук отца, все так же сияя улыбкой. Зато Анна тут же громко спросила:

– Что такое мыстадон?

– Мастодонт, – машинально поправил отец, задумчиво разглядывая Ольгу. – Зверь такой был, давно. Очень крупный.

Саша-маленький радостно захохотал, подбросил Анну вверх, потом усадил себе на шею и объяснил:

– Такой же большой, как мы с тобой.

Ольга следила, как этот громоотвод кидает и вертит Чижика так, что очки, висящие на цепочке, болтаются в разные стороны. Ольга хмурилась, и кусала губы, и хотела уйти… И не могла. Потому что Чижик еще не попрощался с ней. Хотя бы.

– Ты чего вернулся? – спросил отец Анны.

– А! – спохватился Саша-маленький и, придерживая одной рукой ребенка, запустил другую во внутренний карман пиджака. Он вынул мобильник, казавшийся игрушечным в его ладони, и протянул отцу Анны. – Вот. Я уехал, а отдать забыл. Уже два раза звонили.

– Ладно, оставь у себя. Иди в машину. Анне ничего не покупай – она уже наелась неизвестно чего. Я сейчас…

Саша-маленький повернулся и пошел, унося на плечах Чижика. У двери вдруг обернулся и затоптался на месте.

– Оленька, ты ко мне завтра придешь? На день рождения, – сквозь приглушенный гомон в кафе едва услышала Ольга тихий, только для нее, вопрос Чижика.

– Да… Нет. Я… – Не могла же она пообещать. – Я постараюсь. Но если не получится, ты же на меня не обидишься, да?

– Да. Нет. Не обижусь. Но ты постарайся. До свидания.

– До свиданья, Чижик.

Она отвернулась от захлопнувшейся двери и наткнулась на мрачный взгляд этого типа. Почему-тo у нее не получалось думать о нем как об отце Анны.

– Что вы постараетесь? – подозрительно спросил тип. – Что «если не получится»?

Господи, как же сильно она устала… Старайся не старайся, все равно ничего не получится…

– Я сказала Чижику, если она потеряется, постараюсь найти ее еще раз, – буркнула Ольга. – А если у меня не получится, ее найдет бог знает кто, и тогда она попадет в милицию… или в приемник-распределитель. Куда сейчас направляют беспризорных детей?

Он передернулся злобной гримасой, но ответил довольно спокойно:

– Никогда не говорите того, о чем не имеете представления.

– Имею, имею, – упрямо проворчала Ольга. – И побольше, чем некоторые.

– Угу. – Его голос был полон презрения. Что ему от нее надо, в конце концов? Почему он не уходит? – Вы так хорошо во всем разобрались… Поэтому заговорили о красках?- Да, именно поэтому, – отрезала Ольга. – Чижику нужны краски. И карандаши, и книжки с картинками, и… В общем, ей надо многому научиться, пока… – Она запнулась, перевела дух и отвернулась. – Пока не поздно.

– Что вы имеете в виду? – помолчав, напряженно спросил отец Анны.

Ольга повернулась к нему и внимательно глянула в хмурое смуглое лицо. Он знал, что она имела в виду. Ольга почувствовала себя виноватой и уже хотела извиниться, но тип неожиданно вцепился ей в плечо, наклонился и злобно рыкнул:

– А тебе, девочка, не кажется, что это не твое собачье дело?

Ольга вывернулась из-под его тяжелой руки, отступила и лучезарно улыбнулась в его взбешенные глаза.

– Кажется, – произнесла она ласково. – Мне, пацан, кажется, что это твое собачье дело. А мое собачье дело – выволакивать твоего ребенка из-под копыт толпы. Это надо же, оставить беспомощную девочку в такой давке одну! Па-па-ша… Да еще и рычит. Нормальный человек догадался бы, по крайней мере, поблагодарить…

Ольга была уверена, что жить ей осталось несколько секунд, но тип внезапно успокоился. Как-то очень быстро, будто его заморозили. Медленно выпрямился и полез во внутренний карман пиджака, негромко бормоча:

– Поблагодарить… Конечно, благодарность… Естественно, как я забыл… Поблагодарить, еще бы… – Вынул из бумажника какой-то банкнот, мгновение смотрел на него, потом усмехнулся, пожал плечами и протянул Ольге: – Благодарю вас.

Ольга задохнулась от обиды и почувствовала, что сейчас разревется прямо на глазах этого наглого типа и у всех, кто торчал в кафе, с интересом посматривая на них.

– Ну? – Наглый тип не выпускал из пальцев бумажку.

Ольга сжала зубы и шагнула назад, и тут он быстро, каким-то кошачьим движением, сунул свою проклятую купюру в нагрудный карман ее рубахи. Ольга ахнула, шарахнулась от него, больно ударилась локтем о соседний столик и, хватаясь за свой шуршащий карман, прошипела сквозь зубы:

– Ах ты… новорос поганый!

Но тип уже стремительно шел к выходу и только раз на ходу обернулся через плечо и усмехнулся надменно и холодно.

Ольга лихорадочно огляделась, отыскивая свой пластиковый пакет, который бросила где-то под столом, когда они пришли сюда с Чижиком, и заметила любопытные взгляды посетителей. Черт бы их побрал, почему на нее всегда все пялятся? И где этот подлый пакет? В нем же зонтик. Не хватало еще Галкин зонтик потерять. Ага, вот он. Она подхватила пакет, зажала в кулаке купюру и рванула из кафе с твердым намерением догнать этого типа и заклеить его проклятой купюрой его проклятую ухмылку. Она чуть не свернула себе шею, мчась по постнице вниз, и чуть не пришибла дверью какую-то тетку, выскакивая из универмага, но типа, конечно, не догнала. Растворился в воздухе, нечистая сила. Еще бы, его ведь машина ждала. Он уехал и увез с собой ее Чижика.

Ольга взгромоздилась на металлический поручень, огораживающий витрину, поставила локти на колени и уткнулась подбородком в кулаки. Как она устала. А завтра в десять собеседование. И неизвестно, будет ли из этого толк. Что ни говори, а встречают по одежке. А обуви у нее по-прежнему нет. И денег не хватает уже не только на приличные туфли, но даже и на то безобразие, которое будет жать, тереть и угнетать ее своим убожеством две недели, а потом благополучно развалится. Приплыли.

Спокойно. Без паники. Как там полагается говорить? У меня все хорошо, у меня никаких проблем, я со всем справлюсь. Ольга поджала губы и потерла кулаками щеки. Что-то неприятно царапнуло кожу. Она разжала пальцы и уставилась на смятую бумажку. Ничего себе! Не может быть! Этот тип хоть заметил, что сунул ей в карман? Ольга посидела, задумчиво разглаживая на колене стодолларовую купюру, потом поднялась, сложила бумажку, сунула ее в карман брюк и нащупала там оставшиеся родные деньги.

– Все продается, – холодно напомнила она себе. – Поганый бизнесмен кругом прав: все продается. Вопрос только в цене.

– Что? – Рядом тормознул мальчишка лет двенадцати, гладкий, румяный и нарядный. В одной руке он держал стаканчик с недоеденным мороженым, в другой – два еще не начатых.

– Ничего, – отозвалась Ольга. – Так, цитата из классики. Здесь где-то нищий сидел, ты не видел?

– Да у дверей. – Мальчишка нехорошо усмехнулся. – Бомж. Алкаш. Развелось их… Работать не хотят.

– Действительно, безобразие, – согласилась Ольга. – И куда только общественность смотрит? А ты у нас, конечно, ударник капиталистического труда. У тебя какой стаж? До пенсии далеко?

Мальчишка доел одно мороженое и начал разворачивать другое. Развернул, бросил яркую упаковку Ольге под ноги и хладнокровно поинтересовался:

– У тебя что, крыша поехала?

– Yes, sir, – произнесла Ольга печально. – It seems to me, sir.

Мальчишка хлопнул ресницами и вдруг разулыбался:

– Sorry, miss, – выдал он быстро. – I though, you are Russian…

– Куда уж нам уж, – вздохнула Ольга. – Я, скорее всего, чукча. В крайнем случае- турка… нет, туркестанка. Как правильно будет?

– Не знаю, – пожал плечами мальчишка, повернулся и тут же растворился в толпе.

– Не знает он! Чему вас только в школе учат?

Она сунула пакет с Галкиным зонтиком под мышку, повернулась и решительно направилась обратно в универмаг. Где хоть этот нищий-бомж-алкаш?

Нищий отсутствовал. На его месте сидела нищенка. Маленькая такая старушка, одетая в древнее, но совершенно чистенькое тряпье. Лицо светлое, а глаза тоскливые. Ольге старушка понравилась. Она не канючила, сидела себе молча на ящике в уголке и руку не протягивала, а держала на коленях. Но ладонью вверх.

Ольга остановилась перед ней:

– Бабушка, если бы у тебя было много денег, что бы ты купила?

– Булочку, – подумав, ответила бабушка и пожевала губами. – Еще молочка бы купила. Сахарку.

– А если бы еще больше было денег?

– Лимон бы купила, – нерешительно отозвалась старушка. – Или даже сырку. Я раньше очень сыр любила.

– А если бы еще больше было денег? Старушка закрыла глаза, глубоко задумалась, потом открыла глаза и покачала головой:

– Не знаю. Вот разве боты какие. Для осени. Может, доживу до осени-то.

Ольга опять пошевелила пальцами бумажки в кармане и уцепила одну. Вынула- сто рублей, наши родимые. Значит, судьба. Она наклонилась, вложила в ладонь старушки деньги и слегка сжала ее прохладные узловатые пальцы:

– На сегодня тебе хватит. Нечего тут сидеть, в духоте такой.

Ольга повернулась и пошла к входу, но тут старушка всполошилась и поднялась с ящика:

– Девонька! Постой-ка… Ты мне чего дала-то? Видела?

Ольга оглянулась. Старушка семенила за ней, размахивая сотенной бумажкой и испуганно тараща тоскливые глаза. Ольга остановилась, испытывая мучительное чувство вины, и неловкость, и жалость, и раздражение… Господи, как она устала…

– У меня еще осталось. В десять раз больше. – Ольга старалась не заплакать. – Ты бы, мать, деньги спрятала. Мало ли кто мимо ходит.

– Мимо люди ходят, – рассеянно возразила старушка, все так же протягивая руку с зажатыми в кулаке деньгами. – Девонька, а ты ведь меня обманула, да?

– Что?! – Нет, этот день закончится в дурдоме.

– Нету у тебя больше денег-то, ты мне последние отдала, – тихо, но уверенно заявила старушка.

Ольга сгребла оставшиеся в кармане бумажки в кулак, вытащила и показала старушке. Кроме ста долларов там оказались еще несколько рублевых десяток и талончик на автобус.

– Вон у меня сколько, полный карман. – Ольга вынула из кучи долларовую сотню, спрятала ее, а рублевые десятки протянула старушке. – Вот, эти еще лишние остались.

– Бог с тобой, девонька. – Старушка отступила от нее, крестясь и суетливо пряча за пазуху сотенную. – Не надо мне больше, бог с тобой. Помоги тебе Христос.

Да, это бы не помешало, думала Ольга, направляясь к обувному отделу. Хотя с какой стати Христос должен помогать именно ей? Бабуся нуждается к помощи, похоже, куда больше. Уж не говоря об Анне Игоревне. Правда, у Чижика есть отец, и хотя он подозрительный тип, но девочку любит, к тому же имеет возможность дарить ей на день рождения пианино и кидать сотню долларов чужой тетке, которая накормила его ребенка всего-то ватрушкой… Подозрительный тип. Пусть Христос ему тоже как-нибудь поможет. Уберечься от конкурентов, рэкетиров, киллеров, уголовного розыска, налоговой полиции и всякого такого… Что там еще связано с новыми русскими? Пусть Христос поможет этому поганому крутому мену, чтобы Анне Игоревне полегче жилось.

Продавщица встретила ее как родную:

– Ой, как вы долго! А я туфли нашла, даже две пары. Такие подходящие, такие мягкие! Правда, совершенно разные, но обе пары светленькие, а одна- прямо на бал, шелковые, и каблучок небольшой, и такие дешевые, прямо удивительно! Я себе такие обязательно возьму.

– У вас обменный пункт есть? – спросила Ольгa устало. – У меня рублей почти не осталось.

Продавщица глянула на поганую новоросовскую сотню и с готовностью предложила:

– А зачем менять? Я баксы и так возьму. И сдачу дам. Вам чек нужен?

– Нет. Чек мне не нужен. Мне туфли нужны.