Петербургская лингвистическая школа в 1920 - 1950-е гг

Петербургская школа сложилась ещё в дореволюционное время по инициативе И.А.Бодуэна де Куртенэ в период его работы в Петербургском университете. Пос­ле отъезда И.А.Бодуэна де Куртенэ в Польшу, Петербургскую школу возглавил его ученик Л.В. Щерба.

К Петербургской школе принадлежали Е.Д. Поливанов, В.В. Ви­ноградов(1894/95 - 1969), Сергей Игнатьевич Бернштейн (1892 - 1970), Лев Петро­вич Якубинский (1892 - 1945), Борис Александрович Ларин (1893 - 1964), Сергей Петрович Обнорский (1888 - 1962). Хотя некоторые из них по разным причинам уехали из Петербурга, в их трудах сохранялись основополагающие идеи Бодуэна де Куртенэ. Петербургская школа после Октябрьской революции стала Петроград­ской, затем – Ленинградской. В современном языкознании она сохранила свой статус ведущей российской лингвистической школы.

1) Лев Владимирович Щерба.

С именем академика Льва Владимировича Щербы (1880 - 1944) связано бурное развитие в СССР фонетики и фонологии. Л.В.Щерба окончил киев­скую гимназию и поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. После окончания университе­та Щерба был оставлен при кафедре сравнитель­ной грамматики и санскрита и по рекомендации Бодуэна от­правлен в заграничную командировку. В Италии Щерба изучал тосканские диалекты, в Париже занимался в ла­боратории экспериментальной фонетики аббата Русло. В Германии Л.В.Щерба изучает изолированный от других славянских языков мужаковский диалект лужицкого языка. Он поселился в деревне среди крестьян, выучил язык и описал его структуру. Славянский диалект, ока­завшийся в немецком окружении, давал важный мате­риал для обоснования теории смешения языков и языковых контактов. Итогом работы Л.В.Щербы за границей стали магистерская диссертация «Русские гласные в качествен­ном и количественном отношении» (1912 г.) и докторская диссертация «Восточнолужицкое наречие (с приложением текстов)» (1915).

В Петербургском университете ещё до революции Л.В.Щер­ба открыл кабинет экспериментальной фонетики, а в 1920-е гг. возглавил работу Неофилологического общества, основанного Александром Николаевичем Веселовским в 1899 г. в целях изучения живых языков и литератур.

Л.В.Щерба занимался общетеоретическими проблемами языкознания, морфологией, синтаксисом, орфографией, орфоэпией, транс­крипцией, методикой преподавания иностранных языков, ана­лизом поэтических текстов, лексикографией, словообразованием.

В работе «О трояком аспекте языковых явлений и об экспе­рименте в языкознании» (1931) Л.В.Щерба вместо соссюровской антиномии языка и речи предлагает различать три понятия: речевая деятельность, языковая система и языковой материал. Речевая деятельность обусловлена психофизиологической организацией человека и носит социальный характер. Языковая система – это грамматика и словарь. Языковой материал - это «совокупность всего говоримого и понимаемого в опреде­лённой конкретной обстановке в ту или другую эпоху жизни данной общественной группы». Языковая система и языковой материал являются «разными аспектами единственно данной в опыте речевой деятельности». Языковая система в представлении Щербы — это не абстракция. Он пишет, что «все языковые величины, с которыми мы опериру­ем в словаре и грамматике, будучи концептами, в непосред­ственном опыте нам не даны»; они могут выводиться из процессов гово­рения и понимания, то есть из текстов. Языковая система находится в непрерывном движении. Изменения в ней происходят в процессе речевой деятельности под влиянием внешних факторов.

Щерба пред­ложил новое членение грамматики: 1) правила словообразования, 2) правила формообразования, 3) активный и пассивный синтак­сис, 4) фонетика с изучением стилей речи, 5) лексические и грам­матические категории языка. Разрабатывая вопрос об отличии формообразования от словообразования, Щерба пришёл к выводу о том, что деепричастие и причастие являются не самостоятельными частями речи, а глагольными формами.

В статье «О частях речи в русском языке» Щерба утверждает, что при классификации частей речи нельзя опираться на какой-то один признак: только на форму, как это делал Ф.Ф.Фортунатов, или только на значение. Он писал: «Существование всякой грамматической катего­рии обусловливается тесной связью её смысла и всех формаль­ных признаков». При классификации частей речи он предлагает учитывать сразу три признака: семантику слова, спо­собы его словоизменения и типичную синтаксическую функцию. Это позволило ему теоретически обосновать выделение новой части речи - категории состояния. В особый раз­ряд он включил связки, а среди союзов и союзных слов выделил сочинительные, присоединительные, слитные, подчинительно-относительные союзы и союзные слова.

Основной единицей синтаксиса Щерба считал не словосо­четание и не предложение, а синтагму. Под синтагмой он пони­мал фонетическое единство, выражающее единое смысловое целое, которое может состоять из слова, словосочетания и даже группы словосочетаний.

В статье «Опыт общей теории лексикографии» (1940) Щер­ба заложил основы научного лексикографирования. Он первым описал различные типы словарей, разграничил эн­циклопедические и филологические словари. Энциклопедичес­кие словари характеризуют явления дей­ствительности, названные словом. Филологические толковые словари должны содержать лишь те сведения о значении слова, которые известны обычному носителю языка.

Самые значительные достижения Щербы связаны с фо­нетикой и фонологией. Он создал особое учение о фонеме, ставшее отличительным признаком Ленинг­радской фонологической школы. Оно изложено в работах «Русские гласные в качественном и коли­чественном отношении» (1912) и «Фонетика французского языка» (1937). У И.А. Бодуэна де Куртенэ Щерба заимствует идею синхронического рассмотрения фоне­мы как звукового типа, способного служить для различения слов. «Реально произносимые различные звуки, являющиеся тем частным, в котором реализуется общее (фонема), будем называть оттенками фонем». «Фонемами мы называем такие звуковые элемен­ты, или элементы речи, которые способны сами по себе диф­ференцировать слова». Для Щербы фонема - не языко­вая абстракция, это «типичный оттенок», кото­рый может произноситься в изолированном виде и «сознаётся нами как речевой элемент». Щерба рассматривает фонему как один из важнейших элементов язы­ковой системы. Она играет огромную роль в речевой деятельности, так как обеспечивает использование материальных акустических, физиологических явлений для образования значимых единиц языка. Поэтому Щерба и Ленинградс­кая фонологическая школа боль­шое внимание уделяют изучению материальных свойств фонем, экспериментальной фонетике.

В Ленинградскую фонологическую школу входили ученики Л.В.Щербы: Сергей Игнатьевич Бернштейн (1892 - 1970), Маргарита Ивановна Матусевич (1895 - 1979), Лев Рафаилович Зиндер (1904 - 1995). Для них фонологическая система языка - не результат логических построений исследователя, а реальная организация звуковых единиц, которая позволяет каждому носителю языка участвовать в коммуникации. Они тщательно изучают функции звуковых единиц, подробно опи­сывают звуко­вой облик слов, интересуются разными стилями речи, разраба­тывают теорию слога, интонации.

Бернштейн Сергей Игнатьевич (1842-1927)

Матусевич Маргарита Ивановна (1885—1979)

Зиндер Лев Рафаилович (1903–1995)

2) Евгений Дмитриевич Поливанов.

К числу наиболее талантливых учеников И.А.Бодуэна де Куртенэ относится Евгений Дмитриевич Поли­ванов (1891 - 1938). Он был разносторонне одарённым челове­ком, знал десятки языков, был переводчиком, основателем первого в Средней Азии универси­тета, создателем алфавитов для бесписьменных народов. Дворя­нин по происхождению, он в юности увлёкся революционны­ми идеями, участвовал в Гражданской войне, был командиром партизанского отряда «красных» китай­цев, дипломатом, автором первого ва­рианта Брестского мира. Он организовал множество экспедиций, в которых со­бирал сведения о языках и диалектах Средней Азии.

Поливанов Евгений Дмитриевич (1891— 1938)

Поливанов одним из первых выступил с критикой антинаучных идей господ­ствовавшего в 1920 - 1930-е годы марризма. В 1929 г. в Коммунистичес­кой академии Поливанов сделал доклад, в котором доказал несостоятельность «нового учения о языке» Марра. В результате под угрозой репрессий он не мог больше оставаться в Москве и вынужден был вернуться в Среднюю Азию. В 1931 г. вышла его книга «За марксистское языкознание», где снова марризм был подвергнут нелицеприятной критике. После этого Поливанову не разрешали печа­таться ни в Москве, ни в Ленинграде. Затем последовал арест и расстрел.

Е.Д.Поливанов был наиболее последовательным учеником И.А.Бодуэна де Куртенэ. Обучаясь в Петербургском университете, Поливанов увлёкся японским языком и поступил в Восточную практическую академию на японское отделе­ние. До революции он несколько раз бы­вал в Японии, изучал японские диалекты, фонетический строй и ударение в японском языке. Он подготовил к изданию сравнительную фонетику и грамматику японского языка. Ведущие японские лингвисты считают, что именно Поливанов открыл им ха­рактер японского ударения.

Во время резких нападок на индо­европеистику, которая была объявлена последователями Н.Я.Марра буржуазной наукой, стоящей на службе у фашизма, Полива­нов отстаивал принципы компаративистики.

Е. Д. Поливанов активно участвовал в языковом строитель­стве. С 1921-го по 1926 г. и с 1929-го по 1937 г., до самого ареста, Поливанов работал в Средней Азии, где изучал местные языки: узбекский, казахский, дунганский, бухарско-еврейский. Он написал грамматику китайского язы­ка, создал дунганский алфавит. Результаты своих научных на­блюдений в период работы в Средней Азии он изложил в двух­томном «Введении в языкознание для востоковедных вузов».

Поливанов занимался общей теорией языка. Особенно его интересовала проблема языковых изменений. Индоевропеисти­ка XIX в. не смогла дать научное объяснение причин звуковых и семантических изменений. Поливанов, как и Соссюр, видел противоречие в развитии языка. С одной стороны, чтобы старшее и младшее поколения понимали друг друга, язык должен сохранять стабильность. С другой стороны, в языке постоянно происходят сдвиги. Эти не­многочисленные изменения накапливаются несколько веков или даже тысячелетий. Причину этих изменений Полива­нов видит в коллективно-психологическом факторе - в «лени человеческой», или другими словами, в «стремлении к экономии тру­довой энергии». Слушающий, наоборот, заинтересован в том, чтобы лучше понять, поэтому он ог­раничивает «лень» говорящего. Но тем не менее изменения происхо­дят: упрощаются система склонения, система спряжения, со­кращается протяжённость морфем, утрачиваются звуки. Социально-экономические факторы могут влиять на язык и вызывать в нём изменения только опос­редованно, через лексику и фразеологию. Никаких языковых революций, о которых писал Марр, Поливанов не признавал.

Точно так же он не мог принять кон­цепцию Марра о смешении языков как единственном факторе их развития. Вслед за Бодуэном Поливанов считал, что языки развиваются конвергентно-дивер­гентным путем.

В статье «За марксистское языкознание» (1931) Поливанов пишет, что изменения в языках происходят независимо от воли их носителей и незаметно для них. Поэтому никакими декретами повлиять на жизнь языка не удастся: «Для того чтобы в языке произошло то или иное фо­нетическое или морфологическое изменение, совершенно недостаточно декретировать это изменение, то есть опубликовать соответствующий декрет или циркуляр». В то же время Е.Д.Поливанов не исключает разумного вме­шательства лингвистов в жизнь языка. Он считает, что лингвистика должна состоять из изучения прошлого (историологии), настоя­щего и будущего (прогностики). Изучая прошлое, линг­вист должен быть предельно объективным, опираться только на факты и не допускать произвольных бездоказательных ги­потез. Занимаясь настоящим, лингвист должен вести себя как «ре­альный строитель», как «эксперт в строительстве» современных языковых и графических культур. Изучая будущее, лингвист должен быть «языковым политиком», который владеет «прогно­зом языкового будущего» в интересах языкового строительства. Лингвист обязан вмешиваться в языковое развитие там, где это необходимо. Так, в послерево­люционные годы необходимо было вмешаться в графику и ор­фографию, потому что от их рационализации «зависит громад­ная экономия времени и труда начальной школы, успехи лик­видации неграмотности, а, следовательно, вообще всё дело культуры данной национальности». Со­знательное вмешательство, считал Поливанов, допустимо в сло­варном деле, в формировании норм литературного языка.

Научное наследие Е.Д.Поливанова во многом было безвозвратно утрачено после его гибели.

3) Виктор Владимирович Виноградов.

Виноградов Виктор Владимирович (1894—1969)

Ученик Л. В.Щербы и А.А.Шахма­това Виктор Владимирович Виноградов (1895 - 1969) относится ко второму по­колению Петербургской (Ленинградской) лингвистической школы. В.В.Виноградов закончил духовную семинарию в Казани, затем учился в Петербургском уни­верситете. С 1920 г. он начинает пре­подавать в Петроградском (Ленинградском) университете. В 1923 г. он опубликовал работу «О задачах стилистики. Наблюдения над стилем Жития протопопа Аввакума», которая стала началом его стилистических исследова­ний. Виноградов способствовал становлению стилистики как особого раздела языкознания. Он считал, что стилистика должна отста­ивать нормы русского литературного языка, противодейство­вать засорению русской речи диалектизмами, канцеляризмами, вульгаризмами, заниматься вопросами культуры речи. В конце 1920-х гг. В.В.Виноградов переехал в Москву, где создал собственную научную школу, дискутировавшую с Московской школой.

Виноградов занимался проблемами общего языкознания, стилистики, синтаксиса, морфологии, лексикографии. Он был филологом в широком смысле слова.

Виноградов разработал курс истории русского литературного язы­ка, и до сих пор одним из лучших пособий по этой дисциплине остаётся его монография «История русского литературного языка XVII - ХIХ в.» (1938). Он поставил вопрос о проис­хождении русского литературного языка и предложил ориги­нальную теорию о двух типах древнерусского литературного языка. Ему принадлежат исследования по языку Н. В. Гого­ля, М.Ю. Лермонтова, А.А.Ахматовой, А.С.Пушкина.

Значительный вклад сделан В.В.Виноградовым в лексико­логию и в лексикографию. Он разработал теорию о типах лексических значений, выделив свободные и несвободные, прямые и переносные значения. Участвовал в составлении 17-томного академического словаря русского языка, «Словаря языка Пуш­кина», написал около 200 этимологических заметок.

Виноградов считается основоположником советс­кой фразеологии. В работах «Основные понятия русской фразеологии как лингвистической дисциплины» (1946) и «Об основных типах фразеологических единиц в русском языке» (1947) он предложил классификацию фразеологических единиц на фразеологические сращения, фразеологические единства и фразеологические сочетания.

В синтаксисе В. В. Виноградов предложил свою теорию словосочета­ний, в основе которой лежит разграничение словосочетания и предложения. Словосочетание Виноградов рассматривает как номинативную, а предложение - как коммуникативную еди­ницу речи, обладающую предикативностью.

Его книга «Русский язык. Грамматическое учение о слове» (1947) легла в основу академической «Грамматики русского языка» (1952 - 1954). Новыми в морфо­логии Виноградова были 1) учение о словообразовании в его отношении к грамматике и лексикологии, 2) учение о модаль­ности, экспрессивности и эмоциональности, 3) учение о взаи­модействии лексических и грамматических значений, 4) уточ­нение классификации частей речи и 5) оригинальная трактов­ка ряда грамматических категорий.

Виноградов посвятил специальные работы линг­вистическим взглядам М.В.Ломоносова, А.Х.Востокова, Ф.И.Бус­лаева, А.А.Потебни, И.А.Бодуэна де Куртенэ, А.А.Шахмато­ва, А.М.Пешковского, Л.В.Щербы, Б.А.Ларина и др.