Глава III. Социальная философия люблинской школы постмарксизма. III. 1. Значение психоанализа в социальных исследованиях позднего капитализма

С. Жижек относится к тем немногим философам из стран бывшего социалистического лагеря, которые влились в западную;академическую среду. Он весьма преуспел в этом начинании, даже заработав себе эпитет «философской рок-звезды» за свой эпатажный стиль повествования. Особенно популярен он среди молодежи всего мира, интересующейся как перспективами социалистического движения, так и современным психоанализом, ведь С. Жижек является главой люблянской школы теоретического психоанализа и одной из наиболее значимых фигур в лаканианском движении. Этот факт является значимым поводом для рассмотрения социальной философии С. Жижека вкупе с теоретическими наработками постмарксистов эссекской школы, ведь теория дискурса Э. Лаклау и Ш. Муфф также опирается на постфрейдистский психоанализ Ж. Лакана. Постмарксистский сдвиг в этом направлении появляется в середине 1990-х гг. в связи с необходимостью более детальной разработки теории субъективности, что существенно сближает люблянскую и эссекскую школы. С. Жижек является философским партнером Э. 108 Лаклау и Ш. Муфф, находится с ними в постоянном диалоге. С. Жижек признает, что теория социального у постмарксистов эссекскои школы является одной из наиболее продуктивных концепций современной социальной философии, однако считает, что они сильно переоценивают значение демократической борьбы и либеральных ценностей в деле социального освобождения.

….

Творчество С. Жижека в самом общем виде представляет собой современный вариант марксистской критики капитализма и психоаналитического разоблачения тех средств, с помощью которых капиталистическая идеология воздействует на массовое сознание, заставляя людей проводить свою жизнь в гедонистических удовольствиях, принимать существующее положение вещей как некую непреходящую данность.

…

Ш.З. Необходимость новой утопии. В этом параграфе рассмотрена критика С. Жижеком либеральной идеи о капитализме как безальтернативной реальности человеческого бытия и ее негативные социальные последствия. Считается, что начало 1990-х гг. ознаменовалось крахом всех политических утопий, а мы живем в постполитическую эпоху! экспертного правления, когда прагматика доминирует над убеждениями. Согласно С. Жижеку, крах утопий на самом деле сопровождался утверждением новой утопии — глобальной капиталистической либеральной демократии как «конца истории».

….

Все что нам нужно в этих обстоятельствах, говорит С. Жижек, это заново изобрести утопию. В отличие от Иммануила Валлерстайна, считающего ^утопии источником многих 187 зол, он настаивает на позитивном характере утопии конкретно в ту историческую эпоху, современниками которой мы являемся. С. Жижек поясняет, что есть два ложных значения утопии: во-первых - это изображение идеального общества, удобного и рационального, но неосуществимого в реальности, во-вторых — это капиталистическая утопия о 186 Жижек С. Уходя от логики капитализма [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://if.russ.rU/issue/2/20010514_zhi.html; дата доступа 11.05.2011. 187 Wallerstein I. Utopistics. New York: The New Press, 1999. 131 всевозможных товарах, вызывающих утопические удовольствия, бесконечно провоцирующих все новые и новые желания (потребительский рай). Истинная утопия возникает только тогда, когда ситуация настолько безысходна, что из нее нет никакого разумного выхода в рамках возможного. Утопия — это изобретение нового пространства, вытекающее из простого желания выжить, это вопрос глубочайшей необходимости. Подлинная утопия - требование момента 188

…..

В классическом марксизме существует наивный прогрессизм — вера в то, что история стоит на стороне коммунистов, необходимо только помочь ей, воспользоваться ситуацией. С. Жижек, будучи радикальным коммунистом, считает, что полагаться на такое теоретическое положение более нельзя: капитализм, по-видимому, никогда не исчерпает себя, он будет становиться все изощренней^ в своих практиках эксплуатации, биополитическое исключение из политико-правового пространства будет и далее расширяться. В силу того, что марксисты лишились большого Другого исторического процесса, дающего гарантии на благополучный исход дела, марксистам необходим свободный волюнтаризм. Действуя в пространстве возможного, мы непременно будем способствовать воспроизведению 1 существующего, порядка. Именно из осознания бесперспективности того пути, по которомумы сегодня идем, рождается необходимость в изобретении утопии: там где дела идут хорошо, нужды в утопии нет.

…

Одним из примеров реального осуществления такой утопии, о которой вскользь упоминает С. Жижек, была община Канудос, основанная в 1893 г. апокалиптическим пророком Антониу Консельейру в бразильской саванне на северо-востоке штата Баия. В эту общину стекались самые обездоленные и оставшиеся не удел маргинальные элементы: беглые преступники и пеоны, безземельные крестьяне, освобожденные негры, проститутки и наркоманы - всего около 30 тыс. человек. Отношения в общине приняли радикально коммунистический характер - без собственности, денег и брака, жители 188 См.: Жижек С. Ирак: история про чайник. М: Праксис, 2004. С. 146 - 148. 189 См.: там же С. 108-109. 132 Канудос совместно обрабатывали землю. Успех общины поставил под вопрос существование господствующих властных структур, защищавших латифундистов и торговый капитал. Этого обитателям Канудос простить не могли: их объявили врагами демократии и республики, после чего бразильская армия перебила почти всех жителей Канудос, включая женщин и детей, а руины города позже были затоплены водохранилищем. Интересно, что оставшиеся в живых основали первую в Рио-де- Жанейро фавелу, где и сегодня население использует коммунистические практики вроде общественных кухонь и яслей. Впоследствии нечто подобное общине Канудос неоднократно случалось в Латинской Америке, но исход всегда был похожим. Поражение этих проектов было обусловлено их провинциальностью, партикулярностью, неспособностью обрести универсальное измерение, т.е. это были локальные утопии.

…

Как уже было сказано, утопия не рождается из пространства возможного, она должна содержать в себе некий элемент невозможности. С. Жижек различает два типа невозможности: невозможность, на которой фокусируется господствующая идеология, и невозможное-реальное социального антагонизма. Идеологическая функция первой невозможности состоит в том, чтобы маскировать вторую:

192 «Невозможное-реальное» следует понимать как то, что реально невозможно при существующей форме социального антагонизма, но реально возможно при принципиально другой его конфигурации.

….

«Сегодня правящая идеология стремится заставить нас принять "невозможность" реального изменения, уничтожения капитализма, невозможность демократии, не сводимой к коррумпированной парламентской игре, даже сделать невидимым невозможное-реальное антагонизма, который проходит через все капиталистические общества. Это реальное "невозможно" в том смысле, что это невозможное существующего общественного порядка, его конститутивный антагонизм; но это не означает, что с этим невозможным- реальным нельзя напрямую работать или что его нельзя радикально изменить» 193. Невозможное-реальное всегда таит в себе потенцию к тому, чтобы стать действительно реальным, однако препятствием к этому является Событие. Теракт 11 сентября 2001 г. был невозможным-реальным, т.е. все знали, что это гипотетически возможно (нечто подобное много раз было запечатлено в кинематографе), но никто не мог предположить, что такое может произойти в реальности. Один единственный акт способен сместить существенным образом границы представлений о возможном и реальном, и это всегда имеет катастрофические последствия для символической вселенной социума. 191 Жижек С. Ирак: история про чайник. М.: Праксис, 2004. С. 115 192 «Невозможное-реальное» следует понимать как то, что реально невозможно при существующей форме социального антагонизма, но реально возможно при принципиально другой его конфигурации. 193 Жижек С. Перманентное чрезвычайное экономическое положение [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.liberty.ru/Themes/Permanenrnoe-chrezvychajnoe-ekonomicheskoe-polozhenie; дата доступа 11.05.2011. 134 Невозможным-реальным в США была не только эта террористическая атака, но и последующие публичные обсуждения легитимности пыток военнопленных и непосредственно пытки, ограничения гражданских и личных свобод, вторжения в / суверенные государства на основании одних лишь, подозрений во враждебности и т.д. Предугадать, каким образом будет смещаться грань между невозможным-реальнымt и воспринимаемым как реальное, крайне трудно: «...встреча с реальным 1 как невозможным* всегда оказывается неудачной: переживается', ли она как невозможная и нереальная (перспектива грядущей катастрофы, в действительное совершение которой мы не верим, хотя нам известно о ее возможности, и которую отвергаем каю невозможное) или как реальная,- но больше не невозможная (как только катастрофа происходит, она становится "нормальной", воспринимается как составная часть нормального хода вещей, как то, что уже всегда было возможно)» 94.

….

Если ход этих рассуждений1 верен, действительным субъектом социальных изменений является тот, кто совершает невозможное-реальное событие, или, выражаясь в терминах синергетической парадигмы, актор невозможного-реального события приводит, систему, в состояние вынужденной бифуркации, последствия которой можно просчитать, только с определенной долей вероятности. Конкретизируя свои представления об утопии, С. Жижек обращается к ленинскому опыту, чтобы показать необходимость радикального действия, меняющего наши представления о возможном и невозможном. Политический гений В.И. Ленина состоял как раз в том, что он увидел реальный шанс для вмешательства в координаты наличной ситуации: Bf феврале 1917 года социалистическая революция в России была чистой утопией: международное социалистическое движение, как и сейчас, находилось в полном упадке, и даже самые близкие к В.И. Ленину люди считали* идею;повторения революции плодом больного воображения, не говоря уже о его партийных соратниках: Жижек С. Ирак: история про чайник. М.: Праксис, 2004. С. 86. 135 «...большинство членов Центрального комитета его же партии смеялись над ним: однако, хотя вмешательство Ленина и было необходимым, не следует превращать историю Октябрьской революции в историю одинокого гения, стоящего перед дезориентированными массами и постепенно навязывающего им свою точку зрения. Ленин достиг успеха потому, что его призыв, проигнорированный партийной номенклатурой, нашел отклик в том, что возникает соблазн назвать революционной микрополитикой: невероятный рост низовой демократии, местных комитетов, неожиданно возникших во всех крупных городах России, которые, презрев власть "законного" правительства, сами взялись за дело» 5.

С. Жижек все же отвергает, простой субъективистский волюнтаризм: в противном случае координаты, а историю творит коллективное действие. Поэтому важным условием новой утопии должна быть реабилитация коллективного порядка и действия, субординации, жертвенности. Либеральная идеология настаивает на том, что^эти^понятия роднят национал-социализм и коммунизм. В* действительности все эти атрибуты изначально были неотъемлемым элементом рабочего, а значит и коммунистического, движения. Национал-социализм по сути своей»не имеет вообще никакого позитивного содержания, он берет всю тяжесть основного социального антагонизма^ в основе которого лежит капиталистический тип производственных отношений, и переносит его на фигуру Другого (еврея), оставляя нетронутым реальный антагонизм. Поэтому нельзя назвать коммунистические коллективные практики протофашистскими. Критика либерального индивидуализма за стимулирование эгоизма, подрыв общественных и государственных основ давно уже стала общим местом в социальной мысли как левых, так и правых философов. В контексте критики либерализма С. Жижеком следует обратить внимание на то, что идеология либерального индивидуализма, особенно Жижек С. 13 опытов о Ленине. М.: Ад Маргинем, 2003. С. 11 - 12. 136 в ее постмодернистском либертарианском варианте, имеет своей целью сделать индивида пассивным, утвердить перед ним пропасть реального коллективного действия. Когда либеральная идеология говорит о свободе — это свобода выбора в рамках заданных координат (например, свобода потребления), но она никогда не предполагает выбор самих координат.