Стандартная методологическая парадигма в кросс-культурной психологии 4 page

Заметьте, что работа Хофстеде (Hofstede, 1980) была выполнена на экологиче­ском или культурном уровне анализа. То есть он подводил итог ответам N_t инди­видов в каждой культуре на каждый из п вопросов своего исследования и получил количество средних ответов, соответствующее количеству вопросов для каждой культуры. Затем он подверг данные по k = 40 культурам факторному анализу, то есть для каждой переменной в его распоряжении было 40 значений. Результаты по­казали, что коллективизм противоположен индивидуализму. К такому выводу нельзя прийти, проводя анализ на индивидуальном уровне. Здесь мы устанавли­ваем соотношение между п при наличии п переменных на основании N. наблюде­ний для каждой переменной, полученных в k отдельных случаях анализа, прове­денных в рамках разных культур. Иная возможность — это проведение панкуль-турного факторного анализа. В этом случае N_{ наблюдений для каждой переменной, полученных п раз, используются для получения k через корреляционную матрицу для k, а затем подвергаются факторному анализу. Такое решение несет с собой определенные технические проблемы, и Лейнг и Бонд (Leung & Bond, 1989) пред­ложили метод, слишком сложный для обсуждения здесь, который помогает решить часть этих проблем.

Внутри культурный анализ показывает, что индивидуализм и коллективизм не являются противоположностями. Их следует понимать как многомерные кон­структы. Такой анализ устанавливает несколько психологических процессов, ко­торые независимы друг от друга и могут соотноситься с индивидуализмом и кол­лективизмом (Hui, 1988; Hui & Triandis, 1986; Triandis et al., 1986; Bontempo, Villareal, Asai & Lucca, 1988; Triandis, Leung, Villareal & Clack, 1985). Конкретно ин­дивидуализм часто связывается с соперничеством, уверенностью в своих силах, эмоциональной дистанцией по отношению к группе и гедонизмом; коллективизм часто связывают с целостностью семьи (например, согласие с утверждениями «Дети не должны покидать дом, пока у них не появится семья» и «Родители до самой смерти должны жить со своими детьми»), небольшой дистанцией по отно­шению к группе (например, чувство уважают, когда уважают самого члена груп­пы), высоким уровнем коммуникабельности и взаимозависимости.

Более поздние работы показали, что уверенность в своих силах весьма высока и среди некоторых коллективистов, но она имеет другое значение: в то время как индивидуалист воспринимает уверенность в своих силах как «способность сделать то, что нужно мне», коллективист понимает уверенность в своих силах как «воз­можность не быть обузой для своей группы». Поэтому уверенность в своих силах лучше не включать в данные конструкты.

Основное различие между культурами в отношении личности к группе было подчеркнуто Триандисом, Бонтемпо и соавторами (Triandis, Bontempo et al., 1988). Коллективист обычно включен в одну или две группы и имеет глубокую внутрен­нюю взаимосвязь с ними; индивидуалист включен в очень большое количество групп, но его взаимоотношения с ними носят поверхностный характер и поддер­живаются лишь до тех пор, пока «их поддержание окупается», поэтому, как только он находит лучшую группу, он оставляет прежнюю. Например, он работает в од­ной компании, но если он получает лучшее предложение от конкурента данной компании, он без колебаний уходит к нему. Эта сторона культурного конструкта подтверждается несколькими исследованиями (обзор можно найти в Early & Gibson, 1988, р. 271).

Современное состояние исследования конструктов

Триандис (Triandis, 1972) обнаружил, что обычно греки очень по-разному относят­ся к членам своей группы (те, кто имеет отношение к моему благополучию) и тем, кто не включен в группу (посторонние). С другой стороны, американцы не обна­руживают в своем поведении таких различий по отношению к членам группы (те, кто подобен мне, в первую очередь, в отношении своих установок и ценностей) и тем, кто не включен в группу (посторонние). Возможно, такова общая манера по­ведения индивидуалистов и коллективистов. Действительно, когда коллективисты встречают другого человека, их первой мыслью, скорее всего, будет следующая: «Каковы мои взаимоотношения с этим человеком?» Если взаимоотношения допускают отнесение его к своей группе, скорее всего, поведенческие реакции коллек­тивистов будут позитивными — сотрудничество, поддержка, стремление помочь изо всех сил. Если же другой человек не член группы, то они, скорее всего, будут вести себя равнодушно или даже враждебно. Такая резкая дифференциация по отно­шению к включенным в группу и не включенным в нее отсутствует среди индиви­дуалистов. Здесь уместен пример. Я заметил, что когда я звонил в офис друга или родственника в Греции, секретарша спрашивала очень грубо: «Что вам нужно?» Как только выяснялось, какого рода отношения связывают меня с ее начальником, она немедленно становилась чрезвычайно вежливой. В противоположность этому, секретарь в Америке вежлив с любым, кто ему звонит.

Мета-анализ исследований, которые использовали парадигму Аша, показал, что коллективизм связан с конформизмом (R. Bond & Smith, 1996). Самопожертвова­ние ради группы связано также с принятием директив от групповых лидеров и коррелирует приблизительно в 0,4 с авторитаризмом правого толка (Triandis & GeJgand, 1998).

Кроме того, группы коллективистского характера могут иметь больший размер, чем индивидуалистские. Например, Сугимото (Sugimoto, 1998) рассматривает во­прос о необходимости принесения извинений в Японии и США. Японец просит прощения за действия гораздо большего количества людей. Например, когда три японских террориста зверски убили несколько пассажиров в аэропорту, располо­женном в израильском городе Лод, многие молодые японцы посетили израильское посольство, чтобы извиниться за произошедшее, президент университета Киото низко поклонился, принося официальные извинения за тот факт, что двое из этих террористов посещали его университет, японский министр просвещения просил прощения за недостатки японской системы просвещения, министр иностранных дел Японии говорил о пятне позора, которое легло на народ, а посол Японии в Израиле выступил с извинениями по телевидению и разрыдался в конце своего выступления.

Индивидуалистские (например, американские) группы понимают необходи­мость извинений более узко. Американец может попросить прощения за собствен­ные действия, за действия своего супруга, ребенка или домашнего животного, но лишь в редких случаях за действия незнакомых ему американцев. Разумеется, пра­вительство США приносит свои извинения, когда представитель вооруженных сил США совершает преступления, но вооруженные силы являются частью правитель­ства. По форме извинения также носят иной характер. Обычно извинения амери­канца носят личный характер, в то время как японец приносит извинения, нося­щие относительный характер (например, «мы были друзьями на протяжении два­дцати лет, и то, что произошла столь ужасная вещь, совершенно непростительно»).

Триандис (Triandis, 1995) приводит доводы в пользу того, что каждое общество обладает собственным типом доминирующего горизонтального или вертикально­го индивидуализма или коллективизма. Например, для Швеции характерна гори­зонтальная индивидуалистическая культура, культура группового поведения в США является вертикально индивидуалистической, культура израильского кибуца представляет собой горизонтальный коллективизм, а культура индийской деревни является вертикально коллективистской.

Принимая во внимание тот факт, что результаты, полученные на культурном уровне анализа, не всегда согласуются с результатами, полученными на уровне индивидуального анализа, Триандис с соавторами (Triandis et al., 1985) вводят тер­мины идиоцентрический и аллоцентрический для индивидуального уровня ана­лиза, которые соответственно соотносятся индивидуализму и коллективизму на культурном уровне.

Аллоцентрик — это человек, который обращает внимание на других людей. Здесь полезно привести пример. Триандис и Вассилиу (Triandis & Vassiliou, 1972) обращались к начальникам отделов кадров Америки и Греции для принятия реше­ния по бумагам претендентов на должность в их организации. Все дела содержали как рекомендательные письма, так и объективные характеристики кандидатов. Было обнаружено, что начальники отделов кадров в Греции уделяют преимуще­ственное внимание рекомендательным письмам по сравнению с американцами. Коротко можно определить их как аллоцентриков в большей степени, чем амери­канцы. Идиоцентрики уделяют принципиально большее внимание внутренним качествам, таким как собственные убеждения, эмоции и тому подобное, по сравне­нию с информацией, полученной от других людей. Смит и Бонд (Smith & Bond, 1999) использовали данные термины в своей книге и, кроме того, привели приме­ры того, как результаты анализа на культурном уровне отличаются от анализа на уровне индивидуальном.

Горизонтальные и вертикальные характеристики индивидуализма и коллекти­визма Триандиса (Triandis, 1995) связаны с работой Хофстеде. Вертикальный ас­пект концептуально связан с хофстедовской дистанцией по отношению к власти (Hofstede, 1980). Триандис (Triandis, 1994) обсуждает также вопрос о регламенти­рованных и свободных обществах. Этот конструкт концептуально связан с избега­нием неопределенности по Хофстеде.

Триандис и соавторы (Triandis et al., 1986) на 15 выборках из разных стран под­тверждают некоторые из результатов, относящихся к индивидуализму и коллек­тивизму, которые были получены Хофстеде. Другие, такие как М. Г. Бонд (Bond, 1988), работая с ценностными ориентациями студентов из 21 страны, в результате факторного анализа получили результаты, сходные с полученными Хофстеде.

Триандис (Triandis, 1995) предположил также, что к ГИ, ВИ, ГК и ВК следует относиться как к «инструментам», которые индивид может использовать в различ­ных комбинациях, в зависимости от ситуации. То есть индивид, скорее всего, бу­дет использовать все эти инструменты, но в конкретных ситуациях индивид может вести себя, прежде всего, как горизонтальный или вертикальный идиоцентрик или аллоцентрик.

В некоторых исследованиях содержатся свидетельства того, что человеку свой­ственно обращаться как к индивидуалистическому, так и к коллективистскому восприятию. Например, Верма и Триандис (Verma & Triandis, 1988) обнаружили, что индийцы в исследуемой выборке выбирали реакцию ГИ-типа в 24 % случаев, ГК-типа в 28 % случаев, ВИ-типа в 23 % случаев и ВК-типа в 25 % случаев, что мож­но сопоставить с выборкой штата Иллинойс, где выбиралась реакция ГИ-типа в 38 %, ГК-типа в 26 %, ВИ-типа в 23 % и ВК-типа в 13 % случаев. Очевидны значи­тельные различия в отношении ГИ (показатели американцев выше, чем показатели

индийцев) и ВК (показатели индийцев выше, чем показатели американцев). По­скольку в данном исследовании изучались выборки значительного размера, то даже разница в 2 % является статистически достоверной, поэтому различия, превыша­ющие этот уровень, обладают высоким уровнем достоверности. В этом исследова­нии, которое содержит также данные по Австралии, Японии, Гонконгу, Корее, Гре­ции, Германии и Нидерландам, наиболее индивидуалистический профиль имеет Германия (ГИ = 43 %, ГК -= 27 %, ВИ - 20 %, ВК = 10 %), а наиболее коллективист­ский профиль у Гонконга (ГИ = 25 %, ГК - 36 %, ВИ - 20 %, ВК - 19 %). Данные процентные соотношения важны, поскольку они показывают нам, что не следует определять культуру как индивидуалистическую или коллективистскую. Такая характеристика была бы слишком простой. Необходимо исследовать возможно­сти, при которых могут проявить себя различные составляющие. Безусловно, Гер­мания индивидуалистическая страна в большей степени, чем Гонконг, однако даже в Германии люди выбирают коллективистское восприятие в 37 % случаев, а в Гон­конге обращаются к индивидуалистскому восприятию в 45 % случаев.

Вполне вероятно, что ситуация может изменить данное процентное соотноше­ние. Например, когда группе что-либо угрожает, у большинства идиоцентриков активизируется аллоцентрический тип восприятия. Когда индивид находится на­едине с собой, более вероятным является индивидуалистическое восприятие. Трафимов, Триандис и Гото (Trafimow, Triandis & Goto, 1991) обнаружили, что если попросить людей подумать 2 минуты о том, что объединяет их с родственниками и друзьями, реакция носит в большей степени коллективистский характер; если же попросить их задуматься о том, что отличает их от родных и друзей, ответы стано­вятся более индивидуалистическими. Коллективистским ответом является тот, ко­торый несет «социальное содержание», когда люди заканчивают 20 предложений, начинающихся «Я —...». Например, фразы «Я — дядя» или «Я — член коммуни­стической партии» — ответы коллективистского характера. «Я добрый», «Я ответ­ственный» — не несут коллективистской нагрузки, поскольку не имеют отношения к обществу или группе (например, семье). Студенты штата Иллинойс европейско­го происхождения, случайным образом получившие одну из инструкций «поду­мать об общности» или «подумать о различиях» заканчивали предложения, начи­нающиеся с «Я —...» коллективистским образом в 23 % и 7 % случаев соответственно. Студенты штата Иллинойс с китайскими именами выполнили ту же задачу, дав, соответственно 52 % и 30 % ответов, имеющих социальное содержание. Короче го­воря, как культура испытуемых, так и вид получаемых ими инструкций служат факторами, имеющими большое значение для процентной доли реакций коллек­тивистского толка.

В социальных ситуациях, предполагающих согласие, сотрудничество, развле­чения, акцент делается на равенстве, а следовательно, на горизонтальных взаимо­отношениях. Неравенство порождает стрессы, зависть и чувство обиды. С другой стороны, ситуации, предполагающие конкуренцию или подчинение целей боль­шинства целям властей, ведут к выстраиванию отношений вертикального типа. Ограниченность ресурсов скорее приведет к построению вертикальных, нежели горизонтальных взаимоотношений.

Различия между идиоцентриками и аллоцентриками

Сформировался огромный корпус исследований эмпирического характера, кото­рый показывает различия между идиоцентриками и аллоцентриками. Например, ценностные ориентации аллоцентриков связаны с традицией и конформизмом, в то время как ценности идиоцентриков делают акцент на гедонизме, стимуляции и саморегуляции поведения (Schwartz, 1990, 1992, 1994). На культурном уровне анализа ценностные ориентации предполагают консерватизм (например, нацио­нальная безопасность, безопасность семьи) как оппозицию автономии (например, удовольствие, творчество) (Schwartz, 1994).

Идиоцентрики чаще предпочитают внутреннюю атрибуцию внешней, к кото­рой чаще склонны аллоцентрики (Al-Zahrani & Kaplowitz, 1993; Morris & Peng, 1994; Na & Loftus, 1998; Newman, 1993). При атрибуции аллоцентрики в большей степени, чем идиоцентрики, принимают во внимание контекст (ситуацию) (Miller, 1984).

Это проявляется даже в манере заключения договоров и ведения переговоров представителями индивидуалистических и коллективистских культур. Китайцы, например, рассматривали договор, касающийся статуса Гонконга и подписанный Великобританией и Китаем, в историческом контексте, поэтому они не считали его имеющим силу, поскольку он был навязан после того, как Великобритания выиг­рала опиумную войну. Очевидно, что навязывание опиума другой стране является аморальным, а, следовательно, договор становится недействительным. Великобри­тания же принимала во внимание лишь содержание договора: договор есть дого­вор. Контекст не имеет к нему никакого отношения.

Коллективисты предпочитают использовать глаголы, обозначающие действие (например, он предложил помочь), нежели глаголы состояния (он готов помочь). Это происходит, поскольку в процессе коммуникации они предпочитают учиты­вать контекст. Цвир (Zwier, 1997) получила подтверждение этого различия в че­тырех исследованиях. Она обнаружила, что описания событий студентами из Тур­ции и Голландии иллюстрируют это различие. Она проанализировала содержание комментариев, которые давали по радио выходцы из Турции и Голландии, и обна­ружила те же отличия. Она попросила турецких и голландских студентов написать письмо с просьбой об одолжении, и проанализировала содержания писем. Она исследовала написанное турецко-голландскими билингвами на обоих языках и вновь обнаружила те же отличия.

Индивидуалистические культуры обладают языками, которые требуют исполь­зования «я» и «вы» (Kashima & Kashima, 1998). Хорошим примером является анг­лийский. Трудно представить себе письмо на английском языке, в котором бы не использовались эти слова; коллективистские культуры обладают языками, кото­рые не требуют использования этих слов. Индивидуалисты настроены весьма по­ложительно по отношению к «я» и «мы», в то время как коллективисты иногда неоднозначно относятся к «я», демонстрируя самое положительное отношение к «мы» (Hetts, Sakuma & Pelham, 1999).

Идиоцентрики склонны иметь весьма высокое мнение о самих себе и занимать­ся самосовершенствованием, в то время как аллоцентрикам свойственна скромность (Kitayama, Markus, Matsumoto & Narasakkunkit, 1997). Например, на вопрос, оценивают ли они себя «выше среднего» в отношении какого-либо желательного качества, от 80 % до 90 % идиоцентриков отвечают, что их показатели выше средне­го, что невозможно с математической точки зрения. Идиоцентрики выбирают цель, которая соответствует их личным потребностям, аллоцентрики уделяют больше внимания потребностям окружающих. Идиоцентрики чаще, чем аллоцентрики, демонстрируют социальную леность (Early, 1989). Социальная пассивность пред­ставляет собой феномен, при котором п человек работающих вместе, не произво­дят в п раз больше продукции. Некоторые предоставляют другим делать за них их работу и получают не заработанное. Это обычно для идиоцентриков, но не свой­ственно аллоцентрикам, работающим как члены группы. Идиоцентрики лучше работают по отдельности, чем в качестве членов группы (Early, 1993), и работают наилучшим образом, если они сами выбирают деятельность, которой занимаются (lyengar & Lepper, 1999). Аллоцентрики, в свою очередь, работают хорошо, если они занимаются совместной с другими членами группы работой и если цели их работы поставлены уважаемыми членами группы. Мотивация идиоцентриков представля­ет собой факторы личного характера, деятельность же аллоцентриков мотивиру­ется факторами социального характера (Yu & Yang, 1994). Пирсон и Стефан (Pearson & Stephan, 1998) отмечали, что бразильцы в большей степени коллекти­висты по сравнению с американцами, и выражали большую заинтересованность в достижениях окружающих людей, в то время как американцев в первую очередь заботили собственные результаты. Бразильцы, как и ожидалось в соответствии с теоретическими предположениями, делали больше различий между включенны­ми и не включенными в группу при ведении переговоров, нежели американцы. При вынесении суждений, касающихся нравственности, аллоцентрики видят больше ситуаций, требующих от человека прийти на помощь ближнему, чем идиоцентрики (Miller, 1994).

Согласие — значимая ценность для многих аллоцентриков. В соответствии с этим аллоцентрики рассчитывают, что социальная ситуация будет приятной, не содержащей большого количества негативных составляющих. Триандис, Марин, Лизански и Бетанкур (Triandis, Marin, Lisansky & Betancourt, 1984) исследовали данные по испанской и неиспанской выборкам и обнаружили, что испанцы по срав­нению с неиспанцами с большей вероятностью ожидают позитивное поведение и реже предполагают возможности негативного поведения в большинстве соци­альных ситуаций. Они назвали такой культурный сценарий поведения simpatia. Человек, желающий быть simpatico (милым, приятным, привлекательным, не склон­ным к осуждению), ведет себя соответствующим образом.

В социальной перцепции аллоцентрики прежде всего воспринимают группы и их взаимоотношения; идиоцентрики в первую очередь уделяют внимание лично­сти. Так, например, во время кризиса в Косово, телевидение России и Сербии пока­зывало в основном бомбардировки беженцев. Западное же телевидение давало большое количество информации о самих беженцах (истории личного характера и т. д.) и относительно немного о противостоянии Сербии и НАТО. В коллективи­стских культурах человек может нанести оскорбление другому, оскорбляя членов его группы (например: «твоя мать проститутка»), в то время как в индивидуалистических культурах оскорбление носит личный характер (например: «ты глуп») (Semin & Rubini, 1990).

В большинстве культур аллоцентрики по сравнению с идиоцентриками более чувствительны к социальному неприятию, менее восприимчивы к уникальности, и более уязвимы в отношении принадлежности к группе.

Данные об этом были собраны в Японии, Корее и США (Yamaguchi, Kuhlman & Sugimori, 1995). Аллоцентрики чаще приходят в замешательство (Singelis & Sharkey, 1995). Исследование, проведенное группой авторов, предполагает (Moskowitz, Suh & Desaulniers, 1994), что идиоцентрики в большей степени склонны к лидер­ству, чем аллоцентрики, и что с аллецентриками легче прийти к согласию, чем с идиоцентриками. Коллективисты склонны скорее изменять себя, чтобы соответ­ствовать окружению, нежели стремиться к изменению окружения, в то время как индивидуалисты пытаются прежде всего изменить окружение, а не себя (Diaz-Guerrero, 1979; Weisz, Rothbaum & Blackburn, 1984). Коллективисты обычно созда­ют долговременные и глубокие отношения (Verma, 1992). Индивидуалистам свой­ственно создавать недолговечные отношения неглубокого характера.

Когда речь идет о распределении средств, они могут распределяться с учетом, по крайней мере, трех принципов: равноправие, потребность или личный вклад каждого человека (справедливость). Общий вывод состоит в том, что, имея один и тот же статус, аллоцентрики в процессе обмена с членами группы используют в первую очередь принципы равноправия и потребностей, а не справедливости, но когда речь идет об обмене с теми, кто находится вне данной группы, они использу­ют принцип справедливости. Если же ставится цель добиться максимальной произ­водительности, аллоцентрики даже в пределах группы пользуются принципом спра­ведливости (Chen, 1995). Было показано (Chen, Meindl & Hui, 1998), что как в США, так и в Гонконге, когда целью является производительность или справедливость (fairness), используется принцип справедливости (equity); когда ставятся цели, связанные со сплоченностью и взаимной выручкой, используется принцип равно­правия. В Гонконге чем более индивид склонен к аллоцентризму, тем в большей степени используется принцип равноправия; в США отсутствует связь между аллоцентризмом и предпочтением в отношении равноправия.

Идиоцентрики, в свою очередь, в большинстве случаев обмена используют принцип справедливости. Лейнг (Leung, 1997) дает обзор нескольких исследова­ний эмпирического характера и приходит к выводу, что в целом, при равном поло­жении в обществе, равноправию оказывается предпочтение в коллективистских культурах, а справедливости — в индивидуалистических культурах. Равноправие ассоциируется со сплоченностью, согласием и единством, и таким образом соот­ветствует системе ценностей коллективиста. Справедливость же совместима с про­изводительностью, конкуренцией и личной выгодой, что вписывается в систему ценностей индивидуалиста.

Некоторые коллективисты даже следуют нормам щедрости при обмене с дру­гими членами группы. То есть они пользуются принципом равноправия даже в том случае, когда их собственный вклад явным образом выше, чем вклад других чле­нов. Однако в случае с испытуемыми китайского происхождения нормы щедрости соблюдались лишь когда вознаграждение, подлежащее разделу, было фиксирован­ным. Когда же вознаграждение было неограниченным, имел место отход от норм равноправия как среди испытуемых китайского происхождения, так и среди аме­риканцев (Hui, Triandis & Yee, 1991).

Сравнение жителей Швеции и США показало, что шведы соблюдают нормы равноправия в большей степени, чем нормы потребностей; и в наименьшей степе­ни соблюдают нормы справедливости (Toernblum, Jonsson & Foa, 1985). Чен, Чен и Мейндл (Chen, Chen & Meindl, 1998) экстраполировали эти наблюдения и пред­положили, что в индивидуалистических культурах распределение вознаграждения, основанное на принципе справедливости, находится в позитивном соответствии с сотрудничеством в процессе как долговременных, так и краткосрочных рабочих отношений, в то время как в коллективистских культурах распределение возна­граждения, основанное на принципе справедливости, находится в отношениях по­зитивной корреляции с сотрудничеством в ходе краткосрочных отношений, а рас­пределение, основанное на принципе равноправия, находится в позитивном соот­ветствии с сотрудничеством в процессе долговременных рабочих отношений. Это очень интересные гипотезы, которые следует проверить.

Имеются убедительные доказательства того, что индивидуалисты предпочита­ют индивидуальное вознаграждение, а коллективисты отдают предпочтение воз­награждению группового характера (см. обзор Early & Gibson, 1998, p. 284). В го­ризонтальных коллективистских культурах высшее вознаграждение носит эгали­тарный характер; в вертикальных индивидуалистских культурах распределение, основанное на принципе пропорционального участия (справедливости), наиболее эффективно.

Эрец (Erez, 1997) полагает, что принцип равноправия будет более широко ис­пользоваться в горизонтальных культурах, а принцип справедливости - в верти­кальных культурах. В случае горизонтальных культур подчеркивается участие в прибылях, деление доходов, небольшая разница в зарплате. В вертикальных инди­видуалистических культурах служащие получают индивидуальные поощритель­ные выплаты, значительны различия в зарплате. В горизонтальных коллективист­ских культурах принято соблюдать принцип равноправия при распределении орга­низационного вознаграждения. В случае вертикального коллективизма те, кто находится наверху, будут получать куда более высокую плату, чем те, кто внизу, но при этом может использоваться вознаграждение группового характера. В общем, индивидуальное вознаграждение идиоцентрики ценят выше, чем аллоцентрики, а групповые виды вознаграждения, такие как участие в прибылях, выше ценят аллоцентрики, чем идиоцентрики, однако для многих культур оптимальным путем является использование обоихвидов вознаграждения, как индивидуального, так и группового. Таков опыт последних лет в Китае (Wang, 1994).

Коллективисты используют косвенные, способствующие сохранению прести­жа виды коммуникации шире, чем индивидуалисты (Holtgraves, 1997; Ни, 1944). Это значит, что электронная почта доставляет коллективистам меньшее удовле­творение, поскольку они не имеют доступа к контексту (жесты, взгляды, поза, рас­стояние между людьми). Горизонтальные индивидуалисты предпочитают общать­ся по электронной почте с отдельными личностями, нежели с группами, в то время как вертикальные коллективисты предпочитают отправлять электронную почту группам людей, нежели отдельным лицам. Горизонтальные индивидуалисты отправляют свою информацию в любом направлении, в то время как вертикальные коллективисты отправляют ее главным образом по вертикали.

Горизонтальные коллективисты делятся информацией с членами группы, но не контактируют с теми, кто находится вне группы. С организационной точки зрения, такая ситуация в высшей степени нежелательна, поскольку ключевые блоки ин­формации часто недоступны для определенных групп. Вертикальные коллективи­сты ограничивают передачу информации кругом некоторых «важных» лиц. Вер­тикальные коллективисты могут вести себя оскорбительно, общаясь с индивида­ми, имеющими более низкий статус, и, очевидно, такое оскорбительное поведение остается для них безнаказанным (М. Н. Bond, Wan, Leung & Giacalone, 1985). Плохие новости вертикальные коллективисты сообщают наверх реже, чем горизон­тальные.

Лин (Lin, 1997) указывает, что свобода в Процессе коммуникации может быть весьма полезной при вертикально коллективистской культуре, такой как Китай, где однозначность может привести к санкциям. В двух словах, нельзя указать на чиновника, заявив, что он не прав! Можно сделать это не прямо, но и в этом случае может последовать возмездие. Китаец, отмечает он, восхищается искренними людьми, такими как судья Бао (р. 369), но не следует их примеру.

Таким образом, предполагается, что коллективист из Восточной Азии может прочесть мысли другого человека, поэтому коммуникация осуществляется непря­мым путем и в ходе нее принимаются во внимание намеки, жесты, высота и тон голоса, поза, выражение глаз и дистанция между говорящими. Например, в неко­торых коллективистских культурах подача к столу чая вместе с бананами означа­ет, что подающий еду порицает какое-либо из внесенных собеседником предложе­ний. Поскольку бананы не подаются к чаю при хороших отношениях, то появле­ние их вместе с чаем несет определенную косвенную смысловую нагрузку.

Индивидуалисты, напротив, говорят все, что им вздумается, даже если вслед­ствие этого пострадают взаимоотношения. Чен с коллегами (Chen et al, 1998) де­лают на основании этого вывод, что тесное общение способствует возникновению более высоких форм сотрудничества в коллективистских культурах по сравнению с индивидуалистическими культурами, в то время как являющиеся связующим звеном формы неполноценной коммуникации (например, с помощью электроники или бумаг) способствуют появлению более высоких форм сотрудничества в инди­видуалистических культурах по сравнению с коллективистскими культурами.

Концепция лидерства также понимается в коллективистских и индивидуали­стических культурах совершенно по-разному. Коллективисты принимают патер­нализм и подчеркивают важность воспитания и обучения лидера (House, Wright & Aditya, 1977; Sinha, 1980,1996). Индивидуалисты часто становятся противниками патернализма. Коллективистам, по крайней мере, в Восточной Азии, свойственно стремление к поиску согласия и избеганию конфликтов внутри группы. Например, Трубински, Тинг-Туми и Лин (Trubinsky, Ting-Toomey & Lin, 1991) сравнили ис­пытуемых из Тайваня и США и обнаружили, что в конфликтных ситуациях пер­вые чаще, чем вторые, делали одолжения, использовали обходные пути, были го­товы к интеграции и компромиссам для разрешения конфликта, то есть стиль их поведения был отнюдь не конфронтационным.