Культуральные синдромы

Вот тебе, бабка, Юрьев день!

Вот тебе, шапка, твой бекрень!

Вот тебе, друг степей и джунглей,

Твой бюллетень, пельмень, женьшень!

М. Щербаков

Большинство психических заболеваний встречаются повсюду, будь то Европа или Америка, Гондурас или Дублин. Безусловно, в каждой из культур имеются собственные особенности симптоматики – начиная с языка, на котором пациент слышит галлюцинации, и заканчивая особенностями содержания бреда. Но есть у многих культур нечто сугубо свое, внутреннее, неотъемлемое и характерное только для этой местности и народности в не меньшей степени, нежели Эйфелева башня для Парижа, Тадж‑Махал для Индии и развесистая клюква для России. Такие синдромы, которые нигде, кроме отдельно взятого человеческого сообщества, не встречаются, называются культуральными. В некоторых источниках – кросскультуральными или транскультуральными, а также культуро‑зависимыми. В МКБ‑10 большинство из них рассматривается под шифром F 48.8 – то есть как специфические невротические расстройства, но это не совсем верно, поскольку симптоматика некоторых из этих расстройств очень даже психотическая.

Синдром амок, или просто амок (от малайск. mengamok – впасть в слепую ярость и убивать). Наиболее распространен в Малайзии и Индонезии. В развитии синдрома выделяют три этапа: вначале – подавленное, тоскливое настроение с тяжкими размышлениями, появлением сетки прицела в глазах и плавным переползанием тумблера в положение «всех убью – один останусь»; затем – внезапная вспышка, которая может быть спровоцирована оскорблением, косым взглядом, нехудожественным свистом или же развивается без видимых на то причин: человек мечется, убивает и рушит все, что попадается на пути; и наконец, выход из болезненного состояния с полной амнезией произошедшего и сильным физическим и психическим истощением. Возможна смерть, если агрессия была направлена и на себя тоже. Распространенность этого синдрома в прошлом вынуждала местных полицейских иметь при себе палки с петлей из колючей проволоки, чтобы ловить и удерживать таких больных.

Синдром дхат. Этот синдром берет начало в древнеиндийских трактатах, согласно которым, тело каждого человека содержит семь жизненно важных субстанций, или дхату. Если очень коротко и совсем просто – то это раса (плазма, питательная жидкость), ракта (кровь, жизненная сила), мамса (мышцы), меда (жировая ткань), астхи (кости, хрящи и связки), маджа (костный мозг и нервная ткань), а также шукра (сперма) у мужчин и артава (яйцеклетки) у женщин. Вот с шукрой‑то и вышел у мужиков конфуз. Не у всех, конечно, а у тех, кто в курсе, из чего он состоит. И имеет тонкую и хлюпкую душевную организацию. Идет он, скажем, по Мумбаи, вдыхает густые ароматы родного мегаполиса и постепенно дозревает до мысли об избавлении от лишней пол‑литры малы в виде мутры – мочевой пузырь‑то не резиновый! Делает свое дело в один из публичных писсуаров и вдруг – в моче что‑то мутненькое белеется! «Ну все, подкрался ко мне далекий северный мангуст, теперь абзац кобренку! Это ж из меня шукра вытекает со страшной силой! Я ж теперь без пяти минут бхута!» Вот в таких тревогах, страхах и ожидании скорого погребального костра и проходят следующие месяцы жизни бедолаги – до тех пор, пока не найдется хороший доктор или гуру. Кроме Индии, подобный синдром встречается в Китае, на Шри‑Ланке и в государстве Тайвань.

Синдром Коро. Встречается в Индии, Китае и Юго‑Восточной Азии, среди малайцев, индонезийцев, китайцев и вьетнамцев. В подавляющем большинстве случаев – у мужчин (тонкая душевная организация, вы уже в курсе). Получил название от китайского «коро», что означает «голова черепахи». Черепаха при опасности делает что? Нет, не включает первую космическую скорость и не переходит на геостационарную орбиту. Она втягивает голову и лапки под защиту панциря. Там у нее бутылка рисовой водки и курительный бамбук – все, что нужно нормальной черепахе, чтобы справиться со стрессом. Так вот, при синдроме Коро больному начинает мниться, будто его многострадальный йенг не выдержал вредностей работы и общей несправедливости мироздания, и начал усыхать и сморщиваться, и скоро плюнет на всех и спрячется вовнутрь, как черепаха. А внутри – больной совершенно точно это знает – ни бутылки рисовой водки, ни курительного бамбука. Стресс снять нечем. А раз так – йенг не только сам помрет, но и хозяина на тот свет на себе прокатит. И тут без паники и упаднических настроений ну совсем никак.

Синдром лата, или latah. Распространен среди женщин Малайзии и Индонезии. Это чтобы мужчины не думали, что только они могут отчебучить что‑нибудь заковыристое. Проявляется, если женщину напугать или создать ей невыносимые условия. Она в ответ впадает в некое подобие транса, в котором либо беспрекословно делает все, о чем бы ее ни попросили (и тут главное – не просить плеснуть себе кипяточку или принести кофе в постель), или просто повторяет за окружающими их жесты, действия и слова, словно лишившись собственной воли. Периодически прорывается психомоторное возбуждение – как правило, в виде хорошей порции отборных матюгов: все‑таки ругательства – они у любого народа прочно обосновались в самых глубинах подсознания, и даже когда мозг отключается практически полностью – оставшейся в работе мозговой ткани хватит на то, чтобы высказать мирозданию семиэтажный комплимент.

Синдром Па‑ленг. Встречается в Китае и странах Юго‑Восточной Азии. Помните, у Макса Фрая был один забавный персонаж – изамонец Рулен Багдасыс, который считал, что без огромной шапки ходить категорически нельзя – мозги ветром выдует? Так вот, здесь почти то же самое. Синдром этот связан с присутствующим в местной культуре убеждением, что ветер и холод – это не просто мерзость, сопли и потенциальная возможность подхватить что‑нибудь простудное. Ветер и холод могут пригасить в человеке ян, в результате чего возобладает инь и вылезет наружу всякая хрень. Будешь ходить весь усталый, вялый и с понурым йенгом. А потом совсем умрешь. Поэтому надо одеваться потеплее и помногослойнее. А пот – это не неудобство, это атрибут настоящего мужчины. Можно сказать, химическое оружие. Распахнул внезапно десять одежек – и бери избранницу, пока она в обмороке!

Синдром тайджин киофу‑шу (в другой транскрипции – таджин киофушо ). Встречается исключительно в Японии и связан с культурой именно этой страны, где роль сдерживающего, ограничивающего фактора в обществе играет стыд (в отличие от России, где ту же роль должна играть совесть). Синдром проявляется в панической боязни «потерять лицо», лишиться доброго отношения и расположения со стороны других людей. Причем пациент боится не последствий реальных поступков – он начинает опасаться что‑то не так сказать, не там улыбнуться, пустить ветры при скоплении людей, оскорбить их запахом изо рта – да и вообще, мало ли: вдруг сам факт появления на улице его физиономии наносит маваси‑гири чьему‑то чувству прекрасного? Посижу‑ка я лучше дома, взаперти. Опять же, вот и в боку закололо, и сердце щемит, и сон пропал…

Синдром Кувад(Couvade). Ранее был распространен среди населения Океании, некоторых народностей Карибских островов, а также на Корсике и в Бирме. Название, по некоторым данным, происходит от французского слова couver, означающее «высиживать цыплят». Он тесно связан с обычаем, когда мужчина во время беременности своей жены вел себя так же, как и она, – ложился в постель, отказывался от еды, кричал, как от схваток, и всячески имитировал процесс родов. Согласно поверьям, женщине должно было неимоверно от этого легчать. Возможно, им и легчало. Возможно, имел место некоторый необъяснимый механизм разделения страданий. Есть и более простое объяснение: желание встать и придушить мерзавца было настолько сильным, что боль отступала на второй план. Некоторые из мужей оказывались настолько впечатлительными и так хорошо входили в роль, что и в самом деле начинали чувствовать себя тяжелобеременными: у них появлялась утренняя слабость, пропадал аппетит, начинало тянуть на что‑нибудь солененькое или сладенькое, появлялся целый ряд запахов и блюд, от которых воротило с души и всячески тошнило, появлялись боли в пояснице и внизу живота – и все это сопровождалось капризами, обидами, раздражительностью и крайним выпиранием собственного «Я». Родами ни разу дело не закончилось, но с принудительной эвакуацией каловых масс в процессе потуг – никаких проблем. Любопытно, что сейчас этот синдром перестает быть характерным для какой‑то одной культуры, он встречается практически повсеместно.

Синдром уфуфуиане. Он же синдром сака. Характерен для женщин Южной Африки. Сложно сказать точно, в какой строгости проходит их воспитание и какие страшные истории и легенды им рассказывают про мужчин, да только пусковым механизмом для этого синдрома служит чаще всего именно вид незнакомого мужчины. Видимо, на незнакомцев должны производить неизгладимое впечатление исступленные крики, рыдания, выкрикивание каких‑то совершенно новых для местного диалекта слов, броуновское движение со скоростью взбесившегося теннисного мячика, сменяющееся впадением в транс – либо с полной заторможенностью, либо с отнимающимися руками‑ногами, либо с судорогами, на манер эпилептического припадка. И так днями и неделями. После этого порядочный незнакомец просто обязан или жениться, или забиться в долгом ответном припадке – мол, ваша неописуемая красота меня тоже не оставила равнодушным.

Синдром сусто (он же болезнь су сто, он же эспанто). Этот синдром можно встретить у жителей другого континента, среди индейцев племени кечуа в Латинской Америке. Почему только там? А потому что у нас по улицам так свободно всякие демоны, ведьмы, отнимающие душу, и злые кечуанские духи не шастают. Гопники – это пожалуйста. Отнимающие деньги и стреляющие сигареты – водятся. Совершающие с мозгом всякие противоестественные вещи – сколько угодно. А вот чтобы душу отнимать – такого непотребства у нас нет. А вот индейцы страдают. Идет, бывало, по дороге, встретит демона или ведьму какую – и готов. Упал на землю, а душа, дура такая, нет чтобы в пятки уйти – она в землю норовит шмыгнуть. А из земли так просто обратно не отпускают, это вам не тур за шубами с распитием «Метаксы» прямо в цеху пошива. А без души настоящему индейцу туго: он страдает, он не ест, он плохо спит, худеет и слабеет. И все ждет скорой смерти. Приходится идти к шаману, чтобы тот набил трубку, забил стрелку и договорился с землей‑матушкой, почем обратно можно душу получить.

Не легче дела обстоят и у индейцев из племени оджибуэй, что проживает в Канаде. Их беда – синдром витико (виндиго, вихтиго). Правда, отдельные несознательные исследователи полагают, что никакая это не болезнь, а просто дурной нрав и попытка оправдать свои гастрономические предпочтения, но это они со зла. Синдром проявляется, когда племени нечего есть: закончился дикий рис или забыл опрокинуться грузовик с продуктами. Реже – когда еда есть, но хочется чего‑нибудь вкусненького, но нет или нельзя. А есть хочется. Прямо до смерти. Чьей‑нибудь. Аж самому страшно становится. А потом страх проходит, и его место занимает гигантский ледяной скелетообразный демон – Витико. Он хочет есть еще сильнее, и любой член семьи индейца для него – друг, товарищ и деликатес. К резкому изменению диеты родича семья относится без понимания и сочувствия: каннибала‑любителя либо волокут к шаману (что реже), либо решают, что убить будет дешевле и надежнее. А то ишь – демон обуял, человечинки захотелось!

Синдром пиблокто (он же пиблоетог ). Встречается у гренландских рыбаков. Начинается, как правило, либо с появления слабости, быстрой утомляемости, либо на фоне подавленного, депрессивного состояния: холодно, мокро, рыба приелась, и вообще – какая сволочь назвала эту землю зеленой? Потом на голову падает астральная сосуля, и пациент взрывается: срывает с себя одежду, кричит чайкой, фыркает китом, плачет нерпой, ревет оленем (северным, а не пятнистым – не путать!), ныряет в глубокий сугроб и, если не натыкается на забытый хозинвентарь или свежепогребенный снегоход, плавает и плещется в снегу. Под влиянием момента вполне способен разнести дом по бревнышку, или по камешку, или из чего их там еще делают. Может бездумно повторять слова или жесты. Потом заряд дурной энергии иссякает, и человек забывается беспробудным патологическим сном, после чего просыпается здоровый, но малость слабый и помятый, с недоумением глядя на окружающих – мол, с чего это вы все такие заботливые и опасливые? Да, со мной все нормально. А что, были причины в этом сомневаться? Очень похоже протекает арктическая истерия, встречающаяся у канадских эскимосов. На фоне сильного стресса (например, олени ушли или геологи пришли) пациент бросается в полынью или улепетывает в тундру, а если его пытаются отловить и не пущать – становится буен, агрессивен, порой выдает судорожный припадок.

Синдром укамаиринек. Этот синдром также встречается преимущественно среди народов Крайнего Севера, где ночи не просто длинные – они полярные, а рассказы шаманов впечатлили бы самого Стивена Кинга. Опять же ветер, что словно выдувает из тебя душу. Опять же почти космический холод, что норовит забрать ее же вместе с теплом. И этот тяжелый сон в духоте и среди мечущихся огненных бликов, причем ложиться было пора не потому, что стемнело – стемнело с месяц тому как, – просто пора часов на семь отключиться. Словом, обстановка очень располагает к тому, что, проснувшись однажды (чуть не сказал – поутру) от какого‑то запаха или шума, вдруг осознаешь, что ЭТО произошло. Души‑то нет. А вместо нее – или сосущая пустота, или уже поселился кто‑то другой, чужой, непрошеный и враждебный. И чего‑то там себе шебуршится, в рамках открытия сезона гнездования и освоения нового тела. Страшно? Еще бы! До полного паралича, до четкого ощущения либо чужого присутствия, либо до слышимого легкого шороха собственной улепетывающей души.

И еще пара импортных синдромов, прежде чем речь зайдет об отечественных.

Иерусалимский синдром. Он получил распространение преимущественно у туристов, приехавших поклониться священной земле и поглядеть на святые места. Если у тех, кто живет бок о бок со святынями, уже выработался иммунитет – ну место, ну святое, ну в двух шагах, да, спасибо, я счастлив по умолчанию – то вновь прибывшим поедание глазами всего столь мистического и в таких больших количествах не всегда идет на пользу. То, понимаете, Иисус в человеке вдруг проснется, то Моисей, то Авраам. В итоге в полном недоумении как проснувшиеся – мол, меня же здесь отродясь не ночевало! – так и те, кто вдруг себя ими ощутил. Последние – в особенности. Сразу начинают откровенствовать и пророчествовать, а то и вовсе марш‑бросок по пустыням учинять, лет этак на сорок, индуцировав за компанию какой‑нибудь народ. Обнадеживает то, что синдром этот длится не более недели и зачастую проходит самостоятельно.

Синдром Стендаля. Его можно описать в трех словах. Veni, vidi, phallotnorphi. Стендаль в свое время тоже… э‑э‑э… пережил культурно‑шоковую реакцию, увидев «Мадонну» Рафаэля и «Давида» Микеланджело. Вот и сейчас отдельные впечатлительные туристы с тонкой душевной организацией испытывают нечто подобное, увидев то или иное произведение искусства. И неважно, как именно проявляется шок – экстазом, паникой или же благоговением перед картиной, скульптурой или сооружением, когда все прочие краски и впечатления просто меркнут и становятся незначительными и суетными, – его невозможно не заметить со стороны. Местные жители и сотрудники музеев, как правило, ничего подобного не испытывают – в самом деле, было бы странно каждый день ходить на работу за столь острыми ощущениями. Опять же, десенсибилизация, культурный митридатизм …[55]

Теперь поговорим о культуральных синдромах, распространенных у нас, в России. Нет, речь пойдет не о белой горячке. И не потому, что мы ею не столько страдаем, сколько наслаждаемся. Как показывает практика, алкогольный делирий – явление вне границ и народов; чертей гоняют у нас, в Западной Европе, в Израиле, Индии, Африке и Австралии, да и Америке это явление совсем не чуждо – ну разве что где‑нибудь после текилового запоя вместо черта или экипажа НЛО явится местный чупакабра, это уже детали. У нас и без того хватает местной экзотики.

Икотка (также – икота). Чаще встречается в Пермском крае и Республике Коми. Совсем не то же самое действо, которое возникает в результате перераздражения диафрагмального нерва, тут все сложнее, таинственнее и попахивает колдовством. Так что с колдунами и ведьмами у нас надо быть настороже. И если вдруг в жаркий летний день предложат вам квасу из берестяного туеска – откажитесь. Мол, спасибо, мол, я как‑нибудь водочкой перебьюсь. А то хлебнете – а там уже Икотка (или как он сам назовется) кусочком плесени сидит, на еде особой выращенный. Он бес гиперактивный: шасть – и на новое место жительства. Вон у некоторых лет по тридцать, а то и дольше сиживал. И ладно бы просто сидел себе в животе, так нет – ему обязательно надо дать о себе знать. Не только носителю – уж тот‑то появление такого гостя не пропустит – но и всем вокруг. Как? Так он же не молча сидит, он предвещает. Может, конечно, и просто выть, рычать или блеять, но чаще – что‑нибудь говорит. В основном обидное, страшное или матерное. И заставляет носителя делать то, что бес захочет. Как правило, что‑нибудь непотребное: винца хлопнуть (красного, поскольку белое и водка ему претят), откушать чего‑нибудь несъедобного, а от меда, чеснока, редьки, перца и полыни шарахаться как от ладана, заголиться при народе, днями просиживать в темноте – ну бес, он и есть бес, они все с патологией характера и расстройствами влечений. Ну и икота тоже присутствует – чаще всего с нее‑то все и начинается.

Кликушество. В настоящее время попадается не так часто, но все же встречается на всей территории России к западу от Урала. Подавляющее большинство кликуш – женщины. Сложно сказать, отчего демоны, вызывающие кликушество, так разборчивы в гендерном вопросе – может, причиной тому особенности женской психики, а может, обычная физиология. Может, у мужиков им сидеть негде, а на том, что предлагают, – неудобно. Во многом поведение демонов похоже на поведение Икотки: сидят внутри, заставляют вещать (кликушествовать) от своего имени, вытворять непотребное; будучи осенены крестным знамением или прицельным приложением кадила, падают вместе с носителем аки громом пораженные. У носителя, как правило, память на все непотребства отшибает напрочь.

Меряченье (также мерячение, эмиряченье). Происходит название от якутского слова мэнерик – «делать странности». Распространено в основном среди народов, населяющих Восточную Сибирь. Впрочем, люди, приехавшие из других мест и осевшие там надолго, тоже не застрахованы от этой напасти. Во многом похож на малазийский синдром лата, однако не столь разборчив в гендерном отношении. Отчасти напоминает синдром пиблокто. Добиться проявлений синдрома можно, напугав человека словами, своим видом, резким звуком или вспышкой света. Реже он развивается самостоятельно. Больной словно находится в трансе – он копирует движения и слова окружающих, послушно выполняет все, что бы ему ни приказали. Иногда меряченье охватывает целую группу людей, в этом случае получается импровизированный флешмоб.

И напоследок еще три синдрома, которые встречаются у сибирских татар и описаны Х. М. Мухомедзяновым в 2000 году.

Состояние «куэк‑ут». Огонь, помимо бегущей воды и чужой работы, входит в список вещей, на которые можно смотреть бесконечно долго. Только не стоит делать этого слишком пристально – с ТОЙ стороны на нас тоже могут любоваться. Дух Огня – существо не только любопытное, но и, в отличие от играющего в гляделки с костром, деятельное. Почуял слабину – тут же вселился в разиню. Представляете прыжок живого огня под кожу, который начинает деловито разгуливать по новообретенному телу? В общем, дух отжигает как может, а человек страдает – ему жжет, ему жарко, он чувствует боль, он видит танец и страшные лики духа Огня, он мечется, не находя себе спасения. И тут выбор небогат – или шаман, или психиатр.

Состояние «исцэ». Это когда человек вдруг понимает: все, душа утром оделась, собрала узелок с вещами и ушла. А вместе с ней ушли радость и интерес к обычным удовольствиям и делам, краски жизни, да и сама жизнь утекает тонкой струйкой. А на пустое место пришел Дух страха, и уж он‑то, в отличие от души, с хозяином не церемонится. Отсюда страх, тревога, потеря аппетита, растерянность и полное отсутствие видимых перспектив.

Состояние «кэм‑бэзган». Существует у сибирских татар твердая убежденность, что шаманские вещи брать нельзя. Ну, то есть брать чужое вообще нехорошо, а шаманское – вдобавок еще и смертельно опасно. У них даже бубен на особом противоугоне. А любопытство так и разбирает. Тронул – ничего. Постучал, побренчал – током не бьет, сирена не воет. Зато потом… Потом приходит страх, подавленное состояние и понимание того, что противоугон‑то был шаманский. Лучше бы сразу убило, на месте. А так – слабость какая‑то, да и потенция куда‑то подевалась. А еще – приходит твердое понимание неотвратимости кирдыка, только непонятно, каким он будет – сразу ли все произойдет, вроде несчастного случая, или же сначала будет тяжелая, продолжительная болезнь.