Из выполненного Хади Бенотто перевода томов, обнаруженных в Дар‑эс‑Балате 16 page

Это похоже на рыбалку с удочкой. Словно водишь на леске рыбу подумал Лето. Надо четко рассчитать предел прочности лески, чтобы она не порвалась в самый неподходящий момент.

Проблема заключалась в том, что Айдахо придется убить, если слишком рано завлечешь его в сеть. На этот раз события развивались слишком стремительно. Лето стало грустно.

– Я не стану поклоняться тебе, – заявил Айдахо.

– Говорящие Рыбы знают, что ты обладаешь особым иммунитетом, – сказал Лето.

– Как Монео и Сиона?

– Это совсем разные вещи.

– Выходит, мятежники – это особый случай? Лето усмехнулся.

– Все мои самые доверенные чиновники были в свое время мятежниками.

– Я не был…

– Ты был просто блистательным мятежником. Ты помог Атрейдесам свалить законно царствующую династию.

Айдахо погрузился в глубокое раздумье.

– Значит, тоже был…

Он резко тряхнул головой, словно пытаясь стряхнуть что‑то со своих волос.

– Но посмотрите, что вы сделали с Империей!

– Я создал образец. Образец образцов.

– Это вы говорите.

– Информация замораживается в образцах, паттернах, Дункан. Мы можем использовать один паттерн для разгадки другого. Очень трудно разгадать значение изменяющихся паттернов.

– Опять мумбо‑юмбо.

– Однажды ты уже совершил такую ошибку.

– Зачем вы позволяете тлейлаксианцам снова и снова возвращать меня к жизни – одного гхола за другим? Какой паттерн заключен в этом?

– Ты нужен мне из‑за своих качеств, которыми обладаешь в избытке. Но пусть лучше об этом скажет мой отец.

Айдахо мрачно сжал губы.

Лето заговорил голосом Муад'Диба, и даже его лицо, спрятанное в грубых складках, приобрело отцовские черты.

– Ты был моим самым верным другом, большим чем даже Гурни Халлек. Но я – прошлое.

Айдахо с трудом сглотнул.

– Но вещи, которые ты творишь!..

– Разве они не пытаются уничтожить посеянное Атрейдесами?

– Ты прав, будь все проклято! Лето принял свой обычный облик.

– Но я все еще Атрейдес, – сказал он своим голосом.

– Ты реален?

– Каким же еще я могу быть?

– Хотелось бы мне это знать!

– Ты думаешь, что я просто играю масками и голосами?

– Ради всего святого, скажи, что ты делаешь в действительности?

– Я сохраняю жизнь, готовя почву для следующего цикла.

– Ты сохраняешь ее убийством?

– Смерть часто помогает жизни.

– Атрейдесы никогда не поступали так!

– Но это так. Мы часто убеждались в ценности смерти. Иксианцы, однако, никогда этого не понимали.

– Какое отношение ко всему этому имеют иксианцы?

– Самое прямое. Они хотят создать машину, которая затмит все остальные машины.

Айдахо задумчиво заговорил:

– Именно за этим сюда прибыл новый посол с Икса?

– Ты видел Хви Нори? – спросил Лето. Айдахо указал рукой вверх.

– Она уходила отсюда, когда я прибыл.

– Ты говорил с ней?

– Я спросил ее, что она делает здесь? Она ответила, что выбирает сторону баррикады.

Огромное тело Лето сотряслось от хохота.

– Боже мой, как она хороша! – воскликнул он. – Она открыла тебе свой выбор?

– Она сказала, что отныне всей душой служит Богу‑Императору. Я, конечно, не поверил ей.

– Но ты должен ей поверить.

– Почему?

– Ах да, я совсем забыл: было время, когда ты сомневался даже в моей бабке, госпоже Джессике.

– У меня были для этого основания!

– Ты сомневаешься и в Сионе?

– Я начинаю сомневаться во всех и каждом!

– И говоришь, что не понимаешь, почему я так высоко пеню тебя, – обвиняющим тоном произнес Лето.

– При чем здесь Сиона? – спросил Айдахо. – Она говорит, что вы хотите… Я имею в виду, черт возьми…

– В чем можно не сомневаться в Сионе, так это в ее способности к творчеству. Она может создавать новое и прекрасное. Надо доверять истинно творческим натурам.

– И иксианским механикам?

– То, что они делают, нельзя назвать творчеством. Истинное творчество всегда открыто. Скрытность выдает присутствие совершенно иной силы.

– Значит, вы не доверяете этой Хви Нори, но вы же и…

– Я доверяю ей, и именно по той причине, о которой только что тебе сказал.

Айдахо нахмурился, потом лицо его разгладилось. Он облегченно вздохнул.

– Мне следует поближе познакомиться с Хви Нори. Если она та, которую вы…

– Нет! Ты не подойдешь к ней. Я приготовил для Хви Нори нечто особенное.

***

Я выделил внутри себя опыт городской жизни и принялся тщательно его изучать. Идея города буквально очаровала меня. Формирование биологического сообщества без действенной, поддерживающей общности социальной неизбежно приводит к катастрофе. Целые миры превращались в чисто биологические образования без сопутствующих социальных структур, и это всегда кончалось разрушением. Перенаселение являет собой весьма поучительный пример. Гетто смертельно по своей сути. Психологический стресс от перенаселения приводит к накоплению скрытой разрушительной энергии, которая давит все сильнее и сильнее – до тех пор, пока не происходит взрыв. Город – это попытка справиться с таким процессом. Социальные формы, посредством которых город пытается сохранить социальный мир, достойны изучения. Помните, что в формировании любого социального порядка присутствует зло. Социальный порядок – это борьба за существование, проводимая искусственными средствами. На полюсах этого порядка царят деспотизм и рабство. Из‑за этого возникают большой вред и нужда в законах. Законы превращаются в самодовлеющую структуру, что приводит к еще большим несправедливостям. Эта общественная травма может быть излечена только сотрудничеством, но ни в коем случае не конфронтацией. Тот, кто призывает к сотрудничеству, и есть истинный целитель.

(Похищенные записки)

Монео вошел в маленький зал Лето в состоянии видимого волнения. Он был рад только тому обстоятельству, что Бог‑Император лежал здесь, в малом зале в углублении, что затрудняло нападение Червя. Кроме того, на этот раз Лето позволил своему мажордому спуститься в подземелье на лифте, а не заставил идти по бесконечному винтовому спуску. Однако Монео чувствовал, что новость, которую он несет своему господину, превратит Лето в Червя, Который Есть Бог. Как преподнести эту новость?

Прошел час после рассвета, наступил четвертый день Празднества, что само по себе было хорошо, предвещая скорое освобождение от страшных забот, связанных с ритуальными действами.

Лето зашевелился, когда мажордом вступил в зал. Тотчас же включилось освещение, сфокусированное на лице Лето.

– Доброе утро, Монео, – произнес Лето. – Охрана сказала мне, что ты просишь немедленно принять тебя. Что произошло?

По опыту Монео знал, что главная опасность заключается в слишком быстром изложении всей сути дела.

– Я некоторое время общался с Преподобной Матерью Антеак, – сказал Монео. – Хотя она тщательно это скрывает, я уверен, что она – ментат.

– Да, иногда сестры Бене Гессерит позволяют себе непослушание, и это меня очень забавляет.

– Значит, вы не накажете меня?

– Монео, я единственный родитель этого народа, а родитель должен быть не только суровым, но и великодушным.

Сегодня он в хорошем настроении, подумал мажордом. Вздох облегчения сорвался с его уст, что вызвало улыбку Лето.

– Антеак возражала против амнистии, которую вы объявили некоторым из задержанных Танцующих Лицом.

– Я воспользовался своим правом ради Праздника, – сказал Лето.

– Господин?

– Мы поговорим об этом позже. Давай перейдем к новости, которую ты так жаждешь обрушить на мою голову в столь ранний час.

– Я… э‑э… – Монео закусил губу. – Тлейлаксианцы стали очень словоохотливы в стремлении снискать мое расположение.

– Это естественно с их стороны. Что же они рассказывают?

– Они снабдили иксианцев информацией и аппаратурой для создания… э‑э, не гхола, и даже не клона, а… наверное, надо прибегнуть к тлейлаксианскому термину – реструктурированной клетки. Эксперимент был проведен внутри некоего защитного поля, сквозь которое, как говорят члены Гильдии, не может проникнуть ваша сила.

– И каков был результат этого эксперимента? – Лето почувствовал, что его вопрос падает в ледяной вакуум.

– Определенного ответа нет, ибо тлейлаксианцам не было разрешено присутствовать при опыте. Однако они рассказывают, что… э‑э, Малки вошел в камеру один, а вышел оттуда с ребенком на руках.

– Да, да! Я знаю об этом!

– Вы знаете? – Монео был явно озадачен.

– Это предположение. Все это случилось приблизительно двадцать шесть лет назад?

– Да, господин.

– Этот ребенок – Хви Нори?

– В этом они не уверены, господин, но… – Монео пожал плечами.

– Конечно, они не уверены… И что ты можешь вывести отсюда, Монео?

– В присылке сюда нового иксианского посла заложена какая‑то глубокая и далеко идущая цель.

– Ты совершенно прав, Монео. Тебе не показалось, что Хви, нежная Хви, является полной противоположностью доблестного Малки, включая и ее половую принадлежность?

– Я не думал об этом, господин.

– Я думал.

– Я немедленно отошлю ее обратно на Икс, – сказал Монео.

– Ты не сделаешь ничего подобного!

– Но, господин, если они…

– Монео, я замечал, что ты редко поворачиваешь спину при виде опасности. Другие делают это часто, а ты – редко. Зачем ты хочешь вовлечь меня в столь очевидную глупость?

Мажордом судорожно глотнул.

– Вот и хорошо. Мне нравится, когда ты сразу признаешь свои заблуждения, – проговорил Лето.

– Благодарю вас, господин.

– Мне также нравится, когда ты искренне приносишь мне свою благодарность, как ты сделал это только что, Антеак была рядом, когда ты слышал эти тлейлаксианские откровения?

– Как вы приказали, господин.

– Превосходно. Это немного возмутит стоячее болото. Сейчас ты отправишься к госпоже Хви. Скажешь ей, что я желаю немедленно ее видеть. Это ее взволнует. Она думает, что я не позову ее до переезда в Цитадель. Успокой ее страх.

– Каким образом, мой господин?

Голос Лето стал грустным.

– Монео, зачем ты спрашиваешь меня о том, как делать то, в чем ты имеешь большой опыт? Успокой ее и привези сюда, уверив, что я питаю в отношении нее только добрые намерения.

– Слушаюсь, господин, – Монео поклонился и попятился к выходу.

– Один момент, Монео!

Монео застыл на месте, преданно глядя в глаза Лето.

– Ты в недоумении, Монео, – сказал Лето. – Иногда ты не знаешь, что обо мне думать. Разве я не всемогущ и не всеведущ? Ты приносишь мне кое‑какие сведения о том или этом и гадаешь: Знает ли он об этом? Если да, то зачем я рассказываю об этом? Но я приказал тебе докладывать обо всем, Монео. Согласись, что твое послушание поучительно.

Монео пожал плечами, обдумывая ответ.

– Время может быть и местом, Монео, – продолжал Лето. – Все зависит от того, где ты находишься, что видишь и что слышишь. Мера всего этого пребывает в сознании.

После долгого молчания Монео спросил:

– Это все, господин?

– Нет, это не все. Сегодня Сиона получит пакет, который ей передаст курьер Гильдии. Не препятствуй доставке этого пакета. Ты понял меня?

– Что в этом пакете, господин?

– Перевод, печатные материалы, которые я хочу, чтобы она прочла. Ты не станешь ей мешать. В пакете нет меланжи.

– Как вы узнали, чего я боялся?

– Просто я знаю, что ты боишься Пряности. Она могла бы продлить твою жизнь, но ты избегаешь принимать меланжу.

– Я боюсь других действий Пряности, господин.

– Щедрая природа решила с помощью меланжи открыть некоторым из нас неожиданные глубины психики; ты боишься именно этого?

– Я Атрейдес, господин!

– Да, да, ведь для Атрейдесов меланжа – средство, способное повернуть вспять бег времени и дать ошеломляющее внутреннее откровение.

– Я слишком хорошо помню, как вы испытывали меня, господин.

– Ты не чувствуешь внутренней необходимости увидеть воочию Золотой Путь?

– Я боюсь не этого, господин.

– Ты боишься другого потрясения, боишься увидеть то, что заставило меня сделать свой выбор?

– Мне достаточно посмотреть на вас, господин, чтобы испытать этот страх. Мы, Атрейдесы… – он осекся, во Рту У него пересохло.

– Ты не хочешь познать память всех своих бесчисленных предков, которые собраны в моей памяти!

– Иногда… иногда, господин, мне кажется, что Пряность – это проклятие Атрейдесов!

– Ты бы хотел, чтобы меня не было вовсе?

В ответ Монео замолчал.

– Но меланжа имеет и свою неоспоримую ценность Монео. Он нужен Гильд‑навигаторам. Без него Бене Гессерит выродится в беспомощное сборище хныкающих старых баб!

– Мы должны жить или с ним, или вовсе без него, мой господин. Я твердо это знаю.

– Очень разумный подход, Монео. Ты предпочитаешь жить без него.

– Разве у меня нет выбора, господин?

– Пока есть.

– Господин, что вы…

– Для обозначения меланжи в нашей Галактике существует двадцать восемь слов. Эти слова описывают Пряность с точки зрения цели ее использования, способа разведения, возраста, добыта ли она честным путем, украдена или отнята, является ли она приданым, подарена ли мужчиной женщине или с другой точки зрения. Что ты можешь вывести отсюда, Монео?

– Нам всегда предоставляется множественный выбор, господин.

– Только в том, что касается Пряности? Монео поморщился, прежде чем ответить.

– Нет, – произнес он наконец.

– Ты так редко говоришь «нет» в моем присутствии, – сказал Лето. – Мне нравится, как твои губы округляются, произнося его.

Рот Монео искривился и дрогнул в каком‑то подобия улыбки.

Лето быстро сменил тему.

– Отлично! Сейчас ты пойдешь к госпоже Хви. На прощание я дам тебе один совет, который может тебе пригодиться.

Монео застыл в напряженном внимании.

– Знание, основанное на употреблении наркотиков, присуще в большей степени мужчинам, потому что они больше склонны к авантюрам, это есть проявление их более высокой агрессивности. Ты читал Библию и знаешь историю о Еве и яблоке. В этой истории есть один интересный нюанс – Ева не была первой, кто сорвал и надкусил яблоко с древа познания Добра и Зла, – это сделал Адам, который потом свалил вину на Еву. В моем рассказе ты можешь прочесть, почему человечество пришло к необходимости деления общества на подгруппы.

Монео отвернул голову.

– Господин, каким образом это может помочь мне?

– Это поможет тебе общаться с госпожой Хви!

***

Единичная множественность нашей вселенной притекает мое самое пристальное внимание. В этой множественности присутствует несравненная ни с чем красота.

(Похищенные записки)

Прежде чем Хви вошла в малый Аудиенц‑зал, Лето услышал голос Монео, На девушке были надеты светло‑зеленые шаровары, перехваченные у лодыжек темными лентами – под цвет сандалий. Из‑под черной накидки выглядывала свободная блузка такого же зеленого цвета.

Хви казалась совершенно спокойной. Войдя, она, не ожидая приглашения, села на золотистую подушку, а не на красную, как в прошлый раз. Монео потребовалось меньше часа, чтобы доставить Хви Нори в резиденцию Лето. Он слышал, что мажордом ходит взад‑вперед в прихожей. и послал сигнал, запиравший вход в зал.

– Монео чем‑то очень взволнован, – сказала Хви. – Он очень старался не показать мне это, но чем больше он пытался меня успокоить, тем большее любопытство он во мне возбуждал.

– Он не очень сильно тебя напугал?

– О нет. Более того, он говорил довольно интересные вещи. Он сказал, что я должна запомнить, что Бог Лето разный для каждого из нас.

– Что же здесь интересного? – спросил Лето.

– Интересен вопрос, для которого это замечание послужило лишь предисловием. Он сказал, что ему очень интересно, какую роль играем мы в такой разнице вашего отношения к нам.

– Вот это действительно интересно.

– Думаю, что это взгляд в корень проблемы, – произнесла Хви. – Зачем вы вызвали меня?

– Когда‑то твои хозяева с Икса…

– Они больше мне не хозяева, господин.

– Прости меня. Отныне я буду называть их иксианцами.

Она серьезно кивнула и напомнила:

– Когда‑то…

– …иксианцы попытались создать оружие – тип охотника, этакая самодвижущаяся смерть с машинным сознанием и интеллектом. Она была сконструирована, как самоусовершенствующийся аппарат, который, найдя признаки жизни, должен был превратить носителя этих признаков в кусок неорганической материи.

– Я ничего об этом не слышала, господин.

– Я знаю. Иксианцы не понимают, что разработчики таких машин рано или поздно сами становятся машинами. Это путь к бесплодию. Машины всегда проигрывают… Надо только выждать время. И когда машина проигрывает, то не остается никакой жизни.

– Иногда мне кажется, что они поражены безумием, – сказала Хви.

– Антеак придерживается такого же мнения. Это самая непосредственная проблема. Иксианцы заняты сейчас другим проектом, суть которого скрыта от всех.

– Даже от вас?

– Даже от меня. Я посылаю Преподобную Мать Антеак провести расследование от моего имени. Для того чтобы ей помочь, я хочу, чтобы ты рассказала ей все, что сможешь, о месте, где ты провела свое детство. Здесь очень важны детали, пусть даже очень мелкие и, казалось бы, незначимые. Антеак поможет тебе припомнить все. Каждый звук, каждый запах, цвет каждого предмета. Кто навещал тебя, что ты при этом испытывала. Нас интересует все, вплоть до мурашек, которые пробегали у тебя по коже. Жизненно важной может оказаться любая, подчеркиваю, любая подробность.

– Вы думаете, что это и есть то место, где прячутся авторы проекта?

– Я точно это знаю.

– И вы думаете, что они делают это оружие для того, чтобы…

– Нет, но это будет вполне весомым основанием для того, чтобы исследовать место твоего рождения.

На лице Хви медленно появилась улыбка.

– Оказывается, мой господин предпочитает окольные пути. Я поговорю с Преподобной Матерью немедленно. – Хви встала, однако Лето остановил ее.

– Мы не должны проявлять излишней поспешности.

Она снова опустилась на подушку.

– Мы все очень разные, как тонко подметил Монео, – сказал он. – Бытие нельзя остановить. Твой бог продолжает творить тебя.

– Что найдет Антеак? Вы же знаете это, не так ли?

– Лучше скажем, что у меня есть твердая убежденность. Ты не один раз упоминала предмет, который я обсуждал с тобой ранее. У тебя есть вопросы?

– Вы дадите мне ответы, как только они мне понадобятся. – Это было утверждение, полное такого доверия, что Лето от волнения замолчал. Он безмолвно смотрел на Хви, поняв, насколько необычно это достижение иксианской мысли, – они сумели создать человека. Хви оставалась верна запрограммированной для нее модели личности в моральном плане. Она была миловидна, сердечна и честна, обладая при этом способностью к истинному сопереживанию, переживая муки человека, с которым она в данный момент себя идентифицировала. Он представил себе, как недовольны будут ее учителя из Бене Гессерит, столкнувшись с этой непоколебимой внутренней честностью. Учителя добавят кое‑какие способности, добавят к обшей картине несколько мазков, но это только укрепит ее силу, благодаря которой Хви не превратилась в сестру из Бене Гессерит. Как это будет обидно для Преподобных Матерей!

– Господин, – сказала Хви. – Я хотела бы знать мотивы, побудившие вас сделать свой выбор.

– Сначала ты должна понять, как чувствует себя человек, способный прозревать будущее.

– С вашей помощью я постараюсь это сделать.

– Ничто и никогда не отделяется от своего источника, – заговорил Лето. – Видение будущего есть видение континуума, в котором все вещи обретают свою окончательную форму, подобно тому, как в месте падения водопада образуются пузырьки воздуха. Ты видишь их, но потом они исчезают. Как только иссякает поток, возникает впечатление, что пузырьков не было вовсе. Этот поток и есть мой Золотой Путь, и я вижу его конец.

– Ваш выбор, – она взмахнула рукой в сторону его тела, – изменил это?

– Изменяет. Изменения возникнут не столько от образа моей жизни, сколько от образа моей смерти.

– Вы знаете как умрете?

– Я не знаю как. Я знаю только Золотой Путь, на котором это произойдет.

– Господин, я не…

– Я знаю, что это очень трудно понять. Я переживу четыре смерти – смерть плоти, смерть души, смерть мифа и смерть разума. И каждая из этих смертей содержит в себе семена возрождения.

– Вы вернетесь из…

– Вернется семя.

– Что станется с вашей религией, когда вы умрете?

– Религия есть единичная общность. Спектр останется прежним, Золотой Путь не изменит его. Просто люди увидят сначала одну часть, а потом другую. Наваждения могут быть названы нарушениями чувственного восприятия.

Ц Но люди все равно будут поклоняться вам, – сказала Хви.

– Да.

– Но когда пройдет это навсегда, то в людях взыграет гнев, – сказала она. – Будет отрицание. Найдутся люди, которые скажут, что вы были обыкновенным тираном.

– Будет и такое наваждение, – согласился Лето.

У Хви возник ком в горле, ей стало трудно говорить, но она превозмогла себя.

– Но каким образом ваша жизнь и ваша смерть смогут изменить… – она замолчала и в отчаянии тряхнула головой.

– Жизнь будет продолжаться.

– Я верю в это, господин, но как она будет продолжаться?

– Каждый цикл жизни – это реакция на предыдущий цикл. Если ты вдумаешься в форму существования моей Империи, то поймешь, каким будет следующий цикл.

Хви отвернулась.

– Все, что я узнала о вашей семье, убедило меня в том, что это выбор, – она махнула рукой в его сторону, не оглянувшись, – продиктованный бескорыстными соображениями. Но я не думаю, что мне ясна форма существования вашей Империи.

– Золотой Мир Лето?

– Многие хотят, чтобы мы в это поверили, но в действительности мира в Империи не так уж много.

Какая честность! Ничто не может ее отвратить.

– Сейчас время утробы, – сказал он. – Мы распространяемся так же, как распространяется в длину растущая клетка.

– Но в этой картине чего‑то недостает, – сказала она.

Она похожа на Дункана, подумал он. Чего‑то недостает, и они тотчас это чувствуют.

– Плоть растет, но не растет душа, – сказал он.

– Душа?

– То рефлективное сознание, которое говорит нам, насколько живыми мы можем быть. Ты хорошо это знаешь, Хви. Это то же самое чувство, которое подсказывает тебе, как быть верной самой себе.

– Ваша религия – это еще не все, – сказала Хви.

– Никакая религия не может быть достаточной сама по себе. Это вопрос выбора – единичного выбора каждого отдельно взятого человека. Теперь ты понимаешь, почему для меня так важны твоя дружба и твое общество?

Она моргнула, пытаясь скрыть слезы, и кивнула.

– Почему люди не знают всего этого?

– Потому что для этого нет подходящих условий.

– Но вы сами диктуете эти условия, так в чем же дело?

– Да, я диктую условия. Внимательно присмотрись к моей Империи. Ты видишь теперь ее форму?

Закрыв глаза, Хви задумалась.

– Желаете сидеть у реки и каждый день удить рыбу? – спросил Лето. – Прекрасно. Есть такая жизнь. Желаете плавать в маленькой лодочке по морям и посещать разные острова и страны? Превосходно! Что еще можно делать?

– Путешествовать в космосе? – спросила она, в ее голосе появились протестующие нотки. Хви открыла глаза.

– Ты видела, что Гильдия и я воспрещаем это.

– Вы один воспрещаете.

– Верно. Если Гильдия посмеет меня ослушаться, она не получит Пряность.

– Это закабаление людей на их планетах защищает их обитателей от злонамеренности.

– Нет, закабаление преследует гораздо более важную цель. Оно наполняет людей страстью к путешествиям. Оно создает потребность путешествовать и видеть другие страны. Со временем возможность путешествовать становится синонимом свободы.

– Но запасы Пряности истощаются, – сказала Хви.

– И свобода становится с каждым днем все дороже и дороже.

– Это может привести лишь к отчаянию и насилию, – начала возражать Хви.

– Среди моих предков есть один очень мудрый человек – я сам был им, ты понимаешь, что в моем прошлом нет чужаков…

Она благоговейно кивнула.

– Так вот, этот мудрый человек понял из наблюдений, что богатство есть инструмент свободы, но стремление к богатству есть путь рабства.

– Гильдия и Община Сестер обращают себя в добровольное рабство!

– А также иксианцы, тлейлаксианцы и многие, многие другие. Иногда им удается раздобыть немного Пряности, и этим они привлекают к себе внимание, что тешит их самолюбие. Это очень забавная игра, не правда ли?

– Но когда разыграется насилие…

– Наступит голод и время тяжких раздумий.

– И здесь, на Арракисе?

– И здесь, и там, и везде. Люди будут вспоминать мою тиранию, как доброе старое время. Я стану зеркалом их будущего.

– Но это же ужасно, – запротестовала она.

Она не могла отреагировать иначе.

Лето заговорил:

– Земля откажет людям в пропитании, те, кто выживет, будут искать спасения на все меньших и меньших участках. Будет вновь пройден ужасный процесс селекции – это будет во многих мирах – взрыв рождаемости и уменьшение запасов пищи.

– Но Гильдия: разве она не сможет…

– Гильдия станет беспомощной, поскольку из‑за отсутствия Пряности она не сможет работать, перевозя людей с планеты на планету.

– Смогут ли богатые избежать этой участи?

– Некоторые из них.

– Значит, вы ничего не изменили в этом мире. Мы будем продолжать бороться и умирать.

– До тех пор, пока на Арракисе вновь не воцарится песчаный червь. Мы испытаем себя несчастьями, которые разделят все. Мы поймем, что то, что может произойти на другой планете, может произойти и на нашей.

– Так много боли и смерти, – прошептала она.

– Разве ты не понимаешь, что такое смерть? – спросил он. – Ты должна это понять. Вид должен понять. Все живущее должно понять.

– Помоги мне, господин, – шепотом взмолилась она.

– Это самый глубинный из опытов, который только может пережить любая тварь, – сказал Лето. – Непосредственно впереди смерти выступают вещи, которые увеличивают ее риск и отражают ее, как зеркало, – смертельно опасные болезни, травмы, рождение детей… когда‑то женщины воевали из‑за мужчин.

– Но ваши Говорящие Рыбы…

– Они учат выживанию, – ответил он.

Глаза Хви осветились пониманием.

– Они – это те, кто выживет. Ну конечно же!

– Как ты хороша! – воскликнул Лето. – На редкость хороша. Будут благословенны иксианцы!

– И прокляты?

– И прокляты.

– Я не думала, что смогу понять, кто такие Говорящие Рыбы, – призналась Хви.

– Этого не понимает даже Монео, – сказал Лето, – а насчет Айдахо я уже просто отчаялся.

– Надо очень высоко ценить жизнь, чтобы хотеть ее сохранить.

– Да и именно те, кто сохранит способность выжить, несмотря ни на что, достигнут света жизни и будут крепко держаться за красоту жизни. Женщины знают это лучше мужчин, потому что рождение ребенке – это зеркальное отражение смерти.

– Мой дядя Малки всегда говорил, что у вас были основательные причины отнять у мужчин поводы к дракам и вспышкам насилия. Какой горький урок!

– Без поводов к непосредственному насилию у мужчин остается мало способов удостовериться в том, как они встретят свой последний час и как они смогут противостоять смерти, – сказал Лето. – Что‑то было упущено. Душа не растет. И что говорят люди о Мире Лето?

– Они говорят, что по вашей милости барахтаются в собственном упадке, как свиньи в собственном дерьме.

– Народная мудрость, как всегда, точна, – проговорил Лето. – Это именно упадок.

– У большинства мужчин не стало никаких принципов и убеждений – на это жалуются почти все иксианские женщины.

– Когда я ищу мятежника, я всегда обращаю внимание на людей с принципами.

Она молча посмотрела на него, и Лето подумал, как много простая реакция может сказать об уме человека.

– Как ты думаешь, где я нахожу самых лучших своих администраторов? – спросил он.

Она испустила изумленный вздох.

– Принципы – вот за что вы сражаетесь. Большинство людей проходит по жизни, не встречаясь ни с какими вызовами практически до самого конца, когда вызов им бросает сама смерть. У людей так мало врагов, в стычках с которыми они могли бы испытать себя на прочность.

– У людей есть вы, – сказала Хви.

– Я слишком силен, – сказал Лето. – Я – это синоним самоубийства, а кто добровольно пойдет на верную смерть?

– Сумасшедшие или отчаянные. Мятежники и повстанцы?

– Для них я эквивалент войны. Окончательный, законченный хищник. Я для них связующий материал, без которого они просто рассыпались бы.

– Я никогда не считала себя мятежницей.

– Ты – кое‑что гораздо лучшее.

– И вы хотите меня каким‑то образом использовать?

– Да, хочу.

– Но не как администратора, – попросила она.