Глава 55. Выйдя из лаборатории, Томас, предварительно убедившись, что за ним никто не следит, задержался на какое‑то время у своей машины

Выйдя из лаборатории, Томас, предварительно убедившись, что за ним никто не следит, задержался на какое‑то время у своей машины. Он был настолько обеспокоен тем, что только что узнал от доктора Конзидини, который отдал ему шокирующие снимки и подписанное им заключение (он также пообещал Томасу, что в случае необходимости непременно выступит в суде в качестве эксперта), что напрочь забыл о далеко не ординарных событиях, происшедших во второй половине дня.

Полностью погрузившись в свои мысли, он стремился разрешить невероятную загадку: каким образом Катрин могла быть укушена крысой? Решительно, что‑то в этом сценарии не сходилось!

Были налицо два факта, по всей видимости несовместимые. Сначала Катрин была изнасилована на светском приеме у Джексона. Затем ее покусала крыса. Не хватало сущей малости – логической нити между двумя событиями.

В течение пяти минут напряженных размышлений он жонглировал этими двумя не сочетающимися фактами, потирая лоб в недоумении. Он посмотрел на часы.

Семь вечера.

Времени оставалось совсем немного.

Примерно через двенадцать часов возобновится процесс.

Последний, впрочем самый важный, свидетель – это Катрин.

Если ее поведение во время допроса будет небезупречным, адвокат защиты сможет, а он, естественно, постарается это сделать, поймать ее на противоречиях, заставив тем самым смутиться, выдать собственную неуравновешенность. В результате у присяжных возникнут небеспочвенные сомнения.

«Обоснованные сомнения» – вот все, чего нужно добиться защите, чтобы оправдать обвиняемых!

Значит, он, Томас, во что бы то ни стало должен установить связь между изнасилованием и крысой. Здесь таился ключ к разгадке, он это чувствовал – и, впрочем, помимо разгадки следовало отыскать неоспоримое доказательство, которое позволит прокурору сделать свою заключительную речь столь убедительной, что присяжным не останется иного выхода как приговорить обвиняемых.

Пол Кубрик.

Необходимо позвонить ему без промедления, чтобы рассказать последние новости: об уклончивом половинчатом признании доктора Конвей, которая, так сказать, была вынуждена изъять пресловутую седьмую страницу своего отчета, являвшуюся, по всей видимости, наиболее компрометирующей для обвиняемых; о новой попытке запугать его самого и особенно о странных выводах, к которым пришел доктор Конзидини, проведя экспертизу обнаруженных снимков, отсутствовавших в отчете.

Он в лихорадочном нетерпении набрал номер прокурора, который, будучи холостяком и человеком крайне амбициозным, нередко работал допоздна. Но он не застал его в кабинете, и ему пришлось насесть на туповатую секретаршу, которой потребовалось время, чтобы понять всю срочность ситуации. Утомленная его настойчивостью, она все же дала Томасу номер домашнего телефона Кубрика. Но и дома Томас его не застал.

Тогда он подумал о Джулии.

Из‑за всех этих событий ему не удалось соблюсти их негласный договор – каждый день незадолго до шести они обязательно созванивались, чтобы договориться и поужинать вместе.

Дозвонившись до нее, он вновь наткнулся на автоответчик, оставил краткое сообщение, пояснив, что сейчас, в семь часов вечера, он пока не собирается немедленно ехать домой. То, что Джулия в этот час еще не вернулась с работы, несколько обеспокоило его, обычно она не задерживалась в клинике после шести.

Только бы с ней ничего не случилось, вдруг Шмидт или обвиняемые решили припугнуть и ее! Они, должно быть, уже проведали с некоторых пор, что Джулия приютила его у себя, тем более что они установили слежку. Что, если они готовы пойти на любой самый гнусный шаг, лишь бы достать его?

Он предпочел отогнать эту мысль: вряд ли противники посмеют зайти так далеко, они не осмелятся! К тому же им не удастся чего‑либо добиться таким образом! В конце концов, Джулия не могла оказать большого влияния на исход процесса, подлинным вдохновителем которого являлся Томас.

Он вновь погрузился в размышления по поводу этой квадратуры круга – загадочного происхождения крысиного укуса: как он связан с тем, что довелось перенести Катрин?

В прошлом ему попадались пациенты, чьи проблемы на первый взгляд казались неразрешимыми – настоящие загадки, иероглифы, не поддающиеся расшифровке, – и все же в тех случаях, даже если он и не отдавал себе в этом отчета, все детали проблемы были в его распоряжении. Они маячили у него под носом, но он их не замечал. Или, точнее, не мог расположить их таким образом, чтобы выявить в этом какой‑то смысл.

Что, если сейчас то же самое? Возможно, у него в руках есть все необходимые детали.

Очнувшись на минуту от размышлений, он помедлил, разглядывая прохожих. В эту пору, должно быть, многие торопились в кино или ближайший ресторан. Большинство коммерсантов уже закрыли свои магазины.

Однако один ярко освещенный бутик неподалеку явно представлял собой исключение: возможно, здесь задержалась какая‑нибудь клиентка. Дверь открылась, на пороге рядом с рассыпавшейся в традиционных любезностях продавщицей появилась очень элегантная женщина в кожаных сиреневого цвета перчатках, она держала в руке полосатую коробку, перевязанную ленточкой. Бросив рассеянный взгляд на вывеску, Томас констатировал, что это шляпный салон, отсюда и необычная форма коробки.

Клиентка с несколько взволнованным видом направилась в сторону машины Томаса, ускоряя шаг, – возможно, ее покупка вовсе не предназначалась в подарок законному мужу, а была сделана для какой‑то тайной встречи? Проходя рядом с машиной Томаса, она столкнулась с кем‑то из прохожих, и ее красивая коробка слегка задела зеркало заднего вида.

Внезапно – оттого ли, что он занервничал, отвлекшись от своих мыслей, или же, напротив, его вдохновило видение стройных ног – его осенила мысль. Коробка, нечаянно задевшая «порше», своей формой и полосками напомнила ему одну деталь из длинного рассказа Катрин: она упомянула о том, что на вилле Джексона один из насильников, Джозеф Харви, держал в руке клетку.

Ни Томас, ни прокурор, ни Джулия не знали, что бы это значило, и решили не принимать в расчет эту деталь. Но что переносят в клетке?

Обычно птиц.

Но также разных достаточно мелких животных, которые могут там поместиться, но не могут сбежать из клетки… например, крысу!

Похоже, после долгого бесплодного периода его мозг лихорадочно заработал, и в этот момент его снова осенило.

Он вспомнил об одном факте из досье, заведенного прокурором на Харви, – впрочем, как и на каждого из подозреваемых, – они просматривали это досье вместе с Джулией. Это служило еще одним косвенным подтверждением, что литературный критик переносил в клетке крысу. Несколько лет назад Харви опубликовал эссе на тему Человек и крысы, знаменитый случай из психиатрической практики, изученный Фрейдом. Речь шла об одном мужчине, помешавшемся на грызунах, мучившем их почти так же, как знаменитый писатель Марсель Пруст, если верить слухам. К тому же в центральной части своего исследования Джозеф Харви проводил аналогию между автором «В поисках утраченного времени» и типом, описанным знаменитым венским психиатром.

Случайно ли Джозеф Харви выбрал для исследования тему, связанную с крысами в литературе и психоанализе? Не скрывается ли за этим на первый взгляд чисто интеллектуальным подходом проявление иных – глубинных, потаенных и потому неискоренимых – интересов?

Вне зависимости от того, справедливо или нет данное подозрение, но на данный момент у Томаса не было иных вариантов. Он в самом деле не мог себе позволить пренебречь даже такой зацепкой, так как время неумолимо утекало. Необходимо было цепляться за малейшую надежду продвинуться в расследовании, а это означало, что следует идти до конца цепочки.

Он без труда нашел адрес Джозефа Харви в телефонном справочнике. Последний жил совсем поблизости – в Верхнем Ист‑Сайде, рядом со Второй авеню.

Гибсон не мешкая направился туда, припарковал свою машину в нескольких метрах от дома Харви и медленно пошел ко входу. Это было довольно симпатичное здание с фасадом в старинном английском стиле, с черной дверью и бронзовым молотком. На бронзовой табличке значилось имя критика. Томас приподнял молоток, похоже заменявший звонок, но, уже занеся его для удара, засомневался.

Конечно, Харви был прекрасно осведомлен о том, какую роль психиатр играет в процессе. Согласится ли он его принять? И если да, то какие вопросы Томас собирается задать ему?

Действительно ли он является маньяком?

Если и правда этот любитель крыс принес клетку с одной из них с собой к Джексону 15 июля? А потом он дал ей команду, как это делают дрессировщики собак, укусить Катрин.

Основание для подобных рассуждений было весьма слабым, критик просто выставит его за порог. Впрочем, он, возможно, вообще не согласится его принять, соблюдая указания своих адвокатов избегать отношений с противной стороной. И те же адвокаты будут сразу поставлены в известность о проводимом Гибсоном расследовании, они, несомненно, догадаются, что какой‑то снимок выплыл на поверхность. Пожалуй, сейчас не время их тревожить.

Лучше еще раз попробовать связаться с Полом Кубриком, чтобы сообщить ему последние новости.

«Еще и лучше, смогу вернуться к себе», – подумал он, забыв на минуту, что они с Джулией не связаны никакими официальными либо гражданскими обязательствами. Но, возможно, это недолгое пребывание под одной крышей стало для него чем‑то большим, о чем он даже не подозревал. В любом случае одно он знал твердо, что счастлив каждый вечер видеть улыбку этой женщины, которую любил все больше. «Счастлив» – было ли это слово подходящим? Возможно, он просто был совершенно одурманен?

Томас спустился по ступенькам и направился к машине, оглядывая напоследок резиденцию критика, словно неосознанно ища некую важную деталь, как вдруг он заметил, что окно дома приоткрыто.

Ему в голову пришла сумасшедшая идея.

Он снова поднялся по ступенькам, постучал молотком, выждал несколько секунд, постучал в дверь еще раз, но уже сильнее, чтобы убедиться, что в доме действительно никого нет. Взбудораженный, он посмотрел по сторонам и, увидев, что на улице не видно ни одного прохожего, несмотря на дневное время, двинулся к окну, приподнял его и проскользнул внутрь жилища. Его сердце бешено колотилось.

Что он здесь делает?

Он проник посредством взлома к видному представителю нью‑йоркских интеллектуальных кругов – ни более ни менее. Это могло довести его до тюрьмы или, во всяком случае, причинить ему большие неприятности, но отступать было слишком поздно.

Обстановка дома была довольно богатой, в соответствии с идеей о том, что квартиру интеллектуала можно сделать действительно удобной: цветная кожа, изысканные ткани, литографии современных художников, бесчисленные книги по современному искусству, большое количество романов, а также, рядом с телефоном, внушительная пачка бумаги – несомненно, неопубликованная рукопись. Все было уставлено различными африканскими безделушками, что объяснялось, если, конечно, сведения Джулии и Томаса были верными, приверженностью Харви к путешествиям в экзотические страны вроде Марокко или Алжира.

В углу гостиной Томас заметил нечто странное: там стояла металлическая сушилка для белья, где кроме обуви были развешены большие квадратные куски белой ткани, удивительно напоминавшие старые хлопчатобумажные пеленки, вытесненные из обихода памперсами.

Томас на мгновение удивился. Согласно имеющимся данным, критик был холостяком, детей у него точно не было. И потом, как могло случиться, что мужчина, зарабатывавший на жизнь в качестве литературного критика, вынужден был сам заниматься стиркой белья? Томас решил было, что он поступает так, видимо, из жадности. Но доктору Гибсону не удалось углубиться в загадку этой странной сушилки, так как донесшийся слева шорох заставил его подпрыгнуть.

Он повернулся и увидел то, что побудило его нанести «визит» без приглашения: в углу на столике маленькая коричневая крыска весело бегала в колесе, закрепленном в клетке.

Томас ощутил странный холодок: все части интеллектуальной головоломки, словно по волшебству, вдруг встали на свое место.

Ошеломленный, он подошел к клетке и разглядел вторую крысу, дремавшую в углу.

В это время грызун, сновавший в колесе, заметив Томаса, остановился, чтобы рассмотреть его с любопытным и недоверчивым видом, характерным для этих зверьков. Успокоившись, он просунул мордочку между прутьями клетки в явной надежде, что Томас его покормит. Последний наблюдал за ним. Неопасный, скорее, симпатичный зверек был немногим крупнее мыши‑полевки или серой мыши, от которых он отличался коричневым окрасом и довольно развитыми ушами.

Тут Томас подметил кое‑что подтвердившее заключение доктора Конзидини: усы обоих обитателей клетки были точь‑в‑точь как тот, что был запечатлен на снимке.

Значит, Катрин и Наташа не солгали насчет клетки! Вся эта история, непонятная на первый взгляд, вовсе не была придумана Катрин; отсутствовавшие в отчете фотографии доказывали, что она была укушена грызуном, возможно, тем маленьким забавным животным, которое находилось перед его глазами. Крыса, сообразив, что Томас не предлагает ей ничего съедобного, принялась снова непрерывно крутить свое колесо.

Внезапно позади себя Томас услышал скрежет ключа, поворачивающегося в замке. Сердце в груди на мгновение замерло. Кто‑то явно входил в дом! Томас прикинул расстояние до окна и понял, что добежать до него не успеет.

Он открыл ближайшую дверь слева от себя, это оказался стенной шкаф. Он скользнул туда, но закрыл за собой дверь, лишь разглядев широкую фигуру Джозефа Харви с его вечной черной широкополой шляпой.

Тяжело дыша, тот остановился посреди гостиной. Томас в щель между пальто мог видеть, как он нахмурил брови. Внезапно Харви, подозрительна оглянувшись, принюхался. Ему показалось, что в воздухе витает аромат какой‑то чужого парфюма. Он не дал бы голову на отсечение, но запах определенно был.

Однако он только что присутствовал на коктейле, устроенном в честь одного начинающего автора, где пожал уйму рук и подставил щеку для поцелуя не одной сильно надушенной женщине. К тому же он получил роман с автографом восходящей звезды американской литературы; за этим писателем он скрепя сердце признал скромное дарование: тот имел храбрость отказаться от предложения дать интервью у Харви дома на следующий уикэнд и гордо проигнорировал его довольно явные ухаживания – это возмутило критика, тем более что он точно знал, что писатель придерживается сходной сексуальной ориентации.

Харви окинул взглядом комнату и заметил, что большое окно осталось открытым. Это обстоятельство показалось ему странным, так как он помнил, что закрывал его утром перед уходом.

Но он устал и выпил больше, чем следовало, скверного игристого вина: все‑таки способ забыть о неприятностях, зачастую связанных со светскими мероприятиями. Эти скупердяи‑издатели подавали поддельное шампанское, а потом удивлялись, что критики не жаждут воспевать их издания!

Харви пошел закрыть окно, снова отметив запах незнакомого одеколона в комнате; заметив приоткрытую дверцу шкафа, он направился к нему. Мгновенно вспотевший Томас вжался в угол.

Зазвонил телефон.

Харви, к великому облегчению Томаса, который с нарастающим волнением вслушивался в звук приближающихся шагов, отошел и остановился перед маленьким столиком в углу, где находился телефон. Он выпустил роман из толстых пальцев и снял трубку. Звонил издатель, напечатавший роман молодого автора, тот сообщил ему, что Харви даже не упомянул в своей колонке о романе. Критик негодовал:

– Послушайте, Ал ужасно вел себя со мной!

– …

– Дорогой друг, знайте, что я не вчера появился на свет! Я знаю, что он собой представляет. Он изображал передо мной испуганную девственницу, это просто некрасиво! Я предложил ему зайти ко мне в следующую субботу ближе к полуночи, чтобы рассказать о своей книге.

– …

– Хорошо, полночь – это немного поздно, но я полуночник. Но ему следовало бы отдавать себе отчет в том, что я ему ничего не должен, что приглашаю его к себе вовсе не потому, что у него хорошенькая задница, которую я собираюсь восхвалять в критическом обзоре! Сначала мне необходимо выяснить, действительно ли он талантлив, – вы понимаете, что я хочу сказать?

Во время новой паузы его нахмуренное лицо озарилось заинтересованной улыбкой.

– Послушайте, если вы убедите его, что это для его же блага, я готов изменить свое решение. – После паузы он продолжил: – Последнее замечание: поскольку он не понял с первого раза, мне требуется компенсация с вашей стороны! Я мечтаю поехать в Марокко на следующей неделе, чтобы написать статью, и мне нужна помощь в покрытии дорожных расходов.

– …

По его губам скользнула алчная улыбка – попался, голубчик!

– Ну, скажем, удвойте сумму, и я в вашем распоряжении!

– …

– Прямо сейчас? Ну вот наконец сообразительный и расторопный человек! – произнес он льстивым голосом. – Я смогу оказаться там через пятнадцать минут! Вести с вами переговоры одно удовольствие!

Он повесил трубку и на минуту задержал руку на телефоне, явно довольный. Он добился того, чего хотел, и даже большего, с этой маленькой дополнительной компенсацией, помимо предстоящего удовольствия; за такие вещи он был готов и заплатить, что порой ему и доводилось делать.

Этот короткий разговор возбудил его до такой степени, что он и думать забыл о подозрительном запахе туалетной воды и о приоткрытом окне. Внезапно все, кроме назначенной издателем встречи, утратило значение.

Однако, несмотря на охватившее его возбуждение, он помнил о животных и, перед тем как отправиться на встречу, подошел к клетке, убедился, что грызуны ни в чем не нуждаются. Харви вышел из комнаты, бросив им нежно: «Доброго вечера, мои ангелочки!»

Томас, крайне удивленный абсурдной нежностью этого прощания, выждал несколько долгих минут после того, как до него донесся звук захлопнувшейся входной двери, и лишь затем выбрался из шкафа, где уже начинал задыхаться. Все еще находясь под впечатлением от неожиданного прихода критика, он, выбрав момент, решился покинуть дом через дверь.