Жизнеописание Гуско Будори

Лес

Гуско Будори родился в большом лесу местности Ихатово. Гуско Надори, его отец, был известным во всей округе дровосеком, самое огромное дерево он мог срубить так же легко, как иной человек укладывает ребенка спать.

У Будори была младшая сестра — Нэли, с которой они каждый день играли в лесу. Дети забирались в такие дикие места, где даже глухой визг отцовской пилы был едва слышен. Там они собирали лесные ягоды, вымачивали их в бурлящих источниках, а затем, задрав голову в небо, по очереди подражали воркованью горных голубей. Им в ответ отовсюду доносилось сонное голубиное «гули-гули».

Когда мама сеяла зерно на небольшом поле перед домом, брат и сестра расстилали циновку на дорожке, садились на нее и варили в жестяной банке цветы орхидеи. И тогда самые разные птицы с громкими приветственными криками кружили над их растрепанными головами.

Когда Будори пошел в школу, днем в лесу стало очень уныло. Но зато во второй половине дня Будори и Нэли отправлялись вместе в лес, где красной глиной или углем писали на стволах деревьев их названия и громко распевали песни.

Как-то раз они увидели две березки, между которыми повис хмель, будто циновка, и написали на стволе: «Пролет кукушек запрещен!»

Будори исполнилось десять лет, а Нэли семь. По какой-то непонятной причине, в тот год, несмотря на то, что уже пришла весна, солнце светило странным холодно-белым светом, не распускались цветы магнолии, которая обычно расцветает, стоит лишь растаять снегу; в мае то и дело шел унылый мокрый снег, к концу июля жара так и не наступила, а из пшеницы, посеянной зимой, не родилось ничего, кроме белесых пустых колосьев. Большинство фруктовых деревьев дало только цветы, которые сразу опали, не завязавшись в плоды.

Затем пришла осень, но на каштановых деревьях не появилось ничего, кроме зеленых плюсок, а самый важный продукт — рис, которым в основном и питаются люди, вообще не уродился. Среди жителей равнины началась паника.

Родители Будори часто возили дрова жителям равнины, а с наступлением зимы, случалось, волокли на санках в город и огромные деревья, однако теперь каждый раз они возвращались домой в унынии, привозя лишь немного муки. Кое-как они смогли перезимовать. Вновь наступила весна, поле засеяли бережно припасенными семенами, однако и новый год оказался таким же, как и предыдущий. Осенью начался настоящий голод. Дети перестали ходить в школу. Папа и мама Будори бросили работу. Они часто говорили о чем-то с озабоченными лицами, по очереди уходили в город, иногда возвращаясь с горсточкой пшена, а иногда и с пустыми руками, мрачные-премрачные Жителям этих мест пришлось питаться зимой горькими желудями, корнями аррорута и папоротника, мягкой корой деревьев. Но когда пришла следующая весна, папа и мама тяжело заболели.

Как-то раз отец сидел дома, крепко задумавшись и обхватив голову руками, потом вдруг встал и сказал:

— Пойду-ка, прогуляюсь по лесу, — и с этими словами, пошатываясь, вышел из дома.

На улице совсем стемнело, но он так и не вернулся. Дети спросили у мамы, что случилось с отцом, но она лишь посмотрела на них, ничего не ответив.

На следующий вечер, когда в лесу уже стемнело, мама вдруг встала, положила в печь побольше дров, отчего в доме посветлело.

— Пойду-ка, поищу вашего папу. А вы оставайтесь дома, ешьте муку, она лежит в шкафу, только понемногу, — сказала мама, и, пошатываясь, вышла из дома.

Дети заплакали и побежали вслед за ней, а она, обернувшись, сказала с. укором:

— Какие же вы непослушные дети!

Спотыкаясь, она поспешно ушла в темный лес. Дети бегали вокруг дома и плакали. Наконец, не выдержав, они пошли за матерью. Миновали ворота из лозы хмеля, бурлящий источник и весь вечер напролет искали маму. Сквозь ветви деревьев блестели на небе звездочки, будто пытаясь сказать им что-то, испуганно взмывали во тьму птицы, однако человеческих голосов слышно не было. Наконец, дети, не помня себя от усталости, вернулись домой и уснули мертвым сном.

Будори открыл глаза, когда уже перевалило за полдень. Он вспомнил о муке и открыл шкаф. Мешки с гречневой мукой и желудями были почти полные. Будори разбудил Нэли, они вместе стали лизать муку, а потом растопили печь так, как это обычно делали родители.

Так прошло дней двадцать, и вот, раздался однажды за дверью чей-то голос:

— Здравствуйте! Есть кто дома?

Решив, что папа вернулся, Будори вскочил на ноги и выглянул за дверь. Однако там стоял чужой мужчина с острым взглядом и держал за спиной корзинку. Мужчина вытащил из корзины круглые моти и бросил их перед детьми.

— Я пришел спасать местных жителей от голода. Ешьте, сколько хотите!

Дети лишь испуганно посмотрели на мужчину, и он снова сказал им:

— Ешьте, ну ешьте же!

Они стали робко есть, мужчина же внимательно посмотрел на них и сказал:

— Вы хорошие детишки. Но на сей раз вам вряд ли поможет то, что вы хорошие. Пойдемте со мной! Двоих мне не унести, но мальчик и так сильный, а если ты, девочка, останешься здесь, то тебе вскоре нечего будет есть. Пойдем со мной в город! Там тебя каждый день будут хлебом кормить.

Вдруг он схватил Нэли, запихнул ее в заплечную корзинку и с громким криком: «Эге-гей! Эге-гей!» побежал прочь. Нэли расплакалась, а Будори побежал вслед за незнакомцем, рыдая и крича: «Вор, держите вора!» Пробежав вдоль леса, мужчина промчался по дальнему полю — оттуда уже едва слышно доносились плач и всхлипывания Нэли.

Будори, крича и плача, преследовал их до опушки леса, но, выбившись из сил, упал на землю.