МУАД'ДИБ 14 page

Изуродованный, застонав, привалился к двери кабины.

– А теперь щенка, – сказал Кзиго, перегибаясь к Полу.

– Нет необходимости, – пробормотала Джессика. Кзиго заколебался.

– Разве ты не хочешь, чтобы я была согласна? – спросила Джессика. – Дай мальчику шанс. Ничтожный… в этих песках. Дай ему этот шанс… – она грустно улыбнулась. – И ты будешь вознагражден.

Кзиго глянул направо, налево, вновь на Джессику:

– Я слыхал, что в этой пустыне с людьми приключается такое, что… – сказал он, – быть может, нож окажется добрее к нему.

– Ну, разве я прошу многого? – молящим тоном произнесла Джессика.

– Ты хочешь обмануть меня, – пробормотал Кзиго.

– Я не хочу видеть смерть своего сына, – сказала она, – разве это хитрость?

Кзиго повернулся назад, локтем открыл дверь. Схватив Пола, он протащил его по сиденью и, наполовину выставив из кабины, с поднятым ножом произнес:

– Ну, что ты, пацан, сделаешь, ежели я перережу твои путы?

– Он немедленно пойдет отсюда к тем скалам, – сказала Джессика.

В голосе Пола чувствовалась уверенность:

– Да.

Нож опустился, перерезав путы на ногах. Почувствовав на спине руку, собиравшуюся выбросить его на песок, Пол метнулся к двери, как бы оступившись, обернулся и ударил правой ногой.

Удар носком был направлен с точностью, отработанной долгими годами тренировок, словно предназначенных именно для этой минуты. Сработали почти все мускулы его тела. Большой палец вошел в мягкий бок Кзиго как раз под грудиной, со страшной силой обрушился на печень и, пробив диафрагму, – на правый желудочек его сердца.

Всхлипнув, страж отвалился назад, на спинку кресла. Не имея возможности помочь себе руками, Пол вывалился на песок, покатился по нему, движение его поглотило силу удара и одновременно подняло его на ноги. Забравшись в кабину, он отыскал нож и зажал его в зубах, пока мать перепиливала путы.

– Я бы управилась с ним сама, – сказала она. – Ему все равно пришлось бы резрезать мои путы, глупо так рисковать.

– Я увидел, что он открылся, и воспользовался мгновением.

Услышав жесткое самообладание в его тоне, она сказала:

– На потолке кабины нарисован знак дома Юэ.

Он поглядел вверх, на перевитые линии герба.

– Выходи‑ка, но сперва осмотрим аппарат, – сказала она, – под сидением пилота какой‑то сверток. Я заметила его, едва нас внесли.

– Бомба?

– Сомневаюсь. Там что‑то незнакомое.

Пол выпрыгнул на песок, Джессика последовала за ним. Обернувшись, она протянула руку под сидение за странным свертком, почти прикоснувшись лицом к ногам Кзиго. Рука ее ощутила влагу, она поняла, что это кровь пилота.

«Трата влаги», – подумала она, привычными для арракейнцев словами.

Пол огляделся: неподалеку из моря песков, как пляж, полого поднималась скала, за ней высились источенные ветром утесы. Он оглянулся, когда мать доставала сверток, и заметил, что ее взгляд обращен за дюны, к Барьеру. Последовав ее примеру, он пригляделся: прямо к ним бесшумно скользил еще один топтер. Времени на то, чтобы выбросить тела и взлететь, уже не оставалось.

– Беги, Пол! – крикнула Джессика. – Это Харконнены.

***

Арракис учит ножом – отрезает все незрелое и приговаривает при этом: «Теперь все великолепно, – потому что закончено».

Принцесса Ирулан. «Избранные речения Муад'Диба»

Человек в харконненовской форме остановился в конце зала и посмотрел на Юэ, одним взглядом охватив и тело Мейпс, и простертого герцога, и стоящего доктора. В правой руке он держал лазе‑ружье. Даже по внешнему виду его чувствовалось, как он жесток и свиреп, и Юэ невольно вздрогнул.

«Сардаукар, – подумал Юэ. – Похоже, в чине банта. Должно быть, один из личных представителей императора, присланный приглядывать за всем. Им под чужой формой не спрятаться».

– Ты – Юэ, – произнес мужчина, задумчиво глянув на кольцо школы Сак в волосах доктора, потом на вытатуированный алмаз и лишь потом поглядев ему в глаза.

– Я – Юэ, – согласился доктор.

– Теперь можешь быть спокойным, Юэ, – сказал мужчина. – Мы вошли сразу, едва ты выключил щиты. Здесь уже все под контролем. Это герцог?

– Да, это герцог!

– Мертв?

– Без сознания, его надо связать.

– Ты позаботился не только о нем, но и еще кое о ком? – Человек глянул на тело Мейпс.

– Увы, к несчастью, – пробормотал Юэ.

– К несчастью, – хмыкнул сардаукар. Подойдя поближе, он глянул на Лето. – Так вот он, великий красный герцог?

«Если бы я еще хоть капельку сомневался, кто он, теперь сомнения можно было бы отбросить, – подумал Юэ. – Только император называет Атридесов красными герцогами».

Нагнувшись, сардаукар срезал красную нашивку‑ястреба с мундира Лето.

– Небольшой сувенир, – проговорил он. – А где кольцо с герцогской печатью?

– На нем его нет, – сказал Юэ.

– Это я вижу! – отрезал сардаукар.

Юэ застыл, невольно глотнул. «Если они возьмут меня в оборот, обратятся к ясновидящей, узнают и о кольце, и о топтере… – все тогда рухнет».

– Иногда герцог посылает свое кольцо с посыльным как знак, что приказание исходит прямо от него, – сказал Юэ.

– Для этого нужно иметь чертовски верных посыльных, – пробормотал сардаукар.

– Ты не собираешься его связывать? – осмелев, спросил Юэ.

– Сколько он пробудет еще без сознания?

– Около двух часов. Для него я не мог определить дозу так точно, как для женщины и мальчика.

Сардаукар тронул герцога носком.

– Такого можно не опасаться. Когда проснутся женщина и мальчишка?

– Примерно через десять минут.

– Так скоро?

– Мне сказали, что барон появится сразу же, следом за своими людьми.

– Так и будет. А ты, Юэ, подождешь за дверями. Живо!

Юэ поглядел на лежавшего герцога:

– А как насчет…

– Барону его предоставят обработанного и ощипанного, как цыпленка… – и сардаукар вновь поглядел на алмазную татуировку на лбу Юэ. – О тебе знают, в залах дома ты в безопасности. Больше времени для болтовни у меня нет, предатель. Я слышу, к нам идут.

«Предатель», – подумал Юэ. Опустив глаза, он миновал сардаукара, размышляя о титуле, каким наградит его история: Юэ‑предатель.

На своем пути к дверям Юэ миновал несколько простертых тел, со страхом вглядываясь в лежавших, – вдруг это Джессика или Пол? Но все они были из дворцовой охраны либо в харконненовской форме.

Часовые барона встали на изготовку, едва он ступил на озаренный пламенем песок. Горели пальмы рядом с дорогой, – их зажгли, чтобы осветить дом. Черный дым горючего, которым обильно полили деревья, клубами валил над оранжевым пламенем.

– Это – предатель, – сказал кто‑то.

– Ты скоро понадобишься барону, – окликнул его другой.

«Я должен добраться до топтера, – думал Юэ. – Надо оставить в нем кольцо так, чтобы его обнаружил Пол. – Его пронзил страх. – Если Айдахо заподозрит меня или потеряет терпение, если он не отправится, куда я велел ему… Пола и Джессику не удастся спасти. И я лишусь даже малого утешения…»

Часовой выпустил руку доктора и сказал:

– Подожди в сторонке.

И тут Юэ понял, что его уже выбросили, как последнюю дрянь, в этом гибельном месте ему не будет ни пощады ни жалости… Айдахо не должен опоздать!

Второй стражник толкнул его и рявкнул:

– Ну, ты, убирайся отсюда!

«Они презирают меня, хоть я и помог им», – подумал Юэ, пошатнулся от толчка и выпрямился, стараясь сохранить достоинство.

– Теперь жди барона! – оскалился офицер.

Юэ кивнул со всей непринужденностью, на какую только был способен, направился вдоль фасада и скользнул за угол, в тень, подальше от горящих пальм. Торопливо, едва скрывая волнение, он пошел на задний двор, где под окном оранжереи к земле приник топтер, который должен был унести в пустыню мать и сына.

У открытой задней двери стоял часовой, все внимание его было уделено освещенному залу, где хлопали двери и сновали обыскивавшие дом люди.

Как же они самоуверенны!

Юэ нырнул в тень, торопливо обогнул топтер, приоткрыл дверь с противоположной от часовых стороны. Сунув руку под сиденье, он извлек оттуда путевой комплект фримена, который он там оставил, поднял покрышку и вложил внутрь герцогскую печать. Под рукой зашелестела меланжевая бумага – записка, которую он вложил вовнутрь. Спрятав кольцо, Юэ застегнул ранец.

Осторожно притворив дверцу, Юэ скользнул обратно за угол дома, к горящим пальмам.

«Сделано», – подумал он.

Вновь увидев пылающие деревья, он запахнул на себе плащ и, глядя в огонь, подумал: «Скоро я узнаю, скоро я предстану перед бароном и все узнаю. А барон… барону суждено попасть на зубок».

***

Есть такая легенда: в тот самый миг, когда умер герцог Лето Атридес, небо над его родным дворцом на Каладане прочертил метеор.

Принцесса Ирулан. «Предисловие к истории Муад'Диба для детей»

Барон Владимир Харконнен стоял перед смотровым окном лихтера, служившего ему командным пунктом на посадочном поле. Его глазам открывалась озаряемая вспышками огня арракейнская ночь. Все внимание его было отдано Барьеру, – там громыхало секретное оружие барона.

Ствольная артиллерия.

Пушки против пещер, куда засели люди герцога для последнего боя. Мерные оранжевые вспышки, отблески на опадающих ливнях камней и песка… люди герцога будут закупорены под землей и умрут от голода, как звери в логове.

До барона сквозь металлический корпус доносилось дальнее грохотание: бух… бух! И снова: Бу‑ух – бух!

«Ну, кто бы еще решил воспользоваться артиллерией в наше время щитов! – хихикнул он про себя. – А ведь все это можно было предвидеть, людям герцога просто некуда больше деваться. Император оценит мой поступок: я существенно уменьшил потери в наших общих войсках».

Он подрегулировал один из небольших буйков, поддерживавших его жирную тушу. Рот его изогнулся в улыбке, сдвинулись складки на обвислых щеках.

«Какая жалость… выводить в расход таких воинов, как у герцога, – подумал он, улыбнулся, а потом рассмеялся. – Жалость должна быть жестокой! – Он кивнул себе. – Неудачники гибнут, по определению. Перед тобой вселенная, она открыта для того, кто умеет принимать правильные решения. Трусливые кролики, когда их спугнут, разбегаются по своим норам. А как еще контролировать их размножение? – Он представил себе своих солдат – пчел, загоняющих кроликов. Под землю. Подумал – День исполнен приятного жужжания, если на тебя работает достаточно пчел».

Позади отворилась дверь. Прежде чем обернуться, барон внимательно рассмотрел отражение в оконном стекле.

Питер де Врие вступил в помещение, за ним следовал Умман Куду, капитан личной охраны барона. За дверью толклись… Его охрана – бараньи рожи, они всегда напускали на свои лица в его присутствии овечье выражение.

Барон обернулся.

Питер насмешливо отсалютовал, прикоснувшись одним пальцем ко лбу:

– Добрые вести, милорд. Сардаукары доставили герцога.

– Естественно, этого следовало ожидать, – прогремел барон.

Он вгляделся в угрюмую маску злодея на женственном лице, ох, эти глаза, темные щелки, синева в синеве.

«Скоро придется его заменить, – подумал барон, – он уже почти бесполезен и вот‑вот станет опасен мне самому. Но сперва он должен заставить весь Арракис возненавидеть себя. А потом… потом они будут приветствовать моего дорогого Фейд‑Рауту как спасителя».

Барон перевел глаза на капитана охраны – Умман Куду. Рот сведен, словно ножницы, подбородок башмаком… ему барон доверял – ведь пороки капитана были ему известны.

– Во‑первых, где предатель, отдавший в мои руки герцога? – спросил барон. – Я должен оплатить его услуги.

Повернувшись на пятке, Питер махнул стражнику.

В двери мелькнуло что‑то черное, и Юэ вошел в помещение, двигаясь скованно и неуклюже. Усы его совершенно обвисли, лишь стариковские глаза казались живыми. Сделав три шага, Юэ остановился, повинуясь жесту Питера и глядя через разделявшее их пространство на барона.

– Ах‑х‑х, доктор Юэ!

– Милорд Харконнен.

– Я слышал, вы предали герцога в мои руки.

Барон поглядел на Питера.

Питер кивнул.

Барон вновь глянул на Юэ:

– Значит, сделка… и я… – он словно плюнул, – и что же я за это должен?

– Вы прекрасно помните, милорд Харконнен. – Юэ позволил себе подумать, чувствуя, как в мозгу его громко отсчитывают время часы. Поведение барона было вполне очевидно, мелочи выдавали его. Уэнна была мертва, далеко и вне их досягаемости. Иначе слабым доктором еще можно было бы управлять. Из слов барона можно было понять: надежды нет… Все кончено.

– Разве? – переспросил барон.

– Вы обещали избавить мою Уэнну от мук.

Барон кивнул.

– Да, теперь помню. Так и было. Это я обещал. Вот так мы справились с имперской обработкой. Тебе не хотелось, чтобы твоя бабенка‑гессеритка корчилась в усилителях боли перед моим ментатом. Ну, барон Владимир Харконнен всегда держит свои обещания. Я обещал тебе избавить ее от мук и позволить вам соединиться. Пусть будет так. – И он махнул Питеру.

Синие глаза Питера слегка остекленели. Движения его вдруг стали плавными, как у кошки. Когтем блеснул в руке нож и вонзился в спину Юэ.

Старик вздрогнул, не отводя глаз от барона.

– Так иди же к ней! – еще раз словно плюнул барон.

Раскачиваясь, Юэ еще стоял на ногах. Губы его шевелились, размеренно выговаривая слова: «Ты… думаешь… ты… по… бедил. Ты… думаешь… я… не… знал… что… я… купил… для себя и… моей… Уэнны».

Он рухнул. Не сгибаясь ни в коленях, ни в пояснице. Словно дерево.

– Так иди же к ней! – повторил барон тихо, как эхо.

Смерть Юэ вдруг вселила в его душу предчувствия, он резко глянул на Питера, вытиравшего нож куском ткани, синие глаза которого удовлетворенно и маслянисто поблескивали.

«Так он убивает собственной рукой, – подумал барон. – Такое следует знать».

– Значит, он и впрямь выдал нам герцога? – спросил барон.

– Вне всякого сомнения, милорд, – отвечал Питер.

– Так пусть его доставят сюда.

Питер глянул на капитана личной охраны барона, вихрем рванувшегося выполнять поручение.

Барон глядел сверху вниз на Юэ. По тому, как тот упал, можно было бы заподозрить, что тело доктора не из костей и мяса – вырезано из дуба.

– Никак не могу заставить себя доверять предателям, – проговорил барон. – Даже тем, кто предает в моих интересах.

Он вновь поглядел в темное смотровое окно. Угольный мешок за окном теперь принадлежал ему, барон был в этом уверен. Отзвуки залпов в горах Барьера умолкли – входы в пещеры были уже обрушены, ловушка захлопнулась. Вдруг барону показалось, что ничего прекраснее, чем эта черная пустота, не могло быть на свете. Кроме, быть может, белой пустоты в черной. Пласта белой пустоты, окруженной тьмой. Молочно‑белой.

Но сомнения не исчезали.

Что имел в виду этот старый дурак, доктор? Может быть, он и догадывался, что ждет его в конце концов. Но понять, что крылось в его последних словах, барон не мог: «Ты думаешь, что победил меня?»

Что же он имел в виду?

Герцог Лето Атридес переступил порог.

Орлиное лицо его было перепачкано грязью, руки скованы цепью. Мундир на груди порван, кто‑то сорвал с него герб. Одежда его изорвана – пояс Щита срывали, не развязав ремешки костюма. Герцог озирался, безумно поводя остекленевшими глазами.

– Н‑нн‑у‑у‑у, – протянул барон, нерешительно задержав дыхание. Ему показалось, что заговорил он слишком громко. Долгожданный миг потерял каплю своего очарования.

Вечное проклятие этому поганому доктору!

– Я думаю, наш добрый герцог одурманен наркотиками, – сказал Питер. – Юэ поймал его именно так. – Питер обернулся к герцогу. – Вы чувствуете себя одурманенным, мой добрый герцог?

Голос доходил издалека. Лето чувствовал на своих руках цепи. Ломило мышцы, губы растрескались, щеки горели, в сухом рту скреблась жажда. Звуки глухо доносились до него, как сквозь одеяло.

– Питер, как обстоит дело с женщиной и мальчишкой? – спросил барон. – Что‑нибудь уже известно?

Питер неуверенно облизнул губы.

– Ты что‑то знаешь! – резко произнес барон. – Что же?

Питер поглядел на капитана охраны, потом опять на барона.

– Людей, которым поручили это сделать, милорд…. их э… их… уже… нашли…

– И они сообщают, что все в порядке?

– Они мертвы, милорд.

– Естественно! Но я хочу знать…

– Их нашли мертвыми, милорд.

Лицо барона позеленело:

– А женщина и мальчишка?

– Никаких следов, милорд. Но там побывал червь. Как раз когда место обследовали. Быть может, все произошло именно так, как мы хотели… несчастный случай. Вероятно…

– Меня не интересуют вероятности, Питер. Что слышно о пропавшем топтере? Что все это говорит моему ментату?

– В нем явно бежал кто‑то из уцелевших людей герцога, милорд. Убил нашего пилота и воспользовался топтером.

– Кто же из них?

– Все было сделано тихо и чисто. Работа мастера. Быть может, Хават или же этот Холлек. Возможно, Айдахо. Или любой из лейтенантов.

– Опять вероятности, – пробормотал барон. Он глянул на покачивающуюся перед ним фигуру одурманенного герцога.

– Мы владеем положением, милорд, – возразил Питер.

– Нет, это не так! Где этот кретин‑планетолог? Где этот Кайнс?

– Мы знаем, где искать его… за ним уже послали, милорд.

– Не нравится мне, как этот слуга императора нам помогает, – пробормотал барон.

Слова тонули в шерстяном одеяле, но некоторые все‑таки вспыхивали в разуме Лето. Женщина и мальчишка… исчезли без следа. Пол и Джессика спаслись. Участь Хавата, Холлека и Айдахо оставалась неясной. Но надежда еще жила.

– А где кольцо с герцогской печатью? – потребовал ответа барон, – его нет на Пальце.

– Сардаукары говорят, что кольца на нем не было, – ответил капитан охраны.

– Ты поторопился убивать доктора, – произнес барон. – Это было ошибкой. Надо было предупредить меня, Питер. Ты поторопился, такая опрометчивость не ко благу нашего дела. – Он нахмурился. – Вероятности…

В мозгу Лето стоячей волной пучилась мысль. «Пол и Джессика спаслись». Смутно припомнилось еще что‑то. Сделка! Он вот‑вот припомнит, в чем она состояла.

Зуб!

Он кое‑что вспомнил: «Ядовитый газ заключен в капсулу в форме зуба».

Кто‑то велел ему помнить про зуб. Вставленный в его собственный рот. Он ощупал его языком. Нужно лишь резко прикусить его.

Рано!

Кто‑то говорил, что он окажется перед бароном. Но кто… Вспомнить герцог не мог.

– Сколько еще времени он пробудет в таком состоянии? – спросил барон.

– Может быть, около часа, милорд.

– Может быть, – пробормотал барон. Обернувшись в черному смотровому окну, он произнес – Я голоден.

«Значит, это барон, – подумал Лето, – смутное серое пятно».

Оно раскачивалось из стороны в сторону вместе со всей комнатой. Она к тому же пульсировала – сжималась и расширялась, становилась то темнее, то ярче. Тьма становилась черной и исчезала.

Время для герцога стало чередой белых и черных слоев, он плыл через них. Надо ждать!

Перед ним был стол. Лето видел его абсолютно четко. Громадный толстяк за столом, перед ним. остатки еды. Лето чувствовал, что его онемевшее тело покоится в кресле напротив толстяка, что руки его скованы, что время идет, но сколько времени минуло, он не сознавал.

– Кажется, он приходит в себя, барон. Шелковый голос – это Питер.

– Я и сам вижу это, Питер.

Грохочущий бас – это барон.

Лето ощущал, что все вокруг становится четче. Кресло стало тверже, путы – туже.

Барона он видел теперь совершенно отчетливо, Лето следил за движениями его рук – нервными прикосновениями пальцев к краю тарелки, ручке ложки, к складке на щеке.

Движения руки словно заворожили его.

– Герцог Лето, вы слышите меня? – спросил барон. – Я знаю – слышите. Мы хотим узнать от вас, где вы спрятали свою наложницу и рожденного ею сына.

Внимания Лето не избегло ничто, но слова эти омыли его спокойствием. Значит, верно, – Пол и. Джессика ускользнули.

– Мы не в детской, герцог, – провозгласил барон, – и вы это знаете. – Он нагнулся вперед, вглядываясь в лицо Лето. Его мучило сознание, что все нельзя закончить честно, поединком, с глазу на глаз. Позволять прочим видеть королевское достоинство столь униженным, – плохой прецедент.

Лето ощущал, как возвращаются к нему силы. И воспоминание о поддельном зубе возникло в его памяти, словно колокольня посреди ровной степи. В зубе капсула в виде нерва, а в ней ядовитый газ. Он все вспомнил. Но кто поместил смертоносное оружие в его рот?

Юэ.

Смутное воспоминание о том, как мимо него в наркотическом тумане проволокли обмякшее тело, облаком висело в его памяти. Он понял – это был Юэ.

– Вы слышите этот шум, герцог Лето? – спросил барон.

До Лето донеслось какое‑то хлюпающее картавое мяуканье, предсмертные хрипы агонии.

– Мы поймали одного из ваших людей переодетым во фримена. Ну кто так делает? Глаза выдали его. Он настойчиво утверждает, что его посылали шпионить среди фрименов. Я жил на этой планете, дорогой кузен. За этими пустынными оборванцами нельзя шпионить. Скажите, вы купили их помощь? Отослали к ним своего сына и женщину?

Страх стиснул грудь Лето. «Что если Юэ отослал их к народу пустынь… Тогда их будут искать, пока не разыщут».

– Живее, живее, – скомандовал барон. – У нас мало времени, иначе придется поторопить вас болью. Прошу вас, не будем доводить до этого, мой дорогой герцог. – Барон поднял глаза на Питера, стоявшего за плечом Лето, – У Питера здесь мало инструментов, но он превосходный мастер.

– Иногда импровизация лучше, барон.

Этот шелковый, лживый голос. Лето услышал его рядом, за спиною.

– У вас был план действий на крайний случай, – сказал барон. – Куда отослали мальчика и вашу женщину? – Он поглядел на руку герцога. – Где ваше кольцо, у мальчишки?

Подняв глаза, барон заглянул в лицо Лето.

– Не отвечаете, – сказал он, – хотите заставить меня делать то, чего я не должен? Питер использует методы прямые и доходчивые. Я согласен, что иногда ничего лучше не придумаешь, только учтите – эти методы придется применить к вам.

– Расплавленный жир на спину, например, или на глаза. Особенно срабатывает, когда объект не представляет, куда упадет следующая капля. Хороший метод, и есть некая красота в сетке этих гноящихся белых пузырей на голой коже, не правда ли, барон?

– Великолепно, – кислым тоном согласился тот. «Неужели эти пальцы так и не перестанут бегать?» – Лето не отводил взгляда от жирных рук, от поблескивающих камней на по‑детски пухлых пальцах, снующих над столом.

– Поверьте мне, дорогой кузен, – сказал барон. – Я совершенно не хочу доводить дело до этого.

– Подумайте о нервных сигналах, – вмешался Питер, – о тех курьерах, что бегают по нервам и зовут на помощь… но ее не будет. И в этом есть свой артистизм.

– Ты превосходный художник, – огрызнулся барон, – только пусть хоть раз у тебя хватит скромности помолчать.

Лето вдруг припомнил, как Гарни Холлек сказал однажды, глядя на изображение барона: «И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя… а на головах его имена – богохульные».

– Мы напрасно теряем время, барон, – сказал Питер.

– Возможно.

Барон кивнул:

– Мой дорогой Лето, вы же понимаете, что в конце концов скажете нам, где они. Есть такой уровень боли, что сломит и вас.

«Он, безусловно, прав, – думал Лето. – Только вот зуб… и если можно положиться на него…»

Барон подобрал кусочек мяса, отправил его в рот и, медленно прожевав, проглотил. «Следует попробовать что‑нибудь другое». – подумал он.

– Ты видел подобную заносчивость, Питер? – сказал барон, – герцог считает, что его нельзя купить.

А про себя он думал: «Да, смотрите все на этого человека! Ему кажется, что он не продается. И вот, смотрите, как распадается он по частям… секунда за секундой, последние в его жизни. Да если взять его и потрясти – он пуст внутри. Пуст! Все продано! Какая разница, как он умрет?»

Лягушачье кваканье за дверью прекратилось.

Умман Куду, капитан личной охраны, появился в дверях и, глядя на барона, отрицательно качнул головой. Нужного из пленника не удалось выжать. Вновь неудача. Пора кончать пустую трескотню с этим герцогом, глупцом и размазней, не сознающим, на волосок от какого ада он находится.

Мысль эта успокоила барона, наконец поубавив нежелание пытать особу королевской крови. Вдруг он представился себе хирургом, бесконечно режущим, режущим… срывающим маски с глупцов, разверзающим ад перед ними.

Кролики, все кролики!

Как они дрожат, увидев хищника!

Лето глядел на стол, удивляясь, почему он все еще медлит. Зуб сразу покончит со всем. И все же… все это было неплохо… хорошая жизнь. Он вдруг вспомнил, как запускал змея в перламутрово‑синее небо Каладана, а Пол заливался радостным смехом. И этот рассвет, здесь, на Арракисе… цветные скалы Барьера в густой пыльной дымке.

– Очень плохо, – пробормотал барон. – Он откинулся от стола – буйки легко подняли его тушу – и в нерешительности замер, заметив перемену в лице герцога. Тот глубоко вздохнул, челюсти его напряглись, словно он стискивал их.

«Как он боится меня!» – подумал барон.

От страха, что барон может ускользнуть, Лето резко надкусил зуб с капсулой, почувствовал, как он развалился. Открыв рот, он выдохнул едкий пар, вкус которого уже ощутил языком. Барон все уменьшался, словно удаляясь в черном тоннеле. Рядом с его ухом кто‑то судорожно охнул – этот, с шелковым голосом, Питер.

Хорошо. Значит, и он тоже!

– Питер? Что случилось? – прогромыхал где‑то вдалеке голос.

Бормотанием беззубых старух проносились в памяти Лето воспоминания. Комната, стол, барон… синие в синем глаза и ужас в них – все сложилось вокруг в ломаную мозаику.

В нее затесался мужчина с башмаком‑подбородком – падающая игрушечная фигурка. Нос ее был сворочен налево, словно метроном, навеки застывший в движении. Зазвенела, разбиваясь, посуда, вдалеке что‑то смутно громыхало. Его разум поглощал все, словно сундук без дна… Все, что было: каждый крик, каждый шепот и… молчание.

Оставалась последняя мысль. Бесформенные вспышки вокруг высветили ее во тьме: «И дни лепят плоть, и плоть лепит дни». Мысль эта поразила его неизведанной доселе полнотой, которую уже не объяснить никогда.

Молчание.

Барон в изнеможении привалился спиной к потайной двери в свою собственную нору. Там, по другую сторону, осталась комната, полная мертвецов. Постепенно он начал замечать сразу закишевшую вокруг охрану. «Не вдохнул ли я это? – думал он. – Что бы это ни было, не вдохнул ли?»

Постепенно к нему вернулся слух… и разум. Он услыхал, как кто‑то выкрикивает приказы, что‑то о газовых масках… не открывать дверь… включить вентиляцию.

«Впрочем, те повалились сразу, – решил он, – а я все еще стою. И дышу. Безжалостный ад! На этот раз миновало».

Он уже мог размышлять. Щит его был включен, пусть на малую мощность, но все же он замедлял проникновение молекул через барьер… и потрясенный вздох Питера… и капитан охраны метнулся навстречу своей судьбе.

Случай и предсмертный вздох, послуживший предупреждением, – вот что спасло его.

Благодарности к Питеру барон не ощущал. Наконец‑то дурак добился собственной смерти. И этот безмозглый капитан стражи. Он говорил, что проверяет всякого, прежде чем допустить пред очи барона. Как тогда оказалось возможным, чтобы герцог?.. Без предупреждения. Даже от ядоискателя над столом… пока не стало уже поздно? Как? «Впрочем, безразлично, – подумал барон, обретая уверенность. – Новый капитан стражи начнет с того, что ответит на эти вопросы».

Наконец он заслышал шум за углом, у другой двери в эту комнату смерти. Оторвавшись от собственного тайного хода, барон поглядел на обступивших его. Они молча смотрели, ожидая его слов.

Не будет ли барон гневен?

И только теперь он понял, что после бегства из этой ужасной комнаты прошло лишь несколько секунд.

Кое‑кто из охранников наставил оружие на дверь. Другие обратили свое рвение в сторону пустого зала, где из‑за угла доносились звуки.

Широкими шагами оттуда вышел мужчина, тесемки газовой маски болтались у него на лице, глазами он следил за потолочными ядоискателями вдоль всего коридора. Он был желтоволос, на плоском лице зеленели глаза. От толстогубого рта разбегались жесткие морщинки. Он был похож на какую‑то морскую тварь, заплутавшую меж земных жителей.

Глядя на подходившего, барон припомнил имя: Нефуд. Иакин Нефуд. Капрал охраны. Нефуд привержен к семуте – комбинации наркотика и музыки, игравшей в глубинах сознания. Такое полезно знать.

Мужчина остановился перед бароном и отдал честь:

– Коридор чист, милорд. Я наблюдал снаружи и понял, что это ядовитый газ. Вентиляторы комнаты отсасывали воздух из этих коридоров. – Поглядев на ядоискатель над головой барона, он добавил – Воздух чист. Сейчас освобождают комнату. Каковы дальнейшие приказания?

Барон узнал голос. «Он‑то и выкрикивал приказание. Лихо действует этот капрал», – подумал он.