Видели важность борьбы с пессимизмом и противопоставляли ему религиозный

«оптимизм».

….

Оставив в стороне вопрос, кто же из исследователей более прав, лишь

подчеркнем, что философия эпохи Возрождения во многом изменила

содержание и природу оптимизма, придав ему гуманистический и

действительно динамический характер, значительно способствовала

дальнейшему развитию оптимизма как принципа. При этом был, выдвинут

новый подход к человеку, связанный с пониманием его как живой целостности,

исходящий из него самого. Этот подход позволил обосновать так называемый

антропологический оптимизм, для которого характерна убежденность в

безграничности творческих возможностей человека. Философы этого периода

остро переживали специфичность бытия человека, особым образом толкуя

Библию, пытаясь обосновать оптимизм. Ярким примером могут быть

рассуждения Н. Кузанского о смертности и бессмертии (23, с. 161-162).

…

этических учениях Западной Европы в период формирования

капиталистических отношений была предпринята первая серьезная попытка

преодолеть религиозную мораль. Старые ее принципы - авторитетность и

безусловность воли бога, и полное бессилие человека, вера, смирение вместо

мужества, надежда на загробное противопоставлялись принципы

жизнеутверждающей морали. В этой морали оптимизма и гуманизма высшей

добродетелью является блаженство, вместо стремления к земному счастью - все

это приходило в противоречие с действительной жизнью, с новыми,

формирующимися общественными отношениями. Снова провозглашался

«свободный разум», а человек становился творцом самого себя и своего

счастья. В работах таких мыслителей, как Лоренцо Валла, Пико делла

Мирандола, П. Помпанацци возрождались элементы «афинского

мировоззрения», его жизнерадостности и индивидуализма. В работах

«Государь» и «История Флоренции» Н. Макиавелли поставлены вопросы связи

этики и политики, находит свое выражение и зарождающийся напористый

буржуазный оптимизм, убежденность в силе и действенности человеческого,

политического деяния.

…

В работах Эразма Роттердамского «Похвала глупости» и Ульриха фон

Гуттена «Письма темных людей» беспощадно высмеивались религиозный

«оптимизм», утверждение, что мир этот есть лучший из возможных. В

«опытах» М. Монтеня оружием против оптимизма религиозного мировоззрения

выбирается скептицизм. Утверждая связь психологии и морали, Монтень

переводит борьбу против «оптимизма» религии с рельс теологии и метафизики

на рельсы психологии, как подлинной науки о чувствах человека.

Большое значение для обоснования буржуазного оптимизма имели

философские идеи Д. Бруно, особенно его этика «героического энтузиазма». В

диалоге «Изгнание торжествующего зверя», Бруно дал новую по сравнению с

традиционной оценку человеческих добродетелей, особенно подчеркивая

стремление человека к истине и труду. В этом произведении критике

подвергаются все современные религии, и вскрывается их неспособность

служить основой нравственного поведения людей.

…

Первым, кто специально выделил и решил проблему оптимизма в

философии Нового времени, был Г. Лейбниц. Из обсуждения важных проблем

философии, из полемики с Треву, предложившим термин «оптимизм»,

возникает новая и важная проблема буржуазного мировоззрения - проблема

оптимизма, получившая в трудах Лейбница название «системы

предустановленной гармонии». Лейбниц пытался решить проблему оптимизма

в рамках метафизики, на религиозно-идеалистической основе, но при помощи

естествознания (математики и механики). Это привело его к ряду

противоречий, разрешение которых содействовало дальнейшему развитию

исследований по этой теме.

По мнению Лейбница, теория оптимизма принципиально следует из

учения о боге. Доказать и обосновать оптимизм, с его точки зрения, составляет

особую задачу, аналогичную доказательству бытия бога. «Из высочайшего

совершенства Бога следует, - писал он, - что при сотворении мира он избрал

план возможно наилучший... Ибо, так как все возможности в уме Бога по мере

своих совершенств стремятся к осуш[ествлению, то результатом всех этих

стремлений должен являться действительный мир, наиболее совершенный,

какой только возможен. Иначе невозможно было бы указать основания, почему

вещи сотворены именно так, а не иначе» (26, Т. 2, с. 232). Здесь уместно

подчеркнуть стремление Лейбница обосновать оптимизм, сделать его

доказательным, т.е. представить оптимизм как теоретический принцип. Однако

это стремление не могло быть реализовано в рамках религиозно-

идеалистического мировоззрения, на что обратил внимание уже Вольтер в

язвительно-горьком философском памфлете «Кандид, или Оптимизм».

В ряде работ, специально посвященных проблеме оптимизма

(«Теодиция», «О предопределенности» и др.), Лейбниц разрабатывал «систему

предустановленной гармонии», которую можно определить как

механистический оптимизм. В статье «О предопределенности» он писал: «...все

происходит в соответствии с упрочившейся предопределенностью, так же

достоверно, как и то, что трижды три - девять. Ибо предопределенность

заключается в том, что все связано с чем-то другим, как в цепи, и потому все

будет происходить так же неотвратимо, как это было испокон веков, и как

безошибочно происходит и теперь, если происходит»». Отсутствие идеи

развития, господство принципа преформизма и перенесение его на мир в целом

приводят Лейбница к утверждению, что «весь будущий мир уже задан в мире

современном и полностью преформирован, так что никакое обстоятельство

извне не может ничему помешать, ибо вне мира не существует ничего» (27, с.

237).

Интересно отметить тот факт, что, несмотря на явный механицизм и

рационализм мировоззрения Лейбница, именно он постоянно возвращается к

вопросу о связи идей и эмоций при анализе системы предустановленной

гармонии, поскольку «безошибочность предопределенности может служить

нам средством успокоения души, угомонить нашу душу в ее любознательности

сознанием наличия безошибочно действующих причин, именно эта

удовлетворенность всеобщим высшим предписанием... является подлинным

основанием истинной религии. Это коренится в разуме, но доставляет нам

также и удовольствие, ведь природа все упорядочивает, и потому тот, кто

лучше знает этот порядок, легко может добиться упорядоченного воззрения на

вещи или ясного понятия о них, т.е. истинного удовольствия, ибо не может

быть большего удовольствия, чем действительно знать и видеть, как все

хорошо устроено, и даже лучше, чем можно было бы пожелать» (28, с. 238).

…

Однако анализ теоретических упражнений Канта в области оптимизма

весьма поучителен в ряде отношении, он не оставляет, например, сомнений в

том, что «пионеры оптимизма» понимали под последним отнюдь не

настроение, не эмоционально-психологическое состояние, а определенную

систему рациональных, теоретических положений. Важно при этом отметить,

что если современное содержание понятия оптимизма включает в себя

представление о будущем, момент развития, то этот мотив начисто отсутствует

у Канта. Зато несомненным оказывается присутствие ценностного аспекта,

который необходимой нотой вплетается в ансамбль познания.

…

Кант высказался против эвдемонического оптимизма, базирующегося на

стремлении людей к счастью, в пользу так называемого эволюционного

оптимизма, связывая последний с историческим прогрессом человечества.

Однако исходные принципы и социального оптимизма имели у Канта тоже

априорный идеалистический характер. Если французские материалисты ХУШ

в. стремились обосновать социальный оптимизм реальными интересами и

свойствами «природы» человека, то Кант с порога отвергал всякое утилитарное

обоснование оптимизма, пытаясь вместе с тем дать свое обоснование

эволюционного оптимизма при разработке философско-исторической

проблематики.

…

2.3. Концепции оптимизма и пессимизма в западной философской мысли

Пессимизм Шопенгауэра является не только бедствием всей

метафизической системы, но и ее завершением, высщей иерархической частью

всего его учения, даже больше, все это, в конечном счете, только и

подготавливало появление его удивительного пессимизма, занявшего большое

место в мировой философии и повлиявшего на ее дальнейшее развитие.

Пессимизм Шопенгауэра, является попыткой сущностного определения бытия.

Основополагающее положение в его пессимизме занимают, имеющие

этическое значение категории «времени», пространства» и «причинности», а

также тезис положительного страдания, придающий абсолютный характер

пессимистической рефлексии Шопенгауэра. «Время» - утраченная иллюзия

мечты, столь хрупкой и эфемерной в этом бренном и преходящем мире.

«Пространство» - арена борьбы человеческих страстей, разгул всесильного

эгоизма, мешающего дойти до и без того иллюзорного счастья и, наконец,

«причинность», когда, по словам Шопенгауэра, «жизнь, следовательно,

качается, подобно маятнику, взад и вперед, между страданием и скукой,

которые оба действительно суть её последние составные части. Это весьма

странно высказалось невольно и тем, что после того, как человек все страдания

и муки перенес в ад, для неба осталась одна скука» (53, с. 360).

…

Объявляя все положительное страданием, Шопенгауэр свой пессимизм

направляет против оптимизма Лейбница, где положительный характер присущ

наслаждению. «Положительное, само о себе заявляющее - есть страдание:

удовлетворение и наслаждение есть отрицательное, одно прекращение

первого» (54, с. 262). Такой постановкой вопроса пессимизм Шопенгауэра как

бы получает вневременной статус - «этот мир худший из всех миров», «все к

худшему в этом худшем из всех миров». Не может быть сколько-нибудь

существенного изменения мира в лучшую сторону, ибо страдание лежит в

основе жизни, и уничтожить ее означает также уничтожить саму жизнь.

Имманентность страдания жизни снимает дилемму, каких бы то ни было

преобразований как в сфере личностной, так и социально-экономической.

Такая, уже четкая мировоззренческая позиция позволяет Шопенгауэру

направить свое острие против всех оптимистических учений - идеалистических

и материалистических, механистических и диалектических.

…

Будучи великим художником, Шопенгауэр очень ярко и красочно

описывает тщету тончайших и прекрасных упований души. Вместе с тем

Шопенгауэр является также и смелым сатириком, беспощадно срывающим все

покровы там, где находится мнимая святость. Арсенал примеров весьма велик,

начиная со средневековых зверств и кончая современными, но более

изощренными средствами. В этой пестрой веренице шопенгауэровской галереи

по существу затронуты все животрепещущие вопросы: эксплуатация, голод,

политическая борьба и всякого рода неблаговидные махинации. Однако все это

у него не только необходимо, но и закономерно: ибо «человек человеку -

дьявол», для которого государство лишь удачный «намордник», сдерживающий

инстинкты грубого животного - человека. Но, в конце концов, отталкивающая

сущность человека как и жизни в целом трансцендентна для него, ибо

«мучимый и мучитель - одно» (55, с. 454), а «сам мир есть мировой приговор»

(56, с. 450).

Таким образом, нити этого страшного мирового абсурда вновь тянутся к

запредельной воле и к ее наиболее опасной и соблазнительной для человека

форме - воли к жизни, воли жить. Единственное, что люди могут сделать - это

не попасть в капкан к коварной воле, которая то и дело, скрывая свою

неприглядную суть, на каждом шагу устраивает людям засаду, а бороться с

нею, уничтожая в себе волю жить.

…

В таких условиях оно оказалось и безусловно, должно было сказаться и

на духовной элите, о чем и говорил Маркс. Но сколь бы мощным ни было

филистерство, как социально-экономическое порождение убогих феодальных

отношений и задавленного, бесправного бюргерства, существовала и его

противоположность в виде резких антифилистерских настроений. Как же иначе

можно воспринимать немецкий романтизм, который явился первым и самым

эмоционально ярко окрашенным бунтом против затхлой атмосферы

филистерской Германии. Ведь самый принцип немецкого романтизма, в основе

которого лежит столь известная, романтическая ирония, построен на парадоксе:

с одной стороны «мечта о прекрасном, стремление к вершинам

одухотворенности личности, к слиянию высокой гармонии духовного и

физического в микрокосмосе человеческих чувств, а с другой - та самая жалкая

обстановка, которая с неумолимостью рока тянула обратно в бездну

филистерского мира». Пожалуй, наиболее сильно этот трагический разлад

мечты о действительно светлой жизни с особой болезненной силой изобразил

Гофман, в чьем творчестве, даже в сравнительном ракурсе с другими

романтиками, эта проблема ставилось особенно остро.

…

Шопенгауэр на пьедестал этики воздвигает сострадание, вытекающее из

самых прекрасных порывов человеческой души. Шопенгауэр с полным на то

правом считает: «Я остаюсь без предшественников между философами разных

школ» (63, с. 311). По существу для Шопенгауэра в этике нет и быть не может

ничего более святого и благородного, чем сострадание.

…

Даже беглый анализ трехстадийной иллюзии показывает, что пессимизм

Э. Гартмана носит абсолютный характер. В определенном.смысле можно

сказать, что такая мощная концентрация пессимистической рефлексии в одной

истоме придает вневременной характер пессимистической метафизике

Гартмана, ибо последняя актуальна всегда, охватывая в сфере

мировоззренческой борьбы такие разнородные и противоположные друг другу

направления, как марксизм, разные вариации классического и современного

буржуазного либерального оптимизма, теологического (в конечном счете)

оптимистического отношения к человеческому бытию, осмысленному в

божественном промысле. В тех же самих отношениях к пессимизму Гартмана

находится и разношерстный оптимизм, включающий в себя наряду с

современными оптимистическими учениями (марксизм, буржуазный

либерализм, теология), также и более старые варианты пессимизма.

…

Во второй половине XIX в. в философии происходит переосмысление

проблемы оптимизма-пессимизма, которое знаменуется появлением новой

формы оптимизма - мелиоризма. Понятие «мелиоризм» ввел в научный словарь

английский психолог Дж. Селли; под ним понималось нечто среднее между

оптимизмом и пессимизмом. «Под мелиоризмом,- пишет Селли, - я понимаю

веру не только в наши силы уменьшать зло, в этом никто не сомневается, но и в

нашу способность увеличивать сумму положительного блага» (70, с. 268).

…

И хотя революционные демократы не стали на позиции

материалистического понимания истории, тем не менее, от их произведений, по

выражению В.И. Ленина, веет духом классовой борьбы. Они отбрасывали как

пессимизм некоторых теоретиков, так и пассивный оптимизм, с его пустыми

призывами к самоусовершенствованию, с апелляцией к сверхъестественным

силам. «Смешно и думать, - писал Белинский, имея в виду грядущую победу

социализма, - что это может сделаться само собою, временем, без

насильственных переворотов, без крови» (73, Т. 3. с. 42).

…

Здесь отчетливо прослеживаются три основных направления. Сторонники

первого, в основном это исследователи прошлого века, основу

пессимистического миросозерцания они видят в самой сущности человеческих

ощущений. В результате качественного и количественного анализа эмоций

мыслители приходят к выводу, что «страдания значительно превосходят

удовольствия в этом мире» (77, с. 221). На этом основании воздвигаются

системы Шопенгауэра, Гартмана, Ковалевского, Колгрова и др.

Несостоятельность этого подхода убедительно показана в работах И.И.

Мечникова.

…

Представители другого направления также исходят из человеческой

природы (правда, биологически понятой), однако при интерпретации

оптимизма они предлагают эту природу изменить. На этой основе построены

системы И.И. Мечникова. Он полагал, что существует некое «чувство жизни»,

входящее в категорию таких чувств, которые «обнаруживаются только в

исключительных случаях и требуют специального упражнения». Это чувство

эволюционирует с возрастом человека. Помимо этого, утверждал Мечников,

существует и «великий закон человеческой природы», заключающийся в том,

что есть «перемена в эмоциях, происходящая в течение жизни» человека, так

сказать возрастная «разница в развитии чувства жизни». С этой точки зрения

«пессимизм есть ступень юношеского возраста, определенная «болезнь

молодости», а эволюция чувства жизни составляет настоящую основу

философии оптимизма» (78, с. 223).

[Чехов, рассказ «Огни»]

…

До Маркса в трактовке сущности человека господствовали

теологические, идеалистические и метафизически-антропологические

концепции. Теологическая концепция исходила из признания

сверхъестественного, божественного начала и в силу этого проповедовала

примирение со злом, страданием и унижением, отказ от мысли и желания

преобразовывать жизнь так, чтобы добиться реального, земного счастья.

Идеализм объявлял сознание определяющим сущность человека и поэтому

решение всех важных вопросов относил к изменениям в сфере человеческого

духа.

…

Тем не менее, та же по сути позиция существует и поныне, меняется

лишь терминология. Например, экзистенциалисты утверждают, что человек

лишается сущности изначальным, исходным отчуждением, отрывающим ее от

существования: «...отчуждение объявляется, первичным свойством земной

человеческой природы» (83, с. 62-63). Они выводят само содержание

человеческой «души» из ситуации отчуждения. «Под самоотчуждением я

понимаю, - пишет Г. Марсель, - тот факт, что человек кажется все более и более

чуждым себе самому, своей собственной сущности и это происходит в таких

размерах, что он подвергает эту сущность сомнению или, по крайней мере,

отказывает ей в ее исходной действительности».

Однако еще Г.В. Плеханов показал, что брать за исходное природу

человека в рассуждениях такого рода нельзя. Тем не менее пессимизм

продолжает приписывать природе человека целый набор отрицательных черт,

который рассматривает как изначально и вечно ему присущий, человек ленив,

эгоистичен, жесток, лжив, корыстолюбив, властолюбив. Нетрудно убедиться,

что указанные свойства лишь продукт определенных исторических условий, и,

следовательно, не определяют сущности человека. Все же рассмотрим вкратце

указанные черты, поскольку они воспроизводятся в качестве аргументов почти

во всех концепциях пессимизма.

[????????????????????????????????????????????????????????]

…

Как понятие и явление «смысл жизни» непосредственно связан с "целью

жизни". Порой в качестве смысла жизни называют какую-то конкретную цель:

стать космонавтом, капитаном корабля, накопить деньги, построить дом. В

подобных случаях, по существу, путают два понятия: смысл жизни и цель

жизни. Последняя вполне достижима. Но это вовсе не означает, что после ее

достижения жизнь теряет всякий смысл, ибо смысл жизни представляет собой

направленность жизнедеятельности человека и реализуется в тех нравственных

ценностях, которые творятся человеком.

Однако, отождествлять их было бы неверно. Обычно такое

отождествление свойственно людям деятельным, ибо человек, реализующий ту

или иную цель, уже наполняет свою жизнь каким-то смыслом. Иными словами,

реализуемая цель уже связана со смыслом, то есть наличие цели как бы уже

свидетельствует и о наличии смысла жизни. И все же понятие смысла жизни в

чем-то шире и объемнее понятия цели; недаром даже те, кто отождествляет эти

понятия, подчеркивают, что смысл жизни это не просто цель, а цель высшая,

конечная, наиболее истинная или моральная, общезначимая цель и т.д.

….

Однако, результат всей нашей жизни есть именно такое перечеркивание

всех наших целей и всей нашей деятельности, но, несмотря на это, жизнь для

многих из нас смысла не утрачивает. На наш взгляд, дело здесь в том, что цель

всегда фиксирует некий результат интеллектуальной и физической

человеческой деятельности и поэтому она является статичным моментом

жизнедеятельности. В то время как смысл жизни - это некое динамическое

состояние, связанное с целью. Это некое состояние осмысления, выработки и

корректировки целей. Вообще, обретение смысла жизни делает человека

оптимистом. Исчезновение целей свидетельствует и об обрыве этого состояния,

вот почему вместе с целью исчезает и смысл. Потеря смысла жизни ведет к

пессимизму. Однако, если цель жизни не связана, не проходит через горнило

этого состояния, то жизнь, имеющая такую цель, смысла не обретает.

…

Анализ содержания понятия оптимизма показывает, что оно является

понятием аксиологическим, так как выражает оценку действительности в

целом, оценку будущего и поэтому должно занять соответствующее ему место

в аксиологии.

Понятие оптимизма органически включает в себя утверждение ценности

жизни. Как уже отмечалось, понятие оптимизма имеет аксиологический аспект,

ибо необходимо включает в себя оценку со стороны субъекта.

Поскольку оптимизм и пессимизм являются ценностными суждениями

или представлениями, они неотъемлемы от ценностной ориентации личности,

Т.е. от установки ее на те или иные ценности материальной или духовной

культуры общества. В современной философской литературе ценностные

ориентации рассматриваются в качестве концентрированного выражения

потребностей и интересов личности.