Верхом на бочонке

На следующее утро двенадцать гномов и хоббит снова двинулись в путь, понимая, что если вскоре не найдут тропу, то наверняка умрут с голоду. Восьмеро из тринадцати считали, что тропа лежит вон в той стороне; туда и пошли, едва переставляя ноги. Однако выяснить, верно ли это, так и не удалось: под вечер, когда сгустились сумерки, вокруг десятками алых звездочек замерцали факелы. Из-за деревьев выступили лесные эльфы с луками и копьями в руках.

Пришлось остановиться. Сопротивляться никто и не думал. Наоборот, гномы устали настолько, что восприняли плен как долгожданное избавление — ведь известно было, что эльфы хорошо относятся к своим пленникам; и потом, куда было гномам с их ножами против эльфийских стрел и копий? Поэтому они покорно дали себя связать.

Но Бильбо был другого мнения. Он поспешно надел кольцо, и даже эльфы, видевшие в темноте, как совы, не заметили хоббита.

Пленным завязали глаза (непонятно зачем — гномы и без того совершенно не представляли себе, в какой части Лихолесья находятся) и погнали через лес. Бильбо шел следом, стараясь не отставать — и не попасть невзначай в круг света, отбрасываемого факелами. Потом он все же отстал и нагнал отряд уже у моста, перекинутого через темную бурную реку. Этот мост вел к королевскому дворцу, и на дальнем его конце, в склоне высокого лесистого холма, виднелись ворота. Перед мостом выстроились огромные буки, их корни спускались к самой воде.

Эльфы перегнали пленников через мост. Бильбо помедлил — уж очень ему не понравились ворота, живо напомнившие вход в подземелье гоблинов. Но он сумел преодолеть страх и кинулся за товарищами, которых уводили в глубь пещеры. Как раз вовремя — едва хоббит проскочил в проем, громадные створки с лязгом захлопнулись.

В извилистых гулких коридорах горели факелы; эльфы запели, и по коридорам пошло гулять эхо. Это подземелье оказалось ничуть не похожим на логово гоблинов: оно было гораздо меньше и уютнее, и дышалось в нем легко. Пленников привели в просторную залу с каменными колоннами. Там стоял резной трон, на котором сидел король эльфов. На голове у него был венец из ягод и багряных листьев (это означало, что на ступила осень; по весне королевский венец сплетали из лесных цветов), а в руке он держал резной дубовый жезл. Сурово поглядев на пленников, король велел развязать их.

— Никуда они не убегут. Только посмотрите на них — они ведь едва живые от усталости. Да и наши зачарованные врата их не выпустят.

Король долго и настойчиво расспрашивал гномов — кто они такие, куда и зачем идут, но узнал не больше, чем от Торина. Гномы были настолько рассержены, что не особо стеснялись в выражениях.

— Чем мы провинились, государь? — спросил Балин на правах самого старшего. — Разве заплутать в лесу — преступление? Или мы виноваты тем, что чуть не умерли с голоду? А может, это ты натравил на нас треклятых пауков?

Разумеется, король разгневался.

— Вы посмели войти в мой лес без дозволения! — промолвил он. — Лес, река, дорога, по которой вы шли, — все здесь принадлежит мне. На вашем месте мне было бы стыдно! Разве не вы позапрошлой ночью трижды нападали на моих подданных? Разве не вашими стараниями сюда сбежались все окрестные пауки? Владыка Лихолесья требует ответа — что привело вас в его владения? Молчите? Ну что ж, темница и не таких, как вы, учила уму-разуму и хорошим манерам!

Он велел накормить гномов, развести их по камерам и не выпускать, пока хоть один не образумится и не станет сговорчивее.

Как вы, должно быть, заметили, король ни словом не обмолвился о том, что Торин Дубовый Щит — тоже в плену у эльфов. Но гномы недолго оставались в неведении. Их выручил Бильбо.

* * *

Бедный господин Торбинс! Сколько утомительно долгих дней провел он во дворце короля эльфов, изнывая от одиночества и страха! Кольца он не снимал, даже в самых темных закоулках подземелья, и почти не смыкал глаз. Чтобы хоть чем-то заняться, хоббит бродил по дворцу или выбирался порой за ворота — что называется, размяться (бросать гномов в беде он не собирался, да и не представлял себе, что будет без них делать). Конечно, ворота были зачарованы, но эльфы во главе с королем время от времени отправлялись на охоту или куда-либо еще, и проворному хоббиту удавалось выскользнуть наружу следом за ними. Это было опасно, несколько раз Бильбо едва не прищемило створками — ведь он держался позади, чтобы никто не заметил его тени или случайно об него не споткнулся. Впрочем, вылазки удовольствия не доставляли. Бегать по пятам за эльфами не хватало сил; отставая, Бильбо начинал плутать, и ему стоило немалых трудов снова отыскать вход во дворец. Вдобавок охотиться он не умел, поэтому на воле голодал, а во дворце всегда можно было стащить что-нибудь вкусненькое из кладовой или, при случае, прямо со стола.

«Я как вор, который никак не может выбраться наружу и потому, бедняга, вынужден день за днем грабить один и тот же дом, — думал господин Торбинс.

— Пожалуй, это самое противное, самое ужасное из всего, что со мной до сих пор приключалось. Вот бы оказаться сейчас дома, у камелька! И зачем я только послушался Гэндальфа и связался с гномами!» Он горько жалел о том, что не может отправить магу весточку с мольбой о помощи. Как ни крути, по всему выходило, что рассчитывать господину Торбинсу не на кого — придется выпутываться самому.

Недели через две, обшарив весь дворец и ни разу не попавшись на глаза эльфам, Бильбо выяснил, где сидит каждый из гномов. Двенадцать камер — двенадцать пленников; каково же было удивление хоббита, когда из случайно подслушанного разговора он узнал, что в самой глубокой темнице король держит еще одного гнома! Хоббит сразу догадался, что речь идет о Торине. И он сумел отыскать эту темницу, улучил благоприятный момент, когда рядом никого не было, и через дверь дал о себе знать предводителю гномов.

Торин пребывал в подавленном настроении — подумывал даже о том, не открыть ли королю эльфов истинную цель похода к Одинокой горе. Сами видите, он совсем пал духом — и тут из-за двери послышался писклявый голосок Бильбо! Торин едва поверил своим ушам. Впрочем, он быстро справился с изумлением, подобрался к двери, и они с хоббитом долго и обстоятельно побеседовали.

По поручению Торина Бильбо переговорил с остальными гномами, рассказал им, что их предводитель здесь и что он запрещает о чем-либо толковать с королем эльфов. Услыхав голос хоббита, Дубовый Щит снова стал самим собой и наотрез отказался от мысли выкупить себя и своих товарищей у эльфов за долю драконьих сокровищ. (Надо сказать, гномы рассуждали о сокровищах так, словно уже победили дракона и завладели его кладом.) К чему это малодушие, если господин Торбинс на свободе? Гномы все сильнее восхищались хоббитом и ни капельки не сомневались: тот что-нибудь да придумает.

Иными словами, случилось именно то, о чем говорил Гэндальф: мол, вы меня еще благодарить будете за то, что я привел господина Торбинса. Возможно, маг предвидел, как повернутся события, и уехал еще и для того, чтобы не мешать хоббиту показать себя во всей красе.

Бильбо, однако, не разделял надежд гномов. Ему вовсе не нравилось быть палочкой-выручалочкой. В конце концов, он же не Гэндальф! Ах, если бы маг был сейчас рядом! Но ищи его свищи, этого Гэндальфа. Ускакал небось неведомо куда; эка невидаль — Лихолесье, у магов полно других забот… Бильбо думал и думал, да так, что голова чуть не лопнула, но ни единой стоящей мысли не приходило. Спору нет, кольцо, которое делает владельца невидимым, штука замечательная; но на полтора десятка пленников одного кольца маловато. В общем, хоббит весь извелся.

Вы, конечно, догадываетесь, что он все-таки спас своих товарищей. Вот как это случилось.

Блуждая по закоулкам пещерного дворца, Бильбо выяснил очень любопытную вещь: оказывается, ворота за мостом были не единственным входом в пещеру! У лесной реки был приток, вытекавший из пещеры чуть восточное крутого склона, в котором располагались ворота. Там, где подземный поток вырывался наружу имелось отверстие, перекрытое решеткой. Но эту решетку частенько поднимали, ибо эльфы предпочитали не возить грузы через лес, а сплавлять их по реке. Вдоль русла подземного потока, по темному подземному коридору, можно было проникнуть в недра холма. В сводах этого коридора имелись дубовые люки, открывавшиеся в королевские винные погреба, где стояли сотни, если не тысячи, бочонков с вином. Лесные эльфы вообще, а их король — в особенности были большими охотниками до вина. Однако в здешних краях виноград не рос, поэтому вино, вместе с другими товарами, приходилось доставлять издалека — покупать у южных эльфов или у людей.

Притаившись за одним из бочонков, Бильбо присматривался и прислушивался. Вскоре он рассмотрел, как открываются задвижки на люках, а из болтовни королевских слуг понял, каким образом вино попадает в пещеру. Его доставляют по воде или по суше к Долгому озеру, где стоит на сваях, далеко от берега, город людей — вода защищает его от всевозможных врагов, в первую очередь — от коварного Смога. Оттуда бочонки везут вверх по лесной реке на плотах или на плоскодонных лодках. Порожние бочки эльфы сбрасывают в подземный поток, затем открывают ворота, и вода несет тару к скалистому мысу у восточной опушки Лихолесья. Там бочки сбивают в плоты и гонят к Эсгароту — именно так называется город на воде, стоящий поблизости от того места, где лесная река впадает в Долгое озеро.

Прикинув так и этак, Бильбо понял, что бежать из пещеры все-таки можно; осталось лишь дождаться подходящего случая.

* * *

Однажды вечером эльфы накормили пленников и ушли, забрав факелы; коридоры погрузились во тьму, и Бильбо услышал, как королевский виночерпий пожелал доброй ночи командиру стражи.

— Пошли со мной, — пригласил виночерпий. — Тут на днях привезли свежее винцо. Я как раз собирался его отведать. Сам понимаешь, когда! выпьешь, любая работа спорится. А мне сегодня нужно очистить погреб — слишком уж много пустой тары в нем накопилось.

— Пошли, — охотно согласился командир стражи. — Заодно проверим, годится ли это вино для королевского стола. А то нынче пир, не хотелось бы пить всякую дрянь.

Услыхав эти слова, Бильбо затрепетал от радости. Как удачно все складывается! Самое время бежать отсюда! Он пошел следом за эльфами. Те направились в маленький погребок, уселись за стол, на котором стояло два кувшина с вином, и, посмеиваясь, принялись за дело. Бильбо мысленно возблагодарил свою удачу. Чтобы одурманить лесного эльфа, вино должно быть достаточно крепким; «винцо» же, которым виночерпий потчевал командира стражи, прибыло из Дорвиниона и предназначалось для королевских пиров, а не для увеселений простых солдат и челяди, и пить его следовало маленькими чашами, а уж никак не кувшинами.

Вскоре командир стражи стал клевать носом, потом упал лицом на стол и крепко заснул. Виночерпий продолжал смеяться и болтать сам с собой, не обращая внимания на спящего собеседника; постепенно сон сморил и его. Хоббит прокрался внутрь. Хоп! — и командир стражи остался без ключей. Бильбо со всех ног бросился к камерам. Тяжелая связка оттягивала руки, сердце бешено колотилось — увидеть хоббита никто не мог, но ключи то и дело позвякивали, и Бильбо всякий раз обливался холодным потом.

Первым он выпустил Балина. Можете себе представить, как тот изумился и сколькими вопросами засыпал хоббита!

— Потом, потом, — отмахнулся Бильбо, вновь запирая дверь камеры. — Надо освободить остальных. Не отставай. Мы должны держаться вместе. Другой возможности бежать не будет. Если нас поймают, я просто не знаю, что король эльфов с нами сделает! Будь паинькой, не спорь, пожалуйста.

Он двинулся дальше, перебегая от двери к двери. В конце концов все двенадцать гномов, кроме Торина, очутились на свободе. Стоило кому-нибудь из них наткнуться в темноте на другого, тут же сыпались проклятия, слышался раздраженный шепот, и сердце Бильбо уходило в пятки. «Вот ведь олухи! — подумалось ему. — Ну неужели нельзя вести себя потише!» По счастью, обошлось — никого из стражников они не встретили. Как и говорил начальник стражи, король эльфов устроил пир — великое осеннее пиршество, и почти все его подданные веселились сейчас в лесу.

После долгих блужданий добрались до темницы Торина.

— Ну и ну! — воскликнул Дубовый Щит, когда Бильбо шепотом пригласил его выходить. — Гэндальф, как обычно, оказался прав! Господин Торбинс, вам попросту нет равных в вашем ремесле. Что бы ни случилось, мы навсегда у вас в долгу. Но к делу! Куда мы идем? Настало время поведать гномам план бегства. Бильбо опасался, что они его не одобрят, и опасения оправдались. Гномы ни в какую не соглашались. Они настолько разволновались, что заговорили, ничуть не понижая голоса.

— Мы разобьемся! — твердили они. — Ты что, хочешь нас утопить? Мы-то думали, ты и вправду нашел выход! Это же безумие!

— Хорошо, — сердито заявил Бильбо. — Раз так, возвращайтесь в свои уютные темницы, я вас снова там запру, и придумывайте план получше, сколько вам угодно! Но учтите — в другой раз ключей у меня может и не оказаться.

Слова хоббита заставили гномов слегка утихомириться. В самом деле, что им еще оставалось — ведь через зачарованные ворота наружу не выбраться, а прятаться в самой пещере просто бессмысленно — рано или поздно все равно поймают. Следом за Бильбо гномы спустились в нижний погреб, пройдя мимо клетушки, где дружно храпели королевский виночерпий и начальник стражи. Они улыбались во сне — вино Дорвиниона навевало приятные сновидения. Должно быть, наутро лицо начальника стражи приобрело иное выражение, несмотря даже на то, что Бильбо вернул эльфу ключи.

— Все же так будет лучше, — рассудил господин Торбинс. — Эльф он не плохой и пленных не обижал, посему, судари мои, не судите его слишком строго. Ну и шум завтра поднимется! Решат, видно, что мы — чародеи, все как один, раз сумели удрать. Вот именно, что удрать. Давайте поторапливайтесь, покуда нас не застукали!

Балина оставили на часах — следить за спящими эльфами: если те хотя бы шевельнутся, он должен был крикнуть. Остальные пробрались в погреб. Времени было в обрез; Бильбо знал, что скоро сверху явятся другие эльфы — помочь виночерпию сбросить пустую тару в воду. Посреди погреба стояли винные бочки. Они, к сожалению, не годились: открыть их было трудно, а закрыть — и того труднее. Впрочем, рядом выстроились бочонки поменьше; в них доставляли к королевскому столу масло, яблоки и прочую снедь.

Разыскали тринадцать бочонков, в каждом из которых мог поместиться гном. Некоторые оказались даже слишком просторными, и гномы принялись ворчать: дескать, ну вот, теперь мы набьем себе шишек, — но Бильбо позаботился обо всем и ухитрился разыскать где-то солому. Нако нец двенадцать гномов забрались внутрь, оставался лишь Торин, который никак не мог устроиться, кряхтел и ворочался, точно большой пес в крохотной конуре. Едва Торин угомонился, как пришлось успокаивать Балина — тот заявил, что задыхается, хотя Бильбо еще не успел закрыть его бочонок крышкой. Хоббит заткнул дырки

— те, которые заметил, — приладил крышки и стал прикидывать, не упустил ли он чего-нибудь важного. Да вроде нет, теперь остается только надеяться на лучшее…

Через несколько минут после того, как Бильбо закончил, послышались голоса, в коридоре замерцал свет. Смеясь и болтая между собой, в погреб вошли эльфы. Им явно не терпелось поскорее вернуться на веселый пир.

— Где старый Гэлион? — воскликнул один. — За столом его не было. Куда он подевался?

— Ему бы лучше объявиться, — отозвался другой. — Уж вы как хотите, а я тут не задержусь. Наверху гораздо веселее.

— Ха! — крикнул кто-то в коридоре. — Вот он, старый разбойник! У них тут с командиром стражи свое веселье! Напились и оба дрыхнут!

— Растолкай его! Нашел время спать! — нетерпеливо зашумели эльфы. Гэлиону вовсе не понравилось, что его разбудили, и того меньше — что над ним потешаются.

— Вы опоздали, ребята, — проворчал он. — Я уж думал, вы вообще не придете, ну и заснул — от усталости.

— Немудрено заснуть после целого кувшина! — ответили ему. — Плесни-ка нам своего снотворного, чтобы лучше работалось! А твой дружок пускай спит, с него взятки гладки.

Пустили чашу вкруговую. Вино пришлось по вкусу, и эльфы развеселились пуще прежнего, однако головы не потеряли.

— Эй, Гэлион! Ты ничего не перепутал спросонок? Бочонки-то не пустые, вон какие тяжелые!

— Хватит языками молоть! — рассердился виночерпий. — Отвыкли работать, вот и мнится вам всякая ерунда! Тоже мне, тяжелые! Давайте, пошевеливайтесь!

— Как скажешь. — Эльфы принялись скатывать бочонки к люкам. — Если что, все равно тебе отвечать. Думаешь, королю понравится, если его яства за здорово живешь достанутся людям?

Кати-кати-катите их,

Катите их, и вниз — бултых!

За одной еще одну —

Пусть идут, да не ко дну!

Так они напевали, скидывая бочонки один за другим в темный проем, в глубине которого тускло поблескивала вода. Бочонки с грохотом ударялись друг о друга, отскакивали от стен, плюхались в воду и уплывали вниз по течению.

Только тут Бильбо сообразил, что и вправду кое-что упустил в своих расчетах. Вы-то наверняка уже давно догадались, где он дал маху, и посмеиваетесь над бедным хоббитом; однако я вовсе не уверен, что вы на его месте сумели бы ничего не забыть. Разумеется — сам-то он остался в погребе, а гномы уже почти все отправились в путешествие по подземной реке! (Впрочем, даже заберись он заблаговременно в бочонок, кто бы приладил крышку?) Похоже, на сей раз Бильбо окончательно и бесповоротно остался в одиночестве. Ну, выберется он через верхние ворота, а дальше что? Как отыскать дорогу к этому самому Эсгароту на Долгом озере? Да, дела-делишки… И гномам не позавидуешь — без него с ними может случиться все что угодно.

Между тем эльфы взялись за канаты, поднимавшие решетку в склоне холма. Как только все бочонки окажутся на плаву, их выпустят на волю. Эльфам было весело, они запели новую песню:

Неси вас темная струя

От нас в родные вам края,

Из наших подземельных зал,

От северных суровых скал,

Где широка лесная сень,

Где даже днем густая тень.

Ночная вас неси река

Сквозь лес и шепот ветерка,

А там по сторонам реки

Пойдут болота, тростники,

И от земли до звезд, бела,

Над топями клубится мгла,

А ночь темна и холодна,

И в небе звездочка одна.

Когда же над рекой заря

Взойдет, всю землю озаря,

Вы поверните-ка на юг!

На юг, на юг! Там зелен луг,

Стада пасутся у воды,

И на холмах цветут сады,

У ягод красные бока,

И солнце светит с высока.

Неси вас темная струя

На юг, в родные вам края!

К люку подкатывали последний бочонок. Теперь или никогда! Бильбо в отчаянии ухватился за него и вместе с ним ухнул — бултых! — в ледяную воду.

Хоббит вынырнул, а бочонок тут же, рядом, но как бедняга ни старался, а взобраться на него не получалось: пустой и легкий, что пробка, бочонок кренился в разные стороны и крутился на месте, не давая себя оседлать. Еще какое-то время были слышны голоса эльфов, потом люк с грохотом захлопнулся, и Бильбо очутился в кромешной тьме, один-одинешенек — что проку в друзьях, когда все они сидят по бочкам?

Впереди возникло серое пятно, раздался скрежет — это поднималась решетка. Бочонки сбились в кучу у отверстия; Бильбо то и дело приходилось нырять, чтобы его не расплющило. Наконец затор рассосался. Один за другим бочонки проплывали под каменным козырьком и устремлялись вниз по течению. И тут Бильбо заметил нечто такое, от чего его бросило в дрожь: заберись он на свой бочонок — и поминай как звали, господин Торбинс: слишком уж узеньким, даже для хоббита, было свободное пространство между каменным козырьком и поверхностью воды.

Течением тару вынесло под нависавшие над самой водой ветви деревьев. Бильбо гадал, как себя чувствуют гномы, сильно ли они промокли. «Надеюсь, я плотно приладил крышки», — подумал хоббит. Некоторые бочонки так глубоко сидели в воде, что сразу становилось ясно: в них что-то — или кто-то — есть.

Вода была ледяная, и вскоре у Бильбо уже зуб на зуб не попадал. Он совсем забыл о гномах, настолько его беспокоила собственная участь. Может, бросить бочонок и поплыть самому? Берег-то вроде близко… А если судорога? А если он замерзнет до смерти?

Ему вновь повезло: несколько бочек зацепились за прибрежную корягу и сбились в кучу. Воспользовавшись тем, что его бочонок на какой-то миг застыл в неподвижности, Бильбо наконец-то смог на него взобраться и — точно насквозь промокшая крыса — распластался на нем, раскинув руки, чтобы не потерять равновесие. Хотя ветер дул холодный, на бочонке было все же теплее, и хоббиту оставалось лишь надеяться, что он не свалится обратно в воду. Скоро бочонки оторвались от коряги и поплыли дальше. Как того и опасался Бильбо, удержаться было трудно, бочонок по-всячески норовил выскользнуть из-под хоббита. К счастью, господин Торбинс почти ничего не весил, а бочонок был довольно большой; вдобавок сквозь неплотно пригнанную крышку внутрь просочилось немного воды, и осадка худо-бедно помогала хоббиту. Но все равно это напоминало попытку прокатиться без узды и стремян на крутобоком пони, которому очень хочется поваляться в траве.

Мало-помалу завеса листвы по берегам становилась реже, сквозь нее проглянуло небо. И вдруг поток раздался вширь, слившись с лесной рекой, что катила свои воды мимо дворца, в котором частенько задавал пиры король эльфов. На тусклой поверхности воды дробились отражения звезд и облаков. Течением всю флотилию бочек принесло к северному берегу, в который река врезалась широкой излучиной. Крутые склоны ниспадали к полосе гальки у самой воды, на востоке вдавался в реку скалистый мыс. Бочки выбросило на гальку, лишь некоторые по-прежнему болтались в воде.

Эльфы, поджидавшие на берегу, быстро перетащили всю эту тару на мелководье, пересчитали, связали вместе — и оставили до утра. Бедные гномы! Между тем господин Торбинс, успевший слегка согреться, соскользнул со своего норовистого «коня» и крадучись направился к домишкам, стоявшим неподалеку. Он настолько проголодался, что не раздумывая стащил бы прямо со стола первое, что подвернется под руку, — тут, наверное, сказывалась уже привычка, приобретенная за время путешествия. Кроме того, вблизи домов горел костер, у которого можно было обсушиться и обогреться.

О ночных похождениях Бильбо подробно рассказывать вряд ли стоит (ведь мы приближаемся к концу нашего повествования, и основная наша задача поведать о том, чем же завершился великий поход гномов к Одинокой горе), а в двух словах — на берегу произошло вот что: разумеется, при помощи кольца хоббиту сперва все сходило с рук, но его присутствие очень скоро обнаружилось — по мокрым следам на полу и по громкому чиху, который он безуспешно старался подавить. И тогда в селении начался настоящий переполох. Бильбо сумел удрать и остаток ночи провел в лесу наедине с караваем хлеба, пирогом и кожаной флягой вина. Костер был далеко, но вино помогло согреться; хоббит даже прикорнул на груде палой листвы, и ночная прохлада не была ему в том помехой.

Проснувшись еще затемно оттого, что все-таки замерз, он чихнул громче прежнего. На реке весело гомонили эльфы-плотогоны, собиравшиеся гнать плот, составленный из бочек, вниз по течению, к Эсгароту. Бильбо со всех ног бросился туда. В общей суматохе ему удалось взобраться на плот незамеченным — солнце пока не взошло, значит, и тени не было, а чих, неизвестно по чьей милости, вдруг пропал.

Эльфы дружно налегли на шесты. Бочки упорно не желали отходить от берега.

— Ну и тяжеленные! — проворчал кто-то из плотогонов. — Уж больно глубоко они сидят. Заглянуть бы внутрь — может, там что вкусное…

— Некогда! — отрубил старший плотогон. — А ну, навались!

Наконец бочонки оторвались от берега, медленно миновали мыс (на мысу тоже стояли эльфы с шестами — на случай, если плот окажется в опасной близости от камней), а потом поплыли все быстрее и быстрее, вошли в главное течение реки и устремились к Эсгароту.

Гномы сбежали из темницы эльфийского короля и выбрались из Лихолесья! Но живые или мертвые — этого покуда никто не ведал.