Глава 16. Группа Ильи Вересова спустилась к своему первому лагерю, устроенному на покрытой снегом скальной площадке

Памир

Группа Ильи Вересова спустилась к своему первому лагерю, устроенному на покрытой снегом скальной площадке. Здесь было гораздо просторнее. Землетрясение почти не задело этот участок; во всяком случае, оставленные палатки и продукты оказались на месте.

– Черт! Ну и снега навалило! – возмущался Потапенко.

Аксельрод находился в дурном расположении духа. Видимо, сказались пережитые потрясения – найденный и впоследствии исчезнувший труп, камнепад, сбитая камнем каска.

– Прекрати чертыхаться, – сердито сказал он Толику. – Мало тебе неприятностей? Нечего черта поминать. И так накликали…

Потапенко, добродушный увалень, не обиделся.

– Да брось ты, Санек, все уже позади, расслабься.

Илья, слушая их ленивую перепалку, размышлял. Тренировочный поход оказался неожиданно сложным, полным опасных и неприятных происшествий. Чего стоит хотя бы свалившийся в лагерь мертвый альпинист? Жуть… То‑то молодые ребята приуныли. И куда только гонор девался?

Пока готовили на примусе горячий ужин, Гоша и Кострома угрюмо молчали.

– Ну, чего носы повесили, молодежь? – пошутил Вересов. – Жизнь скалолаза богата приключениями. Будет что девушкам рассказать.

– Да уж… – буркнул Гоша Марков, не поднимая глаз. – От таких рассказов ночью не уснешь.

– Зато интересно, – не сдавался Илья.

Он старался разрядить обстановку, внести в нее то дружеское веселье, которое после спуска с ледника испарилось. Аксельрод видел его усилия и пришел на помощь.

– Толик, а Толик? – со скрытым подвохом спросил он. – Ты свою коллекцию пополнять собираешься?

– Ну? – не понял Потапенко. – Ты мне хочешь что‑то предложить?

– Ага. Тут у нас в группе новички есть. Ребята, вы хотите помочь Толику?

– А че надо? – сонно поинтересовался Кострома.

– Рога нужны!

– Чего?

– У вас девушки есть? – вместо ответа продолжал Аксельрод.

– Есть…

– А чем занимаются девушки, когда их парни отправляются в горы? – со смехом вмешался Илья. – Так что, ребята, проверьте‑ка лбы.

Гоша машинально прикоснулся ко лбу, чем привел в восторг всю честную компанию.

– Ты правильно понял, Марков! – захохотал Аксельрод, видя, что его шутка удалась. – Проверь, проверь… рога еще не выросли?

– К‑какие рога? – опешил Виталик и тоже потянулся ко лбу.

Теперь уже хохотали все, включая и самого Кострому.

– Саня предлагает, чтобы вы пожертвовали свои рога в коллекцию знаменитого горовосходителя Анатолия Потапенко! – торжественно изрек Вересов.

– Ладно вам, – смутился Потапенко. – Ребята, я действительно собираю рога…

Его слова потонули в новом взрыве хохота.

За чаем Аксельрод поведал, что в коллекции Толика имеются рога не только лосей и оленей, но и рога сайгаков, джейранов и даже горных козлов кийков.

– Чего смеетесь? – возмущался Потапенко. – Я свою коллекцию, между прочим, на выставке показывал…

За шутками и байками вечер прошел незаметно. Когда совсем стемнело, разошлись по палаткам, спать. Вересов не стал назначать на ночь дежурного по лагерю. Происшествие с консервными банками теперь казалось сущей безделицей, не стоящей внимания.

«Подежурю сам», – решил Илья. Он забрался в спальный мешок, но застегивать его не стал, на всякий случай. Рядом захрапел Аксельрод. Они были в палатке вдвоем. Потапенко лег в другой палатке, с Гошей и Костромой.

– Присмотри за ними, – шепнул ему Вересов.

Что‑то не давало ему покоя. Может, сказывалось напряжение последних дней: тяжелый подъем на ледник, на стену, землетрясение…

Поначалу Вересов лежал с открытыми глазами, прислушивался. Снаружи гудел ветер, взметая снег и шурша им по стенкам палатки. Постепенно усталость взяла свое. Илья не заметил, как погрузился в сон. Ему казалось, он только что закрыл глаза, как раздался приглушенный крик…

– Эй, Илюха! – Аксельрод тряс его за плечо. – Просыпайся, брат!

– Что? – вскинулся Вересов. – Кто кричал?

– Не знаю. Ты тоже слышал? Я думал, мне приснилось.

Не сговариваясь, они выскочили в ночную тьму. Около второй палатки, подсвечивая вокруг фонарем, стояли Потапенко и Кострома.

– Кто кричал? – громко спросил Илья. Толик развел руками.

– Гоша исчез…

Вересов, не говоря ни слова, бросился в их палатку и через минуту вышел с пустым спальником в руках. Его лицо выражало глубочайшее недоумение.

– Рюкзак Маркова на месте, – угрюмо сообщил Потапенко. – Мы смотрели.

Аксельрод сбегал за вторым фонарем.

– Куда же он мог деться?

– Гоша спал беспокойно, – сказал Кострома. – Ворочался, кряхтел. Потом вышел… Я подумал, ему в туалет захотелось. Ждал, ждал, пока он вернется… задремал. Сколько времени прошло, не помню. Вдруг закричал кто‑то… Я разбудил Толика. Вот…

Потапенко направил свой фонарь под ноги.

– Хорошо, что снег лежит. Должны быть следы.

– Если ветром не замело, – озабоченно заметил Вересов. – Давайте искать. Далеко он уйти не мог.

– Вижу следы! – воскликнул Толик, светя вокруг палатки. – Ведут туда…

Он показал в сторону обрыва. Теперь уже все увидели почти занесенные снегом следы, цепочкой тянущиеся вправо.

Площадка, на которой стоял лагерь, была такая маленькая, что ее обошли с фонарями за десять минут. Маркова нигде не было. Не было его и там, куда вели следы. Они просто обрывались у самого края, и все.

– Кажется, снежный карниз обвалился, – предположил Вересов. – Если так, Марков упал вниз. Самому ему не выбраться.

– Зачем его сюда понесло? – удивился Аксельрод. – Я всех предупреждал, показывал даже этот карниз.

Илья понимал, что ночью спускаться вниз, за Марковым, нельзя. Придется ждать рассвета. Почему Гоша ушел так далеко от палатки? Странно…

– Толик, свяжись с базой, – распорядился Вересов. – Сообщи, что у нас чрезвычайное происшествие. Исчез Марков, предположительно, провалился в трещину.

– Может, он здесь где‑нибудь, – возразил Саня. – А мы зря панику поднимем. Давайте еще поищем.

– Где же он? – тоскливо спросил Кострома. – Куда идти искать?

Они обошли всю площадку второй раз, заглянули в палатки. Маркова не было. Потапенко отправился в палатку Вересова настраивать рацию.

– Идем и мы с ним, – сказал Илья. – Спать уже все равно не будем.

В палатке было тесновато, зато теплее, чем снаружи.

– Есть связь?

– Ничего не получается, – заявил Потапенко. – Наверное, блок питания сел.

– Как это сел? Как он мог сесть?! – занервничал Аксельрод. – Можно подумать, ты только то и делаешь, что болтаешь с базой. Мы рацию почти не включали.

– Не включали…

– Как же питание село?

– Откуда я знаю? – разозлился Толик. – Наверное, рация осталась включенной. Не представляю, как это произошло. Может, во время спуска от сотрясения включилась?

– Какая разница? – положил конец их спору Вересов. – У нас должен быть запасной блок. Где он?

Потапенко пожал плечами.

– У меня точно нету. Саня, вспомни, кому ты его давал? Помнишь, мы перед подъемом рюкзаки перегружали?

Аксельрод задумался, пытаясь вспомнить. Да, все верно, он сам положил запасной блок питания в чей‑то рюкзак. В чей?

– Кажется, он у Маркова… Все переглянулись.

– Ну, чего вы на меня так смотрите? – вспылил Саня. – Забыл. С кем не бывает? А теперь вспомнил. Почему такой трагизм на лицах? Это ведь Гоша исчез, а не его рюкзак!

– Я принесу, – Кострома поднялся, не дожидаясь указаний Ильи. – Сейчас…

– Сходи с ним. – Вересов посмотрел на Аксельрода и кивнул в сторону Костромы. – Вместе сподручней будет.

– Вы мне не доверяете? – побледнел паренек.

– Нам лучше присматривать друг за другом, – спокойно ответил Илья. – Идите.

Потапенко сделал укоризненное лицо, когда Саня с Виталиком вышли.

– Зачем ты так?

– Прикажешь мне еще и Кострому потом искать? – взорвался Вересов. – В группе бог знает, что происходит! А отвечать мне. Я здесь старший.

Через пару минут ребята вернулись и принесли с собой рюкзак Маркова.

– Смотрите все сюда, – сказал Илья, развязывая рюкзак. – Будем искать вместе. У альпинистов нет традиции рыться в чужих вещах, но… в некоторых обстоятельствах допускается. Гоши нет, и мы не можем спросить у него разрешения.

– Ладно вам, Илья Григорьевич, – смутился Кострома. – Ищите. Мы вам доверяем.

Никто возражать не стал, и Вересов занялся поисками блока питания. Наконец, переложив кучу вещей, он добрался до искомого предмета.

– Ур‑р‑а‑а‑а! – завопили присутствующие. – Есть связь!

Потапенко занялся рацией, а Вересов складывал содержимое чужого рюкзака в обратном порядке. Взяв в руки пару теплых носков, он глазам своим не поверил. Из носка что‑то вывалилось и блеснуло…

Илья поднял голову. Ребята сгрудились вокруг Потапенко и были увлечены рацией и предстоящим разговором с базой.

Вересов незаметно положил блестящий предмет к себе в карман, собрал рюкзак, завязал его и отставил в сторону.

– Есть связь! – радостно сообщил Толик. – База нас слышит!

Пока он передавал о случившемся, Вересов вышел из палатки, присел на корточки и, загораживая свет полой куртки, включил фонарик. На его ладони лежал блестящий предмет из рюкзака Маркова. Это был золотой самородок размером с перепелиное яйцо…

Москва

Зима не хотела уходить из Москвы. По ночам она сковывала город морозом, заметала злыми, непроглядными вьюгами. Однако март медленно и неумолимо вступал в свои права. По утрам светило яркое солнышко, с сосулек под крышами капало, а люди сменили тяжелые меха на более лег – кую одежду.

Ангелина Львовна, в коротком полушубке и сапожках, уже собиралась выйти из квартиры, как зазвонил телефон. «Наверное, Марат», – подумала она и сняла трубку.

– Алло, Геля! Это ты?

Звонила Машенька Ревина, взволнованная и недовольная.

– Я, – подавляя вздох, ответила Закревская.

– Так что, Данила отказался ходить на твои сеансы?

– Отказался.

– Как прикажешь это понимать?

– Маша, – серьезно начала Ангелина Львовна. – Психотерапия – дело добровольное. Я никого не принуждаю. Твой муж вправе сам решать, стоит ему посещать мои сеансы или не стоит.

– Ты же видела, в каком он состоянии! Разве он может что‑то решать? Надо было не отпускать его!

– Как ты себе это представляешь? – усмехнулась Закревская. – Держать и не пущать? Или, может быть, нам с Самойленко следовало привязать твоего Данилу к стулу? Так он мужик здоровый, крепкий. Еще неизвестно, кто бы вышел победителем. Разгромили бы мне весь офис…

– Ты шутишь, – заплакала Машенька. – А мне не до веселья. Знаешь, какой он мне вчера скандал закатил? Как с цепи сорвался! Вы, говорит, с Холмогоровым заодно. Тот спит и видит заполучить мой бизнес, а ты, дура, ему помогаешь. Вопил, что я хочу его упечь в психушку.

– Разве это не так?

– Он ненормальный! Ему там самое подходящее место!

– Вот видишь? Стоит ли удивляться, что Ревин возмущается? Уверяю тебя, он вовсе не сумасшедший. Твой Данила просто хочет быть самим собой. Прекрати делать из него идиота. Это кого угодно взбесит!

– Хочет быть самим собо‑о‑ой? – нараспев повторила Машенька. – Кем же он тогда до сих пор был? А? Ответь мне на этот вопрос. Кем Ревин был до сих пор?

Ангелина Львовна задумалась.

– Не знаю… – наконец сказала она. – Человеческая суть загадочна. Откуда взяться пирамидам и всяким там идолам с острова Пасхи? Если бы наука плясала от человека, она давно бы попутно раскрыла все остальные земные тайны.

Машенька громко шмыгнула носом. Такие слова были ей непонятны.

– Извини, это я так… философствую, – усмехнулась Закревская.

– А‑а… И что ты мне посоветуешь?

– Я тебе могу подсказать, как следует себя вести. Но боюсь, ты меня не послушаешь.

– Нет, ты все‑таки скажи…

Машенька рассчитывала на совет профессионала. Она цеплялась за подругу, как за последнюю соломинку.

– Оставь Ревина в покое, – заявила та. – Дай ему заниматься тем, чем он хочет. И делать то, что он считает нужным.

– Пусть так и сорит деньгами, да? Он же пустит бизнес по ветру!

– Это его деньги?

– Да‑а…

– А бизнес?

– И бизнес его. Что ты хочешь этим сказать? – спохватилась Машенька.

– Только то, что Ревин имеет право распоряжаться своей собственностью.

– Данила болен. Я хочу ему помочь, а ты…

– Он тебя просил о помощи? – перебила Закревская. – Просил?

– Ну… нет. Он не понимает!

– Все он понимает. Это мы с тобой чего‑то не понимаем. А Ревин знает, как ему следует поступать. Не надо ему мешать. Во‑первых, это бесполезно, а во‑вторых… опасно.

– Что ты… Ты меня пугаешь! – пискнула Машенька, снова заливаясь слезами. – Видишь, ты сама говоришь, что он опасен…

– Ничего такого я не говорю. Как профессионал, я тебе со всей ответственностью заявляю, что Данила – нормальный человек. Он немного странен… и только. Я бы назвала это индивидуальными особенностями личности. Люди не могут быть двойниками. Мы все разные. Понимаешь? Нет такого инкубатора, который производил бы души‑близнецы…

Машенька бросила трубку. Она не могла смириться с тем, что ее последняя надежда тает, как мартовский снег.

Доктор Закревская тяжело вздохнула, посмотрела на себя в зеркало и вышла. Всю дорогу до офиса она думала о Ревине. И правда, кем он был до сих пор? Кто он теперь?…

Пожалуй, впервые она задалась вопросом: а кто же она сама? Ну… врач, психотерапевт, женщина… и все? Кто она в этом мире? Вокруг есть другие врачи, психотерапевты, женщины… Она – всего лишь одна из них? Люди, как оловянные солдатики, ничем больше не отличаются?…

Эти мысли застали ее врасплох. Она привыкла размышлять о проблемах пациентов. А применительно к себе…

До офиса добиралась на автопилоте. Опомнилась уже в холле.

– Лучше выпью чашку кофе, – пробормотала она, раздеваясь.

Кофеварки на месте не оказалось.

– Самойленко! Олег! – крикнула Ангелина Львовна, хватаясь за привычное действие, как за спасательный круг.

– Вы меня звали, мадам, или я ослышался? – вежливо поинтересовался тот, просовывая в дверь бородатое лицо.

– Где кофеварка? Ты взял?

– Я замерз, тебя не было…

– Хватит оправдываться. Неси сюда кофе и шоколад. Бегом!

– Много шоколада вредно.

– Жить вообще вредно!

– Понял. Сей момент…

Самойленко исчез, и через минуту появился с кофеваркой в руках и коробкой шоколадных конфет под мышкой.

– Чего ты такая всклокоченная? – спросил он.

Ангелина Львовна прекрасно поняла, что Олег имеет в виду не прическу, а смятение чувств.

– Я бы рассказала, да уж больно скучно…

– Не сомневаюсь, – ухмыльнулся коллега. – Тебе яду налить?

– Кофе, что ли? Умеешь ты, Олег, привнести изюминку в заурядное действие.

– Это не я, это Вольтер сказал: «Вот уже восемьдесят лет, как я отравляюсь этим ядом».

– Прекрасно… в таком случае наливай. Негоже отставать от Вольтера.

Они пили кофе, ели шоколад. Самойленко не преминул рассказать о том, как зерна кофе применяются в гомеопатии.

– Ты и гомеопатией увлекался? – удивилась Ангелина Львовна. – Ну, Олежек, ты уникум!

– Знаю.

В скромности его уж точно нельзя было упрекнуть.

– А золото в гомеопатии применяется? – вдруг спросила она.

– Золото? – Самойленко в задумчивости поскреб свою бородку. – Пожалуй. Если я не путаю, золото наличествует в крови… в ничтожной малости, правда.

– Ты уверен?

– Ага. На меня в последнее время сыплются прозрения. Наверное, шар!

– Какой шар?

– Магический…

Самойленко, кажется, сам был поражен своим открытием. Ангелина Львовна, глядя на его довольное лицо, рассмеялась.

– Нет, ты не смейся! – дрожа от возбуждения, говорил он. – Вот спроси меня о чем‑нибудь…

– Я тебя уже спросила. Золото в гомеопатии применяется?

Доктор картинно закрыл глаза и сосредоточился. А потом начал «вещать»:

– Золото – король металлов! – с пафосом заявил он. – Золотом лечили восточных владык. Золото применял сам великий Парацельс.[16]И наши врачи его применяют.

– Ты не шутишь?

– Что‑о? – Самойленко одарил Ангелину таким негодующим взглядом, что ей стало неловко. – Аурум иодатум! – произнес он, как заморское заклинание. – Йодистое золото! Оно… приостанавливает старость. Вот. И вообще… Золото – первый из открытых человеком металлов. Это металл Солнца и проводник солнечных энергий. Оно отводит порчу и сглаз, усиливает энергетику солнечного сплетения – обрати внимание: солнечного! Золото влияет на репродуктивные возможности организма. А в даосской[17]практике золото почитается как сильнейшее средство для укрепления духа и продления жизни. Сосуды из золота способны обеззаразить даже самую опасную воду и пищу. Думаешь, почему цари ели на золоте? Из‑за красоты? Ха‑ха! Какое примитивное предположение. Ацтеки были в этом отношении куда умнее…

– Погоди, Олег, – перебила его пламенную речь Закревская. – Ты сказал… ацтеки?

– Ну да! Именно ацтеки первые стали использовать золото для лечения и возвращения молодости. Они обкладывали своих старейшин самородками для продления жизни. Они добавляли золотой песок в пищу, а на шее носили золотые амулеты. Знаешь, как ацтеки называли золото? Камень Солнца… Огненный Луч… Дар Богов… Глаз Бога! Золото использовалось в магических ритуалах, дабы привлечь избранных из Царства Света…

На последних словах Олег Иванович как бы споткнулся. Он посмотрел на Закревскую так, будто впервые ее увидел.

– Почему говорят «золотые руки», например? – уже без прежнего пыла продолжал бормотать он. – Или «золотой корень», «золотое сечение», «золотая середина»? А?

Она не сразу нашлась что ответить.

– Откуда ты все это знаешь? Самойленко долго молчал.

– Шар! – снова повторил он. – Я все время нахожусь рядом с ним. Похоже, он передает информацию. Мне в голову стали приходить удивительные вещи. Думаешь, я что‑нибудь знал о золоте? Ну да, я изучал гомеопатию, но поверхностно, несерьезно… И вдруг, когда ты меня спросила, все явилось в моем сознании само собой. Словно я всегда это знал.

Он был растерян и говорил, не веря в свои же слова.

– Как шар может передавать информацию? – возразила Ангелина Львовна. – Он что, разговаривает с тобой?

– Нет, конечно… Мне кажется, это происходит телепатически…

– И когда тебе в голову стали приходить «удивительные вещи»?

Самойленко закусил губу, пытаясь вспомнить.

– Знаешь… это началось после того, как я давал шар тебе…