Глава 15. – Ну, и как ты себе это представляешь?

Памир

– Ну, и как ты себе это представляешь? Режиссер Бахмет, Борис и пиротехник обсуждали предстоящие съемки взрыва туннеля.

Пиротехник высказывал свои соображения, Борис свои, а режиссер все это выслушивал, посасывая трубку, и вносил коррективы.

– У нас люди в туннеле не задохнутся, если ты столько дыму напустишь? – спрашивал он пиротехника.

– Так вы же сами требуете максимально естественных условий, – вяло защищался тот. – Вам и взрыв подавай, и обвал, и чтобы все происходило не где‑нибудь, а под землей. Я даже не знаю, какая там у них система вентиляции.

– Узнай, – злился Борис. – Это твоя работа.

– Сам попробуй узнай! Паршин со мной даже разговаривать не хочет.

– Ты что, не можешь к нему подход найти?

– Не могу! – взорвался пиротехник. – Я практик, а не психолог. А к вашему Паршину подход один – деньги! Набаловался, котяра…

– Если надо будет, заплатим, – спокойно вставил Бахмет. – Но ты пока попробуй вопрос с ним как‑нибудь по‑другому уладить. У нас и без того большие расходы. Я уже связался с Москвой, чтобы увеличили финансирование.

– Гаврилов небось в бешенстве.

– Ты бы тоже был в бешенстве, – заметил Борис. – Если бы речь о твоих деньгах шла.

Режиссер выпустил изо рта пару колец дыма и сказал:

– У Паршина заместитель есть, помоложе. Надо с ним поговорить. Может, он окажется покладистее.

– Изотов, что ли? Валера?

– Какой он тебе Валера? – возмутился Борис. – Для тебя он Валерий Михайлович. Твоя фамильярность, Коля, ужасает. С людьми так нельзя. Ты еще хочешь, чтобы Паршин с тобой сотрудничал!

– Зато ты у нас специалист по работе с общественностью, – съязвил пиротехник. – Знаток этикета! Меня вот мамка забыла благородным манерам обучить. Я по‑простому привык.

– Простота, Коля, хуже воровства.

Бахмет, которому надоела бесполезная перепалка, сердито кашлянул.

– Хватит вам языки чесать. Давайте о деле.

– Так мы как раз о деле, – возразил Борис. – Пусть Николай встретится с Изотовым и поговорит обо всем. По‑моему, Валерий Михайлович мужик неплохой.

– Почему опять я? – возмутился пиротехник.

– Тебя, Борис, съемки взрыва тоже напрямую касаются, – обратился к каскадеру Бахмет. – Актеры в трюках участвовать не будут. Не хватало мне еще несчастного случая! Пусть твои ребята делают свое дело. Зачем мы вас сюда везли?

– Ладно, – согласился Борис, бросая сердитые взгляды на пиротехника. – Вижу, что без меня ничего не выйдет. Если туннель окажется сильно задымленным, я за последствия не ручаюсь. Вентиляция, конечно, дело хорошее, но… береженого бог бережет.

– Давайте выдадим людям противогазы, на всякий случай, – предложил Николай.

– Батюшки мои! – всплеснул руками Бахмет. – Как же я сам не догадался? Выдать всем противогазы, и дело в шляпе. Ну, Коля, ты голова! Я тебя в художественный совет выдвину. Мне такие умные во как нужны!

Пиротехник застыл с глупой улыбкой на лице, не понимая, шутит режиссер или говорит серьезно.

– Где я тебе возьму столько противогазов? – заорал Бахмет, переходя от притворного тона к настоящему. – У меня съемочная группа, а не штаб гражданской обороны!

Он стукнул кулаком по столу, что было силы:

– Глафира! Глафира!

Через минуту в приоткрытую дверь просунулась голова администраторши.

– Я вам нужна, Дмитрий Лаврентьевич?

– Глафира, – режиссер уже несколько остыл. – У нас есть противогазы?

Пышнотелая дама бочком протиснулась в комнату и развела руками.

– Откуда, Дмитрий Лаврентьевич? Не предусмотрено.

– Видишь, Коля? – Он многозначительно поднял вверх указательный палец. – Не предусмотрено! Мы не военные действия снимаем, где происходят газовые атаки. Понимаешь, дружок?

– Понимаю, но… надо было предусмотреть, – не сдавался пиротехник. – Взрывы и обвалы тоже могут сопровождаться дымом и газами.

– Нет, вы посмотрите на него! Он хочет довести меня до инфаркта! – Бахмет схватил трубку и начал с остервенением пускать клубы дыма. – Что ж ты в Москве молчал?

– Меня никто не спрашивал, – отрезал пиротехник.

Воцарилось напряженное молчание.

– У нас есть парочка респираторов… – робко вставила Глафира. – Я захватила. На всякий пожарный случай…

– Оч‑чень хорошо! – ожесточенно произнес Бахмет. – Парочка респираторов! Вы меня без ножа режете!

Глафира привыкла к выпадам режиссера, поэтому особо не расстраивалась. Просто стояла и хлопала глазами.

– Нужно разузнать, нет ли у кого партии противогазов, – предложила она. – И попросить.

– У кого это в горах могут быть… А ведь она права! – Борис аж привстал. – Строители! У них наверняка есть. Прокладка туннеля – дело не шуточное, вдруг метан просочится… или еще что. У проходчиков противогазы должны быть, я думаю. Хотя бы десяток.

– Нам этого хватит, – отозвался пиротехник.

Бахмет злобно курил, переводя взгляд с одного участника дискуссии на другого.

– Пусть Коля поговорит с Изотовым, – вынес он свой вердикт. – И насчет противогазов тоже…

Утро следующего дня выдалось ненастное. На вершины гор легли сизые тучи, шел мелкий снег, дул ветер. Лариса подумала, что к туннелю они сегодня не поедут, но ошиблась.

– Собирайся, – разбудила ее Глафира ни свет ни заря. – Ехать пора.

– Куда? Снег же идет…

– Ну и что? Снег на улице, а ребята внутри работать будут.

– В самом туннеле?

– Да. Борис к трюкам готовится, а пиротехники что‑то там измерять собираются, рассчитывать. В общем, мы должны помогать, чем сможем.

Лариса нехотя встала, принялась одеваться. Снегопад за окном вызывал желание греться у печки, пить горячий чай, а не тащиться за тридевять земель в надоевшем автобусе.

– Ты Изотова знаешь? – спросила Глафира, когда они наконец выехали на дорогу, ведущую к туннелю.

– Валеру, что ли?

Администраторша своим вездесущим орлиным взором давно заприметила интерес инженера Изотова к бывшей учительнице Мельниковой. И решила использовать это обстоятельство. Николай слишком резкий, прямолинейный, а к Изотову нужен нежный, дипломатичный подход. Лариса гораздо легче найдет с ним общий язык.

– Ты поговори с Валерой, – как бы между прочим предложила Глафира.

– О чем?

– О разном. Скажи, пусть посодействует нам в съемках. А то Паршин совсем взбесился. Только и делает, что чинит препятствия.

– Думаешь, Изотов меня послушает?

– По‑моему, он тебе симпатизирует…

– Ой! – смутилась Лариса. – Не выдумывайте, Глафира. Просто он воспитанный человек. Не то что Паршин. Хапуга и нахал, каких поискать.

– Вот‑вот. Мы уже все эпизоды рядом с туннелем сняли. Теперь нам внутрь надо. А Паршин не пускает. Дни идут, деньги тратятся, а толку никакого!

Мельникова подумала, подумала, и согласилась. Изотов в самом деле оказывает ей знаки внимания. Мелкие, правда, но… выбирать особо не приходится.

– Ладно, – согласилась она. – Я попробую.

– Давай, помощница, дерзай. Если с Изотовым дело выгорит… я тебе премию выбью. Обещаю! – заверила ее Глафира.

Автобус остановился у самых вагончиков, все вышли, с наслаждением разминая затекшие конечности, вдыхая холодный, чистый воздух.

На строительстве их ожидала новость: Паршин слег с жестоким радикулитом и не может подняться с постели.

– Судьба благоволит к нам, – шепнула Ларисе администраторша. – Вон, Изотов идет. Действуй!

Инженер увидел автобус съемочной группы и направился к приехавшим. Он выглядел усталым и подавленным.

– Похолодало, – сказала Мельникова, незаметно подталкиваемая сзади Глафирой. – Вы неважно выглядите, Валерий Михайлович. Как здоровье?

Он махнул рукой.

– Так себе…

Администраторша деликатно отошла в сторону, и Лариса с Изотовым остались вдвоем.

– Что‑то не ладится? – участливо спросила Мельникова.

– С этим туннелем с самого начала все не ладится! – признался Изотов. – Дьявольское невезение. Мы его решили прокладывать с западного и восточного порталов одновременно, чтобы быстрее шло. И на тебе! Нестыковка получилась. Виданное ли дело, чтобы два геодезиста ошиблись? Теперь приходится на ходу все исправлять. Паршин даже слег, так его все достало.

– Да, понимаю. У нас тоже неприятности. Съемки затягиваются, начальство недовольно. Все не слава богу!

– Вы люди творческие, – улыбнулся инженер. – А мы – технари. Все до сантиметра высчитали, вымерили, а получилось так, будто шли сквозь гору вслепую. Да еще с грунтом возня! То твердый, как черт, то сыплется песком… Ничего не понимаю. Ось туннеля никак не могла отклониться… и все же отклонилась. Как заговоренная эта гора!

– Нам надо взрыв снимать, – гнула свою линию Мельникова. – Вы не могли бы помочь?

– Я? – удивился Изотов. – Каким образом? Я ведь в кино ничего не смыслю.

– Так от вас ничего особенного и не требуется, кроме разрешения. У нас фильм‑катастрофа, про то, как туннель обрушился. Понимаете? Нам надо внутри, под землей, отснять еще пару эпизодов.

– Ну… не знаю, – ему было неловко отказывать Ларисе. – По технике безопасности не положено.

– Валера, миленький, – взмолилась Лариса. – Помогите! Мы будем очень осторожны. И каски наденем, и эти… противогазы. У вас есть?

– Что? Противогазы? Есть… немного.

– Вы нам раздайте, на всякий случай. И каски. Ладно? Нам же кино снимать надо! А искусство требует жертв.

– Ох, еще только жертв не хватало! – засмеялся Изотов. – Давайте без жертв обойдемся.

Лариса поняла, что лед тронулся, и приободрилась.

– Покажите мне туннель, – понизив голос, попросила она. – Можно? Проведите экскурсию, лично для меня.

– Для вас?

Инженер был польщен. Экскурсия в туннеле! А что? Тем более для такой интересной женщины, как Лариса…

Москва

В городе, несмотря на весну, по ночам ложился мороз. Утром деревья стояли все белые, из‑за клубящейся морозной дымки призраком виднелся Кремль. На бледном небе золотой луковицей блестела колокольня Ивана Великого. Вода в реке казалась льдисто‑серой, студеной.

Калитин и Ангелина Львовна медленным шагом прогуливались по набережной и разговаривали.

– Почки на деревьях не померзнут?

– Не должны, – отвечал Марат. – Северная природа к холодам привыкшая.

Он подошел к одинокому, звонкому от мороза деревцу, пощупал ветки.

– Ну, что?

– Спят еще почки… Кстати, я тебе принес очередной «опус», – небрежно, стараясь не акцентировать на этом внимание, сказал Калитин.

«Опусами» он называл описания эпизодов, приходивших к нему из непонятного источника. Они становились все более явственными, обрастали подробностями, окрашивались эмоциями. Словно захватывающий кинофильм разворачивался в сознании Марата, и он проживал в нем как будто свои собственные трепетные, жаркие мгновения.

– Что ты чувствуешь, когда пишешь? – спросила Закревская.

– Чувствую, что я там живу. Но такого же не бывает!

Она остановилась у парапета, глядя на воду.

– Кто из нас осмелится утверждать, что бывает, а чего не бывает?

– Ты правда не считаешь меня психом? – улыбнулся Марат.

– Разумеется, нет. Что за глупости? – вздохнула она, провожая взглядом плывущие по воде льдинки. – Границы нормальности очень размыты. Психиатрия – сплошные условности, каждую из которых можно если не опровергнуть, то оспорить…

– Спасибо, утешила, – перебил он, заходя вперед и поворачиваясь к ней лицом. – Ну‑ка, давай постоим. Значит, происходящее со мной выходит за эти ваши границы? Не бойся, говори.

– В общем, да… Но не стоит пугаться. Любой талант, любое проявление творческих способностей тоже выходит за общепринятые границы. Гениальность таит в себе своего рода… божественное безумие. Оставаясь в границах ума, можно создать только добротную подделку. Истинный шедевр рождается в иных сферах и оттуда приходит в наш мир. Именно поэтому гениальность столь притягательна.

– Ты серьезно?

– Это только мое мнение, – подчеркнула Закревская.

– Может, во мне просыпается гениальный писатель? – пошутил Марат. – Как же мне назвать свой шедевр? О! Придумал. «Семнадцать мгновений весны»… Как тебе?

– Избито. И вообще, это плагиат.

– Зато популярно. Сразу привлечет внимание.

– На чужих колесах далеко не уедешь.

– Ну во‑о‑от… – с притворной обидой протянул Калитин. – Так я и знал. Не успел пикнуть, сразу обрушился поток критики. Куда же это годится? Конечно, художника каждый может высмеять…

Так, дурачась и хохоча, они подошли к машине Марата.

– Тебя подвезти?

– Нет, – решительно отказалась Ангелина Львовна. – Я лучше на метро. В прошлый раз мы попали в такую «пробку»…

– Это не моя вина, – оправдывался он. – Я старался. Виноваты урбанизация и гигантомания. Города превращаются в технических монстров, которые пожирают не только чистый воздух, воду и здоровье граждан, но и время. Здорово я придумал?

– Здорово, здорово. Растешь, Калитин. Ладно, я побежала. Пока…

По дороге к подземке она обернулась и помахала ему рукой в белой пуховой варежке.

У входа в офис Ангелину Львовну поджидал Самойленко. Он курил.

– Позвонила твоя пациентка, сказала, что не придет.

– Почему?

– Откуда я знаю? Говорит, заболела. В городе эпидемия гриппа, да будет тебе известно.

Закревская знала про эпидемию. В транспорте люди чихали, кашляли и в ужасе шарахались друг от друга. В магазинах пахло хлоркой, а продавцы стояли за прилавками в масках, которые народ метко прозвал «намордниками».

– Олег! Немедленно приобрети себе «намордник»! – хихикнула она, закрывая за собой дверь кабинета.

– Что?…

Самойленко так и застыл с открытым ртом, машинально бросив в пепельницу недокуренную сигарету.

Закревская включила кофеварку, уселась за стол и достала из сумочки сложенные вчетверо листы с литературными опытами Марата Калитина. Они заинтересовали ее не только с медицинской точки зрения…