Фальшивое согласие

Майор стоял разочарованным.

Хотя, когда он вгляделся в лицо стоящего у задернутой шторы человека, разочарование сменилось любопытством. Перед ним стоял владелец сети магазинов «Наш дом» Антон Никитич Бамбалаев, собственной персоной.

Лично знакомы они не были. Но майор о крупном городском предпринимателе, разумеется, кое‑что знал.

Например, то, что в бурном прошлом у респектабельного предпринимателя имелись: одна судимость – за участие в драке с причинением тяжких телесных повреждений, а вторая – за вымогательство.

Известно было майору и о том, что сегодня Бамбалаев имеет хорошие связи в губернаторской администрации. Благодаря чему на открытых аукционах по продаже областного имущества Антон Никитич борется только сам с собой. И о том, что в бизнес‑кругах он слыл человеком, на чьем пути лучше не становиться.

Несколько лет назад, владелец здания, где теперь располагался торговый центр «Наш дом», отказался продать его Бамбалаеву. На следующий день туда пришел санитарный врач и наложил запрет на функционирование мест общего пользования: они якобы были оборудованы сушилками для рук, «не обеспечивающими их обезвоживание в установленное Минздравом время». Затем явился инспектор пожарной охраны и выписал крупный штраф за несоблюдение правил пожарной безопасности. Энергетики отключили электричество по причине внезапно обнаруженной недоплаты за предыдущие десять лет, а «Водоконал» перекрыл воду.

Когда это не помогло, на упрямого владельца вообще посыпались такие несчастья, что и врагу не пожелаешь. Сгорел гараж с недавно купленным «Саабом», затем новая трехэтажная дача, потом он и сам угодил в автоаварию. К счастью, остался жив, хотя и инвалидностью.

Еще в больнице несчастный бизнесмен узнал, что против его возбуждено уголовное дело по факту злостного уклонения от уплаты налогов. Страдалец сдался. В его бывшем офисе открылся торговый центр «Наш дом».

Так что, при возникновении хозяйственных споров, в принципе обычных в беспокойном мире коммерции, охотников связываться с Бамбалаевым не находилось. Оказавшиеся на его пути предприниматели предпочитали уступать Антону Никитичу без боя.

Среди городских бизнесменов и чиновников существовало твердое убеждение: у Бамбалаева имеются крепкие связи не только в кругах официальной власти, но и среди власти не официальной – в темном, скрытом от глаз уголовном мире. Установить их за несколько лет пребывания в следственных изоляторах и исправительных учреждениях, он, конечно, имел все возможности.

Компетентный человек Мимикьянов знал, что это мнение было совсем не лишено оснований.

Тем неожиданней и непонятней выглядело ограбление инкассаторов, перевозивших выручку самого крупного в бамбалаевской империи магазин торгового центра «Наш дом», расположенного в научном городке, прямо напротив объединения «Топология». Возникал неизбежный вопрос: кто же это осмелился начать войну с «Бешеным Бамбалаем», как за глаза называли Антона Никитича в городе?

Росту хозяин «Нашего дома» был высокого, кость имел широкую, а плечи округлые, как у борца. По весу, прикинул майор, он, если и уступал самому Георгию Ивановичу Пиготу, то, скорее всего, не намного.

Зрачки у Бамбалаева были твердыми и едкими, как черный перец горошком. Нос – вытянутый вперед, тонкий и хрящевидный, как у только что съеденной майором, стерляди. Волосы – сильно поседевшие, но не утратившие к сорока пяти годам густоты.

Мужчины молча смотрели друг на друга.

Напряжение электростатического поля, возникшее в кабинете, как и положено, начала разряжать женщина. Впрочем, при ее прямом и непосредственном участии это поле и образовалось. Она мела подолом между двумя полюсами, изображая лицом: «Как все хорошо, какие мы все здесь хорошие люди, и как особенно хорошо, все будет дальше!»

– Ефим Алексеевич! Антон Никитич! – развела она одновременно обе руки в стороны, представляя мужчин друг другу. – Я уверена, заочно вы уже знакомы, теперь вот я хочу вас познакомить очно!

– Бамбалаев! – протянул руку Бамбалаев.

Мимикьянов кивнул, протянутую руку пожал, но фамилию свою, по въевшейся профессиональной привычке, не назвал.

– Вы, Ефим Алексеевич, простите, что от обеда вас оторвал, – вполне светским тоном, никак не вяжущемся с городским мифом о «Бешеном Бамбалае» произнес Антон Никитич. – Я вас долго не задержу, несколько минут и все, а место для встречи удобное… Никто и знать не будет, что мы с вами встречались…

– А чего нам наши встречи скрывать? Мы же ничего плохого делать не собираемся, – заметил Ефим.

– Конечно, нет! – даже слегка удивился странному предположению майора Антон Никитич. – Я хочу, что бы мы в добром деле наши усилия объединили.

Майор пошевелил волчьими бровями, сросшимися на переносице:

– В добром деле, почему не объединить…

Пресс‑секретарь мотнула цветным подолом, перевела взгляд с одного мужчины на другого и произнесла:

– Ну, мужчины, покидаю вас, чтобы не мешать вашим мужским разговорам, нам, женщинам, совсем не интересным.

Неся на лице выражение хитрой учительницы, оставляющей двух драчунов в запертом классе, чтобы они окончательно выяснили отношения наедине и больше не будоражили школу, Ангелина Анатольевна вышла из кабинета. Дверь за ней затворилась бесшумно, но очень плотно.

Майор окинул взглядом комнату.

Бамбалаев стоял у стола.

Стол был накрыт на двоих. На белой с красными петухами скатерти остывали, исходя паром, две белые глубокие тарелки с той же самой стерляжьей ухой. В центре скатерти стоял запотевший стеклянный графинчик.

Майор заметил на одной из салфеток возле тарелки два смыкающихся алых полумесяца – отпечаток губ, покрытых женской помадой. Он почувствовал то, что называют ревностью.

Но майор мужественно отодвинул личное в сторону и начал работать. Оценив обстановку отдельного кабинета ресторана Дома ученых, он сделал вывод, что встречу с ним никто не готовил. Двое собирались обедать, но почему‑то свой обед ради встречи с ним прервали.

– Прошу на балкон, – указал рукой в сторону открытой стеклянной двери Антон Никитич. – Поговорим на свежем воздухе, день сегодня отличный… Последние такие деньки стоят… Потом дожди, холод, снег… Мрак! Надо ловить солнце, пока есть такая возможность… Да и от разных любопытных ушей подальше, так Ефим Алексеевич?

Мимикьянов в слух ничего не сказал, но пошевелил волчьими бровями, что можно было принять за согласие.

Они вышли на узкую длинную террасу. Здесь стоял круглый стул и два стула. Они были сделанные в дачном стиле – из плетеного ивняка, покрытого лаком. На столе готовились к беседе темная коньячная бутылка и две нежных рюмочки на тонких ножках.

Вокруг балкона диким, неприрученным миром стоял недвижный сосновый бор.

Место легких запахов ресторанной кухни, порхавших в воздухе кабинета легкими бабочками‑однодневками, занял огромный запах бора – аристократический, строгий и неизменный, как вечность.

Ефим глубоко вдохнул, и вдруг ему показалось, что из тьмы, клубящейся меж колоноподобных сосновых стволов, неслышно звучит какая‑то мелодия.

Он прислушался.

И, то ли, на самом деле, услышал, то ли догадался: это была мелодия Шествия зверей из симфонической сказки Сергея Прокофьева «Петя и волк». Она притворялась веселой, но была пугающей.

– По рюмке, майор? – обратился к Ефиму Бамбалаев и потянулся к темной пузатой бутылке с этикеткой Ереванского коньячного завода.

– Нет, спасибо, не хочу, – чуть резче, чем требовалось для дальнейшего развития контакта, ответил не до конца избавившийся от ревности Мимикьянов.

– А, я выпью, – произнес Антон Никитич, как будто ничего не заметив в его голосе.

Он поднял бутылку, покачал в ладони, будто прислушиваясь к себе, и поставил на место.

– А, впрочем, после, – негромко, будто сам себе, заметил он.

Неслышная ушами, но ощутимая каким‑то чутким внутренним прибором тревожная мелодия Шествия зверей все сильнее сочилась меж сосновых стволов. Она уже полностью затопила своими тревожными волнами ресторанный балкон.

– Я ведь сегодня как раз думал о вас, майор, – внимательно смотрел на Ефима черными горошинами зрачков городской олигарх.

Мимикьянов слегка обозначил на лице едва заметную гримасу удивления, но вслух ничего не сказал.

– А тут, смотрю, на ловца и зверь бежит, – продолжил Антон Никитич, – вы в ресторане обедаете… Я и попросил Ангелину Анатольевну вас пригласить на пару слов… Она взялась пару статеек для меня сделать, имидж так сказать… – непрошено пояснил он, метнув короткий изучающий взгляд на майора. Возможно, он догадывался об их отношениях и не хотел, чтобы ревность помешала делу.

Мимикьянов смотрел в медленно шевелящуюся между рыжими колоннами лесную тьму.

– Я все знаю, майор! – неожиданно громко произнес Бамбалаев. – Я все знаю! У меня ведь везде есть люди! И в милиции тоже!

– Рад за вас, – без всякой радости отозвался майор.

Но торговый магнат снова пропустил его тон мимо ушей.

– Мне известно, куда ведут следы! Я знаю, что милиция нашла мои деньги в «Топологии»!

– Неужели? – с нарочитым безразличием отозвался Мимикьянов.

Бамбалаев поднялся со своего стула и сделал несколько шагов вдоль корабельного ограждения террасы.

– Мои друзья говорили о вас много хорошего, – негромко произнес он, переходя на «ты», и почти крикнул: – Найди мне этих негодяев, майор!

В его голосе дрожала от боевого нетерпенья сжатая до предела стальная пружина.

Мимикьянов молчал, никак не показывал своего отношения к услышанному, а про себя думал: «ну, теперь хоть понятно, почему такой крупный предприниматель прервал свой обед.»

– Найди! – пружина в голосе Бамбалаева распрямилась, со вистом пролетев на расстоянии микрона от лица майора Мимикьянова. – Проси у меня, что хочешь! Если найдешь преступников, половина той суммы, что они у меня украли – твоя! Мало? – вскинул он на Ефима взгляд, ставший пронизывающим, как рентген. – Пусть будет вся! Там было десять миллионов! Мало? Добавлю еще! Только найди мне их, майор! – сжал он в кулак белую плоскую ладонь. – На кого, суки рваные, руку подняли? На меня? На Бам‑ба‑лаева! – по слогам произнес он. – Нельзя мне такого прощать, майор! Пойми меня, нельзя!

Антон Никитич замолчал.

Ноздри его стерляжьего носа стали малиновыми.

– Я понимаю, – спокойным голосом согласился Ефим. – Только, чем же я‑то могу помочь? В милиции этим делом занимается целая оперативно‑розыскная группа. Специалисты. Опытные работники. Думаю, они лучше меня справятся.

Бамбалаев дернулся, будто его ударило током.

– Да, как же они справятся? Как? – почти крикнул он. – Если эти негодяи такие секретные штуки используют?

Майор не понял.

– Какие штуки? – попросил он уточнить.

– Те, что на «Топологии» делают!.. – ткнул указательным пальцем в сосновые кроны Бамбалаев.

Майор был озадачен.

– На «Топологии» делают? – переспросил он.

– Да, уж не в магазинах продают… – дернул большой седой головой Антон Никитич.

Стараясь сохранить на лице выражение доброжелательного безразличия, Ефим спросил:

– И что же такое на «Топологии» делают, чтобы инкассаторов грабить?

Бамбалаев подошел к круглому столику, налил себе полную рюмку янтарного коньяку и выплеснул в рот.

– Ранцевые вертолеты, вот что! – выдыхая коньячный воздух, ответил он.

– Ранцевые вертолеты? – вздернул сросшиеся на переносице волчьи брови Мимикьянов.

– Да. Индивидуальные ранцевые минивертолеты на ракетной тяге, – уверенно ответил владелец сети магазинов «Наш дом».

Майор Мимиткьянов ничего не понимал.

Никаких ранцевых вертолетов объединение «Топология» никогда не делало и ни конструировало. Оно вообще не занималось средствами передвижения. Хоть с помощью ракетных движителей, хоть винтовых. Ни наземными машинами, ни воздушными. Сферой деятельности «Топологии» являлась совсем иное направление. Точная измерительная техника. В последнее время – почти исключительно мирного назначения: теодолиты для геологов, гирокомпасы для самолетов и эхолоты для рыбаков.

Никаких индивидуальных ранцевых минивертолетов на ракетной тяге, созданных в акционерном обществе «Топология», существовать просто не могло.

«Что все это значит?» – спросил он сам себя.

И сам себе не ответил.

Потому что, отвечать было нечего.

– Помоги мне, майор! – Бамбалаев, не мигая, смотрел на Ефима маленькими зрачками, твердыми и едкими, словно черный перец горошком.

– Хорошо. Я подумаю над вашими словами, Антон Никитич, – после паузы произнес Мимикьянов постоянно находящуюся у него в боевой готовности профессиональную фразу.

В сущности, она не означала ничего. Но, как показывал опыт, неизменно оставляла у людей ощущение полученного согласия.

Ложное ощущение, разумеется.

Согласие майора Мимикьянова помочь торговому олигарху было фиктивным.

Шествие зверей Сергея Прокофьева неслышно гремело за органными колоннами соснового бора всей мощью большого симфонического оркестра.