Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Прощальная песня





 

 

Мы хорошо перезимовали; правда, мы с дедушкой едва успевали рубить дрова. Дедушка сказал, если бы я не вернулся — учитывая все обстоятельства, — они бы, вполне может быть, той зимой замерзли. Что было верно.

Морозы в ту зиму были сильные. В винокурне перед прогоном продукта нам почти каждый раз приходилось разводить костры, чтобы освободить трубы ото льда.

Дедушка сказал, что суровые зимы время от времени нужны: так природа наводит порядок и заботится о том, чтобы все хорошо росло. Лед ломал ветви деревьев, и зиму пережили только самые сильные. Слабые желуди и кинкапины, каштаны и орехи вымерзли, чтобы урожай в горах стал сильнее.

Пришла весна, и наступило время сева. Мы посеяли больше кукурузы, думая немного увеличить прогон продукта осенью.

Времена были тяжелые, и мистер Дженкинс сказал, что торговля виски идет в гору, тогда как все остальное идет на спад. Он сказал, надо полагать, теперь человеку приходится пить больше виски, чтобы забыть, как плохи его дела.

Летом мне исполнилось семь лет. Бабушка дала мне свадебный посох моих мамы и папы. На нем было мало зарубок, потому что они прожили вместе недолго. Я положил его в своей комнате, у изголовья кровати.

Лето уступило место осени, и однажды в воскресенье Джон Ива не пришел. В то воскресенье мы вышли на поляну, но не увидели его под вязом. Я долго искал его среди деревьев у поляны, звал: «Джон Ива!» Его не было. Мы развернулись и не пошли в церковь, мы пошли домой.

Бабушка и дедушка были встревожены, и я тоже. Джон Ива не оставил никакого знака; мы искали. Что-то случилось, сказал дедушка. Мы с дедушкой решили пойти и разыскать его.

Тем утром, в понедельник, мы вышли затемно. Когда забрезжил первый свет, мы уже оставили позади магазин на перекрестке и церковь. Дальше идти нужно было почти прямо вверх.

Это была самая высокая гора, на которую я в своей жизни взбирался. Дедушке пришлось замедлить шаг, и я легко поспевал за ним. Тропа, такая старая и незаметная, что ее едва можно было различить, тянулась вдоль отлогого хребта на другую гору. Она петляла по горе, но все время поднималась вверх.

Деревья были невысокие, сгорбленные и истрепанные ветром. У вершины горы склон рассекала ложбина, не настолько глубокая, чтобы назвать ее ущельем. На склонах росли деревья, землю устилал ковер сосновых иголок. Там было жилище Джона Ивы.

Оно не было построено из больших бревен, как наш дом, а сложено из более тонких жердей, в глубине, среди деревьев, под защитой склона ложбины.

Мы взяли с собой Малыша Блю и Крошку Ред. Увидев хижину, они подняли носы и завыли. Это был нехороший знак. Дедушка вошел первый; ему пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверь. Я последовал за ним.

Внутри была только одна комната. Джон Ива лежал на оленьих шкурах, постеленных поверх молодых ветвей. Он был голый. Длинное медное тело иссохло, как старое дерево, рука безжизненно лежала на полу.

Дедушка прошептал:

— Джон Ива!

Джон Ива открыл глаза. Его глаза были далеко, но он улыбнулся.

— Я знал, что вы придете, — сказал он. — И по

этому я ждал.

Дедушка отыскал железный котел и послал меня за водой. Я ее нашел; тонкая струйка била из-под камней за хижиной.

У самых дверей было кострище. Дедушка развел огонь, над которым подвесил котел. Он бросил в воду полоски оленьего мяса, и, когда они сварились, приподнял Джону Иве голову, обняв полусогнутой рукой, и стал кормить его из ложки бульоном.

Я принес из угла одеяла, и мы укрыли Джона Иву. Он не открывал глаз. Настала ночь. Мы с дедушкой поддерживали огонь в кострище. Ветер свистел на вершине горы и завывал вокруг хижины.

Дедушка сидел перед костром, скрестив ноги, и отблески огня падали на его лицо, отчего оно становилось старше… и старше… и скулы начинали казаться каменными утесами, и глубокие тени под ними были как расселины, а потом остались видны только глаза, смотрящие в огонь; они были черны и горели — не как языки пламени, как тлеющие угли. Я свернулся у кострища и заснул.

Когда я проснулся, было утро. Огонь отгонял туман, клубящийся у двери. Дедушка все еще сидел у огня, будто не двигался с места, — хотя я знал, что всю ночь он поддерживал огонь.

Джон Ива пошевелился. Мы с дедушкой подошли к нему. Его глаза были открыты. Он поднял руку и указал наружу:

— Вынесите меня.

— Там холодно, — сказал дедушка.

— Знаю, — прошептал Джон Ива.

Дедушке было очень трудно поднять Джона

Иву на руки, потому что в его теле почти не было жизни. Я пытался помочь.

Дедушка вынес его в дверь, а я тащил позади них ветви. Дедушка вскарабкался по склону впадины на вершину и положил Джона Иву на ветви. Мы завернули его в одеяла и одели ему на ноги мокасины. Дедушка свернул оленьи шкуры и подложил ему под голову.

Позади нас в небо вырвалось солнце и погнало туман искать тени в низинах. Джон Ива смотрел на запад. Через дикие горы и глубокие ущелья, сколько хватал глаз. В сторону Наций.

Дедушка сходил в хижину и вернулся с длинным ножом Джона Ивы. Он вложил нож ему в руку.

Джон Ива поднял его и указал на старую ель, согнувшуюся и искривленную. Он сказал:

— Когда я уйду, положите тело вон туда, поближе к ней. Она дала много молодых деревьев, она согревала меня и давала кров. Это будет хорошо. Пища даст ей еще два сезона.

— Мы это сделаем, — сказал дедушка,

— Скажи Пчеле [15], — прошептал Джон Ива, — в следующий раз будет лучше.

— Скажу, — сказал дедушка.

Он сел рядом с Джоном Ивой и взял его за руку. Я сел с другой стороны и взял его за другую руку.

— Я буду вас ждать, — сказал Джон Ива дедушке.

— Мы придем, — сказал дедушка.

Я сказал Джону Иве, что, вполне может быть, у него грипп; бабушка сказала, он гуляет практически всюду. Я ему сказал, скорее всего, нам удастся поставить его на ноги, надо только как-нибудь спуститься с горы. Я ему сказал, а там он может пожить с нами. Я сказал, все дело только в том, чтобы поставить его на ноги, и тогда он, более чем возможно, справится.

Он улыбнулся мне и сжал мою руку.

— У тебя хорошее сердце, Маленькое Дерево; но я не хочу оставаться. Я хочу уйти. Я буду тебя ждать.

Я плакал. Я сказал Джону Иве, нельзя ли что-нибудь придумать, чтобы он задержался еще ненадолго, — может быть, до следующего сезона, когда будет теплее. Я ему сказал, в эту зиму будет хороший урожай гикори. Я ему сказал, практически по всем признакам видно, что олень будет жирный.

Он улыбнулся, но не ответил.

Он стал смотреть далеко за горы, на запад, будто нас с дедушкой рядом больше не было. Он начал прощальную песню. Давая духам знать, что он идет. Песню смерти.

Низко она зазвучала у него в горле, и она поднялась выше, и она становилась все прозрачнее.

Скоро нельзя было различить, слышен ли это ветер или поет Джон Ива. Его глаза туманились, мышцы горла двигались все слабее.

Мы с дедушкой видели, как дух ускользает из его глаз все дальше в глубину. Мы почувствовали, что он покидает тело. Потом он исчез.

Ветер засвистел вокруг нас и наклонил старую ель. Дедушка сказал, это Джон Ива. Он сказал, у него был сильный дух. Мы провожали его глазами, глядя, как клонятся верхушки деревьев: сначала на гребне, потом ниже и ниже, и в воздух поднимаются стаи ворон и с карканьем летят вниз вдоль склона. Вместе с Джоном Ивой.

Мы с дедушкой сидели и смотрели, как он уходит все дальше и теряется из виду за кромками и горбами гор. Мы сидели долго.

Дедушка сказал, Джон Ива вернется, и мы почувствуем его в говорящих пальцах деревьев. Что так и будет.

Мы с дедушкой достали длинные ножи и выкопали яму. Как можно ближе к старой ели. Выкопали глубоко. Дедушка обернул тело Джона Ивы еще одним одеялом и опустил его в яму. Он положил в яму шляпу Джона Ивы и оставил длинный нож у него в руке; он крепко его сжимал.

Мы сложили над телом Джона Ивы груду камней. Дедушка сказал, мы должны надежно защитить его от енотов, потому что он решил, что пищу должно получить дерево.

Когда солнце садилось, мы с дедушкой — он впереди, я следом — стали спускаться с горы. Мы оставили хижину такой же, как нашли. Дедушка взял с собой оленью рубашку Джона Ивы, чтобы отдать бабушке.

Когда мы добрались до ущелья, было за полночь. Я услышал крик плачущей горлицы. Ответа не было. Я знал, что она плачет о Джоне Иве.

Когда мы вошли, бабушка зажгла лампу. Дедушка положил на стол рубашку Джона Ивы и ничего не сказал. Бабушка знала.

После этого мы не ходили в церковь. Мне было все равно, потому что Джона Ивы там не было.

Нам оставалось быть вместе еще два года — нам с дедушкой и бабушкой. Может быть, мы знали, что время на исходе, но мы не говорили об этом. Теперь бабушка всегда ходила с нами. Мы прожили наше время сполна. Осенью мы показывали друг другу самые красные листья, весной — самые синие фиалки, чтобы их точно не пропустил ни один из нас, и чтобы мы вместе могли ощутить вкус и разделить чувство.

Дедушкин шаг стал медленнее. Его мокасины при ходьбе немного шаркали. Я носил в своем мешке больше кувшинов с продуктом и брал на себя больше тяжелой работы. Мы не упоминали об этом.

Дедушка показал мне, как скашивать удар топора, чтобы продвигаться по бревну было легче и быстрее. Я собирал большую часть кукурузы, оставляя ему початки, до которых ему было легко дотянуться; но я ничего не говорил. Я помнил, что дедушка говорил о старом Рингере, — чтобы он чувствовал, что все же имеет достоинство. В ту последнюю осень умер старый Сэм.

Я сказал дедушке, может быть, нам стоит позаботиться о другом муле, но дедушка сказал, до весны еще далеко; обождем, а там будет видно. Мы чаще ходили на высокую тропу — мы с дедушкой и бабушкой. Для них восхождение стало медленнее, но они любили сидеть и смотреть на кромки гор.

Однажды на высокой тропе дедушка поскользнулся и упал. Он не поднялся. Мы с бабушкой свели его вниз с горы, поддерживая с обеих сторон, и он все говорил:

— Я сам справлюсь.

Но он не справился. Мы уложили его в постель.

Зашел Билли Сосна. Он остался и сидел с дедушкой ночь напролет. Дедушка хотел послушать его скрипку, и Билли Сосна играл. Там, в свете лампы, со своей самодельной стрижкой, изогнув вокруг скрипки длинную шею, Билли Сосна играл. Слезы катились по его лицу, и текли на скрипку, и капали на одежду. Дедушка сказал:

— Перестань плакать, Билли Сосна. Ты портишь всю музыку. Я хочу послушать скрипку.

Билли Сосна всхлипнул и ответил:

— Я не п-плачу. Я п-п-простудился.

Потом он отшвырнул скрипку, бросился к изножью дедушкиной кровати и зарылся лицом в простыни. Он дернулся и зарыдал. Билли Сосна ни в чем не славился умением сдерживаться. Дедушка поднял голову и закричал — слабым голосом:

— Проклятый идиот! Ты же размазываешь свой редигловский жевательный табак по всей постели!

Что он и делал.

Я тоже плакал, но так, чтобы дедушка не видел.

Дедушкин ум тела начал спотыкаться и засыпать. Его захватил ум духа. Он много говорил с Джоном Ивой. Бабушка обнимала его голову и шептала ему на ухо.

Дедушка вернулся в ум тела. Он потребовал свою шляпу. Я ее принес, и он надел ее на голову. Я взял его за руку, и он улыбнулся.

— Было хорошо, Маленькое Дерево. В следующий раз будет лучше. Увидимся.

И он ускользнул, точно как Джон Ива.

Я знал, что это должно случиться, но не поверил. Бабушка лежала на кровати рядом с дедушкой, крепко его обнимая. Билли Сосна громко рыдал у изножья кровати.

Я выскользнул из дома. Собаки лаяли и выли, потому что они знали. Я пошел по ущелью и свернул на короткую тропу. Дедушка не шел впереди, и я понял, что мир подошел к концу.

Я ничего не видел, падал и поднимался, шел дальше и снова падал. Не знаю точно, сколько раз. Я пришел в магазин на перекрестке и рассказал мистеру Дженкинсу. Дедушка умер.

Мистер Дженкинс был слишком стар, и у него не было сил пойти самому, и он послал со мной своего взрослого сына. Он вел меня за руку, как маленького, потому что я не видел перед собой тропы и сам не знал, куда иду.

Сын мистера Дженкинса и Билли Сосна сделали ящик. Я пытался помогать. Я вспомнил, дедушка говорил, что человек должен помогать, когда люди пытаются что-то для него сделать; но от меня было мало толку. Билли Сосна так много плакал, что нельзя было полагаться и на него. Он зашиб себе молотком большой палец.

Они понесли дедушку по высокой тропе. Бабушка шла впереди, Билли Сосна с сыном мистера Дженкинса несли ящик. Мы с собаками шли следом. Билли Сосна все плакал, и из-за него мне самому было трудно сдерживаться, но я не хотел беспокоить бабушку. Собаки выли.

Я знал, куда бабушка ведет дедушку. Это было его тайное место: высоко на горе, где он наблюдал рождение дня, и никогда не уставал от него, и никогда не переставал говорить: «Она оживает!» — как будто каждый день рождался впервые. Может быть, так и было. Может быть, каждое рождение — особенное, и дедушка это видел и знал.

Это было то самое место, куда дедушка взял меня с собой в первый раз; и так я узнал, что дедушка любил * меня.

Когда мы опускали дедушку в землю, бабушка не смотрела. Она смотрела на горы, далеко-далеко, и она не плакала.

Там, на вершине горы, дул сильный ветер, и он развевал ее заплетенные в косы волосы, и они струились за ее спиной. Билли Сосна и сын мистера Дженкинса ушли. Мы с собаками некоторое время смотрели на бабушку, потом тихонько скользнули вниз по тропе.

Мы сели под деревом на полпути вниз и стали ждать бабушку. Когда она пришла, было уже темно.

Я попытался взять на себя и дедушкин груз, и свой. Я управлялся с винокурней, но я знаю, что продукт был уже не так хорош.

Бабушка достала все счетные книги мистера Вайна и подталкивала меня к учебе. Я один ходил в поселок и приносил новые книги. Теперь их читал я, сидя у камина, а бабушка слушала и смотрела в огонь. Она говорила, у меня получается хорошо.

Умер старый Рипит, а позднее, той же зимой — старая Мод.

Это случилось перед самой весной. Возвращаясь из Теснин по тропе ущелья, я увидел бабушку, сидящую на задней веранде, куда она вынесла кресло-качалку.

Она не смотрела на меня, пока я шел по ущелью. Она смотрела вверх, на высокую тропу. Я понял, что ее больше нет.

Она надела оранжевое с зеленым, красным и золотым платье, которое любил дедушка. Она написала печатными буквами записку и приколола к груди. В ней говорилось:

Маленькое Дерево, мне пора.

Как ты чувствуешь деревья,

чувствуй нас, когда прислушиваешься.

Мы будем тебя ждать.

В следующий раз будет лучше.

Все хорошо.

Бабушка

Я отнес маленькое тело в дом и положил на кровать, и я просидел рядом с ней весь день. Малыш Блю и Крошка Ред сидели со мной.

Вечером я пошел и отыскал Билли Сосну. Билли Сосна оставался всю ночь со мной и бабушкой. Он плакал и играл на скрипке. Он играл ветер… и звезду Собаки… и кромки гор… и рождение дня… и смерть. Мы с Билли Сосной знали, что бабушка и дедушка слушают.

На следующее утро мы сделали ящик, отнесли бабушку на высокую тропу и положили рядом с дедушкой. Я взял их старый свадебный посох и закопал концы в грудах камней, которые мы с Билли Сосной сложили в изголовье обеих могил.

Я видел зарубки, которые они сделали в память обо мне; в самом низу, у края. Это были глубокие и счастливые зарубки.

Я перезимовал — мы с Малышом Блю и Крошкой Ред перезимовали до самой весны. Весной я пошел к Висячему Пролому и закопал медный котел и змеевик винокурни. Я не успел научиться ремеслу как следует. Я знал, что дедушке бы не понравилось, чтобы кто-то другой пользовался винокурней, чтобы выдавать плохой продукт.

Я взял деньги, вырученные за виски, которые бабушка отложила для меня, и решил отправиться через горы на запад, в Нации. Малыш Блю и Крошка Ред были со мной. Однажды утром мы просто закрыли дверь и ушли.

Я спрашивал работу на фермах, и если с Малышом Блю и Крошкой Ред меня не брали, я шел дальше. Дедушка говорил, у хозяина есть перед собаками кое-какие обязательства. И это правильно.

В Арканзас Озаркс Крошка Ред провалилась под лед в ручье и умерла, как должна умереть собака: в горах. Мы с Малышом Блю добрались до Наций — где не было Наций.

Продвигаясь на запад, мы работали на фермах, потом на равнинных ранчо.

Однажды вечером Малыш Блю подошел к моей лошади. Он лег на землю и не мог встать. Он больше не мог ходить. Я поднял его, положил поперек седла, и мы повернулись спиной к заходящему солнцу Кимаррона. Мы поскакали на восток.

Я знал, что потеряю работу, если уеду вот так, не сказав ни слова, но мне было все равно. Я заплатил за лошадь и седло пятнадцать долларов, и они были мои собственные.

Мы с Малышом Блю искали себе гору.

И прежде чем занялся день, мы ее нашли. Гора была неказистая, больше похожая на холм, но Малыш Блю взвизгнул, когда ее увидел. Я принес его на вершину, когда солнце только-только показалось на востоке. Я рыл ему могилу, а он лежал и смотрел.

Он не мог поднять голову, но дал мне понять, что знает; он поднял ухо и следил за мной глазами. Потом я сел на землю и обнял обеими руками голову Малыша Блю. Он лизал мне руку, пока мог.

Недолгое время спустя он умер — легко, уронив голову мне на руку. Я зарыл его глубоко и обложил могилу камнями, чтобы защитить от животных.

Скорее всего, с его-то нюхом, он уже на полпути к горам.

Ему будет проще простого догнать дедушку.

 

 


[1]Монета достоинством пять центов (Здесь и далее примеч. перев.)

 

[2]Смотри-ка! — от see (англ.) — смотреть.

 

[3]А ты… а ты… а ты кто такой? — от Who are you? (англ.) — Ты кто?

 

[4]Так называемые «неправильные» английские глаголы, соотв., «знать» и «бросать»; по правилам в прошедшем времени должны звучать как new и through. — соотв. «новый» и «сквозь»; дедушка образует прошедшее время «правильно» (…что вполне разумно. — Примеч. перев.)

 

[5]За неимением одного русского слова, которое вполне отражало бы kin в авторском смысле, далее в тексте, когда Маленькое Дерево употребляет слово kin, оно переводится по-разному и выделяется знаком «*».

 

[6]Чикар, то есть Чикаго — столица штата Иллинойс.

 

[7]1 бушель = 36,6 литра.

 

[8]1 галлон = 3,78 литра.

 

[9]Монета достоинством в десять центов.

 

[10]Прибл. «питать отвращение» (книжн.).

 

[11]В английском языке слово «потаскуха» (whor) звучит как вторая половина слова abhor.

 

[12]Как!

 

[13]Лягушка-бык — большая североамериканская лягушка, ranacatesbeiana, названная «быком» из-за большого размера и низкого громкого голоса, напоминающего, вполне может быть, рев быка (Толковый словарь Уэбстера).

 

[14]Лягушка-бык — большая североамериканская лягушка, ranacatesbeiana, названная «быком» из-за большого размера и низкого громкого голоса, напоминающего, вполне может быть, рев быка (Толковый словарь Уэбстера).

 

[15]Англ. Bee — Пчела, индейское имя бабушки.

 

Date: 2015-06-11; view: 255; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию