Письма об атеизме

Письмо второе. Понятие атеизма

Итак, мы подбираемся к сути проблемы. Но для этого нам придется преодолеть еще одно минное поле, определиться с ключевым понятием. В принципе, любое понятие можно определить, либо различив его в рамках более общего понятия (например, человек есть политическое животное), либо, наоборот, отождествив с другим понятием (бог есть любовь). Вспоминаю, как несколько лет назад мне в лицо – да и не только мне – было брошено подобное отождествление: «Атеисты – это сатанисты!» Чаще, правда, встречается утверждение, что атеизм – разновидность язычества, включающее, как видим, и аспект отождествления (атеизм есть язычество), и аспект различения (не всё язычество - атеизм). Не стоит и говорить о неправомерности подобных утверждений.

Однако философское исследование атеизма, на самом деле, недалеко ушло от такого положения вещей в повседневной жизни, ведь изучением атеизма в большей мере занимались его оппоненты, тем самым не столько проясняя проблему, сколько приспосабливая точку зрения противной стороны к собственному образу мысли. Поясню: в секуляризованном мировоззрении атеизм является не предпосылкой, а выводом, не на нем строится картина мира, а он из неё следует. В религиозном мировоззрении, наоборот, теизм является предпосылкой всех остальных компонентов, что и делает ортодоксию величайшим приключением, как любил говорить Честертон. Простой пример: атеист знает, что человек живет в среднем 50-70 лет, и поэтому скептически относится к обещанию Христа вернуться при жизни своего поколения. Верующий из этой же коллизии делает вывод, что на земле есть несколько человек, которым порядка 2050 лет. Это, конечно, замечательный сюжет для бестселлера, но и не более того. Различная роль теизма и атеизма в мировоззрении редко попадала в фокус внимания исследователей, и это создавало большие проблемы при попытке теиста и атеиста поговорить именно в таком качестве. Тем не менее, я хотел бы начать с определений атеизма, данных именно его оппонентами, поскольку они позволят вскрыть внутренние коллизии этого понятия.

Самый известный пример чисто отождествляющего определения атеизма принадлежит Карлу Ясперсу, который в «Философской вере» заменяет понятие атеизма понятием «нефилософии». Откуда оно берется и что означает? А берется оно, естественно, из понятия «философской веры», которое требует синтеза веры и разума. Если представить это графически, то мы увидим, что результатом синтеза станет лишь частичное совпадение понятий, а значительная их часть, раз уж итогом синтеза становится отождествление, должна быть отброшена. Что и происходит с философией, не основанной на трансцендировании, этой главной процедуре человеческого бытия и познания по Ясперсу: без трансцендирования невозможно осознание экзистенции, и тем самым человек существует неподлинным способом. Поэтому-то любая имманентная установка по отношению к миру и приобретает у Ясперса характер нефилософии. Цепочка преобразований вкратце такова: отрицание трансценденции – отрицание экзистенции – отрицание веры – отрицание философии, неверие автоматически означает нефилософию.

Такое понимание атеизма, как видно, основано на системе отождествлений, при которой результатом синтеза становится не только образование нового понятия, но и – сужение исходных. И это блестяще показывает неадекватность самого расширительного понимания атеизма, которое можно встретить, понимания его как неверия. Потому что если мы определим атеизм как неверие, мы должны сузить сами рамки понятия веры до единственной её разновидности – религиозной. С точностью до наоборот, но с тем же исходом, дело обстоит и с отождествлением атеизма с безбожием. Очевидно, что в этом отождествлении суживается понятие атеизма, поскольку атеист отрицает не только бытие бога, а все основные составляющие религии. Поэтому понимание атеизма как неверия или безбожия характерно не для самих атеистов, а для противной стороны, и посему может быть раз и навсегда оставлено в стороне.

Совершенно иначе, чем Ясперс, аналитически, атеизм рассмотрел Александр Кожев в своей неопубликованной при жизни работе. Он сразу поставил вопрос о том, что атеизм не просто отрицает существование бога, но делает это известным способом. Его определение, данное в ключе гегелевской феноменологии, стоит привести: «…кто отрицает, что не только он (или другое небожественное) есть нечто, но что и Бог есть отличное от ничто нечто, того, я думаю, можно и нужно назвать атеистом». В этом определении мгновенно бросается в глаза дополнение в скобках, которое наглядно показывает, что проблема атеизма поставлена с ног на голову. Далее Кожев пользуется довольно формальной типологией, чтобы провести различие между атеизмом и различными формами теизма. Однако его подход к определению атеизма основан на различении лишь до тех пор, пока он не объявляет о возможности рассмотрения атеизма как религиозной установки и построения на этой основе атеистического философского мировоззрения. Иными словами, Кожев в итоге не так и далёк от Ясперса. Тем не менее, в одном Кожев принципиально прав: атеисту «дан ход к Богу». И вот именно здесь я бы хотел задержаться. Эта мысль Кожева имеет два важных для нас аспекта. Во-первых, она демонстрирует ситуацию свободного выбора между теизмом и атеизмом, тот факт, что атеист сознательно не пользуется одним коридором, идя по другому. Во-вторых, она показывает, что атеист так же серьёзно относится к проблеме существования бога, как и теист, что для него это вопрос не праздный, а, как говорил Хайдеггер, достопочтенный. Далее Кожев не столь оригинален, сводя различие между теизмом и атеизмом к проблеме восприятия человеком себя мертвого, т.е. по сути к проблеме загробной жизни, взятой феноменологически, если это, конечно, сколько-нибудь возможно на деле.

Однако отмеченная Кожевом особенность мировоззрения атеиста очень важна, поскольку позволяет понять, чем атеизм отличается от других типов секуляризованного мировоззрения – агностицизма и индифферентизма. Агностик, как это хорошо показал Рассел, ставит вопрос о боге, но, рассмотрев его с точки зрения самой постановки вопроса, снимает. В агностицизме бог – ненужная гипотеза, не более того. Атеизм, наоборот, вопрос о боге принимает и решает определённым образом. Тот, кто отметает вопрос о боге, – не атеист, атеист тот, кто может ответить на сам вопрос отрицательно. На первый взгляд, невелика разница. Однако это не так: агностик, снимая вопрос о боге, отказывается от дискуссии с теистом, поскольку теперь они разговаривают на совершенно разных языках. Атеист, отвечая на вопрос о боге, входит со своим оружием в крепость оппонента, а это, наверное, единственный шанс победить. С индифферентизмом и проще, и сложнее. Безразличие к религиозной проблематике, конечно, можно объяснить предельной секуляризацией сознания, но на практике это не так. Индифферентист не ставит вопроса о боге и тем более не отвечает на него, но тем самым он оказывается в положении молчаливого соглашения с господствующим большинством. Поэтому безразличие к религиозной проблематике – результат не секуляризации сознания, а обычного конформизма, не более того.

Чтобы мы имели возможность двинуться дальше, необходимо подойти к определению атеизма ещё с одной стороны. В отличие от теистов, уверенных в надысторическом характере религии, атеист, как правило, отчётливо понимает историческую природу как религии, так и атеизма. Поэтому генезис атеизма – очень важный вопрос для правильного понимания его сущности. Его стоит рассмотреть двояко: социологически и психологически.

Социологически сущность атеизма может быть понята из дюркгеймовской теории аномии, безнормности. По Дюркгейму, общество, для которого характерно органическое единство, востребует религию как главное средство солидаризации и регуляции. Поэтому деградация такого общества, превращение его в механический агрегат социальных атомов, сопровождается «безнормностью» - ростом негативного или пренебрежительного отношения к тем самым нормам, которые в прошлом обеспечивали солидарность его членов. Самое яркое проявление аномии – рост числа самоубийств и подобных ему по результату действий (алкоголизм, наркомания как пример). С этой точки зрения есть большой соблазн посчитать атеизм проявлением аномии, но это был бы слишком поспешный вывод. Проявлением аномии, строго говоря, является не только и не столько атеизм, сколько тот самый индифферентизм, о котором мы говорили выше. Именно для индифферентного человека не существуют нормы религии, именно он ни защищает, ни опровергает их, и уж тем более не предлагает ничего взамен. Атеизм, напротив, является реакцией на аномию, что хорошо видно на примере греков, которые выступили против своих богов, когда те перестали быть морально авторитетными. Атеист, как и верующий, пытается бороться с аномией, но, в отличие от верующего, он видит её причину не только в событиях дня сегодняшнего, но и в изъянах гибнущей нормативной системы, тогда как верующий продолжает считать её непогрешимой, упрямо не замечая пробоин своего корабля.

Психологически генезис атеизма впервые был описан Фрейдом, который возводил свойство религиозности/безрелигиозности личности (правда, мужской) к тому, насколько был преодолен эдипов комплекс. Поскольку роль представлений об отце в любой религии очевидна (а христианство просто кричит об этом), Фрейда нельзя упрекнуть в неосновательности. Схема проста: если юноша раскаялся в своём инфантильном желании занять место отца, он становится хорошим сыном и для отца земного, и для небесного. Смирение – главная добродетель христианина – начинается с этой точки зрения с отказа обладать собственной матерью и несения наказания за преодоленное стремление к этому. Если же юноша по какой-то причине не может быть хорошим сыном земного отца (отец ушел из семьи; он не знает, кто его отец; место отца занимает отчим и т.п.), это отношение переносится и на отца небесного. Конечно, памятуя об открытой Фрейдом амбивалентности наших чувств, мы должны отметить, что второй путь может привести к ещё большей религиозности, чем первый, что, безусловно, является ярким подтверждением учения о сублимации.

Чуть выше мы уже натолкнулись на точку, где сходятся оба измерения генезиса атеизма – личное и социальное. Ведь действительно, даже Фрейд отмечал, что психоанализ имеет дело в первую очередь с особым социальным феноменом – с буржуазной семьёй. Фактически он указал на социальную природу детских травматических переживаний, ведь размещение ребенка в спальне родителей, живущих половой жизнью, было своеобразной нормой буржуазного образа жизни. Однако более общее обоснование это совпадение социального и личного получает в теории Фруста, который объясняет торможение психического развития в социальными факторами, в первую очередь – отчуждением, возникающим в процессе эксплуатации (а эксплуатация, понятно, касается не только работника, но и членов его семьи).

Так или иначе, но мы можем теперь уточнить заявленное нами вначале понимание атеизма. Атеизм не просто вытекает из тех или иных мировоззренческих установок (имманентизма, материализма или даже солипсизма), он является реакцией на состояние аномии, взятое применительно и к личности, и к обществу в целом. Поэтому, если мы хотим дать сколько-нибудь научное определение атеизма, нам нужно будет оставить в стороне его формальные случаи (например, Юма), и указать на следующие особенности этого явления:

1) Атеизм есть отрицание религии как нормативной системы, отказ от необходимого для её функционирования удвоения мира и веры в трансценденцию, в том числе – в бога.

2) Атеизм возникает как реакция на кризис религиозного обеспечения социальной солидарности, и вызывается к жизни именно социальными причинами, пусть даже и преломленными через призму семейной жизни личности.

3) Атеизм не является исходной точкой мировоззрения, он – следствие принятия других предпосылок, например, материальности мира.

В итоге можно сформулировать следующее определение: атеизм – это элемент теоретического мировоззрения, возникающий в качестве реакции на кризис религиозного регулирования социальной жизни и заключающийся в обоснованном последовательном отрицании религиозных норм и представлений, основанных на вере в трансцендентное бытие. В дальнейшем именно это я и буду понимать под термином атеизм. Все особые случаи будут оговариваться специально.