Григ, Мона. Григ: я не спал вообще. Играл до пяти утра

ГРИГ провожает НАЧАЛЬНИКА до порога. Оставшись один, возвращается, подходит к левой двери и одну-две секунды смотрит на нее с неопределенной, насмешливой улыбкой. Потом очень спокойно берется за ручку и распахивает дверь. Не входит. Оставаясь на прежнем месте, манит МОНУ указательным пальцем и, видя, что она не двигается, повторяет жест. Наконец, МОНА выходит. Она немного смущена, но не слишком. Некоторое время они молча смотрят друг на друга.

ГРИГ: Доброе утро, Мона.

МОНА: Доброе утро, Григ.

ГРИГ: Ты хорошо спала?

МОНА: Спасибо. А ты?

ГРИГ: Я не спал вообще. Играл до пяти утра. Шел крупный выигрыш. Потом я вернулся отель. Думал, что ты там.

МОНА: А меня там не было.

ГРИГ: Да. Не было. Тогда я принял ванну, переоделся и отправился тебя искать.

МОНА: И нашел.

ГРИГ: Как видишь. Я всегда тебя нахожу.

МОНА: Кто знает? Может быть, на этот раз… нет.

ГРИГ (не обращая внимания): Сначала я решил, что ты просто сменила номер, но портье сказал, что в отеле тебя никто не видел, а свободных номеров нет вообще. Тогда я подумал, что ты пошла через дорогу. В "Карайман".

МОНА: И ошибся.

ГРИГ: Точно. Ошибся. Тебя там не было. Но кто-то в холле видел, как ты пошла в сторону вокзала.

МОНА: Совершенно верно.

ГРИГ: А на вокзале один парень из бара, Жан, кельнер, видел, как ты садилась в скорый.

МОНА: У тебя много осведомителей.

ГРИГ: Я хорошо им плачу.

МОНА: Знаю.

ГРИГ: Я позвонил домой, в Бухарест. Нет, не приезжала. Тогда я позвонил на вокзал, узнать, не опаздывает ли поезд. Нет, пришел вовремя. И тогда… тогда я начал волноваться.

МОНА: Ты?

ГРИГ: Я.

МОНА: Волноваться?

ГРИГ: Очень.

МОНА: Я тебя не узнаю.

ГРИГ: Но ровно пять минут.

МОНА: Ах, да!

ГРИГ: Потому что через пять минут я вспомнил, что у тебя в сумочке ни копейки, и что, вероятнее всего, тебя высадили на какой-нибудь станции.

МОНА: Ты необыкновенно догадлив.

ГРИГ: Да. И я сел в машину и стал методично объезжать станцию за станцией. Пока не добрался до этой. Начальник вокзала очень милый человек.

МОНА: Да-а-а…

ГРИГ (после секундного молчания, сменив прежний шутливый тон): Мона!

МОНА: Григ!

ГРИГ: Признайся, что вчерашняя ссора была глупостью.

МОНА: Большой глупостью.

ГРИГ: Признайся, что лично я ни в чем не виноват.

МОНА: Абсолютно ни в чем.

ГРИГ (резко, раздраженно): Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не торчала у меня за спиной, когда идет игра, не болтала, не надоедала расспросами и не просила денег. Что ты хочешь, я игрок. У меня свои суеверия.

МОНА: Совершенно естественно.

ГРИГ (спокойнее): Видишь? Видишь, ты сама прекрасно все понимаешь. (Снова раздражаясь.) Тем более, что я проигрывал. У меня была черная полоса.

МОНА: А после того, как я ушла?

ГРИГ: Я начал выигрывать.

МОНА: Сразу же?

ГРИГ: Нет, немного попозже.

МОНА (заинтересовано): А в каком примерно часу?

ГРИГ: Ну, я не знаю… Что-то около двенадцати…

МОНА (слегка вздрогнув): А!

ГРИГ: А почему ты спрашиваешь?

МОНА (на мгновение задумавшись): Так, ничего. Подумала о суевериях.

ГРИГ: И я начал выигрывать… Мне фантастически везло… Я просто не мог встать из-за стола. До самого утра. До пяти.

МОНА: Вот видишь? Я принесла тебе счастье.

ГРИГ (подходит к ней еще ближе. Она не двигается. Он легонько берет ее за плечи): Мона! Ты на меня сердишься?

МОНА: Нет. Совсем.

ГРИГ: Совсем-совсем?

МОНА: Абсолютно не сержусь.

ГРИГ: Ты просто восхитительная девочка. (Довольно небрежно целует ее в щеку. Она позволяет ему это.) А теперь - поехали.

МОНА: Куда?

ГРИГ: Как это - куда? Машина на улице. Давай, поехали.

МОНА (просто, без нажима): Нет.

ГРИГ: Как?

МОНА: Я не поеду.

ГРИГ: Не поедешь? А что же ты собираешься делать?

МОНА: Останусь.

ГРИГ: Где?

МОНА: Здесь.

ГРИГ (насмешливо обводя рукой комнату): Здесь?

МОНА: Да.

ГРИГ: Девочка, милая, сейчас слишком поздно, а, может, слишком рано для шуток. Я хочу спать. Я не спал всю ночь. Давай, идем. Поехали.

МОНА: Поезжай один, Григ.

ГРИГ: Один? Как - один?

МОНА: А вот так - один.

ГРИГ (полушутя - полусерьезно): А почему?

МОНА: Потому что… потому что… Да нет, ты не поймешь. Нет. Не поймешь. Лучше бы ты не задавал вопросов, а просто ушел. (Изменив тон, просто и серьезно.) Послушай, Григ… а ты… видел когда-нибудь Большую Медведицу?

ГРИГ: Какую медведицу?

МОНА: Большую.

ГРИГ: Ты ненормальная.

МОНА (с чувством): Григ! Но это же чудесно… Это самая чудесная вещь из всех, что ты говорил мне с тех пор, как я тебя знаю… Да, я ненормальная. И я тоже могу быть ненормальной.

ГРИГ: Ну, это я давно знаю.

МОНА: А я нет. И обнаружила только этой ночью. Этой ночью… здесь… Я сделала открытие. Ужасное открытие, Григ. Мы несчастны.

ГРИГ: Мы с тобой?

МОНА: Мы и весь наш мир. Несчастны. У нас глупая, грустная жизнь…

ГРИГ: Зато удобная.

МОНА: Может быть. Но мне она никогда не нравилась.

ГРИГ: Не нравилась. Но ты неплохо в ней устроилась.

МОНА: Ты свидетель, Григ, что мне никогда это не нравилось. Сколько раз я плакала, сама не зная отчего. Сколько раз хотела убежать, не зная куда. И всегда, слышишь? Всегда, сколько бы денег у меня не было, сколько бы не было платьев и украшений, я всегда чувствовала, что мне чего-то не хватает, но не понимала - чего…

ГРИГ: Вероятно, Большой Медведицы.

МОНА: Да, Большой Медведицы.

ГРИГ: Мона, ты бредишь.

МОНА: Нет, дорогой мой. Если бы только знал, как ясно я теперь все вижу. Сегодня такое солнце, оно все мне осветило… Смотри, этот дом, эти цветы…

ГРИГ: Эти цветы? (Мгновение рассматривает вазу с цветами.) Они тебе нравятся?

МОНА: Просто чудесные!

ГРИГ: Девочка, тебя нужно немедленно уложить в постель. Тебе просто необходимо выспаться. С тобой что-то случилось этой ночью. Ты напилась.

МОНА (с легкой, загадочной улыбкой): Возможно.

ГРИГ: Ладно, ну а что ты нашла в этом горшке с пучком зелени для супа? Морковку, петрушку, пастернак?

МОНА: Григ, я запрещаю тебе.

ГРИГ: Ну, почему же? Каждую неделю за цветы приходят счета на десятки тысяч лей. Самые свежие цветы для тебя недостаточно свежи. Пармские фиалки в декабре, присланные самолетом, недостаточно нежны. Белая сирень в январе - недостаточно бела. Самые дорогие оранжерейные цветы вянут в твоей комнате в одну секунду. Исчезают, тают, как дым - и все это для чего? Чтобы в один прекрасный день я нашел тебя в жалком, провинциальном городишке, падающей в обморок от какого-то веника?

МОНА: Замолчи.

ГРИГ: А почему это я должен замолчать? Потому что не желаешь слушать? Потому что ты боишься?

МОНА: Потому что все это напрасно.

ГРИГ: Признайся, что тебе страшно. Страшно открыть глаза. Но ты все-таки открой их и получше посмотри на эту конуру, в которой ты мечешься, ты, прекрасная, как принцесса… Нет, правда! Ты в самом деле спала на этом дырявом тюфяке?

МОНА: Помолчи. Ты сам не знаешь, что говоришь.

ГРИГ: И сидела за этим колченогим столом?

МОНА (возмущенно): Он не колченогий!

ГРИГ: Но, впрочем, тебе больше ничего и не нужно. (Разгуливает по комнате, внимательно и насмешливо разглядывая все предметы.) Чудесно! Фантастично! (Подходит к левой двери.) Так, а здесь у нас что такое? (Открывает дверь и заглядывает внутрь.) А! Ванная комната. Очень современно. Мне нравится. (Вытаскивает наружу лейку и поднимает ее.) И конструктивно. (МОНА улыбается. ГРИГ ставит лейку на место и закрывает дверь.) И ты принимала здесь ванну?

МОНА: Нет, я умылась снаружи, у колодца.

ГРИГ: Что?

МОНА: Ну да. Во дворе есть колодец. Ты что, не заметил его, когда входил? Колодец чистый, с цепью… Там я и умылась утром, прямо на рассвете, и это было… было просто удивительно! Вода холодная, живая…

ГРИГ (очень серьезно, словно речь идет о необыкновенно важном вопросе): Мона! Ты умылась у колодца?

МОНА: Да.

ГРИГ: Ты?

МОНА: Я.

ГРИГ: Ты, в Бухаресте принимающая ванну два раза в день - утром и вечером - только с лавандовой эссенцией и только в двадцать шесть с половиной градусов - и ни градусом больше, ни градусом меньше - ты… умывалась во дворе, у колодца?

МОНА: Да.

ГРИГ: Тогда это уже серьезно. Очень серьезно.

МОНА: Просто необыкновенно серьезно, дорогой мой.