Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Понедельник. Ветер успокоился, и снег пошел еще сильнее
Ветер успокоился, и снег пошел еще сильнее. Было удивительно тихо, и эту вязкую, холодную тишину внезапно распорол пронзительный скрипучий вопль. Потом еще раз и еще, как будто кто‑то рядом разрывал огромные листы жести. И смолкло. – Что это? – спросил Тихонов постового милиционера. – Павлины. Их тут, в Ботаническом саду, в клетке держат. Прямо удивление берет – такая птица важная, а голос у нее – вроде в насмешку. – Ладно. Дайте‑ка фонарь. Тихонов нажал кнопку, и струя света вырубила в серебристой черни зимней ночи желтый, вспыхивающий на снегу круг, перечеркнутый пополам человеческим телом. Тихонов подумал, что в цирке так освещают воздушных гимнастов. Он опустился на колени прямо в сугроб и увидел, что снежинки, застрявшие в длинных ресницах, в волосах, уже не тают. Глаза были открыты, казалось, женщина сейчас прищурится от яркого света фонаря, снежинки слетят с ресниц и она скажет: «Некстати меня угораздило здесь задремать». Но она лежала неподвижно и с удивленной улыбкой смотрела сквозь свет в низкое, запеленутое снегопадом небо. А снег шел, шел, шел, будто хотел совсем запорошить ее каменеющее лицо. Тихонов легко, едва коснувшись, провел по ее лицу ладонью, погасил фонарь, встал. Коротко сказал: – В морг…
Тихонов держал сумку осторожно, за углы, медленно поворачивая ее под косым лучом настольной лампы. Черная кожа, блестящий желтый замок в тепле сразу же покрылись матовой испариной. Комочек снега, забившийся в боковой сгиб, растаял и упал на стол двумя тяжелыми каплями. Стас щелкнул замком и перевернул сумку над листом белой бумаги. Сигареты «Ява», блокнот, шариковый карандаш, коробочка с тушью для ресниц, десятирублевка, мелочь, пудреница, белый платочек со следами губной помады. Из‑за этого платка Стас почувствовал себя скверно, как будто без разрешения вошел в чужую жизнь и подсмотрел что‑то очень интимное. Даже не в жизнь – сюда он опоздал. Он пришел в чужую смерть и, уже не спрашивая ни у кого согласия, будет смотреть и разбираться – до самого конца. Из бокового кармашка сумки Тихонов вынул удостоверение и конверт. В коричневой книжечке с золотым тиснением написано: «Аксенова Татьяна Сергеевна является специальным корреспондентом газеты…» И сбоку – фото: лицо с большими удивленными глазами и улыбкой в уголках губ. Тихонов подумал, что обычно фотографии на документах почему‑то удивительно не похожи на людей, личность которых они удостоверяют. А эта – похожа. Даже после смерти. Конверт был без марки, со штампом «Доплатное» и московскими штемпелями отправки и получения. Внутри лежал лист бумаги, неаккуратно вырванный из ученической тетрадки «в три косых». Размашистым почерком: «Вы – скверная и подлая женщина. Если вы не оставите его в покое, то очень скоро вам будет плохо. Вы поставите себя в весьма опасное положение». Тихонов покачал головой: неплохое начало… «Москва, Теплый переулок, д. 67, кв. 12. Аксеновой Т. С.». Тихонов снял трубку: – Адресное? Тихонов из МУРа. Дайте справочку на Аксенову Татьяну Сергеевну, журналистку… Так, так. Все правильно. Нет, это я не вам. Спасибо. Обратного адреса на конверте нет. Письмо было получено два дня назад. В блокноте исписаны только первые две страницы. Собственно, не исписаны, а изрисованы. Какие‑то фигурки, половина человеческого корпуса, потом незаконченный набросок одутловатого мужского лица. И отдельные короткие фразы, слова между рисунками: «Корчится бес», «Белые от злобы глаза», «Старик Одуванчик», «Страх растворяет в трусах все человеческое», «Ужасно, что все еще…» Тихонов пробормотал себе под нос: – Как жаль, что я не владею дедуктивным методом…
… – Гражданка Евстигнеева, расскажите теперь все по порядку. – С самого начала? – С самого… – Значит, Нюра приехала ко мне насчет холодильника… – Нюра – это Анна Лапина? – Ну конечно! Кто же еще! У нее очередь на «ЗИЛ», а у меня на «Юрюзань». Она, значит, говорит, что, мол, твоя очередь еще не скоро, а у меня… – Надежда Петровна, начните с того момента, как вы вышли на улицу. – Так, пожалуйста! Значит, полдевятого Нюра стала собираться, а я ей говорю: «Давай до автобуса провожу». А дом мой, значит, прямо напротив гостиницы «Байкал», наискосок немножко. Я говорю Нюре: «Ты здесь не садись на автобус, здесь всегда народу полно. Пошли лучше через пустырь, там последняя остановка двадцать четвертого. Все сойдут, а ты сядешь, вокруг гостиницы объедешь, зато до самого центра сидеть будешь. За пятак, как в такси, поедешь». Ну, и пошли, значит. Тропинка там утоптана… – Скажите, пожалуйста, тропинка прямо к автобусной остановке выходит? – Нет, остановка на Сусоколовском шоссе. А на краю пустыря, значит, дом шестнадцать стоит, вот как его обойдешь, тут и остановка будет. Мужчина этот самый еще у начала тропинки нас с Нюрой обогнал. А впереди‑то и шла убитая. – На каком расстоянии от вас шла женщина, которую убили? – А кто его знает! Вам же точно надо? А я разве меряла. Думаю, что шагов пятьдесят. А может, шестьдесят… Если б заранее знать… Тихонов внимательно слушал, стараясь тщательно рассортировать все, что говорила эта расстроенная пожилая женщина. Ведь она и ее подруга Анна Семеновна Лапина были единственными очевидцами убийства. – Как выглядел мужчина? – Как? Обыкновенно вроде. Высокий, в кепке, пальто, кажись, было темное… … – Гражданка Лапина, а вы не разглядели его лицо? – Да где же? Темно ведь. Тропинка узкая, я спиной к нему повернулась, когда он нас обгонял. – По тропинке двое рядом могли идти? Или одному надо было посторониться? – Так я ж про то и говорю! Одному отступить надо было, не то нога в снег проваливалась. – А какая сумка у него в руке была? – Да это, по‑моему, и не сумка вовсе, а чемоданчик. Вот вроде как студенты носят. – Вы бы могли этого человека опознать? Женщина подумала, помялась: – Не, боюсь грех на душу взять. Темно ведь было. Так и в тюрьму человека ни за что упечь можно. – Так просто человека в тюрьму не упекают… Давайте дальше. На тропинке вас было четверо: вы с Евстигнеевой, перед вами мужчина, перед ним – эта женщина… – Правильно. Когда дошли до середины пустыря, женщина уже подходила к самому краю, а мужчина ее нагонял. Потом пошел впереди. Потом подняла голову, смотрю – ни его, ни ее не видать. Прошли мы еще немного, а она, горемыка, глядь, лежит на снегу. А его уж и след простыл. – Давайте еще восстановим последний момент, когда все были на тропинке. Вы видели, как он обгонял женщину? – Да, видела. – После этого они сразу исчезли из виду? – Нет. Я еще видела, как он шел немного впереди, а она сзади. – Сколько метров было приблизительно от вас до них? – Да, так, если на глаз, метров пятьдесят, наверное. – Если мы выедем на место, вы сможете показать, где вы все находились? – Думаю, что смогу…
«…ЗАКЛЮЧЕНИЕ Я, судебно‑медицинский эксперт Сорокин, на основании изучения обстоятельств дела и данных судебно‑медицинского исследования тела гражданки Аксеновой Т. С., двадцати восьми лет, с учетом: 1) характера раневого канала, направленного сзади вперед, сверху вниз, несколько слева направо и слепо заканчивающегося на внутренней поверхности четвертого левого ребра; 2) особенностей краев раны – круглой формы, ровных, без осаднения; 3) наличия в левой лопаточной кости округлого отверстия, повторяющего форму оружия, диаметр которого соответствует размеру раны; 4) отсутствия поясков осаднения и ожога, – прихожу к заключению, что смерть Аксеновой наступила в результате проникающего ранения левого легкого и сквозного ранения сердца с последующей тампонадой его, причиненного длинным (не менее 17–18 см) остроконечным орудием, действующим по направлению своей продольной оси, вероятнее всего, толстым шилом…»
Тихонов даже присвистнул: – Ничего себе! Шилом! Шарапов еще раз внимательно просмотрел акт экспертизы. – Да‑а, дела… У Шарапова привычка такая: «да» он говорит врастяжку, будто обдумывая следующее слово. – Шилом. Надо же! Так что у тебя есть, Стас? – Вот смотрите, Владимир Иваныч: план, составленный по обмеру и показаниям Евстигнеевой и Лапиной на месте убийства. Длина тропинки – сто восемнадцать метров. Тело Аксеновой лежало на расстоянии двадцати четырех метров от дома шестнадцать. Обе свидетельницы утверждают, что неизвестный обогнал Аксенову метров за десять – двенадцать до этого места. Это‑то и непонятно. После того как он ударил ее шилом в спину – больше ведь и некому, – она сделала еще около двадцати шагов и упала, даже не вскрикнув. Шарапов осмотрел лист с одной стороны, потом зачем‑то перевернул его вверх ногами. С обратной стороны лист был покрыт столбиками цифр; они умножались, складывались, делились, вычитались. – Что это за арифметика? Стас прищурил глаз от дыма. – Да пришлось вспомнить: «Пешеход вышел из пункта А в пункт Б, через час следом за ним выехал велосипедист…» Шарапов кивнул: – Понял. Что получили? – Исходные данные у меня очень приближенные. Я сделал три варианта: на разную скорость ходьбы убийцы, убитой и свидетельниц. Потом три варианта на разную засечку интервалов, через которые Евстигнеева и Лапина видели Аксенову и убийцу на тропинке. Потом привел их к средним результатам. – И что? – Несообразность. Лапина говорит, что, взглянув в последний раз перед собой, никого на тропинке не увидела. А убийцу, по моим расчетам, она должна была увидеть. Уже после того, как Аксенова упала. – Ладно, поехали на место…
Все длилась эта бесконечная ночь. Снегопад немного стих, и прожектор оперативной машины просвечивал почти всю тропинку – от дома шестнадцать до корпусов гостиницы «Байкал». Шарапов сказал: – Здесь она упала. Ему осталось пройти всего метров десять – потом он исчез в тени от дома шестнадцать. Видишь, дом заслоняет свет фонарей на шоссе. Поэтому Лапина его и не видела. – Может быть, – сказал Тихонов. – Но что‑то здесь не то… Он махнул рукой – и прожектор на оперативной машине погас. Мгла, непроницаемая, прошитая белесыми стежками снегопада, повисла над пустырем. Они прошли по тропинке до шоссе, где ветер на столбах с визгом раскачивал фонари. Последней дорогой Тани Аксеновой, которую она не прошла до конца. Здесь снегопад сатанел совершенно, мокрые снежинки липнули к лицу, лезли в рукава и за шиворот. Хлопнула сухо, как затвор, дверца машины, и Шарапов сказал: – На Петровку…
|