Глава 31. Томас рассказал Джулии новости в порядке их поступления: воспоминания Катрин, касающиеся рояля и канделябра

Томас рассказал Джулии новости в порядке их поступления: воспоминания Катрин, касающиеся рояля и канделябра, свой визит к Джексону, где он как раз видел канделябр и рояль, клавиша которого была запачкана кровью, и, наконец, обвинения Катрин, выдвинутые против священника.

Женщина выслушала его с удивлением, ей становилось все труднее скрывать свой скептицизм. Мысленно она задавала себе вопрос о здравомыслии коллеги.

Оба находились в кабинете Джулии. Томас заглянул туда наудачу, покинув палату Катрин. Ему было необходимо выговориться.

И потом, он хотел видеть Джулию.

Расставшись с ней только утром и, возможно неосознанно, уже плененный ее чувством юмора, он уже соскучился по ней, ему недоставало ее присутствия, ее красоты. Кроме того, она была его союзницей, быть может единственной во всей клинике.

– Тебе необходим отпуск, Томас, наверное, ты переутомился.

Ощутив разочарование, он с виноватым видом произнес:

– Чепуха какая‑то, правда?

Видя его огорчение, Джулия поспешила добавить:

– Извини, но ты спрашиваешь, что я обо всем этом думаю, и я отвечаю.

На какое‑то время оба замолчали.

Тупик.

Тупик в отношениях, которые так быстро и захватывающе развивались, но, видимо, им так и не суждено вылиться во что‑то конкретное. Неужели именно из‑за этого возникла между ними эта едва заметная напряженность? Их тревожило, что их встреча не сможет перерасти в прочные отношения, а то, что могло произойти между ними накануне, уже никогда не получит логического продолжения.

Впрочем, Томас уже задавал себе вопрос: может, это знак? И его неспособность «потреблять энергию телесного наслаждения», вероятно, была предвестником невозможности их любви: правда, изреченная мужским телом, которое в отличие от женского не может обманывать партнера.

Когда Томас постучал в дверь кабинета Джулии, она как раз читала вечерний выпуск «Нью‑Йорк пост», где, конечно, немало места было уделено изнасилованию Катрин. Она поспешила сложить газету, но Томас развернул ее и бегло просмотрел, чтобы придать себе невозмутимый вид. На первой странице среди фотографий, отражающих разгоревшийся скандал, красовалась большая фотография Губерта Росса, правой руки мэра Нью‑Йорка, принимающего поздравления патрона по поводу свадьбы своей дочери. Все средства массовой информации взахлеб освещали это событие.

Словно изобретатель, который, истощив последние силы, отказывается от предмета своих изысканий и делает случайное открытие, думая при этом совершенно о другом, Томас вдруг установил неожиданную связь.

– Вот, например! – выкрикнул он, рассматривая снимок с близкого расстояния.

Сходство между Губертом Россом и священником клиники было разительным. Это заставило Томаса вспомнить об услышанном им телефонном разговоре директора с Его Преосвященством и об инциденте с приглашениями!

Решительно, мнемониум стирает память не совсем так, как это было задумано, а лишь временно! Хотя, возможно, его действие распространяется всего на несколько часов воспоминаний прошлого: хотя он ничего не помнил из того, что говорилось на заседании насчет Кэмпбелла – и Джулии пришлось ему все пересказывать, – но теперь в памяти всплывали смутные обрывки встречи с Джексоном в кабинете последнего. Кажется, этот препарат, ныне пребывающий в стадии разработки, еще долго будет оставаться экспериментальным, так как он не сможет внушить доверие ни одному врачу.

– Что такое? – спросила Джулия.

– Это Губерт Росс. Посмотри: можно сказать, что это брат‑близнец нашего священника.

– Ну, в общем, да, – согласилась та после недолгого изучения снимка Росса. – Ну и что?

– Так вот, Губерт Росс как раз был на вечеринке, которую устраивал у себя вчера вечером Вик Джексон, плюс рояль, канделябр и засохшая кровь на одной из клавиш. Все вместе это представляет набор довольно неприятных фактов, не правда ли?

По всей видимости, аргументы Томаса убедили Джулию только наполовину. Он делал слишком скоропалительные выводы. Женщина возразила:

– Но, по словам Катрин, у священника были длинные светлые волосы, а оба мужчины почти лысы. И насколько мне известно, это была встреча старых друзей, а не костюмированная вечеринка. А потом, рояль и канделябр составляют классическое сочетание…

«Джулия права. Все это полная ерунда», – подумал Томас.

Совершенно упав духом, он тем не менее упрямо произнес:

– И все же я хочу показать эту фотографию Катрин, пусть даже на снимке нет никаких светлых волос.

– Тебе хотелось бы увидеть его с длинными волосами?

– Что ты имеешь в виду? – удивленно спросил психиатр.

– Это очень просто, ты сам убедишься.

Она включила компьютер, взяла газету, поместила первую страницу на оптический сканер, и на экране тут же появилась цифровое изображение Росса.

– Я использую эту программу при лечении моих пациентов, страдающих заниженной самооценкой, – пояснила Джулия. – Мы вместе смотрим на их новый образ, обсуждаем, нравится ли им… это удивительно.

Джулия нажала несколько клавиш, и, по волшебству информатики, на лысый череп Губерта Росса наложились длинные светлые волосы.

– Интересно! – протянул Томас, усмехнувшись тому, как Его Преосвященство, серый кардинал Нью‑Йорка, на глазах превратился в трансвестита.

– Распечатать?

– А ты можешь?

– Ну конечно!

Через несколько секунд цветной принтер вывел на бумагу результат только что проделанных ею модификаций. Она протянула листок Томасу, который озадаченно вздохнул.

Несколько минут спустя слегка напуганная Катрин подтвердила предположение доктора: вне всяких сомнений, это был мужчина, накануне совершивший нападение на нее.

– Ты в этом уверена, Катрин? Я спрашиваю потому, что это очень важный общественный деятель. И если ты уверена, мы выдвинем против него обвинение. В противном случае мы рискуем нажить себе немало врагов. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Психиатр знал, что в свои восемнадцать лет она уже не была ребенком, однако, поскольку девушка не обладала большим опытом в юридических делах, он считал необходимым расставить все точки над i.

– Да, я понимаю, – ответила Катрин с серьезным видом. – Я совершенно уверена, что это он.

– Готова ли ты свидетельствовать против него в суде? – поинтересовалась Джулия, пришедшая вместе с Томасом.

– Абсолютно.

– Сейчас я попрошу тебя об одной вещи, Катрин: не говори никому о нашем сегодняшнем разговоре.

– Понимаю и обещаю молчать.

Они ободрили девушку и вернулись в кабинет Джулии.

– Ну и толку‑то от того, что она опознала Росса, – сказала Джулия, разглядывая измененный ею снимок, – здесь есть одно несовпадение: у Росса не длинные волосы.

– Но он был на вечеринке у Джексона.

– Возможно, она путает его с женой, которая была с ним, она, кажется, блондинка.

– Жены не были приглашены, это был вечер встречи старинных школьных приятелей.

Повисла тишина, затем Томас снял трубку телефона и набрал номер адвоката Робертсона. Ему повезло: последний все еще был у себя в офисе, несмотря на то что уже провел за работой битых пять часов в пятницу после полудня, что вообще было не слишком характерно для людей, занимающихся адвокатской деятельностью, но являлось отличительным качеством Робертсона. Томас вкратце обрисовал свои предположения и спросил его мнение.

– Тебе нужен свидетель, дружище. И конечно, это должен быть кто‑то еще помимо самой жертвы. В делах с обычным изнасилованием, если можно так выразиться, свидетелем нередко выступает сама жертва и, в общем‑то, этого оказывается достаточно. Но в данном случае речь идет о публичном политике, об очень влиятельном человеке. Если мы решим выдвинуть официальное; обвинение, то еще на предварительном рассмотрении будет крайне сложно убедить судью начать процесс. И потом, я не уверен, что получится уговорить прокурора взяться за это дело. Есть две разновидности правосудия, и тебе решать, каким путем пойти: следовать правосудию для обычных людей или людей, обладающих властью. В случае с таким человеком, как Росс, никто не захочет впутываться в историю, располагая несколькими, пусть даже чертовски хорошими, доказательствами, этого мало, чтобы идти до конца и выиграть дело. И на мой взгляд, в данный момент у тебя нет этих доказательств, Томас. Извини, что вынужден разочаровать тебя.

– Ты полагаешь, что у нас нет необходимых доказательств? В самом деле? А рояль, например, со следами крови.

– Сказать честно, Томас, в Нью‑Йорке наверняка сыщется десять тысяч роялей. Да к тому же девушка опознала Росса лишь в обрамлении длинных светлых волос. Судья рассмеется нам в лицо. Это слишком неправдоподобно. Нет, единственный выход – найти стороннего свидетеля. Человека, который бы присутствовал при изнасиловании и согласился давать показания. Но если именно Росс изнасиловал Катрин, в чем я лично сомневаюсь, то, думаю, он не настолько идиот, чтобы делать это при свидетелях. Он на виду, а это отнюдь не украсит его репутацию. Что ты об этом думаешь?

– Ты прав, – вынужден был признать Томас скрепя сердце.

Ставка была слишком высока, так что вероятность того, что весь этот кошмар растает, словно дымка, была равна нулю. Если бы ему удалось отыскать виновного, то удалось бы рассеять мучительные сомнения, терзавшие его с самого утра. Но до тех пор, пока эта неопределенность не рассеется, он не сможет смотреть на собственное отражение в зеркале.

К тому же, если его расследование не даст никаких результатов, это будет означать конец профессиональной деятельности. Даже при условии что он выиграет процесс, ему уже никогда не позволят вернуться к медицинской практике, иначе как объяснить, каким образом больной человек, настоящий доктор Джекилл, способный в любой момент превратиться в ужасного мистера Хайда, может претендовать на то, чтобы лечить кого бы то ни было?

Совершенно ясно, что преступник без зазрения совести обставил это дело так, что он, Томас, выглядел виновником происшедшего: ведь угнана была именно его машина, и в ней, всего в ста метрах от дома психиатра, обнаружили брошенную жертву.

Но если виновен не он, это означает, что после удовлетворения своих низких инстинктов за счет беззащитной девушки насильник, предприняв попытку подставить совершенно непричастного к делу человека, разгуливает на свободе. И вполне возможно, что этот негодяй уже планирует совершить очередное, не менее гнусное преступление. Уже при одной мысли об этом Томас выходил из себя.

Он не собирался нападать на Вика Джексона, он считал недопустимым, чтобы подозрения падали на невиновного, так как на себе испытал всю тяжесть такого положения, но на данный момент, кроме него, не было никого, кто мог бы стать возможным подозреваемым. Однако пока шаткая гипотеза Гибсона держалась на двух зацепках: Катрин «опознала» Губерта Росса, с той оговоркой, что у того были длинные волосы, и то, что она припомнила канделябр и рояль, а в доме Джексона они были. Вот, собственно, и все.

Томас вынужден был согласиться, что этого ничтожно мало. Но если все же допустить, что Джексон на самом деле виновен, тогда что подтолкнуло его совершить подобное? И почему он в качестве мишени выбрал именно Гибсона, а не кого‑нибудь еще? Томас всегда испытывал уважение к директору клиники; даже если между ними и возникали незначительные разногласия, то все же они не могли явиться причиной намерения директора сломать карьеру психиатра и засадить его на несколько лет в тюрьму! Гибсон никогда бы не подумал, что Джексон способен пасть так низко.

В этот момент адвокат прервал размышления Томаса:

– У нас действительно нет ни одного веского довода! Если тебе интересно мое мнение, то я советую тебе оставить эту затею и бросить все силы на отработку стратегии твоей собственной защиты. Тамплтон оставил тебя в покое лишь на время, и я уверен, что он продолжит свое расследование с присущей ему цепкостью питбультерьера. – Он выдержал паузу и добавил: – И потом, есть еще одно соображение: если ты продолжишь свое расследование, полиция, возможно, решит, что ты во что бы то ни стало пытаешься замести следы, желая выйти сухим из воды.

Томас об этом не подумал, хоть это и напрашивалось само собой.

– А если я все‑таки продолжу попытки? – Он все же попытался настоять на своем.

– Тогда у тебя единственный выход – найти свидетеля.

Когда, поблагодарив Робертсона, Томас положил трубку, у него был довольно расстроенный вид, и Джулия сразу это заметила.

– Что он сказал?

– Что у нас нет ни одной весомой улики.

– И что ты будешь делать?

– Не знаю почему, но мне кажется, что Катрин сказала правду. Я верю в нее…

Джулия ничего не ответила. Она разделяла мнение адвоката, но не хотела сообщать об этом Томасу, чтобы не расстраивать его.

Гибсон в свою очередь с озабоченным видом продолжал гнуть свою линию:

– Я должен что‑нибудь найти! Должен же быть способ до чего‑нибудь докопаться, не знаю, какая‑нибудь упущенная деталь, которая поможет решить эту головоломку.

Джулия подошла к нему и с нежностью положила руку на плечо.

– У тебя был слишком тяжелый день, – сочувственно произнесла она. – Ты не хочешь выпить?

Немного помедлив, Томас сказал:

– Извини, но у меня еще есть кое‑какие дела. Я позвоню тебе домой позже, и мы решим, что делать дальше.

У него в голове мелькнула какая‑то мысль.

– Что ж, годится, – сказала она.

Он уже был на пороге, когда Джулия окликнула его:

– Томас! – Слегка скривив губы, она протянула ему листок: – Мой номер телефона. Возможно, он пригодится, если ты и правда хочешь, чтобы сегодня вечером мы вместе выпили по стаканчику.

– Да, я и не сообразил, – сказал он, немного смутившись.

– Пропущенное действие, – усмехнулась она.

– О! А не ты ли мне говорила, что читала Фрейда прямо перед экзаменом и уже все забыла?

– Я это сказала?

Томас живо подошел к ней, взял листок и сделал то, чем пренебрег ранее, поскольку был поглощен другим: он крепко обнял ее и проникновенно поцеловал в губы.