Человек обладает индивидуальной памятью как сокровищем, а человечество обладает коллективной памятью как свалкой

Разобрать, что к чему относится, что откуда пришло, что стоит внимания, а что нет – огромный и… бессмысленный труд. Вроде стараний лебедя, рака и щуки. А вернее, шести миллиардов лебедей, раков и щук – именно такова на данный момент численность рода человеческого. Ведь каждый индивид сам будет определять, к какой категории отнести ту или иную информацию. Вот почему не существует никакого «единого вневременного стандарта» насчет ценности разнообразных познаний. Пусть человечество и не желает соглашаться с этим утверждением, время от времени выдвигая те или иные ценности на роль «вечных» и формируя все новые и новые ритуалы. Ритуализация хороша тем, что понижает уровень тревожности, освобождая человека от личной ответственности за принятое решение, избавляя от необходимости «подыскивать» наиболее подходящую психологическую реакцию и т.п. На почве ритуалов, лучших «удобрений» традиции, произрастает самая «прозрачная» форма общества – традиционная.

Ее «прозрачность» зависит от доступности информации – всем обо всех. В упрощенном варианте это выглядит так: в традиционном обществе судьба человека предрешена практически с момента его рождения – его папа–мама–дедушки–бабушки и есть тот фундамент, на котором он построит свою карьеру, семью и проч. Поэтому в его социальной среде о нем все известно: из «обобщенного образа семьи» выводится прогноз относительно будущего, которое ожидает новое живое существо – до самой его кончины включительно. Если вы, предположим, сын местного помещика, ваше главное занятие – псовая охота, а ваша будущая жена подрастает в соседнем поместье и по шесть часов в день мучает пианино и гувернантку–француженку. Все знакомые (да и незнакомые) не предполагают никаких прорывов, сюрпризов и неожиданностей. Хотя кто знает? Вдруг любитель псовой охоты возьмет да женится не на дочери соседа–помещика, а на ее гувернантке–француженке? Или отправится счастья искать в дальние края? Или (вот ужас–то!) пойдет на сцену и прославится в амплуа комической старухи? Подобные «отрывы» от родного назема практически неизбежно сопровождаются, как говорил Алеша, герой фильма «Формула любви», «эль шкандалем при посторонних».

И все–таки в самых традиционных обществах, с их крайне ритуализированным менталитетом, возникла и укоренилась литература в жанре «пикареска» – авантюрно–приключенческого романа, где, на первый взгляд, герой разрушает не только традиционные устои, но и преступает религиозные заповеди. Пикаро – авантюрист, часто весьма благородного происхождения, скорее примкнет к бродягам и разбойникам, нежели станет пахать землю и вообще примерять на себя роль крестьянина. Почему? Да потому, что эпохальная традиция запрещает работать любому идальго, отпрыску дворянского рода, пусть и обнищавшего до последней степени.

Казалось бы, традиционное общество победило: нелепый и обременительный запрет соблюден, человек готов нарушить закон и умереть на плахе, лишь бы не исполнять «низкую роль землепашца». А с другой стороны, в маргинальной клоаке зарождаются новые профессии и новые сословия – сословия людей, носящих маску, о которых ничего нельзя узнать достоверно. Они умеют удовлетворить любопытство публики выдуманными биографиями, продемонстрировать приятную окружающим манеру поведения, получить максимальную выгоду от общения и сбежать до скандального разоблачения. Эта стратегия социальной адаптации была настолько эффективной, что не могла не получить распространения среди людей, в чьем социальном положении наблюдались те или иные «изъяны»: помехи для достижения желаемого, препятствия для воплощения амбиций и вообще все, что лишает надежды на «скорейшую сбычу мечт».

Так была заложена основа для индустриального общества. В нем уже все зависит от личности, а родственные связи не играют никакой роли. В индустриальном обществе, чтобы как следует познакомиться с человеком, необходимо завоевать его доверие, иначе придется удовольствоваться «легендой» – вроде тех, что в каждой серии использует Джеймс Бонд, отправляясь на очередное задание. Член общества предлагает окружающим на выбор две–три–пять масок – по мере надобности и в зависимости от места и времени общения. Вы можете прожить с кем–то бок о бок лет десять, не имея понятия, чем он зарабатывает на ежевечернюю порцию китайской еды и на кассеты с мелодрамами. А на одиннадцатом году в дом ворвется ФБР и повяжет вашего дружка как величайшего афериста, похитителя государственных секретов. Словом, в индустриальном обществе всякий из нас – немного пикаро.

Надо сказать, что, описывая обе формы, социологи отмечают: полярных разновидностей социума… не бывает. «Идеальных» вариантов, полностью соответствующим социологической классификации, в реальности не существует и никогда не существовало. Специалисты считают: все социумы – от «наиболее» традиционных до «наиболее» индустриальных – располагаются где–то посередине между воображаемыми «полюсами». К тому же в пределах одного общества могут сочетаться разные черты и разные формы социальных структур. Мы как раз и существуем в подобном «калейдоскопе» форм и черт: кто–то психологически так и остался в эпохе застоя, кто–то до сих пор не отошел от сложностей постперестроечного периода, кто–то старается приспособиться к сегодняшней ситуации, а кто–то всей душой в грядущем и тоже не очень хорошо понимает, что вокруг происходит. Все мы, сограждане, блуждаем «в сумрачном лесу» – те, кто путь земной прошел до половины, а также те, кто и до трети не дошел. Такова уж историческая обстановка. И каждый пытается анализировать полученные данные в силу установок своего аналитического аппарата. То есть действует так, как его запрограммировал полученный ранее опыт.

Чаще всего результатом этих усилий становится создание новых стереотипов и новых ритуалов: в представлении человека об окружающем мире обязательно должно присутствовать нечто устойчивое. Иначе разум погребут те самые зыбучие пески времени или бескрайние болота фобий и комплексов.