Часть первая 4 page

– Костя? – оторопело переспросил папа. – Это и есть твой… кавалер?

Он почему‑то был уверен, что дочь, красиво рассказывавшая про первого в жизни ухажера, действительно нашла что‑то приличное.

Мама же просто скорбно поджала губы, отчего маска потрескалась, и месиво покрылось мелкой сеткой трещин.

Костя, вдоволь наплескавшись и посвежев, решил выйти на голоса и познакомиться с обитателями квартиры. Он был парнем симпатичным, общительным и легко сходился с людьми. Все, кто попадал под его обаяние, легко прощали ему мелкие и даже крупные ошибки, стоило лишь добавить печали во взгляд и похлопать густыми длинными ресницами. Принимая душ, он умудрился то ли уронить вещи в ванну, то ли мылся прямо в них, одновременно раздеваясь, но факт оставался фактом – все было абсолютно сырым. Поэтому Костя решил начать знакомство уютно и по‑домашнему, облачившись в чей‑то махровый розовый халат с лебедями по подолу. Он взглянул в запотевшее зеркало, нарисовал на подходящем уровне громадную женскую грудь и довольный собой вывалился в коридор, едва не треснув зазевавшуюся маменьку дверью по спине.

– Добрый вечер! – обаятельно улыбнулся Костя всей честной компании, не сразу сфокусировавшись на оборачивающейся к нему даме. Сзади‑то она, конечно, была дама, судя по формам, но когда повернулась в фас, Константин заполошно взвизгнул и с воплем «чур, меня!» снова заперся в ванной комнате.

– Что это за клоун? – потребовала объяснений Светлана Макаровна. – Почему он орет и почему взял мой банный халат?

– Ослеп от твоей красоты, – заржал папенька. – Видишь, какое впечатление ты производишь на неподготовленных людей!

– Я не желаю, чтобы неподготовленные люди шлялись среди ночи по моей жилплощади, – набычилась мама. – Ты про своего Костю иначе рассказывала. Во всяком случае, я представляла нечто более достойное! Яна, что это за чучело? Он похож на бизнесмена, как я на Змея Горыныча.

– Ой, не говори «гоп», – ехидно прошептал Владимир Борисович. – Лицом‑то нынче, барыня, вы вылитый Змей. Хоть бы смыла красотищу‑то свою. А то, не ровен час, решит гость, что у него белая горячка.

– Хватит мне зубы заговаривать! – рявкнула мама и решительно постучала в дверь. – Юноша! Во‑первых, мне нужна ванная комната, а во‑вторых, я хочу познакомиться поближе. Мы о вас уже наслышаны, так что хватит там отсиживаться!

Костя пошевелился с той стороны и пугливо замер. Видимо, перспектива знакомиться ближе его не вдохновила. То ли он боялся снова увидеть зеленолицую тетку, то ли опасался, что его сейчас начнут женить насильно. В общем, выходить он не спешил и даже для верности вцепился в дверную ручку.

– Яна! – Мама требовательно взглянула на дочь. – Еще какие‑нибудь пояснения будут? Он что, дальний родственник, приехавший из Бобруйска поступать в цирковое училище? Где ты его взяла? И зачем? Когда он уйдет?

– Утром. – Яна отделалась коротким ответом на последний вопрос, проигнорировав предыдущие. За Костю уже было стыдно.

– Нужны мне эти потрясения на старости лет, – раздраженно пробормотала Светлана Макаровна. – Надеюсь, это не мой будущий зять?

Яна отвернулась, закусив губу. Мама умела иногда так ткнуть в больное место, что хотелось плакать. Но плакать Яна не собиралась из принципа.

– Костя! – Она умоляюще приникла к дверной щели. – Выходи. Хватит. Я познакомлю тебя с родителями и положу спать.

– Спать? – напряглась мама. – А где, собственно, он будет спать? В твоей комнате? Это неприлично!

– Ей двадцать пять, – напомнил Владимир Борисович. – Неприлично спать одной.

– Поговори еще! – взвилась супруга. – А почему алкоголем пахнет? Ты пил?

– Не поверишь – нет! – посветлел лицом муж.

– Мы были у Маришки на дне рождения, – объяснила Яна. – И Костя отравился.

– А‑а, – понимающе покачала головой Светлана Макаровна. – Надо полагать, отравился твой Костя не фруктами?

– Мама!

– Я двадцать пять лет мама, и с каждым годом мне все страшнее! В кого ты такая уродилась? Уж точно не в меня!

– Мам, ну я‑то трезвая! – в отчаянии выкрикнула Яна.

– О, значит, и не в меня, – хихикнул папенька. – Светка, признавайся, в кого дочка пошла?

– Вот! – Светлана Макаровна обличающее ткнула в супруга пальцем. – Полюбуйся! Ты хочешь так жить, как мы? Тебе нужен муж‑алкаш?

– Я не алкаш, – надулся папа.

– И Костя не алкаш, – вступилась за любимого Яна.

– Да, конечно! – хлопнула себя по бокам мама. – Сплошные трезвенники вокруг меня. Говорить мне, что он не алкаш, – одно, а жить с ним, постоянно убеждая себя в этом же, – большая разница, Яна! И вообще! Я хочу умыться! У меня лицо жжет!

– Костя! – Яна пнула косяк. – Выходи!

Кавалер зашуршал и щелкнул замком.

– Вам не кажется, юноша, что к знакомству с родителями своей девушки следовало бы подготовиться и явиться как минимум с цветами и вином? – крикнула Светлана Макаровна, когда Константин робко вышел в коридор, стыдливо прикрывая тощие, волосатые колени подолом халата. – Причем вино должно быть в бутылке, а не внутри вас! Яна! Это несерьезно, а когда такое начало, то и конец не за горами!

– Я в следующий раз непременно, – клятвенно заверил маменьку Костя, для убедительности зачем‑то поклонившись.

– Надо же, он планирует еще и следующий раз! – саркастически проговорила Светлана Макаровна, заглянув в распахнутую дверь ванной комнаты. На зеркале таяло изображение огромной груди. – Да уж! Моя дочь пленила вас явно не мясистыми достоинствами! Вот интересно, что вам от нее надо? Уж не прописка ли?

– Мама, перестань! Костя не приезжий, у него есть где жить!

– Тараканам тоже есть где жить, – отрезала мама. – Но это не уравнивает их в правах с хозяевами квартиры!

– Мама!

– Яна! Ты приводишь пьяного мужика, который рисует в моей ванной комнате сиськи, обряжается в мой халат и собирается с тобой спать!

– А с кем ему тут еще спать? – некстати влез папа. – Не с нами же!

– Вова, иди поешь! – закатила глаза Светлана Макаровна. – Как вы мне все надоели! За вас надо думать, решать, подсказывать вам, а вы все равно норовите упасть в лужу и наступить на грабли! Яна, мужа следует выбирать достойного и приличного! И мне неважно, каким твой Костя будет завтра утром! Достаточно того, что я вижу сейчас! Людей необходимо наблюдать в их естественной среде обитания. Парадная сторона медали – не показатель.

– И это говорит женщина с зеленым лицом, – задумчиво брякнул Костя, сразу виновато уточнив: – Я что, сказал это вслух?

– Иди спать! – толкнула его Яна.

Никакой романтики не получилось. Более того, она отчетливо поняла, что после столь запоминающегося знакомства мама никогда не найдет с Костей общий язык.

– Ладно, Свет, – примирительно погладил по плечу злобствующую супругу Владимир Борисович. – Нормальный парень. Выпил, с кем не бывает? Пусть пока хоть этот будет. Можно подумать, к нашей Янке очередь стоит, и все в шляпах! Сама же говорила, что она в девках засиделась. А из этого, может, толк какой получится со временем.

– Ой, Вова, какой толк? Я, когда за тебя замуж выходила, тоже так думала! И что получилось? Ничего. Поэтому надо сразу выходить за толкового и не ждать, что из куриного яйца орел вылупится!

Алексей смотрел на удаляющуюся фигурку Ларисы и грустно улыбался. Нет, конечно, он не ждал, что она пригласит его на чай. Но ее ровное «спасибо» и «пока» совершенно не грели. Лара обернулась у дверей подъезда и махнула рукой. Железная дверь грохнула. День закончился.

Такую девушку надо завоевывать какими‑то неординарными действиями. Но Леша был спокойным, уравновешенным парнем без особой фантазии. Он мог быть верным, надежным, а вот оригинальным – нет. Но девушки любили мишуру. Красивые слова у него плохо складывались, а на шикарные жесты не хватало средств. Разумеется, для любимой девушки Леша бы не поскупился. Только раньше у него любимых не было, а были просто девушки. И вот теперь появилась Лариса, и ему хотелось хоть чем‑то выделиться.

Леша чувствовал, что между ними пропасть. И эта пропасть растет, словно Лара уплывала от него на оторванной льдине. Или его уносило все дальше в море.

Надо было срочно что‑нибудь придумать. Но что? Не серенады же петь у нее под окнами. Петь Алексей не умел и не любил.

Еще этот противный парень, которого пришлось везти. Весь вечер испортил. После транспортировки его обмякшего тела к Яниной квартире Леша взмок, устал и пока настраивался на романтическое продолжение, они уже приехали, и Лариса, как ему показалось, с облегчением попрощалась и поспешила домой.

Какие после подобной поездки охи‑вздохи? Только забыть все и начать с чистого листа.

– Чего там у вас? – требовательно спросила Маришка. Из трубки лилась музыка. Похоже, праздник продолжался.

Лариса пожала плечами и, стаскивая сапоги, подмигнула своему отражению:

– Я уже дома!

– А я еще нет! – поторопила ее Марина. – Давай рассказывай! Ты одна?

– Я с родителями.

– Ну и дура ты, Ларка! В нашем возрасте ночевки с родителями пагубно сказываются на самооценке и перспективах.

– То есть ты сегодня ночуешь не с родителями? – развеселилась Лариса. – Там же не было никого подходящего! Или что‑то нашлось?

– Не угадала. У меня тоже все плохо, – вздохнула Марина. – Еще и старость эта, будь она неладна…

– Маруся, я себя старой не считаю. Ты тоже можешь расслабиться. Есть еще пара лет, чтобы пожить.

– Ты мне зубы‑то не заговаривай. Как там Яна?

– Ой, и не спрашивай. Даже не представляю. Ее красавчик провонял весь салон. Я боялась, что его стошнит. Знаешь, я уже жалею, что не сказала Янке все, что думаю. Это не мужик, а балласт какой‑то, позорище убогое. Думаю, она сама не ожидала, что ее кавалер такой дешевый придурок.

– Чего ты разошлась‑то? Подумаешь – выпил. Бывает. Может, он от стеснения, чтобы расслабиться.

– Маруся, расслабился он на полную катушку. Да и стеснения особого я в этом хлыще не заметила. Мне кажется, что они не пара. Абсолютно.

– Ладно, Яна сама разберется. А твой как?

– Он не мой.

– Лара, ты бестолочь! Бери, пока дают! В мужчине главное – надежность.

– Надежность хороша при вложении денег. А мужчину я хочу прежде всего полюбить, – устало вздохнула Лариса. – Не понимаю, почему ты так лоббируешь его интересы? Может, Леша тебе денег дал, а, сваха?

– Я деньгами не беру, – расхохоталась Марина. – Просто смотрю на ситуацию объективно. Ты тоже однажды посмотришь на нее объективно, но, боюсь, будет слишком поздно. Ты будешь старой, одинокой каргой, которая на закате дней наконец‑то решится пересмотреть свои завышенные требования к противоположному полу.

– И тебе не хворать, дорогая, – надулась Лариса. – Я не говорю, что он плохой. Он хороший, удобный, замечательный. Не такая уж я дура недалекая. Но, Маруся! Ты понимаешь русский язык? Я его не люблю! Откуда в тебе это нелепое стремление к замужеству? Тебе все равно с кем, лишь бы оказался более‑менее положительный кадр!

– Я старше тебя! – напомнила Маришка. – А значит, умнее.

– Закрываем тему. Я жду другого.

– Я так однажды трамвая ждала. Представляешь, была твердо уверена, что нужный мне маршрут там ходит, потому что мы еще с бабушкой на нем ездили. Полчаса стояла, пока не сообразила, что там даже рельсы заасфальтированы и проводов в помине нет. Но ты же сейчас опять начнешь возражать… – Маришка вздохнула. – Ларик, я желаю, чтобы твой трамвай тебя нашел!

– Благодарствую, – пробормотала Лара, почувствовав себя Аннушкой с подсолнечным маслом. – Вдохновляющее пожелание. Я скажу банальнее: пусть у нас все будет хорошо. Пей за сбычу мечт и закругляй праздник, любимая!

– Спокойной ночи! – Марина звякнула бокалом о трубку. – Пью за тебя.

Полночи Яна возилась с Костиной одеждой, а потом заснула в кресле, так и не решившись лечь к любимому. Их первую совместную ночь она представляла иначе. Ночь тянулась унылой цепью уличных звуков, пробуждений и провалов в тревожный сон.

Костя проснулся ни свет ни заря. Сквозь утреннюю дрему Яна наблюдала, как мрачный кавалер хмуро пощупал влажные вещи и стал одеваться.

– Костя, – прошептала она. – Ты как?

– Нормально, – мрачно ответил тот, дернув кадыком.

Яна отчего‑то почувствовала себя виноватой, словно это она отчебучила вчера «цыганочку с выходом».

– Ты куда? – Яна испугалась, что он сейчас уйдет и… И все! Из‑за одной нелепой ошибки все закончится!

– Домой! – с вызовом произнес кавалер.

– А… я? – испуганно и жалобно прошептала Яна. Она так ясно представила, каким будет это воскресенье, если остаться дома, что даже позвоночник сжался в тоскливом предчувствии скандала.

– Ты? – удивился Костя и пожал плечами, задумчиво оттопырив губу. Похоже, она не обижалась, не собиралась устраивать сцен и вообще… – А что ты предлагаешь?

– Можно я пойду с тобой? – Яна вскочила и схватила его за руку, умоляюще заглянув в лицо. – Ну, не могу я тут после вчерашнего. Мама же меня…

Она горестно вздохнула и отвернулась.

– Давай одевайся, поедем теперь с моей мамой знакомиться, – решил Костя. – Только оденься поприличнее.

Они ехали в пустом троллейбусе, и Яна была абсолютно счастлива. Этот раздолбанный троллейбус вез ее в новую, счастливую, восхитительную жизнь. После троллейбуса последовало метро, потом автобус.

Все вокруг звенело от счастья. Она бы так ехала и ехала всю жизнь…

Костя старательно дышал в сторону, перемалывая челюстями мятную жвачку, словно надеялся дожевать ее и проглотить.

«Какой же он красивый», – думала Яна и блаженно улыбалась.

– Постарайся понравиться моим, – предупредил он.

До этого момента Яна даже не думала о том, что может кому‑нибудь не понравиться. Она была воплощенной мечтой любой придирчивой свекрови – скромная, ненакрашенная, умная, послушная. То, что Яна не умела готовить и слабо разбиралась в хозяйственных делах, было делом наживным.

– А… кто у тебя там? – испуганно спросила она. Яна почему‑то помнила только про маму. То, что есть еще какие‑то люди, для нее оказалось сюрпризом.

– Сеструха с мужем. Или без мужа. Я предупредил, что везу девушку знакомиться. Поэтому они обязательно припрутся смотреть.

– Ты что, так и планировал, что мы сегодня поедем к тебе? – изумилась Яна. – Мы же только что решили…

– Ну, пока ты умывалась, я домой позвонил. Чтобы подготовились, – раздраженно пояснил Костя. – Тебе что‑то не нравится?

– Не‑не, – перепугалась Яна. – Мне все нравится.

Стремительность развития событий ее обескуражила. Но это было даже здорово. Из болота надо выбираться рывком. Если станешь выползать медленно, то трясина обязательно засосет обратно.

Все, что происходило, походило на сон. Местами – на странный.

Двери открыла маленькая, худощавая женщина, цепко оглядевшая Яну и расплывшаяся в доброжелательно‑удивленной улыбке:

– Здравствуйте‑здравствуйте, ждем давно, проходите!

Яна старательно улыбнулась в ответ, с опаской шагнув в длинный, мрачный коридор. Обстановка Костиной квартиры навевала воспоминания о фильмах про жизнь алкоголиков в коммуналках. Узкий, как кишка, коридор, пожелтевшие обои в подтеках и пятнах, две тусклые лампочки под потрескавшимся потолком. У самого входа висела полированная доска со вбитыми в нее гвоздями. Надо полагать, вешалка, так как на ней висела какая‑то одежда и почему‑то полотенце.

– Ну, что встала? – Кавалер подтолкнул Яну в спину. – Вперед! Нас ждут великие дела.

– А вы что, ремонт собираетесь делать? – Яна от неожиданности выпалила первое, что пришло в голову.

– Не волнуйся, не собираемся, – успокоил ее Костя, положив руку ниже спины. – Прошу к столу!

Мозг немедленно выключился, сосредоточившись на его руке, и Яна двинулась в глубь квартиры.

Комнат было две, и они потрясали аскетизмом обстановки. Современные вещи отсутствовали, зато везде виднелись вязаные цветастые салфеточки, обильно покрывающие допотопные тумбу, сервант, телевизор и комод. Диваны в обеих комнатах были заботливо прикрыты цветастыми гобеленами с бахромой, а на стене в одной из них гордо висел бордово‑пестрый ковер.

При взгляде на все это приходила в голову лишь одна мысль – «варварское великолепие». Она и крутилась в Янином мозгу, распугивая все остальные. Стол был накрыт к чаю – с баранками, сухариками и каким‑то сероватым печеньем. Посреди стола возвышалась массивная хрустальная ваза с искусственными розами и павлиньими перьями.

Импозантный Костя до такой степени со всем этим не вязался, что Яна даже заподозрила, что ее разыгрывают. Во главе стола восседала темноволосая девица, с маленькими, близко посаженными глазками, строгими прямыми бровями и недовольно сжатыми губами.

– Добрый день, – пролепетала Яна, съежившись под ее тяжелым взглядом.

– Кому добрый, а кому и не очень, – многообещающе кивнула девица и улыбнулась страшной улыбкой. Зубы у нее были крупные, желтоватые и ровные, словно их подпиливали по линейке.

– Это Вика, сеструха моя. – Костя по‑свойски отодвинул стул и расслабленно плюхнулся на него. – Яна, садись, не стесняйся, здесь все свои.

Яна, провожаемая взглядом сеструхи, пугливо пристроилась на угол стула и робко улыбнулась маме, устроившейся напротив.

– Это моя девушка Яна. – Костя на манер гида повел рукой в сторону гостьи. – Это моя мама Зинаида Ивановна. Будем все знакомы!

– И выпьем за знакомство, – усмехнулась Вика.

– Вика! – укоризненно воскликнула мама.

– Все‑все, молчу, – покладисто согласилась та и снова уставилась на Яну глазками‑пуговицами.

– А где вы работаете? – светски начала Зинаида Ивановна.

– И где прописаны? – ехидно добавила Вика. – Потому что на прописку тут даже не надейтесь!

– Яна не лимитчитца, расслабься, – не глядя на сестру, процедил Костя. – Работает в гостинице, зарабатывает хорошо. Не пьет, не курит, не колется.

– А в чем тогда подвох? – налегла на стол Вика, впившись взглядом в напрягшуюся Яну.

– Подвох в тебе самой, – Костя шумно отхлебнул из кружки. – Ты меня всегда недооценивала. Кто говорил, что на меня не клюнет ни одна приличная девушка? Вот – пожалуйста!

– Кем же вы работаете? – Вика демонстративно проигнорировала выступление брата.

– Администратором. В гостинице. – Яна вдруг застеснялась и торопливо пояснила: – На компьютере заявки оформляю.

– Понятно. И что? Вас эта работа устраивает? Вам достаточно вот такого бездумного существования? Примитивное функционирование в рамках способностей вас устраивает?

– Да, устраивает. – Яне вдруг надоело пытаться понравиться этой неприятной девице, разглагольствовавшей в столь странном интерьере и явно пытавшейся ее, Яну, ткнуть в печень.

– Вика у нас писательница, – презрительно пояснил хрустевший печеньем Костя, – с большим будущим.

– Да, представь! – агрессивно вскинулась сестра.

– Ага. Руки не сотри писавши, Льва Толстая ты наша! – заржал Костя.

Судя по интонациям, это был давний, вялотекущий конфликт.

– Писательница? – с уважением посмотрела на девицу Яна. Она перестала сердиться и снова мысленно вернула Вике право считать себя умнее. Творческие люди все с приветом и со странностями. Зато она, вон, не какая‑то там офисная крыса, как Яна, а целая писательница. – А как ваша фамилия? Я обязательно куплю что‑нибудь из вашего творчества! Вы про что пишете?

Видимо, Яна сказала что‑то не то, так как Костя снова радостно заржал, а Вика покрылась некрасивыми пятнами, которые расползлись по ее лицу и шее гигантскими бордовыми медузами.

– У меня смесь философии, триллера и фэнтези, – процедила Вика. – Это не для средних умов, поэтому издатели, которые гонятся лишь за прибылью и удовлетворением потребностей массового быдла, до этого еще недоросли. Мои книги можно прочесть лишь в Интернете. И то адрес я даю не всем.

Надо полагать, что Яну она к числу избранных не причисляла. Конечно, Яна легко могла бы поставить эту зазнайку на место, но было неудобно. Все же писательница. И, возможно, будущая родственница.

– У нас вообще очень приличная семья, – гордо заявила мама, даже с некоторым вызовом в голосе, словно сама в этом сомневалась и ждала возражений.

– Не переживайте, родственники, Яна нам генофонд не испортит! – воскликнул Костя. – Кстати, о генофонде. А где наш Степа? Где этот вальяжный аристократ, не умеющий не только зарабатывать, но и делать детей?

– Заткнись, – прошипела писательница. Судя по последовавшему за шипением Костиному вскрику, надежда российской литературы чувствительно пнула его под столом.

– Степа – это ее муж, – мстительно сообщил Костя, потерев ушибленное место. – Ест исключительно ножом и вилкой, ходит в костюме и изображает потомка царской семьи. Он у нас шибко умный, поэтому играет на бирже. Пока что биржа выигрывает.

– Но он хоть что‑то делает! – взвилась Вика. – А ты чем занят в свободное от пьянки время?

– Вика! – неожиданно крикнула мама. – Пей чай!

Удивительно, но строптивая писательница сразу присосалась к кружке и начала послушно заглатывать жидкость.

«Ой, как у них тут загадочно! – разволновалась Яна. – Прямо тайны Мадридского двора!»

Костя сидел с довольной физиономией и нагло улыбался заткнувшейся сестрице.

На улице моросил мелкий мокрый снег. Яна цепко повисла на Костином локте и выпытывала подробности при помощи наводящих вопросов:

– А Вика правда писательница?

– Это она так думает. Надо же ей чем‑то оправдывать свое сидение дома, – равнодушно отмахнулся Костя.

– А ты что‑нибудь читал из ее книг?

– Да больно надо. Она мне давала целую пачку своей макулатуры. Плесень нудная. Я больше страницы не осилил.

– Она какая‑то грустная, – продолжила развивать тему Яна.

– Стерва она, – зевнул Костя, – а не грустная. На таких грустных надо колхозные поля пахать. У нее сил и энергии больше, чем у лошади. Затопчет, круг почета сделает, а потом еще и поржет!

– У вас с ней не очень хорошие отношения.

– Ну, она боится, что я женюсь и пропишу в квартиру жену и детей, и тогда ей меньше достанется при дележке.

– Каких детей? – Яна от изумления поскользнулась и едва не рухнула в ближайший сугроб.

– Наших, – просто сказал Костя, внимательно высматривая на линии горизонта нужный автобус.

– Наших?

– Ну да. У нас же когда‑нибудь будут дети. О, наш идет. Наконец‑то, а то я окоченел. – Он потянул оторопевшую девушку навстречу автобусу.

«Это он мне, что ли, предложение сделал? – заторможено размышляла Яна, боясь взглянуть на спутника. – Или просто теоретически предполагал, что в будущем может быть именно так? Но не спрашивать же самой!»

В подъезде они долго целовались, а потом Костя ушел, так и не развеяв ее сомнения.

– Ты где была? – накинулась мама. – Почему выключила телефон?

– Батарейка села…

– Ты соображаешь, что мы волновались? У тебя совесть есть? – Светлана Макаровна яростно раздувала ноздри, ожидая оправданий.

Но блаженная дочь оправдываться не желала. Она с просветленным лицом юродивой разделась и прошествовала в ванную комнату мыть руки.

– Кого ты вчера привела? Чтобы ноги его больше в моем доме не было! Лучше уж совсем без мужика, пусть на нас соседи косятся! Но с таким нас весь дом будет обсуждать! А я помру раньше времени! Где ты эту пьянь подцепила? Яна! Ты меня слышишь? Ты чего улыбаешься, дурища?

– У нас появятся дети, – озвучила эхом самую актуальную мысль, которая плясала в сознании, расшвыряв все остальные по темным закоулкам разума.

Владимир Борисович молча метнулся за валидолом, пока супруга медленно съезжала по стене.

– И не надо тут спектаклей, – добавила Яна. – Дети – это счастье.

Светлана Макаровна, пролетев мимо изумленного ее мгновенным воскрешением мужа, ворвалась в комнату дочери и заголосила:

– Счастье – это дети от нормального мужчины! А дебилы и уроды от наследственного алкаша – тяжкий груз на всю оставшуюся жизнь! Кого ты от него родишь, подумай сама! Ты хотя бы представляешь, какая там с той стороны может быть родня?!

– У него очень приятная мама, сестра писательница, а ее муж – аристократ, потомок царской семьи, – ответствовала просветленная Яна.

– Чей муж? – Мама рухнула на диван и снова начала хвататься за сердце.

– Муж писательницы, – гордо пояснила дочь. – Так что с наследственностью там все в порядке.

– А каким боком нам может пригодиться наследственность чужого мужа? – влез папенька, решивший до поры до времени занять нейтральную позицию.

– Как косвенное доказательство того, что Костя из приличной семьи.

– Ну, в семье не без урода, – усмехнулась мама. – Того, что я вчера видела, с лихвой хватит, чтобы поотшибать все косвенные доказательства.

– А дети когда будут? – спохватился папа, решив уточнить основной вопрос. К внукам он тоже, как и супруга, пока был не готов. Не к наследникам вчерашнего пьяненького гостя, а к детям вообще.

– Однажды, когда‑нибудь, – загадочно улыбнулась Яна. – Но они обязательно будут. Костя так сказал.

– Ясно, – кивнула Светлана Макаровна. – Ну, тогда все не так уж плохо.

– Это надо отметить, – обрадовался супруг, но сразу сник под ее суровым взглядом.

– Несчастные вы люди, – с жалостью сообщила родителям Яна. – Вы даже не представляете, что такое любовь! Мне вас жаль.

– Ну‑ну, – поджала губы мама. – Куда уж нам. Вот ведь угораздило. Лучше бы дома сидела. Любовь у нее…

Март выдался холодным и не по‑весеннему промозглым.

– Прямо ноябрь какой‑то, – раздраженно пробормотала Лариса, с отвращением глядя в окно кафе. – Сапоги совершенно испортила. Хоть бы ты, Маруся, машину купила. Возила бы меня, как приличную, на авто.

– Ларка, заведи себе мужика, и он будет возить тебя на чем угодно и куда угодно, – фыркнула Маришка, подозвав официантку и попросив еще кофе. – А у меня автофобия – я за рулем не могу. Страшно, и машина не туда едет. От меня даже инструктор отказался. Сказал, что если я не угроблю его, пока учусь, то угроблю кого‑нибудь, когда мама купит мне права. Посоветовал за руль не садиться никогда. Я в принципе с ним согласна.

– Тогда ты себе тоже заведи мужика, – ехидно предложила Лариса. – С автомобилем.

– Да я бы с радостью. Но не заводится. Может, на мне венец безбрачия? – Маришка печально бросала в кофе кусочки сахара, превращая его в сироп.

– Видимо, он на нас обеих. – Лариса придвинула сахарницу, осуждающе покосившись на подругу.

– А ты‑то чего? У тебя же Леша есть. – Маришка пригубила кофе и поморщилась. – Это я одна тоскую.

– Марусь, ну какой Леша? Я даже не представляю, как с ним можно целоваться. Он для меня, как товарищ по партии: хочется пожать руку и идти к горизонту. Но что‑то постельное – это даже в самых извращенных фантазиях не выразить.

– С жиру бесишься. Отдай мне.

– Не отдам. Вдруг в старости самой пригодится? Я одного не пойму: как получилось, что Яна нас опередила? Конечно, мужик у нее – ужас. Однако там все серьезно и надолго. Она даже с семьей познакомилась.

– Не родись красивой, а родись счастливой, – вздохнула Маришка.

– Тоже мне – счастье!

– Лара, Восьмое марта на носу! А встречать этот праздник без мужчины позорно. Ты хоть и кривишь нос, а небось с Лешей своим пойдешь куда‑нибудь. И Янка при кавалере. Одна я сиротинушка. – Маришка окинула хищным взглядом зал и сформулировала мысль: – Надо срочно кого‑нибудь найти. Хотя бы на праздник.

– Я не хочу с Лешей, – закапризничала Лара.

– Хочешь – не хочешь, а пойдешь же, – пожала плечами Маришка. – Вот для этого и нужен надежный мужчина – чтобы в беде и в радости…

– А Восьмое марта – беда? – заинтересовалась Лариса.

– Кому как. Без кавалера – беда, с кавалером – хоть и плохонькая, но радость. А вот Янке я завидую. У нее любовь. И ей не нужно создавать видимость с соблюдением условностей.

– Маруся, ты бы ей лучше посочувствовала. С ее радостью и никакого горя не надо. Мы же видели это чучело.

– Кому чучело, а кому и жених.

– А кому и чучело жених, – завершила умную мысль Лара. – Бедные мы, бедные тетки.

Леша прохаживался под окнами с огромным букетом роз. Цветы мерзли в хрустящем целлофане, поэтому он изредка заботливо дышал на них. Ничего выдающегося на праздник он не придумал. Вернее, придумал, и даже много чего, но всякий раз, найдя во Всемирной паутине оригинальную идею поздравления, пугался и шел на попятную. Полет в аэродинамической трубе, безусловно, удивил бы Лару, но не факт, что приятно. Коробка с бабочками тоже была сомнительным сюрпризом, поскольку бабочки на улице могли неромантично передохнуть на глазах у одариваемой. Не тот климат у нас, чтобы бабочек в марте выпускать. Идею с концертом тоже пришлось отмести, так как любимый исполнитель Лары нигде не выступал, а тащить ее на абы кого – глупо. Карусели – холодно, катание на лошадях или турнир по пейнтболу – экстремально, поездка в Париж на два дня – накладно и неприлично.

В общем, Алексей купил банальные розы, заказал ресторан, нашел смешную плюшевую собаку, почему‑то розовую, и соригинальничал лишь с огромным шариком в виде сердца. Во всяком случае, ему казалось, что это не совсем обычно. Но и шарик он в последний момент отпустил, побоявшись, что Лара неправильно поймет. Или поймет и… посмеется.