Причины спада антисемитизма

Ослабление остроты антисемитизма не может рассматриваться, как непосредственный результат борьбы с антисемитизмом. Выше мы видели, что работа по осуществлению намечавшихся — и часто широких — программ борьбы с антисемитизмом велась вяло, а многие из намечавшихся мероприятий и вовсе не осуществлялись. В какой-то мере и эта борьба содействовала спаду антисемитизма, но в основном ослабление его было вызвано другими причинами. Этих причин было несколько и действовали они почти независимо друг от друга. Все они коренились в резком и быстром изменении социально-экономического и социально-психологического «климата» страны, в переходе от нэповского общества к обществу, складывавшемуся под знаком политики пятилетних планов, сущность которой сводилась к универсальному экономическому планированию, ставящему себе целью быструю индустриализацию страны и еще более быструю коллективизацию сельского хозяйства.

1) Ослабление антисемитизма вскоре после перехода страны к политике пятилетних планов было вызвано прежде всего резким изменением экономической обстановки. Как это было показано выше, антисемитизм второй половины 20-ых годов вырос из настроений, которые складывались в распадающихся слоях старого городского общества, и отсюда он перекинулся на заводы, где в какой-то мере захватил довольно широкие слои рабочих. В это время в стране имелось еще значительное количество безработных и это ставило и занятых рабочих под угрозу остаться в случае увольнения без работы и делало многих из них восприимчивыми к антисемитизму.

Еврей-рабочий был новым явлением на заводах. Его подозревали, что для него работа на заводе это не «всерьез и надолго»; что он пришел на завод лишь в порядке временного приспособления к новой обстановке, чтобы либо перейти при первой возможности к торговле и т. п., либо воспользоваться своим новым положением рабочего, чтобы пробиться в высшее учебное заведение и вновь подняться по социальной лестнице. А он тут «хлеб отнимает». — Но вот с переходом к политике пятилетних планов начался быстрый рост числа занятых рабочих и служащих («Социалистическое Строительство СССР. Статистический сборник», Москва, изд. Центрального Управления Народно-Хозяйственного Учета Госплана СССР, 1936 г., стр. 508.):

За три года рост на 88 %. Угроза безработицы в этих условиях утратила значение. Всякий, кто хотел и мог работать, мог найти работу. Психология «хлеб отнимает» исчезла.

2) Ослабление антисемитизма после перехода страны к политике пятилетних планов было вызвано и изменением социальной обстановки. В период НЭП’а евреи составляли довольно значительный процент среди так называемых нэпманов, т. е. новой советской буржуазии, формировавшейся в нездоровой советской обстановке и отличавшейся рядом черт, вызывавших враждебные по отношению к этой складывающейся социальной группе настроения в широких народных массах. Наряду с этим евреи играли значительную роль во многих отраслях мелкой торговли — в особенности в крупных центрах. Абсолютное число евреев, занятых в мелкой торговле, было, конечно, во много раз больше абсолютного числа евреев-нэпманов, но отношение широких слоев населения к евреям мелким торговцам, в силу своеобразной механики деструктивных социально-психологических процессов, часто определялось их отношением к нэпманам, и во второй половине 20-ых годов антинэпманская антисемитская нота звучала гораздо сильнее, чем это отвечало роли еврея-нэпмана в социальной структуре еврейства. Настроения эти очень отчетливо окрашивали и проявления антисемитизма в рабочей среде, в среде студенчества и особенно в среде комсомольцев с их крайне вульгаризированными представлениями о классовой структуре общества и о классовой борьбе.

С переходом к политике пятилетних планов нэпманы были разорены, частью «ликвидированы» и вскоре совершенно сошли с советской сцены, и хотя мелкая торговля и продолжала сохраняться, она вскоре в значительной мере утратила в глазах населения социально-одиозный характер, который — отраженно от нэпманства — еще недавно был присущ ей. Этим был подрезан один из самых глубоких корней антисемитизма, как он сложился в 20-ых годах.

3) Ослаблению антисемитизма в рабочей среде, игравшего такую значительную роль в развитии антисемитизма второй половины 20-ых годов, способствовало и еще одно обстоятельство, непосредственно связанное с политикой пятилетних планов: это изменение национального состава рабочего класса. На этом необходимо остановиться несколько подробнее.

Многие из так называемых меньшинственных национальностей Советского Союза, экономически очень отсталые, до начала политики пятилетних планов были представлены лишь незначительным процентом в составе рабочего класса, даже в областях их наибольшего сосредоточения значительно меньшим, чем это соответствовало их численному весу. С конца 20-ых годов это начало быстро меняться. Спрос на рабочую силу для нужд развивающейся промышленности и для строительства резко увеличился и привел к усиленной вербовке рабочих в деревнях. Одновременно и деревенская обстановка резко изменилась: под влиянием тяжелых потрясений, которые в связи с коллективизацией пережило крестьянство, подвижность сельского населения возросла и отлив сельского населения в промышленность и прочие преимущественно городские отрасли труда значительно усилился. В связи с этим в промышленных предприятиях и особенно на стройках, на погрузочно-разгрузочных работах и пр. увеличился процент рабочих из среды меньшинственных национальностей. Два-три примера могут осветить этот процесс.

В Казахстане, значительная часть населения которого еще недавно жила в условиях кочевого быта (не вполне изжитого и до сих пор), к 1-му января 1927 г. было занято в фабрично-заводской промышленности всего 12 353 рабочих, среди них лишь 2485 или 20,1 % казахов. На 1-ое февраля 1933 года общее количество рабочих возросло в фабрично-заводской промышленности до 75 792, т. е. более чем в 6 раз, количество рабочих-казахов до 27 642, т. е. более чем в 11 раз, и процент казахов среди фабричных рабочих поднялся до 36,5. Еще более отчетливую картину показывает развитие в строительном деле: общее количество рабочих, занятых в строительстве Казахстана, возросло за указанный период с 850 до 96 530, количество рабочих казахов с 69 до 36 005, и процент казахов среди строительных рабочих увеличился с 8,1 до 37,3 (Л. Зингер, «Национальный состав пролетариата СССР», Москва, 1934 г., стр. 63–64.).

Это развитие типично: в Узбекской ССР процент узбеков рабочих и служащих, занятых в промышленности, достигал по переписи населения в декабре 1926 года 26,0, на 1-ое августа 1934 года он поднялся до 37,2; в Татарской АССР соответственные цифры для татар были 22,1 и 33,6; в Чувашской АССР (первоначально автономной области) для чуваш 13,7 и 24,1. В строительстве тот же процесс развивался еще быстрее: в Татарской АССР процент татар в строительстве поднялся за указанный период с 4,6 до 24,2, в Башкирской АССР процент башкир с 2,2 до 10,0, в Чувашской и Марийской автономных областях перепись населения 1926 года не зарегистрировала ни одного строителя чуваша или марийца, а по обследованию 1934 года среди рабочих-строителей в Чувашской АССР было 28,7 % чувашей, процент марийцев в Марийской автономной области 15,1 («Труд в СССР (1934 г.)», Статистический сборник, Москва, изд. Центрального Управления Народно-Хозяйственного Учета Госплана СССР, 1935, стр. XVIII.).

Это усиление роли меньшинственных национальностей в составе рабочего класса сопровождалось усилением миграционных процессов и во многих местах приводило к чрезвычайной пестроте национального состава рабочих и порождало национальные трения. На этой почве расцвел пышным цветом великодержавный шовинизм, который с начала 30-ых годов вызвал понятную тревогу руководителей советской политики. Антисемитские проявления потонули при этом в массе шовинистических проявлений, обращенных против других национальностей, часто более отличных от русского населения, чем евреи, более далеких по своему культурно-бытовому облику и еще гораздо менее владеющих русским языком. Характерно также, что, в отличие от антисемитизма второй половины 20-ых годов, великодержавный шовинизм первой половины 30-ых годов захватил главным образом новые слои рабочих, еще недавно влившиеся в ряды рабочего класса.

Наглядной иллюстрацией к сказанному могут служить данные обследования судебных дел о великодержавном шовинизме, рассмотренных народными судами Нижне-Волжского края, опубликованные летом 1932 года в журнале Народного Комиссариата Юстиции (относятся ли эти данные лишь к 1931 году, или к более значительному периоду, из нашего источника не видно) (В. Померанцев, «Участки шовинистической деятельности и методы борьбы с нею», «Советская Юстиция», 1932 г. № 19, стр. 18–19. — Нижне-Волжский край охватывал в этот период территории по обе стороны Волги, начиная с Саратовской области до Каспийского моря; в состав его, в частности, входили Автономная область немцев Поволжья и Калмыцкая область; к востоку Нижне-Волжский край граничил с Казахской АССР (в настоящее время Казахской ССР).).

На первом месте среди пострадавших стоят калмыки и казахи (главным образом на рыбных промыслах), за ними следуют евреи (в городах), далее татары; были, но очень редко, и случаи выступлений против немцев. Характерна группировка великодержавных выходок по месту их совершения: 47 % на новостройках и в совхозах, 34 % на рыбных промыслах, 6 % на других предприятиях, 4 % в учебных заведениях и 9 % в непроизводственной обстановке (жакты, улица, базары). Из общего числа рабочих, осужденных по делам о шовинизме, 73 % работали по найму менее 2 лет. По возрасту среди осужденных по делам о шовинизме 6 % не достигли 18 лет, 58 % относились к группе от 18 до 25 лет и 36 % к группе в 25 лет и выше.

По данным обследования по Нижне-Волжскому краю антисемитские проявления еще играли заметную роль в ряду проявлений великодержавного шовинизма. В других сообщениях о массовых проявлениях великодержавного шовинизма, часто гораздо более одиозных, чем зарегистрированные по Нижне-Волжскому краю, о евреях уже просто не упоминается.

(П. Андреев, «Борьба с шовинизмом в Дальне-Восточном крае ведется слабо», «Советская Юстиция», 1931 г., № 2, стр. 29–31.

H. Кулагин, «Великодержавный шовинизм на Дальнем Востоке и борьба с ним», «Советская Юстиция», 1931 г., № 6, стр. 13–17.

Ф. Макаров, «Борьба с великодержавным шовинизмом на Северном Кавказе», «Советская Юстиция», 1931 г., № 19, стр. Г6–19.

С. Диманштейн, «Большевистский отпор национализму», «Революция и Национальности», 1933 г., апрель, стр. 1–13.

H. Сафаров, «Против извращения национальной политики», «Революция и Национальности», 1933 г., апрель, стр. 74–77.

И. Смирнов и Н. Кулагин, «Сильнее огонь по великодержавному шовинизму», «Советская Юстиция, 1935 г., № 16, стр. 8–9.

Стихия национальной раздражительности ушла в другое русло.

4) Изменение социальной и экономической обстановки и глубокие сдвиги в национальном составе рабочего класса, может быть, не вызвали бы такого быстрого спада антисемитизма, если бы не еще одно обстоятельство, тоже связанное с переходом к политике пятилетних планов; это чрезвычайная резкость перелома всей экономической и социальной политики. Форсированная индустриализация и ураганная коллективизация сельского хозяйства это было, пользуясь термином, заимствованным из электротерапии, своеобразное шок тритмент, лечение электрическим ударом. В этой обстановке все сложившиеся в годы НЭП'а социально-психологические навыки были потрясены до основания, вытеснение их и создание новых навыков чрезвычайно облегчено. Антисемитизм, вчера еще, казалось, полный жизненных соков, внезапно оказался хилым растением, сохраняющимся где-то на социальных задворках.