Сущностные черты, функции и классификации утопии

А. Петруччани считает определение

универсального счастья загадкой, а вопрос о средствах его достижения с

данной загадкой сопряжен. Действительно, человек не всегда может

однозначно сказать, что необходимо для его индивидуального счастья, а

потому решить это за все человечество он тем более не может.

…

Такой характер сформировался из-за ≪наложения≫ содержания

утопии и утопизма на религиозные православные ценности, ставшие в

мировоззрении и работах, например, Н.А. Бердяева или С.Л. Франка

своеобразными нерушимыми императивами. С.Л. Франк в работе ≪Ересь

утопизма≫ вообще избегает определения утопии, представив только свое

видение утопизма. Однако характеристика утопии как ≪дерзновенного

своеволия≫ и ≪преступного замысла≫ говорит сама за себя. Утопия перестает

считаться с ограниченностью человеческих возможностей, а потому

овладевает умами и влечет к гибели [273, с. 126]. Н.А. Бердяев тоже не

останавливается на определении утопии, а его точка зрения близка к точке

зрения С.Л. Франка. Н.А. Бердяев считал, что утопия всегда заключает в себе

замысел целостного, тоталитарного устроения жизни [26, с. 242]. В работе ≪О

рабстве и свободе человека≫ философ писал: ≪Утопия хочет

рационализации человеческой трагедии без действительного преображения

человека и мира...≫ [26, с. 243]. Представляется, что человек утопии, по

сравнению с человеком наличной действительности, все-таки имеет целый

спектр отличий, выраженных, например, стремлением к гармонии в

отношениях с обществом.__

…

Находятся в работах исследователей и крайне общие мысли, не

позволяющие выработать сколько-нибудь четкое представление об утопии и

утопизме. Например, О.Б. Ионайтис пишет: ≪Утопизм — это сложная

духовная конструкция. Дать краткое и ясное ее определение довольно

сложно, но что можно сказать сразу же, так это то, что чем более развита

культура, тем больше утопий она создает≫ [110, с. 171]. Утопия - проект или

модель кардинального переустройства мира человека, в ней всегда заключен

идеал, актуальное, выражаемое как отдельным человеком, так и группой

людей. Возможно утверждать, с одной стороны, что человек осознает иные

пути собственного развития, кроме уже имеющихся и эти пути оканчиваются

идеалом и идеальным. Но вместе с тем увеличение числа утопий

подразумевает возрастающее недовольство наличной действительностью.

…

Не обошелся без излишней широты определения и даже подмены

понятия известный исследователь утопизма К. Мангейм. К. Мангейм

определял утопию как мышление, стимулируемое не реалиями, а моделями и

символами [157]. Определение К. Мангейма представляется весьма спорным.

Это касается как излишней широты дефиниции, что логически неверно, так и

утверждения, что утопия — это мышление, не стимулируемое реалиями. Здесь

Мангейм не различает понятия ≪утопическое мышление≫ и ≪утопия≫.

…

Подобная точка зрения об отсутствии всякой связи с реалиями

изложена и Р. Дарендорфом, который предложил узкое определение, исходя

только из одного варианта этимологии слова ≪утопия≫: ≪Утопия означает

Нигде, даже само построение утопического общества подразумевает, что у

него нет эквивалента в жизни. Писатель, создающий свой мир Нигде, может

пренебречь разными скучными подробностями нашей жизни. Он может

населить Луну, позвонить на Марс, заставить цветы говорить, а лошадей —

летать, он может даже остановить историю — и все это до тех пор, пока он не

начнет мешать свой вымысел с реальностью, ибо в этом случае его ждет

судьба Платона в Сиракузах, Оуэна в Гармонии, Ленина в России≫ [323, с.

112].

…

Так, В.И. Мильдон в книге

≪Санскрит во льдах, или возвращение из Офира≫ говорит об утопии как о

месте несуществующем, выделяя (а точнее, повторяя вслед за рядом авторов)

два ее возможных значения: ≪место которого нет≫ (utopos) и ≪благое место≫

(eutopos) [166, с. 5].

…

С. Лем определяет утопию как ≪картину вожделенного совершенства≫,

которая создается исходя из того, чего людям более всего недоставало в

жизни и ≪что их особенно донимало≫. ≪...Термин ≪утопия≫ утвердился в

качестве наименования бытия идеального≫ - пишет Лем [149, с. 411]. Данное

определение, во-первых, подчеркивает наличие парадигмальной установки

при подходе к дефиниции утопии, а во-вторых, заставляет вспомнить

определение, данное К. Мангеймом. С. Лем указывает, что люди создают

утопии, исходя из наличной действительности. Но самое главное — то, что

утопия всегда включает в себя идеал, наиболее актуальный вариант развития

и цель существования человека. Жизнь человека, как известно, немыслима

без идеала, и утопия в этой связи предлагает читателю картину идеального

бытия.

…

Известный писатель-фантаст Г. Уэллс достаточно точно подметил

относительность утопического: ≪Утопия — это мечта. Это "царство

будущего", которое человек создает себе в грезах. Это то лучшее будущее,

ради которого человек борется, живет. Казалось бы, что для всех людей и

всех времен это царство будущего должно рисоваться одинаковым, но в

действительности этого никогда не было и не будет. Не только каждая эпоха

имела свою утопию, свою утопию имеет каждый народ, даже больше -

каждый мыслящий человек≫ [267]. Данная мысль отчасти пересекается с

точкой зрения С. Лема. Утопия выступает связью с полюсом идеального,

абсолютного в бытии человека и одновременно иллюстрирует такую связь.

….

Современный исследователь, автор книги ≪Российские утопии:

исторический путеводитель≫, Б.Ф. Егоров дает относительно лаконичную, но

не замыкающуюся на выяснении этимологии дефиницию утопии: ≪желаемое

устройство общества или личности в свете представления об идеалах≫ [97, с.

3]. Это, по мнению Б.Ф. Егорова, определение, данное в широком смысле,

тогда как в узком смысле оно выглядит следующим образом: ≪мечта об

идеальной жизни в любых масштабах и объемах≫ [97, с. 6]. Определение Б.Ф.

Егорова содержит немаловажные элементы - указание на желаемое

устройство, а также уточнение того, что устройство с точки зрения идеала

относится не только к обществу, но и к личности. Необходимо дополнить,

что, во-первых, желаемое выступает всегда таковым в соотнесении с

мнением субъекта (в данном случае, самым явным образом, с мнением автора

утопического произведения), а во-вторых, указание на реализованность

представления об идеале в рамках созданного утопического проекта, так как

идеал имманентен утопии, он — ее главное содержание.

…

В общем, как писал еще Я. Э. Голосовкер, категории, лежащие в основе

логики воображения, будут иными, чем категории формальной логики [75].

Стоит только оговориться, что утопия — далеко не всегда плод воображения,

но отчасти эта мысль вполне уместна.

…

Утопию как упрощенную во многих аспектах картину социума можно

считать моделью. Модели, равно как и проекты, являются мысленно

конструируемыми, наглядными, чувственно-вещественными, представляют

какой-либо объект (например, общественные отношения, отдельного

человека и так далее), не учитывая полноты его признаков, отвлекаясь от не

существенных для исследователя, а главное, рассчитаны на получение новой

информации об объекте, например, за счет помещения его в предполагаемые,

не существующие в реальности условия, с целью получения максимально

полного знания об объекте. Моделирование как метод предполагает

конструирование и изучение моделей не только с целью определения или

улучшения характеристик объектов, но и с целью предсказания дальнейшего

развития объекта, замещенного моделью. Моделирование, конечно, не

предполагает обязательного практического воплощения объекта,

представленного моделью.

…

В силу сложившихся в действительности условий и тенденций, а также

мнений критиков такого проекта (иногда и в силу мнения самого автора),

проекты иногда реализуются лишь отчасти или не реализуются вообще.

Например, из истории известно, что ряд идеологов социализма были

убеждены в возможности его ≪строительства≫, равно как критики и

ревизионисты социалистических учений отрицали всякую возможность его

построения. Поэтому говорить о несбыточности своих взглядов социалисты

не могли, более того, для социалистов их проекты или модели вряд ли

являлись утопиями; для критиков же социализм был и остался именно

утопией. Здесь проявляется относительность утопического, выраженная

проблемой: можно ли однозначно назвать какой-либо проект утопией?

Единственным путем, который может дать предположительный (но, быть

может, не окончательный) ответ на вопрос, является эксперимент - попытка

практической реализации. Философы XX века видели и видят такую

попытку, конечно же, в строительстве социализма и коммунизма. Как

справедливо отмечал Э.Я. Баталов, нереализуемость некоторых утопических

идей, не опровергает тезиса о принципиальной осуществимости утопий [23].__

…

Ф. Полак в работе ≪Образ будущего≫ [201] и отечественный правовед и

философ П.И. Новгородцев [180] раскрыли функцию, по существу,

затронутую Л. Мамфордом, — компенсаторную. П.И. Новгородцев писал:

≪Для труждающихся и обремененных, для бедных тружеников земли нужны

впереди светлые перспективы, и эти перспективы даются в образе

ожидаемого совершенства жизни. Усталые путники на жизненном пути,

люди ищут отдохнуть и забыться в сладких мечтах о счастье, пережить хотя

бы в воображении это блаженное состояние, где нет более ни борьбы, ни

тревог, ни тяжкого изнурительного труда≫ [180].

…

Например, не избежала оценки Л. Романчук, подчеркнув ≪выгодность≫

создания антиутопий: ≪Гораздо выгоднее оказалось переключиться на

антиутопии, ставящие целью доказать невозможность и кошмарность каких

бы то ни было утопий. В получивших в XX веке распространение

антиутопиях, или, скорее, так называемых дистопиях ("Мы" Замятина, "О

дивный новый мир" О.Хаксли, "1984" Оруэлла), будущее изображено с

позиций либерального индивидуализма и социального пессимизма, как

неизбежное торжество научно-тотализированного "ада"≫ [213]. В данном

случае автор делает оговорку, что произведения Оруэлла, Замятина и Хаксли

≪скорее дистопии≫, а не антиутопии. Хотя в публицистике, да и в научном

мире их часто называют именно классическими антиутопиями. Автор

предлагает свои определения антиутопии и дистопии: ≪Дистопия —

изображение идеально плохого общества, изображение еще не

существующего социального зла, зла чисто житейского, глубоко

личностного. Антиутопия же обычно направлена на развенчивание

утопических тенденций (в частности, высмеивание увлечения НТР) [213].

…

2) Политические структуры открыто провозглашают общество в данном

состоянии достигнувшим или практически достигнувшим идеала. Например,

очень явно это прослеживается в обществе, описанном Дж. Оруэллом в

романе ≪1984≫, Р. Шекли в повести ≪Билет на планету Транай≫.

В повести ≪Билет на планету Транай заслуживает особого внимания диалог

прилетевшего на планету путешественника и тамошнего министра:

≪Я слышал, что на Транае не было войн уже в течение четырехсот лет.

— Шестисот лет, — поправил его Мелит. — Нет, и не предвидится.

— Кто-то мне сказал, что на Транае нет преступности.

— Верно.

— И поэтому здесь нет полиции, судов, судей, шерифов, судебных

приставов, палачей, правительственных следователей. Нет ни тюрем, ни

исправительных домов, ни других мест заключения.

— Мы в них просто не нуждаемся, — объяснил Мелит, — потому что у нас

не совершается преступлений.

— Я слышал, — сказал Гудмэн, — что на Транае нет нищеты.

— О нищете и я не слыхивал, — сказал весело Мелит. — Вы уверены, что не

хотите сигару?

— Нет, спасибо. — Гудмэн в возбуждении наклонился вперед. — Я так

понимаю, что вы создали стабильную экономику без обращения к

социалистическим, коммунистическим, фашистским или бюрократическим

методам.

— Совершенно верно, — сказал Мелит.

— То есть ваше общество является обществом свободного

предпринимательства, где процветает частная инициатива, а функции власти

сведены к абсолютному минимуму. Мелит кивнул≫ [301, с. 351]. Безусловно,__

те порядки, которые герой увидел, были далеки от картины, нарисованной

министром.

…

Антиутопия, как уже говорилось ранее, должна содержать в себе

утопический элемент. В исследовании Б.А. Ланина указывалось, что утопия и

антиутопия как ее противоположность имеют ряд схожих признаков, однако

авторы либо не раскрывали их вообще, либо уделяли им мало внимания:

≪Утопию и антиутопию нельзя не сравнивать... Все, что можно найти в

антиутопии статичного, описательного, дидактичного — от утопии≫ [144, с.

159].

…

Исходя из сказанного, возможно констатировать идентичность целого

ряда основополагающих признаков в утопическом и антиутопическом

обществах. Данных признаков достаточное количество, для того, чтобы не

признавать их абсолютными контрсистемами.

…

Как справедливо отмечал О.Ф. Больнов, жизнь нужно организовать так,

чтобы она могла мыслиться обрывающейся в любое мгновение, то есть

чтобы она не становилась бессмысленной за счет внезапно вторгающейся

смерти. Но это означает, что цель своей жизни человек не должен ни

переносить в какое бы то ни было будущее, ни делать зависимым от

достижения этого будущего. Иначе говоря, если он живет надеждой на

некоторое последующее состояние, которого он желает достичь, то его жизнь

потеряла бы смысл, если бы перед этим его настиг бы конец. Следовательно,

необходимо организовать жизнь так, чтобы исполнение смысла достигалось

всецело уже в настоящий момент. На деле это следствие очень важно. Для

практического образа жизни оно означает, что человек, если он не желает

отступать перед этим требованием, не должен уклоняться посредством своих

планов и надежд в воображаемое будущее, но должен собрать все свои

жизненные силы уже в настоящий момент и со всей энергией жить в

настоящем [36].

…

Утопия, как теоретический проект, в сущности, есть некий синтез

субъективных идей, основанных не на предугадывании будущего, а на

желании такового. Данную мысль можно выразить цитатой из произведения

≪Открытое общество и его враги≫ К. Поппера: ≪Будущее зависит от нас, и

над нами не довлеет никакая историческая необходимость≫ [204]. Утопист,

следовательно, не проецирует на будущее никаких тенденций,

наличествующих в обществе, а разрывает связь с ними, часто откровенно

противопоставляя свои взгляды позициям людей настоящего и, в отдельных

случаях, прошлого времени.

…

По существу, родственная идея наличествует и в романе ≪Две тысячи

четыреста сороковой год. Сон, которого, возможно, и не было≫ Л.-С. Мерсье:

≪Нашим детям преподается мало истории, ибо история есть позор

человечества и каждая страница ее кишит безумствами и преступлениями.

Боже нас упаси представлять им все эти примеры честолюбия и разбоя.

Педантствующие историки возвели королей в ранг богов. Мы обучаем наших

детей более ясной логике и внушаем им более здравые понятия. Все эти

сухие хронисты, эти истолкователи времен, все эти восторженные или

бесстыжие писаки, которые первыми дрожали перед лицом своих кумиров,

исчезли вместе с теми, кто воспевал и славил властителей мира. Помилуйте!

Время течет так быстро, неужто жертвовать досугом наших детей ради того,

чтобы запечатлеть в их памяти имена и даты, бесчисленные факты и

генеалогические древа? Как все это ничтожно по сравнению с тем обширным

полем морали и физики, что простирается перед нашими глазами!≫ [165].

Стоит обратить внимание, что история не отменена в принципе, она

преподается в небольшом количестве, что означает избирательное отношение

к материалу прошлого и возможно даже страх перед ≪неугодным≫

историческим материалом.__

…

Например, в романе Ж. Верна ≪Пятьсот миллионов бегумы≫ события

разворачиваются вовсе не в будущем времени, а происходят во Франции и на

восточном побережье Северной Америки. Двое глубоко различных по

характеру и стремлениям людей отправляются в Северную Америку и

основывают там поселения, ставшие в итоге крупными городами. Один

человек стал основателем поселения Франсевилль, люди которого

радовались труду на общее благо и получили прекрасные плоды своего

труда, а другой создал тоталитарную промышленную империю Штальштадт,

функционирующую за счет адского труда людей-≪винтиков≫. Образ

идеального города Франсевилль становится в романе куда более

достижимым, нежели образ города будущего на какой-то иной планете или в

неопределенных географических широтах Земли. А человек, основывающий

Франсевилль, - это не Сверхчеловек, не межгалактический супергерой, а

обычный рядовой земной житель [54].

Принципиально иное отношение к модусам времени предполагает

антиутопия. Антиутопия, как правило, предлагает читателю конструкты,

принципиально ориентированные на системы ценностей прошлого или

настоящего. Антиутопия, согласно взгляду создателя-автора (в идеале — и

читателя тоже), не определяет будущее как ценность только в одном случае,

если будет реализована представленная модель. Если предостережение

автора окажется напрасным и представленная модель будущего реализуется,

то наступившее время грозит стать кошмаром. Маловероятно, чтобы автор

романа ≪1984≫ Д. Оруэлл желал наступления описанных в романе событий, а

Е. Замятин хотел жить в обществе, воплотившем в жизнь социальную модель

из романа ≪Мы≫.__

…

Ориентация на ценностный мир читателя как в утопии, так и в

антиутопии, безусловно, есть основная черта указанных произведений, но

результаты этой ориентации все же остаются, в некоторой степени,

непредсказуемыми. Практически невозможно определить реакцию читателя

на предлагаемые модель или проект, а потому то, что автор задумывал как

антиутопию, читатель может принять и за утопию. Если произведения,

иллюстрирующие жесткое властвование государственных структур, все-таки

воспринимаются людьми как ≪антиутопии≫ (≪1984≫, ≪Мы≫, ≪Каллокаин≫

[35] и другие), то с произведениями, гипертрофированно демонстрирующими

потребительство, ситуация обстоит сложнее. Сложность эта выражена

большей привлекательностью условий жизни изображенных в них социумов.

Стоит вспомнить здесь и ≪О дивный новый мир≫ О. Хаксли, и ≪Хищные

вещи века≫ А. и Б. Стругацких, ≪Потребители≫ М. Сент-Клер, [228]

≪Торговцы космосом≫ Ф. Пола и С. Корнблата [200].

…

Утопия в этом отношении близка именно к такой области

проектирования и более того, предлагаемые утопией варианты развития тоже

можно назвать оптимистической футурологией (равно как и некоторые

концепции футурологии посчитать утопиями, например, трансгуманизм

[38]). Основным критерием объявления какого-либо проекта утопическим

является практическая нереализуемость или реализуемость не в изначальном

виде, а в искаженном, что, впрочем, вновь отсылает нас к нереализуемости.

Однако существует своеобразный парадокс - объявление какого-либо

учения, концепции, фрагментарных взглядов на преобразование мира

утопическими часто происходит по аналогии, а практикой не проверяется.

…

Антиутопия, равно как и утопия, никогда не претендует на целостный

прогноз, да и футурологические концепции вряд ли могут этим похвастать.

Утопия и антиутопия предоставляют потребителю-читателю фрагмент,

вариант и нередко от одного и того же автора читатель может видеть

несколько вариантов развития событий. Например, у американского фантаста

Филипа Кинреда Дика одновременно изображено общество, теряющее фауну

и заменяющее ее на механизмы (а так же проектирование человекоподобных

роботов с мозгом, идентичным человеческому [90]), общество, где

наказывать людей будут за то, чего они еще не совершили, основываясь на

≪теории допенитенциарности≫ [91]. Создал Ф. Дик и образ мира, расколотого

на враждебные лагери, ведущие перманентную войну, применяющие самое

опасное оружие, которое грозит поработить самих создателей [88]. Это

неполное перечисление вариантов будущего, предложенных только одним

фантастом. Таких писателей огромное количество и соответственно огромно

количество художественных образов.

…

Современный исследователь Б.Г. Юдин, занимавшийся, в числе

прочего, и антропологическими проблемами, отмечал, что в начале XXI

столетия неожиданно обострился интерес к такой, казалось бы,

≪антикварной≫ проблеме, как природа человека [320, с. 16]. Конечно,

исследователь отмечает традиционную и вполне понятную причину такого

внимания - это перспективы, часто отдаленные, таких воздействий, которые

смогут вызвать в человеке радикальные изменения. Возникает и потребность

задуматься — а есть ли в человеке нечто, остающееся инвариантным при всех

воздействиях и изменениях [320, с. 17]. Довольно пессимистичным, но

вполне верным утверждением выглядит мысль С.С. Хоружего о том, что

обнаружилась беспредельная пластичность природы человека [289, с. 38].

…

В современной научной философской литературе телесной природе

человека уделяется достаточно большое внимание (Б.Г. Юдин, Я.А.

Мильнер-Иринин, [167] В.П. Казначеев и Е.А. Спирин, [115] В.А. Рыбин,

[220] О.С. Суворова, [248] Ю.В. Хен, [287] С.Н. Эрлик, [319] Ф. Фукуяма

[279] и другие). Долю оптимизма в связи с возможной корректировкой,

трансформацией телесности, вносят некоторые современные философы. Так,

индийский мыслитель А. Гхош, достаточно традиционно видя в человеке

≪мост≫, соединяющий материальную и духовную сферы бытия, [312, с. 109]

уверял: ≪Телесность имеет право не только на существование, но и на

эволюционное развитие≫ [312, с. 111]. В данном случае, если вспомнить

мысль И.Б. Чубайса о том, что человек при желании сохранить себя должен

проявлять ≪искусственную активность≫, ≪не заложенную в природе≫, [298, с.

67] необходимо задаться вопросом — существует ли гарантия, что

≪искусственная активность≫ всегда будет стабилизировать, а то и улучшать

человеческую природу?

…

Проведение экспериментов по изменению телесной организации было

описано не только учеными, но и некоторыми авторами-фантастами (А. и Б.

Стругацкими, [246] О.Хаксли, [284] С. Лемом, [150] Г. Уэллсом, [266] М.

81

Шелли, [304] Р. Стивенсоном [239] и другими). Кроме того, наличествовали

эксперименты и в реальной жизни: пример тому — евгеника, разработчики

которой разделяли идею о создании идеального, ≪чистого≫ арийца.

Евгеническая практика не исчезла со страниц истории. Ю. Хабермас писал о

дискуссиях по поводу корректности евгенического вмешательства в

≪доличностный≫ период развития человека, отстаивая точку зрения о том,

что вмешательство в природу человека умаляет не статус существующей

личности, а личности будущей, в особенности, если человек

≪усовершенствованный≫ узнает о своем ≪дизайне≫ и будет тогда

воспринимать себя не как автономного члена организации свободных

личностей, [281] а как ≪спроектированного≫, даже ≪искусственного≫.

….

Трансгуманизм не имеет четкого и достаточно конкретного

определения, однако сами трансгуманисты определяют смысл понятия

следующим образом: ≪Трансгуманизм представляет собой радикально новый

подход к размышлениям о будущем, основанный на предположении, что

человеческий вид не является концом- нашей эволюции, но скорее, ее

началом≫ [292]. Н. Востром, основатель трансгуманизма, писал о переходе от

человеческого к ≪постчеловеческому≫ обществу≫ [40]. Почему Н. Бострома и

его сторонников так волнует переход человека на высшую ступень

эволюции? Ответ дает он сам: ≪Возможно, что продвинутое цивилизованное

общество нуждается в том, чтобы в нем была достаточно большая доля

интеллектуально одаренных людей [40]. Постчеловек — это потомок

человека, модифицированный до такой степени, что уже не является

человеком. В качестве постчеловека, утверждают, например, представители

Российского трансгуманистического движения (РТД имеет статус

неправительственной общественной организации), вы будете обладать

умственными и физическими возможностями, далеко превосходящими

возможности любого не модифицированного человека. Вы будете умнее, чем

любой человек-гений и будете обладать намного более совершенной

памятью. Ваше тело не будет подвержено заболеваниям и оно не будет

разрушаться с возрастом, что обеспечит вам неограниченную молодость и

энергию. Вы сможете получить гораздо большие способности испытывать

эмоции, удовольствие и любовь или восхищаться красотой. Вам не придется

испытывать усталость или скуку и раздражаться по мелочам.__

…

Как отмечала И.И. Ремезова, все социальные

технологии и проекты, основанные на механическом подходе к проблеме

выживания человечества, все утопии ≪цивилизованного капитализма≫

оказываются антиутопиями, если игнорируют природу человека [211, с. 38].

Оптимизм ученых выражается в утверждениях, что с помощью нейрочипов,

имплантов будут лечить не только разного рода болезни, но и смогут

контролировать человека, программировать деятельность и поведение [139,

46]. Но справедливо утверждение Е.П. Кульковой, что необходима

разработка светского этического кодекса [139, с. 46]. Это довольно

актуально: угроза исчезновения ≪традиционного≫ вида homo sapiens,

обусловленная в частности, возможной дискриминацией человека

природного человеком искусственным [139, с. 48]. Несмотря на то, что

граница между человеческим и природным будет стираться, так как

≪постчеловек≫ приспособится к среде гораздо быстрее, чем человек

≪традиционный≫, произойдет оспаривание статуса человеческого тела как

носителя и хранителя сознания [139, с. 48]. Автор основательной

критической статьи отмечает также, что изменится смысл человеческой

жизни ввиду бессмертия [139, с. 49]. Однако, данное утверждение не вполне

верно. Во-первых, проблему составляет определение смысла жизни в

принципе, как общечеловеческого, так и индивидуального, во-вторых,

трансгуманизм еще не означает безоговорочного признания иммортализма и

≪вечного существования≫. Тем не менее, находятся исследователи,

заявляющие, что человек разумный должен стать человеком бессмертным и

наука прилагает для этого все усилия, поставленная же цель —бессмертие -

вполне реальна [46, с. 19]. Если отвлечься от проблем смысла жизни и

дискриминации трансчеловеком человека ≪традиционного≫, то остаются

такие, как перенаселенность планеты, нехватка экономических

(ограниченных) ресурсов, возрастной дисбаланс, что становилось темой не

одной дистопии [46, с. 19-20].__

….

Сделаем попытку обозначить некоторые, наиболее важные проблемы,

могущие возникнуть в связи с реализацией идей трансгуманизма:

1) риск создания искусственного ≪человека≫, обладающего

суперинтеллектом, и возможная потеря контроля над ним. Проблема потери

контроля над суперинтеллектом некогда рассматривалась и в научной

фантастике, например, в рассказе ≪У меня нет рта, чтобы кричать≫ X.

Эллисона, [317] и в научной литературе. Например, в одной из своих статей

основатель трансгуманизма Н. Востром признавал, что вопрос о подчинении

человека суперинтеллекту остается спорным [39, с. 336].

2) серьезная деформация, а то и ликвидация традиционной человеческой

природы. Как писал член ассоциации футурологов А.А. Мирошниченко,

ощущение полноты использования своего разума должно для сверхличности

стать новой и единственной чувственностью. Остальные чувства будут

неинтересны и атрофируются. Разум сверхличности станет ее страстью.

Вместе с тем сверхличность будет испытывать, по мнению автора, и

искушение ≪сверхнаслаждения≫, которого наверняка сможет добиться, а это

приведет к деградации сверхчеловека [170].

3) вероятные социальные противоречия, обусловленные сложностью

сосуществования ≪постлюдей≫ и людей ≪обычных≫;

4) возможные международные конфликты, связанные как с масштабным

технологическим дисбалансом в развитии стран и отдельных регионов, так и

риском агрессивной политики со стороны технологически развитых стран.

…
Концентрация внимания на указанных проблемах делает концепцию

трансгуманизма вполне- утопической при всей относительности данного

определения1. Невозможность- реализации в замысленный момент времени,

разрыв с реальными тенденциями* и условиями, а, следовательно,

несоответствие практической жизни, гипотетически может быть основанием

для признания какого-либо проекта утопическим, но утопическим

относительно, для данных конкретных, исторических условий.

….

Еще у античных авторов, когда речь шла о так называемом ≪золотом

веке≫, можно было видеть, что ушедшее в бездну истории ≪золотое≫

поколение людей явно отличается материально-телесной организацией от

последующих, несовершенных поколений. Показателен пример из

произведения ≪Труды и дни≫ Гесиода, где автор описывает ≪золотые

поколения≫ [69]. Гесиод выделяет людей ≪золотого века≫ из массы

следующих поколений и немалую роль в этом выделении играет именно

телесная организация. Люди ≪золотого века≫ не знают старости, а, вероятно,

болезней, разрушающих физиологию, тоже, что впрочем, уже своего рода

домысливание. Их физическое совершенство не угасало с возрастом - они

были ≪одинаково сильны≫ всегда. Однако мифы о ≪золотом веке≫, как мы

помним, не могут быть названы нами ориентированными на модус будущего

времени, а потому в данном случае приходится наблюдать образ человека

прошлого — прошлого, скорее всего, безвозвратно утраченного. Остается

вероятность, что мифы о ≪золотом веке≫ писались и передавались из уст в

уста, так как сохранялся принцип надежды, описанный философом Э.

Блохом, [55] но доказать это не представляется возможным. Примечательно,

что человек ≪железного века≫, напротив, будет помещен богами в такие

условия, которые вполне можно было бы именовать дистопией — человек

будет гибнуть в войнах, будет окутан ложью, страдать от болезней. Чего

стоит только замечание Гесиода на счет рождения человека седым по воле

Зевса, после чего в скором времени человеку грозит смерть [69].

…

Так, в романе У. Морриса ≪Вести ниоткуда или Эпоха спокойствия≫

счастливое существование человека подкреплено его долголетием. Никого в

обществе, изображенном Моррисом, не удивляет, например, психическое и

физическое здоровье прадеда одного из героев, который в 105 лет является

вполне работоспособным, а также имеет отличные интеллектуальные

показатели [174]. В романе-утопии братьев Стругацких, межпланетный

исследователь наблюдает за обществом земного будущего: ≪Праправнуки

оказались самыми обыкновенными людьми. Пожилые и молодые, высокие и

маленькие, красивые и некрасивые. Мужчины и женщины. Не было глубоких

стариков. Вообще не было дряхлых и болезных. И вели себя они спокойно и

непринужденно, словно принимали у себя дома старых друзей≫ [244, с. 408-

409]. Отсутствие старости и дряхлости как таковых наводит на мысль об

увеличении продолжительности и качества жизни. А прямое доказательство

этому — описание одного врача: ≪Это был толстый румяный человек лет

пятидесяти (или ста, кто их теперь разберет), очень молчаливый и очень

добрый≫• [244, с. 396]. В рассказе-утопии Д. Громова люди, наконец-то,

победили болезни, а с этой победой продлили себе жизнь в несколько раз [81,

с. 163].

…

В утопии ≪Новая Атлантида≫ Ф. Бэкона общество организовало

специальные институты, занимающиеся биологическими опытами, причем

эти опыты поражают своими радикальными результатами [49, с. 218]

Результаты научных изысканий жителей Бенсалем привели к тому, что

человек получил возможность биологической жизни даже при отсутствии у

него важных внутренних органов [49, с. 218]. Изменение физиологии

человека явно просматривается и в утопии ≪Грядущий мир≫ Я. Окунева.

Проснувшиеся после анабиоза в новом мире герои прошлого сильно

отличаются от нового человека (отличаются, конечно, не в положительном

плане, по мнению граждан нового мира) [187, с. 221]. Изменения, кающиеся

исчезновения у человека волосяного покрова и формы лица, не исчерпывают

перечень модификаций. Автор предлагает читателю описание внешнего вида

нового человека: ≪Головы без волос, лица - бриты; сильно развитой череп,

ярко выразительное лицо; подвижные, бойкие глаза радостны и налиты

энергией. У женщин лица тоньше, формы тела округлее, стройнее, мягче≫

[187, с. 217-218]. Как мы видим, отличие полов все же осталось, абсолютной

идентичности нет даже при поверхностном наблюдении.

…

Нет оснований говорить об изменениях материально-телесной природы

человека и применительно к обществам, смоделированным Е. Замятиным

(≪Мы≫), Р. Шекли (≪Билет на планету Транай≫), А. Терцом (≪Любимов≫) и

многими другими. Не имеет изменений телесная природа и человека

≪Опрокинутого мира≫ К. Приста, однако из-за постоянного использования

синтетической пищи наблюдается явный дисбаланс мальчиков и девочек, так

как искусственная пища влияет на гормоны [206].

….

- природа человека претерпевает изменения, не касающиеся внедрения в

клеточную структуру человека и создания искусственного биовида;

- человеческая природа претерпевает кардинальные изменения (например,

происходят активные вмешательства в клеточную структуру человека,

человек создается неестественным путем, а также изменения генома

происходят под влиянием факторов, могущих не иметь антропогенного

характера);

- биологическая жизнь человека теряет (потеряла) ценность и общество

добровольно или принудительно соглашается на ликвидацию своих

отдельных членов (групп);

- вариант, синтезирующий сценарии первого или (и) второго и третьего

вариантов второй группы.

К первому подпункту относится спектр сценариев, начиная от

увеличения или- сокращения продолжительности жизни и заканчивая

вторжением в телесный мир человека существ (а также вещества,

искусственной системы) извне.

Увеличение продолжительности жизни выглядит, на первый взгляд,

исконно утопическим мотивом, однако это не вполне так. В ряде антиутопий

и дистопий человек достиг прогресса в форме продленной

жизнедеятельности. Яркий тому пример — общество из романа ≪Возвращение

со звезд≫ С. Лема. Люди будущего Земли не просто изменятся внешне, они

приобретут возможность наслаждаться жизнью гораздо дольше, чем человек

прошлого [147].

Другое дело, когда человек не становится искусственным созданием,

благодаря техническому развитию, но в его природу вторгается внешний

элемент. Показателен пример из произведения американского фантаста Р.

Хайнлайна ≪Кукловоды≫. Безболезненно внедряющийся в тело человека

пришелец не только образует горб на спине, но берет человека под полный

контроль и вытесняет сознание [283].

…

О внедрении в человека внешней системы речь идет в рассказе У.

Гибсона ≪Джонни Мнемоник≫, в котором герою имплантировали чип с

огромным количеством информации, а герой не знает, как им

воспользоваться [70]. Человек здесь стал своего рода подобием машины: он

пополняется информацией, записанной на носителе, но одновременно не

является ее пользователем.

…

Изменения в телесной организации человека могут происходить и без

специального вмешательства. В романе Г. Гаррисона ≪Планета Проклятых≫

люди планеты Дит стали изменяться в связи со специфическими природно-

климатическими условиями [65, с. 48]. По соседству с мутантами живут

люди планеты Саракш, управляемые Отцами. Мутанты представляли собой

≪изуродованные карикатуры на людей≫, ≪карикатурами≫ они стали спустя

время после взрыва нескольких атомных бомб, однако продолжали рожать

детей, большинство из которых умирало во младенчестве или сразу при

рождении [243].

…

В качестве примера наиболее утилитарного подхода к жизни человека,

необходимо привести ситуацию из романа Э. Берджесса ≪Вожделеющее

семя≫. Человеческая биологическая жизнь (а особенно жизнь каждой новой,

появляющейся особи) стала рассматриваться с точки зрения процесса

поглощения и без того редких ресурсов. В системе ценностей отдельных

людей жизнь, вероятно, не перестала играть важной роли (у главной героини,

например, доминируют все же материнские чувства, а не прагматизм),

однако в рамках социального организма доминирует утилитарный подход,

при котором каждый рождающийся живым младенец - ≪лишний рот≫, а его

смерть не просто не повод для печали, более того, — она повод даже для

некоторой радости. Тело умершего человека используется для переработки в

питательные вещества, например, удобрения. Смерть и последующее

исчезновение тела становится весьма желаемым вариантом развития

событий. Общество, изображенное Э. Берджессом на строго определенном

этапе, неминуемо развивалось по нисходящей линии, все менее ценя жизнь и

все более за нее же цепляясь. Вполне закономерный, но ужасающий итог

такого развития в том, что сам человек, точнее, его тело стало ресурсом,

более того, ресурсом мог стать не только умерший человек. Человек

дистопии Э. Берджесса становится антропофагом. Рассмотренный пример

отношения к жизни и смерти человеческого тела-явился наиболее крайним и

иллюстрирует едва ли не самый ужасный дистопический сценарий.__

…