Глава 1. Общественные взгляды Вольтер

В своих сочинениях Вольтер не говорил о возможности построения некоего идеального общества. Он не пытался создать каких-либо утопических проектов, стремился отказаться от идеализации государства и даже самого человека. Он утверждал: «Совершенного государственного устройства не бывало никогда, потому что у людей есть страсти; а не будь у них страстей, не понадобилось бы никакого государственного устройства».[19] Быть может, именно из-за подобного убеждения Вольтер и не оставил обобщающего труда, в котором полностью изложил бы свою точку зрения. Стоит отметить, что через всю повесть «Кандид» Вольтер проводит одну важную мысль: мир не совершенен и никогда таковым не станет. Вместе с тем в некоторых своих сочинениях Вольтер приводил примеры современных ему государств, в которых, по его мнению, общественный порядок можно признать наиболее приемлемым для жизни человека. Среди таких государств он называл Англию, Швецию, Голландию, Швейцарию, республику Женева и вольный город Гамбург.[20]
Такой подбор не случаен. Очевидно, что Вольтер считал порядки в этих государствах отвечающими его собственным убеждениям. Однако прежде чем перейти непосредственно к исследованию взглядов Вольтера на государство и общество, уместно, на наш взгляд ответить на вопрос: что повлияло на их становление и развитие? Какие события и обстоятельства сыграли свою роль? По нашему мнению существовал главный фактор, определивший впоследствии предпочтения Вольтера – Англия.

1.1. «Английский период»

Сильное влияние на формирование представлений Вольтера о приемлемом общественном устройстве оказало на него пребывание в Англии. Стоит отметить, что Вольтер в своих сочинениях, написанных в разные периоды жизни, очень часто ссылается на английский опыт, политическую практику и церковное устройство. Вероятно, именно в Англии он вывел для себя главные пункты своей мировоззренческой системы. Он писал: «Лорд Б. сказал, что божественное право создано лишь для того, чтобы плодить тиранов в рясах и стихарях, граждан же создаёт закон».[21]
В Англии Вольтера привлекал духа плюрализма в обществе в целом, и в религиозной сфере в частности («Англия – страна сект. Англичанин – человек свободный – отправляется на небо тем путём, какой он сам себе изберет»[22]). Он утверждал: «Если бы в Англии была только одна религия, следовало бы опасаться её деспотизма; если бы их было две, представители каждой перерезали бы друг другу горло; но их там тридцать, а потому они живут в благодатном мире».[23] Кроме того, ему импонировал английский подход в подготовке лиц духовного звания, прививающий духовенству принципы разума («английское духовенство более умеренно, чем французское…все духовные лица воспитываются в Оксфордском или же в Кембриджском университете, вдали от столичного разврата»[24]).
Вольтер симпатизировал английской политической системе, сложившейся после Славной революции. Он отмечал: «Английская нация – единственная на земле, добившаяся ограничения королевской власти путём сопротивления, а также установившая с помощью последовательных усилий то мудрое правление, при котором государь, всемогущий, когда речь идёт о благих делах, оказывается связанным по рукам и ногам, если он намеревается совершить зло…а народ без смут принимает участие в управлении».[25] Будучи сторонником существования народного представительства, Вольтер видел оптимальное его воплощение в британском парламенте. Несколько лет спустя, критикуя идеи Руссо и его «Общественный договор», Вольтер говорил: «Весьма странным представляется заявление автора «Общественного договора», будто весь английский народ должен бы заседать в парламенте…Разве не при посредстве депутатов выступают шведские крестьяне?».[26] Одновременно с этим, в английском короле он видел не помазанника божьего, а «первого слугу государства»[27] («Палата пэров и палата общин являются посредниками нации, король – верховным посредником»[28]). Именно такая система позволяет установить общественное равновесие, сохранить политические свободы и предотвратить потрясения. «Французы считают, что правление на этом острове более бурно, чем море…и это верно; но происходит это лишь тогда, когда король сам вздымает бурю, когда он хочет стать хозяином судна, на котором он всего только главный кормчий»[29] - отмечал писатель. Позже, говоря от лица персонажа «А»[30] в «разговоре между А, В и С», Вольтер писал: «Что касается меня, то хотя я всего лишь член великобританского парламента, я считаю мою конституцию лучшей из всех». Признавая существование в английском политическом устройстве изъянов и «крупных злоупотреблений»[31], он, тем не менее, добавляет: «Предел человеческого совершенства – это быть могущественным и счастливым ценою чудовищных злоупотреблений…этого мы и достигли».[32]
Подытоживая свои рассуждения и замечания относительно английского политического устройства, Вольтер называет его «счастливым сочетанием», «согласием, существующим между общинами, лордами и королем».[33]
Вместе с тем Вольтер показывает своё неприязненное отношение к аристократии. Говоря об английских лордах, он утверждает, что они могут существовать исключительно при королевской поддержке «сверху» («Власть их сильна в парламенте и нигде больше»). Он резко высказывается и о французской аристократии, одновременно демонстрируя симпатию к торгово-промышленным кругам («Во Франции распоряжаются маркизы … Однако я не знаю, какая из этих двух профессий полезнее государству – профессия ли напудренного вельможи, которому точно известно, в какое время встаёт ото сна король…или же профессия негоцианта, обогащающего свою страну…и содействующего процветанию всего света»[34]).
Вероятно, Вольтеру понравилась также и английская система налогообложения. Философ писал: «Человек, в силу своей принадлежности к знати или к духовному сословию не освобождается от уплаты определенных налогов, причём все обложения регулируются палатой общин, которая по своему рангу стоит на втором месте, но по своему влиянию занимает первое».[35] Осознание контраста между Англией и Францией, как кажется, даже привело Вольтера к некоторой идеализации жизни на Британских островах («Ноги крестьянина не стирают деревянные башмаки, он ест белый хлеб, хорошо одевается, не боится увеличить поголовье своего стада или покрыть крышу черепицей, опасаясь повышения налогов в следующем году»[36]). Предположим, что знакомство с принципами английской налоговой политики и законодательства повлияло на выработку Вольтером идеи о всеобщем равенстве граждан перед законом независимо от их социального происхождения.
Особый восторг Вольтера вызвали английская торговля и флот. Он подчёркивал связь между развитием коммерции и политической трансформацией в Англии («Торговля, обогатившая английских горожан, способствовала их освобождению, а свобода эта, в свою очередь, вызвала расширение торговли; отсюда и рост величия государства: именно торговля мало-помалу породила морские силы, с помощью которых англичане стали повелителями морей»[37]). В развитии торговли и обогащении Вольтер видел возможность преодоления сословных рамок. Ему нравилась английская традиция, которая не запрещала младшим сыновьям аристократов заниматься торговлей и обзаводиться производством. Он считал, что торговля способна не только обогатить государство, но и подтолкнуть развитие технического и научного прогресса («Торгующая нация всегда очень крепко стоит на страже своих интересов и не пренебрегает никакими занятиями, способными принести пользу её торговле»[38]).
Итак, сделаем промежуточный вывод. В период своего пребывания в Англии Вольтер проникся симпатией к английскому образу жизни, нравам, устройству государственного управления, экономическому укладу. Сравнивая католическую и англиканскую церкви, он более отдавал предпочтение первой, считая, что она более открыта для влияния рационалистических идей, нежели первая. Увиденное в Англии, в сопоставлении с реалиями французской жизни сильнее подтолкнуло Вольтера к выработке собственных общественно-политических взглядов.. Знакомство с Англией сильно сказалось на его философии.

1.2. Человек и общество

Попытаемся теперь рассмотреть, каких воззрений придерживался Вольтер в последующие годы после возвращения из Англии. Удалось ли ему чётче сформулировать свои принципы и создать стройную концепцию? Изменились ли его взгляды по сравнению с английским периодом жизни?

Выше мы привели перечень государств, в которых, по мнению Вольтера, существовал приемлемый строй. Подобный выбор был обусловлен в первую очередь тем, что, по мнению Вольтера, именно в этих странах лучшим образом обеспечивается реализация человеческой свободы. Он писал: «Житель Амстердама – человек; но уже живущий на некотором расстоянии от этого места – эксплуатируемое животное».[39] Свобода – важное понятие в мировоззрении Вольтера, которое, во многом, формировало его общие социально-политические представления. По словам философа, свобода «состоит в том, чтобы зависеть только от законов».[40] Именно закон, по его мнению, должен быть единственным регулятором общественных отношений, которому обязаны подчиняться как простые граждане, так и короли и клир («Человеческое общество, коим управляет произвол, похоже совершенно на стадо подъяремных волов, работающих на хозяина»[41]).
Кто является источником закона? Этот вопрос не имеет однозначного ответа в историографии. Некоторые историки полагали, что Вольтер отрицал идею общественного договора, считая государство исключительно следствием насилия и подчинения одних другим.[42] Наши источники также не позволяют что-либо утверждать однозначно. Тем не менее, они дают свидетельства того, что Вольтер рефлектировал по поводу идеи общественного договора. Ясным представляется и то, что Вольтер отрицал божественное право, считая государство продуктом человеческих взаимоотношений. Это можно понять, изучив отдельный отрывок: «Вполне естественно, что ссорящиеся обращаются к начальнику, которого они избрали для своей героической экспедиции. И вот он стал уже военачальником и судьей….Этот новый глава считается в стране великим человеком; привыкают ему повиноваться, а он ещё больше привыкает повелевать. Я думаю, что таково вполне могло быть происхождение монархии»[43]. Таким образом, Вольтер выводит происхождение власти из деятельности самих людей. Как следствие из этого – люди сами устанавливают законы («чем больше законы, созданные по договору между людьми, приближаются к естественному закону, тем более терпима жизнь»[44]). Говоря от имени персонажа «А», Вольтер утверждает: «…Я хочу, чтобы у каждого была своя прерогатива: я знаю только законы, которые меня охраняют, и я считаю наше правительство [английское] лучшим на свете, потому что каждый делает у нас, что ему надлежит, что он должен и может. Всё подчинено закону, начиная с королевской власти и церкви».[45] Из этого отрывка можно сделать вывод, что он не отказался от идей, воспринятых им в Англии и в более зрелом возрасте. Вместе с тем можно заметить, что Вольтер отказывается ставить власть короля выше полномочий закона и совершенно не приемлет политических притязаний церкви. О последней он говорит: «Самый нелепый из всех деспотизмов, самый унизительный для человеческой природы, самый несообразный и самый зловредный – это деспотизм священников».[46]
Для обеспечения гарантии безопасности человеческой свободы Вольтер отстаивает право на свободу слова и гласность. Развитие свободы слова должно повлечь за собой и укрепление общественного мнения, которое, в свою очередь, и будет защищать свои же собственные интересы и не допустит возвращения деспотизма. «У нас [в Англии] каждый может на свой страх и риск писать то, что он думает; это единственный способ разговаривать с нацией. Если она находит, что вы говорили глупо, она вас освистывает; мятежно – она вас наказывает… Нет у людей никакой свободы без свободы высказывать свою мысль».[47] Помимо всего прочего, свобода слова могла помочь обеспечить успех просвещения народных масс. В философской беседе трёх персонажей на вопрос одного из них «почему люди теперь всё-таки немного лучше и немного менее несчастны», Вольтер даёт ответ - «Потому что начинают мыслить, просвещаться и грамотно писать».[48] Вероятно, Вольтер с оптимизмом смотрел на развитие движения Просвещения, видя в этом международном интеллектуальном явлении шанс на переустройство общества на началах разума и гуманизма («Суждено ли книгам, разрушающим суеверия и вселяющим любовь к добродетели, усовершенствовать людей? Да: если молодые люди будут внимательно читать эти книги, это предохранит их от всех видов фанатизма»[49]).
Наконец, в качестве ещё одного вида естественного права Вольтер выделяет свободу совести. Выше уже говорилось, что в период пребывания в Англии Вольтер был под впечатлением от религиозного плюрализма на островах, в котором он видел условие общественной стабильности. После возвращения из Англии его отношение не изменилось. Он утверждал: «Терпимость так же необходима в политике, как и в религии; нетерпима одна только гордыня…в этом тайный источник всех раздоров».[50] Отмечалось также, что критика католической церкви и христианской религии как таковой выступает на передний план в большинстве произведений философа. «… Из всех жреческих владычеств самое преступное – это, без сомнения, владычество священников христианской церкви» [51] - писал Вольтер. Об отношении философа к религии можно судить по следующей цитате: «… в папистской стране – тридцать годовых праздников, кои образуют тридцать дней безделья и распутства …».[52] В этой связи, даже на протестантизм Вольтер смотрел более благосклонно, чем на католическое христианство, которому он не мог простить существование института монашества, поклонение святым мощам и папскую власть.

1.3. Экономические отношения и собственность

Вторым неотъемлемым понятием для Вольтера стала собственность. Через персонажа «А» он говорит: «Самое справедливое, по-моему, это – свобода и собственность». [53] Важно отметить, что для Вольтера вопрос о праве собственности тесно смыкается с его представлением о равенстве между людьми. Именно поэтому нам кажется важным рассмотреть точку зрения философа на понятие равенства.
Вольтер придерживался идеи естественного равенства всех людей. Он отмечал: «Все люди рождены равными».[54] Одновременно, все люди, независимо от их социального происхождения и имущественного положения свободны и равны перед законом («Оба [и богатый и бедный] они в одинаковой степени граждане, и оба должны быть одинаково свободны»[55]). Вместе с тем, Вольтер критиковал Руссо и его концепцию. Он демонстрировал своё нежелание бороться за уравнивание людей по имущественному или иному признаку. Естественное равенство людей между собой и перед законом означало для Вольтера на практике существование общества равных возможностей для каждого человека. Неравенство, в том числе и имущественное, Вольтер считал справедливым явлением. Возможность распоряжаться нажитым имуществом он называл «естественным правом».[56] Таким же естественным для него было фактическое неравенство людей по общественному положению («Равенство не подразумевает уничтожения подчиненности одних другим: мы все в равной степени люди, но мы не равные члены общества»[57]).
Критикуя эгалитаризм Руссо, Вольтер писал: «… вместо того, чтобы портить участок разумного и старательного соседа, он должен был только подражать ему; пусть каждый отец семейства последовал бы этому примеру, и вскоре образовалась бы цветущая деревня».[58] Можно отметить, что именно в труде и старании философ видит признаки разумного поведения. Вольтер считает бессмысленной борьбу с роскошью и богатством, ибо именно они дают человеку стимул к труду, а значит, помогают улучшить своё материальное и общественное положение («Запрещая богатому есть рябчиков, вы обворовываете бедного, который содержал бы свою семью на то, что выручил бы от продажи дичи богатому…Гражданин, который своею роскошью унижает бедного, тою же самою роскошью обогащает бедного в гораздо большей степени, чем унижает его»[59]). Также философ высказывался за поддержку свободной экономической конкуренции, которая могла бы стать своеобразным двигателем в развитии производства.
Была и ещё одна причина, по которой Вольтер выступал за сохранение имущественного неравенства. Поддерживая оное, давая людям возможность обогащаться (в первую очередь - за счёт развития промышленности), можно было разрушить существовавшие сословные барьеры и предрассудки, а также – поколебать положение церкви («…не смешное ли это варварство, если человека…встречают вопросом: «А какую религию исповедуете вы, сударь?» Золото и серебро, промышленность, таланты не исповедуют никакой религии»[60]).
Признавая право человека на обогащение, разделяя мысль о поддержке торговли промышленности, Вольтер, вместе с тем, считал, что разум должен сопутствовать человеку и в этих сферах деятельности. Неравенство не исключало разумного поведения человека в отношениях между богатыми и бедными.
Каким образом принципы разума работают в экономике? В философской беседе между персонажами А, В и С, Вольтер показывает это на примере рабства. В его интерпретации рабство выглядело не как бесконтрольная эксплуатация одного человека другим при отсутствии прав у последнего. Он утверждал: «Я вовсе не допускаю телесное рабство как принцип общественного устройства».[61] Это была форма взаимоотношений, построенная на основах разума и взаимной ответственности сторон. В качестве невольника Вольтер готов был признать военнопленного, а также человека, добровольно лишающего себя свободы. Он писал: «Действительно, нет такого естественного права, которое разрешало бы нам отправится и связать какого-нибудь гражданина Анголы, чтобы с помощью бича…заставить его обрабатывать наши сахарные плантации на Барбадосе… но зато существует договорное право».[62] На вопрос, может ли человек продать свою свободу давался ответ: «На всё есть своя такса; тем хуже для него, если он продаёт мне по дешевке нечто столь драгоценное».
Как мы писали выше, отношения между участниками такого «договора» должны были строиться на разумных началах, которые принесли бы взаимную выгоду. «… Мой интерес в том, чтобы он был здоров, дабы он мог работать. Я буду обращаться с ним гуманно, я не требую от него большей признательности, чем от лошади …».[63] Если в невольнике не было нужды, его следовало отпустить («Я дам ему свободу без всяких разговоров, хотя бы он пошел и сделался монахом»). Представляется, что разум должен был стать основой поведения людей в экономике как таковой, а не только во взаимоотношениях между хозяином и рабом.